Рауль

РАУЛЬ

Рассказ

Биенье сердца замерло в груди.

Что приобрел я? Что тебе отдал?

Теперь лишь тьма и холод впереди.

Но все равно я счастлив, что страдал.

И здесь, сейчас, любя, как никогда,

Тоску свою и боль тебе прощу.

И в облака обратно ... навсегда

Ради тебя, тебя я отпущу.

I

Солнце клонилось к западу. Уже затихали звуки, лишь все чаще в траве слышался стрекот цикад. В воздухе разливался густой и терпкий, вечерний запах остывающей земли, цветов и винограда. Листва на деревьях окрасилась в золото, купаясь в густом оранжевом мареве закатных лучей. Вершины гор, далеко на горизонте, розовели в своем холодном недосягаемом величии. Все вокруг погружалось в томление и негу летнего вечера, и уже скоро на землю должна была опуститься ночь.

По пыльной дороге, ведущей в небольшую деревушку, что приютилась на склоне горы вдалеке, шел путник. Трудно было определить его возраст. Он двигался медленно, потому что дорога шла вверх, а он уже очень устал. Но спина его была прямой, а темные вьющиеся волосы еще не потеряли силы, и, несмотря на пыль, которой было покрыто его лицо, оно было благородным и открытым, а взгляд умных глаз — внимательным и живым. Одежда его была старой и выцвела под солнцем множества дорог, которые он прошел, а обувь вся износилась, однако, когда он поправлял суму, висящую на его плече, было видно, как перекатываются под одеждой сильные мышцы. Идти до деревни оставалось еще довольно долго, но он не торопился попасть туда до захода солнца. Он уже много раз оставался на ночлег под открытым небом и не боялся ни самой ночи, ни зверей, что охотились в темноте, ни людей, которые могли напасть на него.

Все его богатство было в небольшой потрепанной книге и в нескольких склянках с мазями из горных трав. Украсть у него было нечего, а защищаться от лихих людей и бессильной злобы он научился уже давно... Красота открывшегося пейзажа заворожила его, и он остановился, чтобы насладиться ею. Рядом у дороги, почти на самом краю склона, росло большое раскидистое дерево. Он подошел к нему, снял и положил на траву свою суму, сел, прислонившись спиной к шершавому стволу и, вытянув ноги, глубоко вздохнул, наслаждаясь дурманящим сладким воздухом. Он сидел, не шевелясь, отдыхая после долгого дня, и спокойно смотрел на раскинувшийся перед его глазами пейзаж. Когда-то его звали Этьен Валери Сера. Но он почти забыл это имя, и теперь всегда представлялся лишь коротким "Сера". В его сердце уже давно не было прошлого: путь, который он проделал, был долог, и события, произошедшие с ним за это время, притупили былую остроту воспоминаний. Теперь лишь иногда, при взгляде на позолоченные закатом облака, ему виделись любимые когда-то золотые глаза, ... те, что он покинул, ... те, что оставили его... Но теперь при воспоминании о них все реже слезы начинали душить его, все реже темнело от горя его лицо. Нет, он все еще бережно хранил в себе память о той любви, память о том, что стало с ней. Но со временем чернота ушла, и в душе его осталась только светлая невесомая грусть, которая больше не причиняла ему боли.

Ведь он давно уже знал, что ему делать и куда идти. Много дней назад он изменил свою жизнь, избрав для себя путь, полный лишений и страданий, но очищающий его душу от яда и приносящий ему исцеление и покой. И он ни разу не усомнился в нем, ни разу его душу ничто не смутило. Ведь он столько увидел, столько познал за это время — о мире, о людях, о себе. Он постиг человеческую доброту и звериную ненависть, радость и печаль, славу и изгнание, прощение и самопожертвование, повороты судьбы и знаки небес. Он полюбил дорогу, уходящую в горизонт, — пыльную, снежную, мокрую, — манящую бесконечностью дорогу. Нигде не останавливаясь надолго, он входил в город в одни ворота, а через несколько дней выходил в другие. Его тянула к себе эта неизведанность, его мучила эта неуемная жажда все время идти вперед... И он шел по своему пути, засыпая, когда не было больше сил, и просыпаясь, когда первые лучи солнца касались его лица. Но теперь ему оставалось совсем немного: он был уже близок к своей цели. И теперь, наверное, он был счастлив...

Размышляя о чем-то, путник прикрыл глаза. Вскоре усталость сморила его, и он задремал... Ему показалось, что прошло совсем немного времени, но, когда он проснулся, было уже совсем темно. Звезды сияли с небес, неполная луна висела на небосклоне, долина внизу была залита ее серебристым мерцающим светом. Он вздохнул, пробуждаясь, зашевелился, разминая затекшие члены. В суме у него была небольшая краюха хлеба, и он, собираясь поужинать, потянулся за ней...

Но тут внезапно ему стало не по себе. Несмотря на то, что ночь была теплая, странная дрожь вдруг охватила его: что-то было не так в окружающей его призрачной тишине. Еще не вставая, он повернулся и поднял голову, и в тот же момент увидел, что смутило его. Одна из звезд на темно-синем бархате неба странно мерцала, переливалась и, будто, светилась все ярче и яростнее. А потом вдруг, описав по небу какой-то немыслимый круг, внезапно рванулась, устремляясь вниз, к земле, расчерчивая небосклон и оставляя за собой голубой тающий след. Буквально, с каждой секундой пламя это приближалось, росло и увеличивалось в размерах. Сера медленно поднялся и замер в восхищении и страхе. Много раз за свое путешествие он видел по ночам падающие звезды, но то, что происходило сейчас на его глазах, было совсем не похоже на все, что было раньше...

Казалось, прямо на него, с небес, закручиваясь мощными спиралями, вращаясь и переливаясь фантастическими цветами, мчится белый огненный вихрь. Он уже различал отдельные всполохи, блики, стремительный водоворот каких-то движений, уже почти перед его глазами мелькали черные, белые, сверкающие языки огня. Воздух стал тяжелым, запахло грозой, потом послышались какие-то странные звуки, будто скрежет металла о металл.

Человек стоял, оцепенев, не в силах сделать ни шага, ноги его будто приросли к земле. Он ясно ощущал надвигающуюся опасность, но какая-то сила будто пригвоздила его к этому месту, не позволяя ему бежать, укрыться, спастись. И он не двигался, заворожено наблюдая происходящее на его глазах чудо... В следующий же миг вихрь промчался мимо него, заставив его вскинуть руки, закрывая лицо, ослепив его глаза, опалив его кожу холодным огнем. Но все же за одно лишь это мгновенье взгляд его успел выхватить что-то в этом обжигающем свете, увидеть какую-то, не поддающуюся описанию борьбу, сплетение тел, рук, сверкающих лезвий...

С громким шипением вихрь ворвался в кроны деревьев, раздался громкий треск, стая птиц с шумом взлетела вверх, оглашая округу плеском множества крыльев. А потом тишину ночи взрезал пронзительный, жалобный, какой-то нечеловеческий крик. И тут же что-то большое, черное вынырнуло из листвы, метнулось обратно к небесам, ровными мощными движениями набирая высоту, и уже через секунду исчезло, растворившись в тени гор... И все стихло...

Сера отнял от лица руки. Он тяжело дышал, сердце его гулко стучало в груди, в окружающей его теперь тишине казалось, что это — единственный звук во всей вселенной. Колени дрожали; не в силах справиться с охватившей его слабостью, он опустился на землю. Вся его одежда будто светилась. Все еще находясь в странном оцепенении, он оглядел свои руки.

На коже будто осела белая сияющая пыль, он удивленно притронулся к ней, — на пальцах осталось ощущение прохладной влажности. Он потер пыль между пальцами, и сияние исчезло... Постепенно придя в себя, он снова встал и огляделся. Вокруг все было, как обычно, — ни странных звуков, ни чуждого запаха, ни движения. По-прежнему сияли звезды, лунный свет освещал спящие горы и рощу оливковых деревьев вдали, в траве вновь застрекотали цикады, легкий теплый ветер шевелил листву... Но что-то мешало ему поверить в то, что все закончилось, что-то заставляло его усомниться в этом покое. И, помимо мучительного желания понять, что же произошло, в душе его забрезжил странный свет, рожденный мимолетным, еще не осознанным им образом, который привиделся ему в этом фантастическом огненном вихре.

Еще пошатываясь, Сера пошел по направлению к деревьям вдали, — туда, куда упал странный огонь. Гонимый нетерпением, он все больше и больше ускорял шаг, пока, в конце концов, не побежал, спотыкаясь и падая. Он поднимался на склон, цепляясь за траву, за спускающиеся ветки, ноги его соскальзывали, мелкие камни сыпались вниз, он уже в кровь исцарапал себе руки, но что-то неведомое, непреодолимое гнало его вперед. Он не знал, что должен найти, не думал, что хочет увидеть, он просто чувствовал, что обязательно должен попасть туда. Наконец, вдалеке, среди деревьев, он заметил слабое голубое свечение. Забыв обо всем на свете, Сера бросился в этом направлении.

Но, буквально, тут же, к своему ужасу, увидел, что сияющий свет постепенно угасает, становясь все слабее и тоньше в сгущающейся под кронами деревьев ночной темноте. И вскоре вокруг него были только полосы лунных лучей сквозь густую листву...

Сера остановился в нерешительности, потеряв ориентир, не зная, куда двигаться дальше, но потом вдруг заметил что-то на земле, прямо перед собой. Он неуверенно наклонился, поднял этот предмет и поднес его к глазам. Это оказалось жесткое, белое, с легким голубым оттенком, но без единого темного пятнышка, перо какой-то большой птицы. Он разглядывал его, недоумевая, что это за птица, и как могла она попасть в эти края, но тут его слуха коснулся едва уловимый звук, шорох, почти колебание воздуха. Он повернул голову и заметил какое-то движение за деревьями. Машинально положив перо в карман, Сера раздвинул ветки, наклонился, пробираясь вперед и только тут ощутил, что листва, которая касается его лица, влажная, будто от дождя, а вся трава вокруг, буквально, усеяна такими же белыми перьями — большими, поменьше, совсем мелкими, еще слабо светящимися в темноте. Сердце его тревожно дрогнуло, недобрые предчувствия овладели им... Пройдя несколько шагов, Сера увидел, что в траве что-то двигается. Преодолевая тревогу, он подошел ближе. В рассеянном лунном свете он едва мог что-либо разглядеть, но, когда, наклонившись ниже, все-таки осознал, что видит, то отшатнулся от неожиданности.

Его глазам предстала невероятная, ошеломляющая картина, — прямо перед ним на земле, на влажной светящейся траве, среди рассыпанных повсюду белоснежных перьев, лежал, сжавшись в клубок и обхватив себя руками, юноша, почти мальчик. Он был обнажен и весь будто светился изнутри странным непередаваемым светом. Вьющиеся платиновые волосы закрывали его лицо. Руками он зажимал глубокую рану, из которой толчками била странная, похожая на ртуть, кровь, стекая по его пальцам на траву. Сера присел рядом, тронул мальчика за плечо:

— Кто ты? Ты слышишь меня? Как ты сюда попал?

Тот повернул голову. Волосы тяжелой шелковой волной хлынули в сторону, и взгляду путника, освещенное лунным светом, открылось самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел — огромные, синие, бездонные глаза, обрамленные стрелами черных ресниц, тонкий нос, высокие скулы, нежный овал юного лица, подрагивающие губы... Оторопев от изумления, Сера на какой-то миг застыл, но потом, не задавая больше вопросов, скинул с себя запыленный плащ, быстро снял рубашку и, разорвав ее на несколько частей, перевязал этим импровизированным бинтом рану несчастного юноши. Потом завернул его в свой плащ, укрывая от холода, бережно поднял на руки и понес вниз по склону, обратно к дороге, — туда, где были его вещи. Он даже не заметил, как осыпаются вслед за ним на землю белоснежные перья, как легкий ночной ветер подхватывает их, и они невесомо взлетают в воздух, словно серебряный снег...

Все время, пока Сера нес его на руках, юноша не шевелился и не произносил ни слова, видимо, полностью доверившись ему или просто не имея сил сопротивляться. И лишь тогда, когда Сера вдруг, случайно споткнувшись, крепче обхватил его, чтобы не уронить, тот напрягся всем телом и уперся ладонями в его грудь.

— Не бойся, — заметив это движение, сквозь сбивчивое дыхание проговорил Сера, — я не причиню тебе вреда. Я только хочу помочь.

Он вынес раненого из рощи, все так же прижимая к себе, спустился по склону, прошел через дорогу под лунным светом, положил его на траву. Потом разбинтовал его, достал из сумки одну из склянок, вылил немного ее содержимого на еще оставшийся у него чистый кусок рубашки и приложил к ране.

— Сейчас тебе станет легче, — сказал он. — Это — удивительный эликсир, его дал мне один человек в другой, далекой стране, я столько раз спасался им. Он поможет. Правда, только на время... Нам все равно нужно будет найти лекаря... Сейчас я немного отдохну, а потом отнесу тебя в деревню, там мы сможем позвать кого-нибудь на помощь. Нам обязательно помогут. Не бойся, все будет хорошо, я не брошу тебя.

Юноша продолжал молчать, лишь смотрел на Сера своими бездонными глазами, казалось, он не понимает ни слова из того, что ему говорят...

Сера сидел на земле, прислонившись спиной к стволу, восстанавливая дыхание и пытаясь унять сердце. Он отложил все вопросы, которые хотел задать, все свои мысли и предположения о том, кого он видит перед собой, и сосредоточился только на том, чтобы помочь этому, как ему казалось, беззащитному существу...

Прошло всего несколько минут, прежде чем он открыл глаза и посмотрел на юношу. Тот неподвижно лежал на траве рядом с ним, и, казалось, вообще не подавал признаков жизни. Лицо его в лунном свете было бледным, платиновые волосы блестели серебром. Он все еще прижимал руки к ране, но по-прежнему не издавал ни звука. Ни разу за все это время даже слабый стон не сорвался с его губ. Повязка, которую путник наложил ему, вся пропиталась кровью, этого странного при ночном освещении цвета, трава вокруг была будто залита жидким серебром. Он почти не дышал, но глаза его были открыты, а взгляд — прикован к человеку, сидящему напротив него.

Натолкнувшись на этот странный, какой-то удивленный, непонимающий, встревоженный взгляд широко распахнутых огромных глаз, Сера почувствовал себя так, будто сами небеса смотрят на него этими глазами. Ему стало неловко, он захотел отвернуться, ... но не смог. Что-то было в этом существе, что-то, что притягивало его. И эта была не только его красота, но и нечто другое — неуловимое, неосязаемое, словно солнечный свет, но столь же прекрасное и ласкающее душу.

Наконец, Сера произнес:

— Как ты? Тебе очень больно?

В окружающей их ночной тишине голос его прозвучал каким-то инородным звуком. Но юноша молчал, продолжая, не отрываясь, смотреть ему в глаза.

— Скажи что-нибудь. Почему ты все время молчишь? — в лунном свете глаза Сера блеснули диковатым блеском, когда он наклонился к раненому, вглядываясь в его лицо.

Юноша едва заметно отпрянул, видимо, испугавшись этого странного блеска. Вид у него был такой, будто сидящий перед ним Сера был вовсе не человеком, а каким-то иным, неведомым ему существом. На секунду он нахмурился, будто пытаясь понять, что Сера хочет от него. Но резкое неосторожное движение, видимо, причинило ему сильную боль, потому что лицо его тут же исказилось мукой. Он пошевелился, пытаясь найти удобное положение, а потом снова затих, вновь не мигая, уставившись на Сера.