Всё к лучшему!

Всё к лучшему!

Пролог.

Ровно в одиннадцать утра из подъезда дома 15 по улице Пионерской, вышел молодой человек лет двадцати опрятной внешности. Поплотнее приткнув шарф под курткой, он нервно оглянулся по сторонам и быстрой походкой пошел прочь от дома. Женщина сидящая на скамье у песочницы, внимательно проводила взглядом молодого человека, но подбежавшая маленькая дочка отвлекла внимание и лишь через час после начавшей свистопляски она.........

— ... она вспомнила про молодого человека! Бред! Это очередной бред, Миш! — Махал рукописями взъерошенный Сергей Павлович, главный редактор литературного журнала "Рупор" — Сколько можно писать этот детективный и однобокий бред Миша! Что с тобой случилось? Ты погряз в этом, скисаешь!

Перед редактором сидел с опущенной головой виновник этого всплеска, тоже молодой человек, но на 10 лет старше своего литературного героя. Да и видок был у него неопрятен и потрепан, тоже в отличие от литературного героя. Серая кофта вытянута, штаны запылены, русые волосы не мыты и недельная щетина на лице. Чуть замутненные голубые глаза виновато смотрели на пол, под рабочий стол главного редактора. А под столом было на что посмотреть — там лежали две скомканные бумаги, скрепка, колпачок от ручки и еще что-то красное, что ни как нельзя было идентифицировать...

— Я ведь помню как студентом ты пришел к нам со своим дипломным очерком про дурдом! Как глубоко ты капнул! — продолжал кипятиться Сергей Павлович. — Ты ведь нёс мысль! Сколько мудрости было в, казалось бы, простом очерке! А теперь! Что ты пишешь? Тебя самого не тошнит от этого бреда?

На самом деле Мишу тошнило, он даже бросил взгляд на редактора, пытаясь понять, прозорливость это или просто совпадение. Но по одухотворенному взгляду шефа понял, что все-таки, совпадение. Вчера было много выпито вина и вообще, вечер был скомкан в памяти, и местами подзабыт. Только стакан за стаканом вспоминались и еще чье-то лицо, смутно знакомое.

— А вот меня тошнит! Воротит от этого слога! — Для убедительности редактор размашисто бросил стопку бумаг на стол. — Миша, я хочу от тебя другого!!!

— Палыч! Но ведь за мной детективная рубрика! — неуверенно подал голос Михаил, это что-то красное под столом не давало покоя. Вобрав воздух в легкие, он наклонился типа зашнуровывать ботинки. — Извините!

Это была просто недососанная карамель, малиновая или клубничная. Иногда необычное только кажется таким, даже немного расстроился Миша, выныривая из— под стола. Теперь еще и пить захотелось ужас как, констатировал Миша, продолжая слушать шефа.

— И что? И в детективном жанре можно нести новое в мир!!! — не унимался Сергей Павлович. — Вот вчера мне молодая наша сотрудница принесла свою работу. И знаешь что, Миша?

По молчанию Миша понял, что надо было как — то отреагировать на вопрос, и недолго думая, он вопросительно посмотрел на шефа. Да уж, перегар был достаточно сильным, чтобы почувствовать самому же. Но удивительно — шеф не чувствовал, пока еще... — Нет, Палыч!

— Я решил напечатать в твоей рубрике ее работу... — ответил редактор, нервно постукивая пальцами по столу.

Вот куда клонил своим монологом шеф, теперь даже в похмельном состоянии до Миши дошел весь этот сыр-бор. И что за сотрудница — было ясно. Молодая Инна Васильевна, пришедшая с полгода назад из "Городских вестей". Она почти сразу заворожила главного редактора и его помощника, на всякий случай. А завораживать было чем..., во — первых молодостью, во — вторых нежным и красивым лицом ну и в — третьих, конечно, спортивным телом ну и глубоким вырезом на платье. Женская половина редакции сразу невзлюбила новую сотрудницу и искры сыпались всякий раз когда она проходила вдоль столов женщин. Миша, конечно, всегда отмечал ее красоту и иногда засматривался на ее округлости, но флиртовать с ней опасался, чувствуя птицу не своего полета. И до поры до времени не придавал значение ее появлению в редакции.

— Палыч! Как так? Это ведь моя рубрика! — спохватился Миша, вытаращив глаза.

— Миша это не твоя рубрика! Это рубрика редакции! — жестко выдавил редактор, исподлобья смотря на Мишу. — А что и кого печатать в ней, решаю я!

— Но как же я?.... — Ну вот, теперь еще и голова заболела, подытожил свое состояние Миша, на самом деле он понимал, что надо остро реагировать на происходящее, но только не сейчас. А сейчас хотелось свалить из кабинета, смочить горящие жабры и просто поспать...

— А ты займешься кое-чем другим... — заговорщески заговорил шеф, прищурив глаза — Тебе я дам персональное задание, вспомнишь свои лучшие годы, когда ты был внештатником!

Вспоминать те времена не хотелось, единственное что помнил он из того времени, как впроголодь он существовал, выполняя иногда абсурдные задания. Но тогда была бесшабашная молодость, крепкое здоровье и еще здоровая печень, да и ясная голова. А сейчас, просто в колокол кто-то стучал набат, увеличивая обороты. Срочно надо было искать спасение, иначе содержимое желудка окажется рядом с этой злополучной карамелькой.

— Палыч, я тоже думаю, что мне надо что-то изменить... — на самом деле Миша ничего не хотел менять, тем более, сейчас, но свалить надо было срочно...

— Ну вот! — несказанно обрадовался редактор словам Михаила, от облегчения он даже стал расслаблять галстук на шее. — Я же чувствую тебя сердцем! Ты для меня как сын и я вижу, как ты себя губишь в этом литературном жанре, топишь свой талант. А я тебе предлагаю сделать новый толчок в литературе. Так сказать, перешагнуть свои же рамки.

Дрожащей рукой шеф схватил графин, быстро налил в стакан воды и одним глотком осушил его. Ага, теперь Миша понял буквально состояние редактора..., бурно видать провел вчерашний вечер, возможно с Инной Васильевной. И как-то проникся к Палычу сочувствием, одна проблема объединяет людей на интуитивном уровне. Миша набрал смелости и взял второй стакан. Так же, дрожащей рукой, налил себе из того же графина и с наслаждением прильнул к живительной влаге. Шеф, не обращая внимания на подчиненного, продолжал говорить:

— Ведь литература не должна стоять на одном месте, ты достаточно молодой, что бы сделать этот шаг вперед..., который я не сделал в твоем возрасте..., побоялся! — вздохнул шеф, печально посмотрев на Мишу, точно, зрачки красные и мутные. — Ну, теперь иди к себе, а попозже, на рабочий стол тебе, скину задание с инструкциями. И завтра можешь приступать.

После воды в голове прояснилось и полегчало, но все равно тошнота не проходила, и свалить все равно хотелось...

— Ну, я пошел? — поднялся со стула Миша, неуверенно глядя на редактора.

— Давай, давай. — Благосклонно приободрил Мишу шеф, с умилением и добродушием на лице.

Открывая дверь, Миша бросил взгляд на шефа. Тот с нескрываемым нетерпением ждал, когда подчиненный закроет дверь изнутри. Значит, где-то у шефа стояла запотевшая бутылочка коньячка или водочки. Ну ничего, Мишу тоже ждала заначка, а там уж хоть к черту на кулички пусть отправляют, как-нибудь выкрутимся, подытожил Миша, выходя из кабинета.

Глава 1

В заначке было на полстакана...., обидно мало для начала дня, но все же достаточно, что бы звон в голове стих, а краски жизни наполнились яркостью. Живительная влага в бутылке сделала свое дело, и со вздохом облегчения, Михаил откинулся на спинку офисного кресла. Глянул на мультяшного жирафа и подмигнул ему.

— Красавец! — чуть охрипшим голосом, после водочки, пробубнил Миша, ставя на стол кофейную кружку. Нарисованный жираф весело ржал, выпячивая свои толстые губы. Что хотели сказать коллеги, подарив эту кружку с жирафом на день рождения, было не понятно, но, черт возьми, животное нравилось Мише.

Рабочий стол был отгорожен матовым стеклом от сослуживцев — единственная привилегия Миши как ведущего рубрики — у всех остальных коллег не было перегородок, но осторожность надо было соблюдать, так как в проем мог заглянуть, в любой момент, какой-нибудь сотрудник, дверей не было. Быстренько Михаил обмотал пустую бутылку газетой и положил ее в мусорное ведро. Улики были припрятаны, совесть чиста, и мир теперь казался более радушным. И можно было приступать к сегодняшнему ничегонеделанию..., рубрика потеряна на этот месяц и было смутное предчувствие, что навсегда. Но жизнь ведь не стоит на месте, на самом деле, в глубине души, Миша ждал чего-нибудь такого, зубодробильного.

— Ну что, Жора? Посмотрим, что там нам папочка хочет предложить? — Подмигнул жирафу Михаил и включил компьютер. Десять писем в почте ждали просмотра, от шефа еще не было. Ага..., одно было адресовано Инне Васильевне, но кто-то поставил и его адрес в получатели, остальные девять писем, обычная информация для работников журнала. С недавних пор все, что касалось Инночки, стало интересно и Михаилу. Без зазрения совести он кликнул по письму мышкой.

— Ах ты ж сучка! — вытянулось лицо у Михаила. Перед ним открылось назначение на пост редактора рубрики детектива и публицистики согласованное с правлением держателей акций, то бишь главным редактором и его сыном. Но самое обидное, с окладом, втрое превышающим его оклад. Только что мир был красивым и добрым, как тут же, за пару минут, все изменилось. С негодованием Михаил встал с кресла. Прочувственно пнул по корзине с мусором, помня, что там звонкая улика, так что прочувствие было мягким и осторожным. — Да что же это происходит то?

— Тук! Тук! — В проходе стоял Илларион, коллега Миши, отвечающий за поэзию журнала и еще непонятый этим миром гений по совместительству..., ну и иногда просто собутыльник. Сочувственная улыбка играла на губах Иллариона сквозь клочковую черную, с серебряными нитками, бороду. — Знаем, Миша, знаем.

— Здорово, Ларик! — именно сейчас Миша никого не хотел видеть, разве что Инночку, упавшую с пятого этажа или Сергея Павловича, кубарем катившегося с высокой, очень высокой горы.

— Привет, Миш! — оглянувшись за спину, Илларион зашел в офисное пространство Михаила — пойдем что ли, покурим?

— Ларри.., друг, что-то не охота курить..., башка болит ужас!

— Понимаю, Михель!!! — заговорщески подмигнул Илларион, оттягивая рубашку из штанов. За ремнем была засунута непочатая бутылка портвейна. — Пойдем же вздрогнем по чуть-чуть! Наполним жилы смыслом!!!

— Ооох.., искуситель!! — а ведь и правда, очень этого хотелось, полстакана было мало, а тут еще такие новости. — Только немного!

— Да ты что Миха, это просто компот!!! Через пять минут в туалете! — еще раз многозначительно подмигнул Илларион и гордо удалился.

— Ну что Жора? Еще поработаешь? — взял со стола кружку и сунул в карман, открыл ящик и вытащил половину шоколада, завернутую в фольгу. У монитора стоял сувенирчик в виде китайского болванчика, голова которого осуждающе качалось после пинаний по корзине. — Не тебе меня судить!!!

* * *

* *

— Ну обидно же Ларик!!! Десять лет я работаю на этого дибила! И вот благодарность... — ударил по двери в сердцах Михаил. В сливном бочке, не останавливаясь, журчала вода, унитаз был накрыт стульчаком и заменял импровизированный стол, на котором стояли бутылка портвейна, две кружки и раскрытая на фольге шоколадка — ... Какая-то давалка поработала ртом и вот...

— Может, тебе тоже попробовать? — прищурившись, предложил Илларион, фокусируя взгляд.

— Что попробовать? — не понял Михаил.

— Поработать ртом... — заулыбался гений поэзии.

-Ларик, ну не смешно...

— Да ладно..., ну что, вздрогнем? — наливая в кружки портвейн, предложил Илларион.

— Эх, жизнь моя жестянка... — выдохнул Михаил подымая кружку, и жестом показывая тишину, тихо чокнулся об кружку Иллариона — За справедливость!!!

— И за женщин, которые сидят дома! — поддержал Михаила Илларион, резким движением опрокидывая содержимое кружки в рот.

Покряхтев после выпитого, оба задумчиво уставились на ведро с отработанной туалетной бумагой, да, иногда мусор навевал мысли...

— Знаешь, Ларри, а ведь мне уже так надоело заниматься всякой ерундой..., охота чего — то яркого... — парочка комков бумаги были яркими..., свекла что ли? — ... а то пишу серость и бред, сижу на окладе..., для чего. Ларри? Ну, объясни???

Илларион был шикарным собутыльником и собеседником, по трезвости он любил побеседовать, и даже подискутировать, но после каждого глотка спиртного, в мозгу Иллариона происходило что — то странное. Все слова забывались, но слушать он мог, что и делало его прекрасным собеседником..., ну слушателем. Иногда уметь выслушать было важней, если вид иметь при этом мудрый и все понимающий.

— Нууууууу ... — пробубнил Илларион, почесывая затылок и выдыхая пары портвейна.

— Вот и я о том же! — недослушал Михаил — И ведь у меня законченные два романа есть, а я тут парюсь.., в этом вшивом журнальчике. Мне тридцать три года, великий дядька в этом возрасте умер, спася весь мир по ходу дела.., а я? Что сделал я???

— Иногда важней, что сделала она в свои двадцать лет...., и как она это делала..., эхх я бы посмотрел на эту картину.... — мечтательно закатил глаза Илларион..., да, иногда у него получались прорывы трезвости во время угара.

— Эх Ларик, Ларик... — вздохнул Михаил, ну конечно двух романов у него не было, только мечты о них, но три десятка рассказов и одна повесть были даже напечатаны...., правда все про доблестную милицию и хороших бандитов..., жанровые так сказать, нужные для рубрики. Но ведь по пьяни можно и приукрасить чуток, благо всегда можно сказать, что ты их сжег на крайний случай. — Я бы тоже глянул на эту картину...

Илларион заржал своим козлиным смехом, Миша тоже не удержался и поддержал гоготом собутыльника. И все таки после портвешка стало проще и веселее, и вообще, когда есть кто-то тебе сочувствующий.....

— Ээй, вы там чего??? — неожиданно раздался женский голос за дверью, и ручка от замка стала дергаться в попытке открывания.

— Ой, блять... — выдохнул тихо Михаил, прикрывая свой рот. Смех пропал быстро и бесповоротно.

— Миша? Илларион? Вы там что-ли? — женский голос был догадлив сверхъестественно.

— Марья Ивановна выходим, две минуты!!! — отпираться не было смысла, и Михаил схватил бутылку и разлил остатки по кружкам, и уже более тихо, предложил Иллариону: — Ну, давай по бырому и валим!

— Две минуты, две минуты..., вы уже совсем обнаглели, с утра устраиваетесь.... — под аккомпанемент женского голоса Михаил и Илларион допили портвейн и проглотили шоколад — ... вы мальчики совсем не уважаете чужой труд, гадите и гадите. Люди хотят убирать ваше гавно, а вы и это не даете делать.....

Наконец туалет они открыли перед носом женщины предпенсионного возраста, стоящей в синем рабочем халате и держащей на перевес швабру с ведром. Её взор был полон укора и негодования.

— Марья Ивановна, извините, но мы умирали... — виновато потупив глаза, извинился Илларион, проскакивая мимо женщины и поправляя пустую бутылку в кармане.

-Ладно этот горе — поэт..., его уже ничего не исправит, а вы, Миша! Вы же совсем не такой!!!! — Михаил с красными щеками скромно опустил взор на пол.

— Марья Ивановна. простите..., не надо об этом недоразумении распространяться... — приподнял глаза Михаил и жалостливо глянул на уборщицу.