Dominus umbrarum tempore

Кто я?

Где я?

Что я делаю?

В ответ — лишь пустота. Бесконечная пустота без мыслей и желаний. В ней, этой пустоте есть лишь один образ — часов. Да, — знание приходит ко мне из той же тьмы, именно часов — гигантских песочных часов! Светящийся золотом песок с легким шелестом сыплется вниз. Сыплется. Сыплется... Зрелище падающих золотых песчинок полностью увлекает меня. Я смотрю на часы и физически чувствую как крупицы золота впиваются в душу принося мне... радость. Радость от осознания самого факта их существования.

Я смотрю и смотрю и когда последняя песчинка падает... тьма взрывается!

Взрывается неистовым калейдоскопом образов, мыслей, воспоминаний... знаний. Боль! Ужасающая, всераздирающая боль разрывает мой разум. Океан вечной боли поглощает мой разум... и отступает прочь! Я чувствую как знания неистовым бурным потоком вливаются в мой разум, чувствую как подстраиваюсь под него, приспосабливаюсь и поглощаю все знания без остатка. Я помню свою жизнь, я помню свое... рождение?! Я помню как разум облекается в плоть, помню как выстраиваются духовные оболочки, помню как рекомпонизируються цепочки ДНК, помню взгляд... знакомый мне взгляд! Помню своих братьев! И своего Отца! Помню кто есть... мы?! Нет сейчас уже это слово неверно. Нет никакого мы — есть лишь один я!

И я жив!

Кровь в жилах бурлит, отдавая скрытые в ней знания. Скрытые знания Отца... и мои собственные. Лучом света в этой бездне осколков иллюзий, калейдоскопа картин и образов врываются ощущения тела и разума. Я чувствую что у меня есть тело, я чувствую что у меня есть братья — их девятнадцать и они далеко... очень далеко! Они удаляются от меня! Я теряю их! Нет! Это они теряют меня!

Это было похоже на вспышку прозрения. В меня врываются ощущения чего-то зыбкого, неверного и очень очень могучего. И это что-то пытается изменить меня, унести. И оно уносит меня. Уносит не только в пространстве, но и во времени! И я точно знаю: уйду еще дальше — возможности вернуться не будет! И я сопротивляюсь. Мой разум беспорядочно хватает зыбкое плотно потока, выворачивает его, разрывает. Плавный ход по течению, меняется на безумную пляску в водовороте уносящем пловца вглубь. Уносящим и выкидывающим... куда-то. Зыбкий эфир отходит за грань и на передний план выходит гул и рев за оболочкой окружающей мое тело.

Первое движение сделать тяжело, очень тяжело, но дальнейшие — легче. Я ворочаюсь в прочнейшей оболочке адамантиума, бью во внутреннюю стену своей капсулы. Металл поддается, рвется как гнилая ткань и рассыпается прахом под моими пальцами. Рев становиться громче, в прореху врывается пламя, обжигает меня, обугливает держащие края руки. Боль это так... привычно... Боль — ничто! Эта боль — ничто по сравнению с той болью что я уже пережил!!! Пламя подчиняется моей воле: окутывает саваном, оберегает от мира, вливается в меня...

Сквозь пробитую оболочку капсулы я вижу приближающийся мир. Его красота завораживает меня сплошными переливами зеленого и голубого с редкими вкраплениями коричневого. Это мир станет моим домом и он... прекрасен. Прекрасен как далекая Терра в свои лучшие дни!

Это мой дом!

С диким ревом и грохотом, раскаленная капсула врезалась в скалу, вздымая облака пыли и град каменных обломков прочертила гранитный бок и вопреки всем законам мироздания, как пушинка легла на землю. Полежав некоторое время, вздрогнула от внутреннего удара и более чем на половину осыпалась невесомой пылью, обнажая находившуюся внутри человеческую фигурку. Обугленные пальцы вытащили своего обладателя наружу и перевернувшись на спину, человек — не обращая внимания на поднимавшееся вокруг него пламя, захохотал, — весело и громко.

Звезды весело подмигивали, громадные мерцающие серебристо-синим блеском луны загадочно светились на ночном небе, а человек хохотал, и его захлебывающийся о неземного восторга смех рвался к небесам.

Закончив смеяться, он поднялся, с удивлением посмотрев на пламя потушил его и подошел к останкам капсулы. От нее мало что осталось, но латинскую цифру два, человек разглядел.

— Второй... хм...

Второй примарх... безымянный, поднял голову и задумчиво посмотрел в небеса. Уцепился взглядом за луны и приняв решение, начал быстрыми ловкими прыжками взбираться на вершину скалы. Взобравшись на захватывающую дух высоту, он окинул быстрым взглядом мерцающее море лесов — высящихся сколь хватало взгляда, покачал головой и сев на камень, залюбовался ночным небом.

Маленькая, светящаяся золотом волос точка, просидела на скале до самого рассвета. Ну, а когда горизонт озарился огнем светила, спрыгнула с вершины скалы, и направилась в лес.

Мир мне понравился с первого взгляда, было в нем что-то хорошее, умиротворяющее. И то что я просидел целую ночь любуясь миром это доказывает... Но увы, одним любованием не прожить даже примарху, потому мне пришлось отправиться в лес. Вернее даже не лес — целые джунгли, буквально кишащие жизнью и непривычным на мой взгляд, цветастым, но весьма аппетитно выглядящим зверем. Особенно для моего юного растущего организма. Оставался вопрос съедобности и ядовитости этого самого зверья, но я решил этот вопрос отложить на потом, — когда мне встретиться случай добыть что-то покрупнее. Сейчас же мне встречались лишь жуки, парящие в небесной выси птицы и мелкие то-ли крысы то-ли ящерицы шныряющие в траве. Один раз мелькнул выводок свинообразных, но близко не подошли и сбежали при одном моем появлении, оставляя за собою медленно развеивающееся следы остаточных движений.

Решив лишний раз не рисковать и не гоняться за ними я принялся внимательно обследовать участок зарослей близ скалы. Первое что я отметил — абсолютно незнакомая флора. В здешнем лесу, водилось громадное количество видов флуоресцирующей растительности. Ночью лес был сплошь освещен ее неверным светом, представляя собою филиал какого-нибудь мира духов: неверные тени, призрачный свет, мелькающие фигуры ночных зверей и прочее-прочее.

Второе что бросилось в глаза — фауна. Достаточно крупных животных я не встречал, но мелкие зверье было сплошь цветастым, и опасно выглядящим.Это не говоря уже про разнообразие — одних жуков я насчитал несколько сотен видов на крохотном участке леса. Это мог бы быть и какой-то природный заповедник — что и обусловливало такое разнообразие... но интуиция подсказывала мне что это не так.

Обследуя лес я наткнулся на весьма примечательное дерево. Примечательное своими плодами. Напоминая по виду грушу, на вкус они были как грецкий орех с лимоном — они-то и стали моей первой пищей.

Надрав с ближайшего дерева полосок коры я сплел подобие сетчатого мешка куда и сгрузил свою добычу. Запомнил это место и пошел дальше. Когда я — хрустя жестким плодом, проходил мимо зарослей кустарника оттуда взметнусь гибкое тело. Время послушно замедлилось, стремительный прыжок превратился в меленое парение и я смог рассмотреть временную проекцию зверя. Полупрозрачное нечто напоминающее кошку с шестью лапами, громадными верхними клыками и хвостом с лезвием на кончике — таков он был. Прикинув траекторию полета и время, я продираясь сквозь ставший вязким и плотным воздух отступил в сторону, отсчитал две секунды и нанес удар в живот зверя — отменяя ускорение. Грозный рев превратился в жалобный вой, зверь буквально взметнулся высь, устремился к земле и замер, следующий удар я нанес по затылку, — тем самым убивая кошку. Отмена ускорения, треск костей и зверь бездыханной грудой остывающей плоти падает.

Подобрав отброшенные сетку с плодами я ухватил зверя за хвост и отправился назад. По пути я приметил дерево с густой раскидистой кроной напоминающее баобаб, и протекающий рядом ручей — неплохое место для жилища.

Придя туда, я первым делом разжег костер (создав небольшую искру эфира), а затем принялся обдирать тушу. Из инструментов у меня был один из серпообразных когтей зверюги, десяток камней и собственная сила, благодаря этому нехитрому инвентарю процесс шел быстро, и спустя полчаса у меня уже была громадная шкура. Отделив конечности зверя я разместил их у костра жариться и занялся шкурой — все-таки мой первый трофей жалко потерять. Очистив шкуру с обеих сторон в ручье от жира, грязи и подкожной клетчатки я тщательно ее промыл и оставил в ручье. Пропитки у меня не было (в таком количестве!) потому я просто оставил ее отмокать и вернулся к костру — где уже заканчивало жариться (обугливаться) мясо. Перекусив этим отвратительным кушаньем я выкинул остатки в ручей на подкорм рыбе и обустроив лежанку завалился спать.

Так закончился мой первый день в этом мире.

Часть 2

Стадо пластодонтов мирно паслось на заросшей густой травой опушке лесов, иногда глухо взревывая и мерно переступая своими громадными лапами. Солнце стояло в зените и ощутимо припекало. Ярко синело небо и умиротворенно шелестела листва деревьев. Идиллическая картина...

Шепотом выругавшись, я покосился на небо и поглубже натянул капюшон маскировочного плаща, скрывая демаскирующие меня волосы. В этот раз осечек быть не должно!

Наконец, когда время перевалило за полдень, вплотную приближаясь к отметке четырнадцати терранских часов, я наконец дождался свою цель. В небесах появилась яркая синяя точка. Стремительно приближаясь она приобретала все более узнаваемые черты и вскоре я смог разглядеть его в мельчайших подробностях: гибкое могучее тело закованное в ярко-синюю чешую, четыре лапы с грозными когтями, два крыла, хвост и массивная голова украшенная шестью молочно-белыми рогами.

Приблизившийся дракон сделал громадный круг выбирая цель и я улыбнулся. Он никогда не нападал сразу — всегда выбирал цель заранее... осторожный. Вожак стада заметил тень и взревел предупреждая стадо. Миг и флегматичные обычно животные превратились в неуправляемую толпу рванув в сторону леса. Замер лишь один. Я закусил губу сдерживая зверя на месте и борясь с его инстинктами предписывающими бежать... и я дождался. Дракон закономерно выбрал неподвижную цель и камнем рухнул вниз. Удар тела впечатывает пластодонта в землю, пасть вцепляется за голову зверя, рывок, хруст позвонков и сухопутный левиафан замирает, подхватив добычу дракон подпрыгнул в воздух и крепко удерживая тушу лапами начал удаляться. Едва успев оборвать связь, я облегченно вздохнул, прищурился наблюдая за странным изменением веса дракона, но не шевельнулся пока дракон не исчез на горизонте. Лишь тогда я спрыгнул с верхушки стометрового дерева — служившего мне укрытием и направился к месту приземления твари. Я не зря сидел в засаде несколько часов, удерживая стадо на месте. Я внимательно наблюдал когда, где и как дракон охотиться, какую добычу предпочитает, где ее пожирает и куда летает, и все подсчитав подготовил такую вот засаду.

Внимательно изучив место посадки я произвел измерения, царапнул когтем оставшуюся на земле чешуйку — размером примерно в два квадратных метра, ничуть не удивившись понял что не оставил на ней ни царапины и посмотрел задумчиво вслед дракону.

Результаты нехитрых измерений показали что размах его крыльев составлял примерно четыреста двадцать семь моих шагов, вес — в пределах трехста — трехста пятидесяти тонн... но когда он взлетал, его движения изменились... такое ощущение будто его вес изменился в меньшую сторону... еще один вид природного антиграва? Возможно... но сейчас это не главное. Главное другое: каждый день дракон охотиться, охотиться на пластодонтов — сжирая минимум по одному в день... Вес взрослого пластодонта это примерно одна седьмая — одна шестая веса самого дракона... даже с учетом того, что он выплевывает кости и броню составлявшую примерно одну пятую веса зверя...

— Выходит где-то сорок тонн... вопрос, зачем тебе столько мяса?

Ответа я не получил, но и не ждал что мне кто-то ответит. Насколько я смог узнать — на этой планете не было людей... и похоже от слова вообще! За проведенные мною здесь годы я ни разу не нашел ни одного следа хоть какой-то человеческой деятельности, ни даже ее самых давних следов. Ничего. Пусто! Насмешка судьбы: я владею знаниями человечества за последние тридцать тысячелетий... но передать их никому не могу!

Вздохнув, я забрал чешуйку и направился в свое жилище. Тело само-собою скользило между ветвей и кустов, действуя уже на автомате, а разум был занят просчитыванием экспедиции к драконьему логову.

В этом мире я уже прожил более двадцати лет. Я знаю это точно, ведь каждый прожитый день я вначале отмечал черточкой на дереве, а когда смог сделать бумагу — создал подобие календаря.

Аллис — как я назвал мир в который меня угораздило приземлиться, был планетой земного типа, с чуть пониженной гравитацией, двумя спутниками, годовым оборотом в четыреста восемнадцать дней, сутками по двадцать шесть часов и склонностью населявших его существ к гигантомании.

Первые пять лет я прожил вблизи места своей высадки. Эти пять лет я провел исследуя окружающий мир, обрастая скарбом и развивая свое тело. Когда мое тело выросло вдвое, я наконец решил уходить. В качестве ориентира я выбрал видневшуюся километрах в пятистах горную гряду — туда и отправился. Мой путь тянулся сплошь через густые леса заросшие разнообразнейшими деревьями — становившимися тем больше чем дальше я отдалялся. Вместе с деревьями росли и животные, а уж о увеличившейся разновидности их я умолчу. Каких только зверей я не увидел — маленькие, большие, очень большие и просто гигантские. Я видел скалезубов что ростом превосходили убитого мною в первый день детеныша вчетверо, я видел свинорылов — свинообразных три метра в холке, видел тираноподов и мермухов, встречал Рух — гигантских летающих тварей очень напоминающих птеродактилей, и еще бесчисленное множество видов зверья: травоядного, плотоядного, всеядного и даже камнеядного — тут было все! И каждое нужно было описать, добыть, запомнить, выделить слабые и сильные места, разделать и изучить внутреннее строение и предпочитаемую пищу устраиваемый социум и приручаемость — меня интересовало все! Из-за постоянных задержек мой путь был извилист, долог и довольно опасен! Я даже был несколько раз на грани смерти.

В первый раз это случилось когда я решил устроится на ночлег возле крупного водоема. Тогда я решил искупаться на ночь и зашел в воду. Но стоило мне лишь зайти по пояс как вода взбурлив выпустила из своих недр гибкое черное тело — схватившее меня в свои объятья и утащившее в воду. Как я позже выяснил, в каждом более-менее крупном водоеме обитали черные умбары — нечто вроде водоплавающих змей под двадцать метров длиной. Любимым способом их охоты была терпеливая засада в воде, а затем стремительный захват и утягивание на дно. Если жертва была слаба — она умирала от переломов и болевого шока, если сильна — захлебывалась. Эти змеи были очень сильны и — что самое неприятное — никак не ощущались. Когда на меня напали ни чувство опасности, ни интуиция, ни даже чувство времени не отреагировали. Эти змеи будто не существовали в реальности. И уже потом я обнаружил причину. Умбары были затупленными — абсолютно не отражались в варпе. А моя временная инверсия показывала лишь то что отражалось в варпе.