Лишь одна Звезда

Лишь одна Звезда

Соавтор сюжета -

Юлия Юрьевна Барановская

Перо

Конец июля 1774г.

Фаунтерра и окрестности

Насыпь с рельсовой дорогой рассекает поле надвое, будто горный хребет. По сторонам от нее тянутся в два ряда клены. Их назначение — укреплять корнями насыпной грунт, а заодно скрывать от взглядов благородных пассажиров немиловидную крестьянскую возню на полях. Впрочем, и крестьянам ни к чему лишний раз отвлекаться от праведного труда, попусту глазеть на составы...

В кленовой тени параллельно рельсам идет колесный тракт. Он размыт дождями, разбит ободами телег. Колея такая, что если угодил в нее колесом, то уже не дергайся, кати себе куда все. Ложбинкой между трактом и рельсовой насыпью ползет ручей, едва живой от июльского солнца. Весною, надо полагать, он был полноводен и дерзок, ему даже достало сил подмыть дорогу: там, где два клена сошлись ветвями, образуя арку, обочина просела, оголив корни, вгрызлась ямой в полотно тракта.

В глинистой грязи на дне этой ямы лежит труп человека.

Пятеро живых, стоящие над ним, видят лишь его спину. Тщедушная спина, узкие плечи. Коричневый сюртук, белый ворот... то бишь, был белым прежде, чем пропитался глиной. На ногах чулки и бриджи, один башмак. Затылок торчит пеньком, волосы — пакля.

Пятеро живых определенно не знают, что делать с мертвым. Это явствует из вопросительных взглядов, коими они обмениваются. Двое в синих жилетах и бронзовых шлемах констеблей стоят возле тела, постепенно вгрузая сапогами в жижу. Они смотрят на покойника с нерешительностью и отвращением: ни малейшего желания извлекать его из грязи, переворачивать лицом к солнцу и видеть, во что оное лицо превратилось. Третий человек возвышается над констеблями, стоя на тракте. На груди его камзола — два серебряных копья, перечеркнутые пером, из чего следует, что он — помощник шерифа города Фаунтерры. Защитник права и порядка, важная птица. Его каменный подбородок вздернут, а губы твердо сжаты, без слов выражая мысль: то, что здесь творится, — непорядок. Это должно быть улажено немедля!

Двое его соседей одеты в штатское: высокий рыжий парень и темноволосый мужчина с проседью в висках. На поясе темноволосого кинжал и шпага, на лице — ироничная улыбка, совершенно неуместная в присутствии покойника. Темноволосый первым нарушает тишину:

— И все же, любезный Ферфакс, что мы, собственно, здесь делаем?

Ферфакс — так зовут помощника шерифа — указывает на труп.

— Мертвое тело, — констатирует он.

— Сложно с вами поспорить, — отвечает темноволосый. — Но зачем нужны мы — я и Рыжий? За каким чертом вы притащили нас сюда в такую жарищу?

— Найти убийцу, — бросает Ферфакс, хмурясь. Ему неприятно, что приходится пояснять столь очевидные вещи.

— Да-аа?.. А тысяча констеблей службы шерифа больше не занимаются такой ерундой, как поиск преступников? К тому же, с чего вы вообще взяли, что этот несчастный убит?

Ферфакс делает паузу, чтобы одарить темноволосого презрительным взглядом, потом машет рукой в сторону насыпи.

— Бедняга выпал из вагона и скатился сюда. Но насыпь не такая высокая, чтобы убиться при падении. Стало быть, он умер еще в поезде. А если смерть наступила в вагоне, то как тело оказалось в ручье?! — Ферфакс победно вздымает палец к небу. — Его убили, господин Марк, а затем выбросили из вагона. Вот единственное объяснение.

Мужчина при шпаге, названный Марком, убирает с лица малейшие признаки улыбки.

— Ладно, Ферфакс, я сформулирую так, что поймешь даже ты. Я служу в протекции. Наше единственное дело — обеспечивать безопасность его императорского величества. Мы не ловим преступников, не наказываем злодеев, не блюдем справедливость. Мы находим и убираем тех, кто угрожает Династии. Вот все. А теперь скажи-ка мне, Ферфакс, какую опасность для Короны представляет труп этого несчастного?!

— Он был выброшен из вагона, — без промедления отвечает помощник шерифа. — Его величество трепетно относится к безопасности рельсовых дорог. А этот человек убит в поезде. Вы не можете пройти мимо такого! Его величество не простит вам подобной небрежности!

— Дурак ты, — бросает Марк. — Столица кишит шпиками и слугами альмерского предателя. Мы сбиваемся с ног, вылавливая их. Император в бешенстве: альмерец бежал, его шавки на свободе, суд не может состояться. А ты тратишь три часа моего времени, чтобы показать мертвеца в ручье?! Да плевать, выпал он из вагона, рухнул с дерева или грохнулся с луны! Это твое дело — установить причины смерти и найти убийцу. И только если убийца под пытками заикнется о Янмэй Милосердной — лишь тогда ты имеешь хоть какое-то право беспокоить меня! Идем отсюда, Рыжий.

Ферфакс кричит:

— Вы не можете так просто...

Но Марк уже шагает к карете. Рыжий — его помощник — нагоняет темноволосого и говорит:

— Постойте, чиф...

— Надоели дураки, — обрывает Марк. — А еще больше — лентяи. Люди шерифа не умеют ничего сложнее, чем ловить карманников на площади! Дергают нас, когда есть хоть малейший повод. Дело имперской важности — ну, конечно!

— Чиф, я хотел сказать, раз уж потратили время на дорогу, не взглянуть ли на тело? Хоть одним глазом — может, что увидим...

— Именно так я и поступал предыдущую дюжину раз.

— Позвольте, чиф, я сам погляжу. Всего пять минут! Прошу — просто подождите. А вдруг действительно что-то важное? Мало ли, как бывает... Все равно ведь приехали!

Марк с ухмылкой качает головой. Его помощник любит покойников. Мертвое тело — всегда загадка. Так считает Рыжий. Сам же Ворон предпочитает беседы с живыми людьми.

— Приятель, я хочу добиться развивающего эффекта. Если констебли не получат подсказок, то им придется воспользоваться собственными мозгами. А это, знаешь ли, бывает полезно.

— Но что, если они не справятся, чиф?

Марк уже вертит на языке очередную колкость, как тут замечает поодаль на дороге нечто любопытное. Ярдах в двадцати на юг, в направлении от города лежит в пыльной колее башмак. Лакированный, почти новый. Близнец того, что остался на ноге покойника. Марк поднимает его и задумчиво разглядывает. Наконец, говорит Рыжему:

— Ладно, вперед. У тебя есть пять минут.

И громче, помощнику шерифа:

— Вам повезло! Янмэй Милосердная только что явила мне видение. Святая Праматерь велела помочь вам.

Рыжий сбегает с тракта в ложбину, а Марк стоит наверху, поигрывая башмаком. Спустившись, смог бы рассмотреть больше. Но там, где дело касается мертвых тел, он скорее доверяет наблюдательности Рыжего, чем собственной.

— Ну-ка, переверните его...

Слышится чавканье грязи, сдавленные проклятья констеблей.

— Мужчина лет тридцати пяти, — Рыжий добросовестно озвучивает все, что видит. — Мещанин среднего достатка. Одет аккуратно, хотя не роскошно. Безоружен. Похоже, мертв больше суток, но меньше двух. Лицо синее, опухшее. Язык выпал изо рта. На шее борозда от удавки. Ясно, что его удушили.

Пауза, Рыжий оттирает грязь с рук мертвеца.

— На ладонях ссадины, два ногтя сломаны, рукав порван. Покойный сопротивлялся, старался вырваться из рук убийц. Также на ладонях следы... следы чернил или туши. Вероятно, незадолго до смерти он писал письмо, хотя и странно, что вода не смыла чернил.

Новая пауза — Рыжий осматривает карманы.

— Никаких денег нет, хотя, судя по одежде, несколько агаток он должен был иметь при себе. Очевидно, перед смертью жертву ограбили.

— Это все, знаете, прекрасно, — вклинивается помощник шерифа Ферфакс, — но у нас самих глаза есть. Пятна чернил, борозда на шее — это мы и сами видим. Безоружен, денег нет... Ясное дело: раз убили, то и ограбили! Ничего поинтереснее вы сказать не можете?

— Его убили не ради денег, — с некоторой обидой говорит Рыжий. — Удавка — не орудие грабителей. Нож или дубинка — это да.

— И все?.. Больше ничего не добавите?

Марк бросает Ферфаксу найденный башмак.

— Отчего же, добавим. Этот человек трудился в типографии Университета Фаунтерры. Преступники подкупили его, чтобы что-то узнать. Возможно, содержание книги, которая пока еще не выпущена. Позапрошлой ночью они приехали за ним в экипаже, усадили в кабину и принялись расспрашивать. Он потребовал деньги вперед, они заплатили. Он стал говорить, они слушали. Тем временем карета выехала за город и двинулась по этой дороге. Едва он сказал все, что злодеи хотели узнать, они накинули ему на шею петлю и задушили. Отняли обратно свои деньги, а заодно — и те, что были у жертвы. Затем выкинули тело в ручей. Их было двое, оружия при них не было. Карета темная, закрытая, со шторками на окнах, запряженная парой лошадей. После убийства поехали дальше на юг. Желаешь что-то еще узнать, господин помощник шерифа?..

Ферфакс таращится на Марка с насмешливым недоверием:

— Может быть, еще имена убийц назовете?

— Да ладно тебе! — фыркает Марк. — Узнайте хоть что-то сами! Идем, Рыжий.

Парень вылезает на дорогу, спешит за начальником, на ходу вытирая руки. Спустя несколько минут они уже катят в сторону столицы. Исторгнув могучий рев, их обгоняет поезд с гербами Литленда.

— Едва окажемся в столице, пошли человека в типографию, — говорит Марк Рыжему, когда утихает гул состава. — Черновик последнего "Голоса Короны" — мне на стол.

— Думаете, это из-за "Голоса Короны" его?..

— Конечно! Из-за чего еще?..

— Да, чиф.

— Дневную сводку прикажи подать мне к обеду, в кухню. Похоже, другого времени прочесть ее не будет.

— Да, чиф.

— Сегодня до полуночи хочу увидеть таких людей: старших дознавателей по делу герцога Альмера — пусть явятся с докладами; алого капитана Бэкфилда, затем — Клемента и Дойла, и еще — секретаря Итана.

— Да, чиф. Позвольте заметить, с капитаном будут трудности. Он гонорист. Потребует, чтобы вы сами шли к нему...

— Нет времени за ним бегать. Предстоит прогулочка по темницам часа на два. Потом слушать дознавателей, потом читать сводки. Сделай так, чтобы капитан явился сам. В крайнем случае, скажи ему... кто там его Праматерь?

— Люсия.

— Так вот, скажи, что я купил суку и назвал ее Люсией. Капитан прибежит за сатисфакцией, там и поговорим.

— Да, чиф.

— Попробую поспать до столицы. Неясно, когда еще доведется.

Надвинув шляпу на глаза, Марк откидывается на спинку. Но вскоре приподнимает поле шляпы:

— Да, и вот еще. Ты молодчина, хвалю.

— За что, чиф? Осмотр тела?..

— Осмотр так себе, не обольщайся. Ты ничего не понял из того, что увидел. Но почуял, что это дело может быть важным, — и оно действительно может. Если так и случится, получишь елену.

Рыжий снова благодарит, недолго молчит. Нерешительно спрашивает:

— Чиф, а не скажете ли, откуда... ну, как вы...

— Сам скажи мне.

— Ммм... вы нашли башмак. На дороге, но чуть дальше. Значит, они приехали в карете, башмак зацепился за порог и остался в кабине, когда выбрасывали тело, но потом убийцы заметили его и выкинули следом. Отсюда же ясно и то, в какую сторону ехали.

— Верно.

— Ну... Жертву удавили веревкой. Кинжалы или шпаги носят все, кому не лень, но вряд ли кто-то постоянно держит в кармане веревку... Значит, к убийству готовились. Беднягу сажали в карету уже с намерением убить. Чтобы не отмывать от крови кабину, в качестве орудия выбрали удавку.

— Дальше.

— Мертвец одет по-городскому, значит, садился в экипаж еще в столице. Зачем убийцы привезли его сюда? Не для того, чтобы спрятать тело: можно было бросить в Ханай или оставить в трущобах на окраине... Из этого ясно, что убийцы хотели поговорить с ним по дороге. Маршрут выбрали так, чтобы все больше удаляться от людных мест, а чтобы бедняга не видел этого, зашторили окна. Пока он говорил, был жив. Как только преступники услышали все нужное, задушили его и выбросили труп.

— И это верно.

— Что работал в типографии — наверное, поняли по чернилам на его руках... но ведь вы даже не посмотрели на пятна!

— И не нужно было. Вода не смыла пятна — значит, это типографская краска, а не чернила.

— Как вы узнали, что убийц двое и без оружия? И что карета темная, без гербов?

Марк усмехается.

— Ну, будь их больше да при клинках — он побоялся бы ехать с ними. А что до кареты, неужели ты подался бы на грязное дельце в белом экипаже с золотыми вензелями на боках?

Он вновь закрывает глаза.

* * *

Когда человек старается что-то скрыть, он применяет стратегию. Полагая, что ложь — дело непростое и опасное, не позволяет себе действовать наобум, отдаться на волю случая, хотя это и было бы лучше всего. Он силится выстроить свою речь предельно логично и связно, забывая о том, что в обычной жизни слова простого человека полны неувязок. Смертельно боится показаться странным, вести себя подозрительно, хотя кто не ведет себя странно на допросе?

Человек, старающийся что-то скрыть, планирует свои действия, как сражение. Он выбирает тактику, продумывает пути к отступлению и обходные маневры. Его мысли так упорно заняты планированием, что взгляд становится пустым или, напротив, мучительно сосредоточенным. По одному лишь этому выражению глаз уже можно понять, что человек лжет, и даже — о чем лжет. А тактик лжи имеется несколько.

Одни допрашиваемые принимаются говорить много и без умолку, о чем попало — важном и неважном, уместном или неуместном, во всех деталях, какие смогут припомнить. Такая тактика проста: в страхе человеку легче говорить, чем молчать. Безудержный поток речи смягчает отчаяние узника, а вот дознавателя, напротив, сбивает с толку. Что в этом потоке существенно, а что нет? Что запомнить, что пропустить мимо ушей?..

Другие лгут прицельно и изощренно. Изобретают сказку — как можно более гладкую, правдоподобную. Ее и выдают дознавателю, всеми силами стараясь, чтобы поверил. Люди крепкие порой готовы даже терпеть пытки какое-то время, а лишь затем — словно через силу, с болью в голосе, с ненавистью к собственному малодушию — начать излагать вымысел. Если узнику достанет хладнокровия, чтобы лгать напропалую, невзирая на боль и угрозы, дознаватель почти наверняка купится. Сам Марк, пожалуй, выбрал бы именно эту тактику.

Третьи упрямо молчат. Сурово, твердокаменно, наперекор всему. Когда становится невтерпеж, выкрикивают оскорбления, плюются ненавистью. К такой тактике нередко прибегают дворяне, уверенные, что молчание не запятнает их чести, в отличие от вранья. Глупо. Молчание — слабейшая из тактик. Когда молчун сломается, он неминуемо скажет правду — такова уж природа. А ломаются в конечном итоге все...

Старик молчит. Собственно, не совсем старик: крепкий мужик лет пятидесяти пяти, ручищи здоровенные, как оглобли, шея жилистая, густые брови. Только волосы седые, как полотно, потому с первого взгляда он и кажется стариком. Дознаватель — Сэмми, бойкий парнишка, Марк взял его из беспризорников южной окраины — прохаживается вокруг мужика, поигрывая дубинкой. На голых голенях мужика и на ребрах, и на скуле красуются синяки. Естественно, узник обнажен. Как иначе?..