Рауль

РАУЛЬ

Рассказ

Биенье сердца замерло в груди.

Что приобрел я? Что тебе отдал?

Теперь лишь тьма и холод впереди.

Но все равно я счастлив, что страдал.

И здесь, сейчас, любя, как никогда,

Тоску свою и боль тебе прощу.

И в облака обратно ... навсегда

Ради тебя, тебя я отпущу.

I

Солнце клонилось к западу. Уже затихали звуки, лишь все чаще в траве слышался стрекот цикад. В воздухе разливался густой и терпкий, вечерний запах остывающей земли, цветов и винограда. Листва на деревьях окрасилась в золото, купаясь в густом оранжевом мареве закатных лучей. Вершины гор, далеко на горизонте, розовели в своем холодном недосягаемом величии. Все вокруг погружалось в томление и негу летнего вечера, и уже скоро на землю должна была опуститься ночь.

По пыльной дороге, ведущей в небольшую деревушку, что приютилась на склоне горы вдалеке, шел путник. Трудно было определить его возраст. Он двигался медленно, потому что дорога шла вверх, а он уже очень устал. Но спина его была прямой, а темные вьющиеся волосы еще не потеряли силы, и, несмотря на пыль, которой было покрыто его лицо, оно было благородным и открытым, а взгляд умных глаз — внимательным и живым. Одежда его была старой и выцвела под солнцем множества дорог, которые он прошел, а обувь вся износилась, однако, когда он поправлял суму, висящую на его плече, было видно, как перекатываются под одеждой сильные мышцы. Идти до деревни оставалось еще довольно долго, но он не торопился попасть туда до захода солнца. Он уже много раз оставался на ночлег под открытым небом и не боялся ни самой ночи, ни зверей, что охотились в темноте, ни людей, которые могли напасть на него.

Все его богатство было в небольшой потрепанной книге и в нескольких склянках с мазями из горных трав. Украсть у него было нечего, а защищаться от лихих людей и бессильной злобы он научился уже давно... Красота открывшегося пейзажа заворожила его, и он остановился, чтобы насладиться ею. Рядом у дороги, почти на самом краю склона, росло большое раскидистое дерево. Он подошел к нему, снял и положил на траву свою суму, сел, прислонившись спиной к шершавому стволу и, вытянув ноги, глубоко вздохнул, наслаждаясь дурманящим сладким воздухом. Он сидел, не шевелясь, отдыхая после долгого дня, и спокойно смотрел на раскинувшийся перед его глазами пейзаж. Когда-то его звали Этьен Валери Сера. Но он почти забыл это имя, и теперь всегда представлялся лишь коротким "Сера". В его сердце уже давно не было прошлого: путь, который он проделал, был долог, и события, произошедшие с ним за это время, притупили былую остроту воспоминаний. Теперь лишь иногда, при взгляде на позолоченные закатом облака, ему виделись любимые когда-то золотые глаза, ... те, что он покинул, ... те, что оставили его... Но теперь при воспоминании о них все реже слезы начинали душить его, все реже темнело от горя его лицо. Нет, он все еще бережно хранил в себе память о той любви, память о том, что стало с ней. Но со временем чернота ушла, и в душе его осталась только светлая невесомая грусть, которая больше не причиняла ему боли.

Ведь он давно уже знал, что ему делать и куда идти. Много дней назад он изменил свою жизнь, избрав для себя путь, полный лишений и страданий, но очищающий его душу от яда и приносящий ему исцеление и покой. И он ни разу не усомнился в нем, ни разу его душу ничто не смутило. Ведь он столько увидел, столько познал за это время — о мире, о людях, о себе. Он постиг человеческую доброту и звериную ненависть, радость и печаль, славу и изгнание, прощение и самопожертвование, повороты судьбы и знаки небес. Он полюбил дорогу, уходящую в горизонт, — пыльную, снежную, мокрую, — манящую бесконечностью дорогу. Нигде не останавливаясь надолго, он входил в город в одни ворота, а через несколько дней выходил в другие. Его тянула к себе эта неизведанность, его мучила эта неуемная жажда все время идти вперед... И он шел по своему пути, засыпая, когда не было больше сил, и просыпаясь, когда первые лучи солнца касались его лица. Но теперь ему оставалось совсем немного: он был уже близок к своей цели. И теперь, наверное, он был счастлив...

Размышляя о чем-то, путник прикрыл глаза. Вскоре усталость сморила его, и он задремал... Ему показалось, что прошло совсем немного времени, но, когда он проснулся, было уже совсем темно. Звезды сияли с небес, неполная луна висела на небосклоне, долина внизу была залита ее серебристым мерцающим светом. Он вздохнул, пробуждаясь, зашевелился, разминая затекшие члены. В суме у него была небольшая краюха хлеба, и он, собираясь поужинать, потянулся за ней...

Но тут внезапно ему стало не по себе. Несмотря на то, что ночь была теплая, странная дрожь вдруг охватила его: что-то было не так в окружающей его призрачной тишине. Еще не вставая, он повернулся и поднял голову, и в тот же момент увидел, что смутило его. Одна из звезд на темно-синем бархате неба странно мерцала, переливалась и, будто, светилась все ярче и яростнее. А потом вдруг, описав по небу какой-то немыслимый круг, внезапно рванулась, устремляясь вниз, к земле, расчерчивая небосклон и оставляя за собой голубой тающий след. Буквально, с каждой секундой пламя это приближалось, росло и увеличивалось в размерах. Сера медленно поднялся и замер в восхищении и страхе. Много раз за свое путешествие он видел по ночам падающие звезды, но то, что происходило сейчас на его глазах, было совсем не похоже на все, что было раньше...

Казалось, прямо на него, с небес, закручиваясь мощными спиралями, вращаясь и переливаясь фантастическими цветами, мчится белый огненный вихрь. Он уже различал отдельные всполохи, блики, стремительный водоворот каких-то движений, уже почти перед его глазами мелькали черные, белые, сверкающие языки огня. Воздух стал тяжелым, запахло грозой, потом послышались какие-то странные звуки, будто скрежет металла о металл.

Человек стоял, оцепенев, не в силах сделать ни шага, ноги его будто приросли к земле. Он ясно ощущал надвигающуюся опасность, но какая-то сила будто пригвоздила его к этому месту, не позволяя ему бежать, укрыться, спастись. И он не двигался, заворожено наблюдая происходящее на его глазах чудо... В следующий же миг вихрь промчался мимо него, заставив его вскинуть руки, закрывая лицо, ослепив его глаза, опалив его кожу холодным огнем. Но все же за одно лишь это мгновенье взгляд его успел выхватить что-то в этом обжигающем свете, увидеть какую-то, не поддающуюся описанию борьбу, сплетение тел, рук, сверкающих лезвий...

С громким шипением вихрь ворвался в кроны деревьев, раздался громкий треск, стая птиц с шумом взлетела вверх, оглашая округу плеском множества крыльев. А потом тишину ночи взрезал пронзительный, жалобный, какой-то нечеловеческий крик. И тут же что-то большое, черное вынырнуло из листвы, метнулось обратно к небесам, ровными мощными движениями набирая высоту, и уже через секунду исчезло, растворившись в тени гор... И все стихло...

Сера отнял от лица руки. Он тяжело дышал, сердце его гулко стучало в груди, в окружающей его теперь тишине казалось, что это — единственный звук во всей вселенной. Колени дрожали; не в силах справиться с охватившей его слабостью, он опустился на землю. Вся его одежда будто светилась. Все еще находясь в странном оцепенении, он оглядел свои руки.

На коже будто осела белая сияющая пыль, он удивленно притронулся к ней, — на пальцах осталось ощущение прохладной влажности. Он потер пыль между пальцами, и сияние исчезло... Постепенно придя в себя, он снова встал и огляделся. Вокруг все было, как обычно, — ни странных звуков, ни чуждого запаха, ни движения. По-прежнему сияли звезды, лунный свет освещал спящие горы и рощу оливковых деревьев вдали, в траве вновь застрекотали цикады, легкий теплый ветер шевелил листву... Но что-то мешало ему поверить в то, что все закончилось, что-то заставляло его усомниться в этом покое. И, помимо мучительного желания понять, что же произошло, в душе его забрезжил странный свет, рожденный мимолетным, еще не осознанным им образом, который привиделся ему в этом фантастическом огненном вихре.

Еще пошатываясь, Сера пошел по направлению к деревьям вдали, — туда, куда упал странный огонь. Гонимый нетерпением, он все больше и больше ускорял шаг, пока, в конце концов, не побежал, спотыкаясь и падая. Он поднимался на склон, цепляясь за траву, за спускающиеся ветки, ноги его соскальзывали, мелкие камни сыпались вниз, он уже в кровь исцарапал себе руки, но что-то неведомое, непреодолимое гнало его вперед. Он не знал, что должен найти, не думал, что хочет увидеть, он просто чувствовал, что обязательно должен попасть туда. Наконец, вдалеке, среди деревьев, он заметил слабое голубое свечение. Забыв обо всем на свете, Сера бросился в этом направлении.

Но, буквально, тут же, к своему ужасу, увидел, что сияющий свет постепенно угасает, становясь все слабее и тоньше в сгущающейся под кронами деревьев ночной темноте. И вскоре вокруг него были только полосы лунных лучей сквозь густую листву...

Сера остановился в нерешительности, потеряв ориентир, не зная, куда двигаться дальше, но потом вдруг заметил что-то на земле, прямо перед собой. Он неуверенно наклонился, поднял этот предмет и поднес его к глазам. Это оказалось жесткое, белое, с легким голубым оттенком, но без единого темного пятнышка, перо какой-то большой птицы. Он разглядывал его, недоумевая, что это за птица, и как могла она попасть в эти края, но тут его слуха коснулся едва уловимый звук, шорох, почти колебание воздуха. Он повернул голову и заметил какое-то движение за деревьями. Машинально положив перо в карман, Сера раздвинул ветки, наклонился, пробираясь вперед и только тут ощутил, что листва, которая касается его лица, влажная, будто от дождя, а вся трава вокруг, буквально, усеяна такими же белыми перьями — большими, поменьше, совсем мелкими, еще слабо светящимися в темноте. Сердце его тревожно дрогнуло, недобрые предчувствия овладели им... Пройдя несколько шагов, Сера увидел, что в траве что-то двигается. Преодолевая тревогу, он подошел ближе. В рассеянном лунном свете он едва мог что-либо разглядеть, но, когда, наклонившись ниже, все-таки осознал, что видит, то отшатнулся от неожиданности.

Его глазам предстала невероятная, ошеломляющая картина, — прямо перед ним на земле, на влажной светящейся траве, среди рассыпанных повсюду белоснежных перьев, лежал, сжавшись в клубок и обхватив себя руками, юноша, почти мальчик. Он был обнажен и весь будто светился изнутри странным непередаваемым светом. Вьющиеся платиновые волосы закрывали его лицо. Руками он зажимал глубокую рану, из которой толчками била странная, похожая на ртуть, кровь, стекая по его пальцам на траву. Сера присел рядом, тронул мальчика за плечо:

— Кто ты? Ты слышишь меня? Как ты сюда попал?

Тот повернул голову. Волосы тяжелой шелковой волной хлынули в сторону, и взгляду путника, освещенное лунным светом, открылось самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел — огромные, синие, бездонные глаза, обрамленные стрелами черных ресниц, тонкий нос, высокие скулы, нежный овал юного лица, подрагивающие губы... Оторопев от изумления, Сера на какой-то миг застыл, но потом, не задавая больше вопросов, скинул с себя запыленный плащ, быстро снял рубашку и, разорвав ее на несколько частей, перевязал этим импровизированным бинтом рану несчастного юноши. Потом завернул его в свой плащ, укрывая от холода, бережно поднял на руки и понес вниз по склону, обратно к дороге, — туда, где были его вещи. Он даже не заметил, как осыпаются вслед за ним на землю белоснежные перья, как легкий ночной ветер подхватывает их, и они невесомо взлетают в воздух, словно серебряный снег...

Все время, пока Сера нес его на руках, юноша не шевелился и не произносил ни слова, видимо, полностью доверившись ему или просто не имея сил сопротивляться. И лишь тогда, когда Сера вдруг, случайно споткнувшись, крепче обхватил его, чтобы не уронить, тот напрягся всем телом и уперся ладонями в его грудь.

— Не бойся, — заметив это движение, сквозь сбивчивое дыхание проговорил Сера, — я не причиню тебе вреда. Я только хочу помочь.

Он вынес раненого из рощи, все так же прижимая к себе, спустился по склону, прошел через дорогу под лунным светом, положил его на траву. Потом разбинтовал его, достал из сумки одну из склянок, вылил немного ее содержимого на еще оставшийся у него чистый кусок рубашки и приложил к ране.

— Сейчас тебе станет легче, — сказал он. — Это — удивительный эликсир, его дал мне один человек в другой, далекой стране, я столько раз спасался им. Он поможет. Правда, только на время... Нам все равно нужно будет найти лекаря... Сейчас я немного отдохну, а потом отнесу тебя в деревню, там мы сможем позвать кого-нибудь на помощь. Нам обязательно помогут. Не бойся, все будет хорошо, я не брошу тебя.

Юноша продолжал молчать, лишь смотрел на Сера своими бездонными глазами, казалось, он не понимает ни слова из того, что ему говорят...

Сера сидел на земле, прислонившись спиной к стволу, восстанавливая дыхание и пытаясь унять сердце. Он отложил все вопросы, которые хотел задать, все свои мысли и предположения о том, кого он видит перед собой, и сосредоточился только на том, чтобы помочь этому, как ему казалось, беззащитному существу...

Прошло всего несколько минут, прежде чем он открыл глаза и посмотрел на юношу. Тот неподвижно лежал на траве рядом с ним, и, казалось, вообще не подавал признаков жизни. Лицо его в лунном свете было бледным, платиновые волосы блестели серебром. Он все еще прижимал руки к ране, но по-прежнему не издавал ни звука. Ни разу за все это время даже слабый стон не сорвался с его губ. Повязка, которую путник наложил ему, вся пропиталась кровью, этого странного при ночном освещении цвета, трава вокруг была будто залита жидким серебром. Он почти не дышал, но глаза его были открыты, а взгляд — прикован к человеку, сидящему напротив него.

Натолкнувшись на этот странный, какой-то удивленный, непонимающий, встревоженный взгляд широко распахнутых огромных глаз, Сера почувствовал себя так, будто сами небеса смотрят на него этими глазами. Ему стало неловко, он захотел отвернуться, ... но не смог. Что-то было в этом существе, что-то, что притягивало его. И эта была не только его красота, но и нечто другое — неуловимое, неосязаемое, словно солнечный свет, но столь же прекрасное и ласкающее душу.

Наконец, Сера произнес:

— Как ты? Тебе очень больно?

В окружающей их ночной тишине голос его прозвучал каким-то инородным звуком. Но юноша молчал, продолжая, не отрываясь, смотреть ему в глаза.

— Скажи что-нибудь. Почему ты все время молчишь? — в лунном свете глаза Сера блеснули диковатым блеском, когда он наклонился к раненому, вглядываясь в его лицо.

Юноша едва заметно отпрянул, видимо, испугавшись этого странного блеска. Вид у него был такой, будто сидящий перед ним Сера был вовсе не человеком, а каким-то иным, неведомым ему существом. На секунду он нахмурился, будто пытаясь понять, что Сера хочет от него. Но резкое неосторожное движение, видимо, причинило ему сильную боль, потому что лицо его тут же исказилось мукой. Он пошевелился, пытаясь найти удобное положение, а потом снова затих, вновь не мигая, уставившись на Сера.

Они смотрели друг на друга недолго. Сера не выдержал тишины и произнес:

— Нам нужно идти. Я должен отнести тебя в деревню... Ты понимаешь меня?

Странный юноша не сводил с него глаз, а, когда Сера заговорил, начал еле заметно шевелить губами, беззвучно повторяя движение его губ.

Опустив голову, Сера вздохнул, перекинул через плечо свою суму, потом наклонился и взял юношу на руки...

II

Растерянный и ошеломленный событиями этой необыкновенной ночи, Этьен Сера шел по освещенной лунным светом дороге, оставляя в пыли следы изношенной обуви. На нем не было ни плаща, ни рубашки, но вся грудь его была словно покрыта второй кожей — высохшей серебристой кровью странного существа, которое он нес на руках. Время неумолимо, и с каждой минутой, ему становилось все страшнее от мысли, что он не успеет, не сможет спасти раненого. И он заставлял себя не думать об исцарапанных руках, о нарастающей боли в собственном теле, заставлял себя идти вперед, вопреки усталости. И он все шел и шел — упорно, яростно, не останавливаясь ни на секунду. Шел всю ночь...

За все это время юноша так и не сказал ему ни слова. Сколько Сера не пытался разговаривать с ним или узнать у него что-нибудь, ничего не выходило: юноша только изумленно смотрел на него, запрокинув голову, но не издавал ни звука. Ни разу губы его не приоткрылись — ни для того, чтобы ответить, ни для того, чтобы что-то сказать самому. Когда Сера поднимал его с земли, он снова напрягся, но все равно продолжал хранить молчание... Спустя какое-то время, Сера почувствовал, как тело юноши расслабилось в его руках. С замирающим сердцем он ощутил, как склоняется ему на грудь платиновая голова, как касаются его кожи шелковистые волосы, как прижимается к нему прохладное нежное лицо... Было странно вот так идти по ночной дороге, сжимая в руках хрупкое, немое, раненное кем-то создание, неизвестно откуда появившееся среди травы на земле.

Уже под утро, когда вдалеке засияли первые лучи рассвета, путник вошел в деревню. Ноги его дрожали от усталости, лицо было бледным после бессонной ночи, но губы были решительно сжаты. Он подошел к одному из домов и, остановившись у ворот, громко позвал на помощь. На его зов почти сразу же из дома вышел заспанный человек в простой крестьянской одежде. Увидев перед собой полуобнаженного человека, который держал на руках кого-то со светящимися волосами, он остановился.

— Пожалуйста, — обратился к нему Сера, — помогите, прошу Вас! Я нашел его в лесу, он ранен. Ему нужен лекарь. Скорее, пожалуйста!

Мужчина нерешительно подошел ближе, вглядываясь, но вдруг глаза его расширились, он поднял голову и потрясенно уставился на путника.

— Где Вы нашли его? — спросил он низким, хрипловатым голосом.

— В горах, — Сера уже еле стоял на ногах. — Если ему не помочь, он погибнет.

Тот снова взглянул на него и сказал, протягивая руки:

— Давайте, я отнесу его в дом. Надо послать Натана в монастырь.

Он принял у него раненого мальчика. Тот уже давно проснулся, и, казалось, прислушивался к их разговору, затаив дыхание.

Когда же его передали другому человеку, он весь сжался, зажмурил глаза и задрожал. Что-то произошло с Сера в этот момент, какая-то обжигающая, горькая боль пронзила все его существо, он разжал руки, выпуская свою ношу, зашатался и опустился на землю. Мужчина унес мальчика в дом, а к нему вышла молодая женщина и еще один человек, видимо, ее муж или старший сын хозяина дома. Они подняли его, усадили на деревянную скамью, принесли воды. Потом, все так же ни о чем не спрашивая, помогли умыться, принесли одежду и немного еды. Он привел себя в порядок, а, когда уже одевался, мимо него быстро пробежал шустрый паренек и бросился вверх по мощеной улочке, ведущей к монастырю.

Все было правильно, Сера поступил так, как должно, и теперь уже мог дальше продолжать свой путь. Но теперь он почему-то уже не был так уверен, как раньше, в том, что ему нужно идти. В душе его что-то происходило, ему было как-то неспокойно, тревожно, даже страшно... Он будто не находил себе места...

И, когда женщина захотела проводить его туда, где он мог бы немного поспать, он отказался. Он не хотел спать, он уже знал, что должен пойти к НЕМУ. Услышав его просьбу, она, молча, кивнула головой и позвала его за собой.

Они вошли в небольшую комнату, освещенную лишь тусклым светом, сочившимся из маленького окна. Глаза Сера не сразу привыкли к царившему в ней полумраку. Он переступил порог, сделал несколько шагов, но только через несколько секунд смог различить предметы скупой обстановки и понять, куда ему на самом деле нужно идти.

В углу, за цветной занавеской, которая сейчас была полностью отодвинута, стояла большая деревянная кровать. Юноша лежал на ней, укрытый толстым лоскутным одеялом, и казался почти ребенком. Маленький, худой, светящийся, такой чужеродный в этой обычной деревенской обстановке, он будто таял на глазах. Платиновые волосы поблекли и рассыпались по подушке, черты лица заострились, опущенные ресницы отбрасывали темные тени на бледные опавшие щеки. Около него сидела полная добродушная женщина, изредка лоскутом белой влажной материи промокая его лицо.

Сера подошел ближе, сердце его замерло. Тот сразу же зашевелился и открыл глаза, будто почувствовав его присутствие, но, увидев перед собой женщину, непонимающе уставился на нее. Встретившись с его взглядом, та ахнула и, прикрыв рот рукой, беспомощно обернулась к мужу, который еще стоял на пороге. Мужчина не сказал ни слова, лишь напряженно кивнул, словно соглашаясь, а потом быстро взглянул на Сера. Этот молчаливый диалог и этот странный, украдкой брошенный на него взгляд, насторожили его. Эти люди явно понимали больше, чем он. Но у него не осталось сил размышлять об этом.

А потом бездонные синие глаза нашли его, и он забыл обо всем, кроме главного.

— Я видел, Вы уже послали за помощью? — обратился он к мужчине. — Сколько времени ему нужно? Когда лекарь будет здесь?

— Ему не нужен лекарь, — ответил тот, внимательно глядя на него. — Я просил Натана привести монахов.

— Монахов?! — изумился Сера.

— Да. Думаю, они придут через пару часов.

— Так долго...

— Не волнуйтесь, с ним все будет в порядке.

— В порядке?! Да он едва дышит! — человек бросил на него осуждающий взгляд.

— Поверьте, теперь с ним все будет хорошо.

— Да что Вы...?!

Тем временем юноша как-то прерывисто вздохнул, а потом вдруг поднял руку и протянул ее к Сера. Будто звал его к себе... Все в комнате замерли в оцепенении. Сера дернулся, замолчал, не закончив фразы, его потянуло к этой руке, словно магнитом. Оставив за гранью понимание происходящего, забыв, где он находится и что на него смотрят, повинуясь лишь только своим чувствам, он шагнул вперед, порывисто обнял ладонями тонкую полупрозрачную руку и упал на колени рядом с постелью. Прижав ее к лицу, он опустил голову, и внезапно по его щекам потекли слезы. Мальчик смотрел на него сияющими глазами, и, казалось, внутри у него снова рождается мерцающий свет. Он стал глубже дышать, бледность на глазах покидала его лицо. Медленно достав из-под одеяла вторую руку, он накрыл ею склоненную к нему голову Сера.

Женщина встала и отошла к стоящему у двери мужу. Тот улыбнулся:

— Все будет хорошо.

Они посмотрели друг на друга и вышли из комнаты, оставив их вдвоем...

Еще долго в комнате было тихо, ни один из них не двигался, будто боясь разрушить это странное единение. Заря за окном разгоралась все ярче, день набирал силу, но здесь время будто остановилось... Лишь много позже, Сера поднял лицо и взглянул на юношу.

— Кто ты? — спросил он тихо. — Я не понимаю...

Тот молчал, только смотрел ему в глаза, чуть наклонив голову, будто разглядывая. Осознавая, что не получит ответа, но, наверное, и не нуждаясь в нем, Сера поднялся с пола и, не отпуская руки юноши, пересел рядом с ним на кровать. Тыльной стороной ладони он погладил его по щеке, потом поправил серебряную прядь волос, упавшую на его лоб, прошептал:

— Я знаю, что должен быть рядом. Знаю... Не бойся, я не уйду.

Внезапно в голове его словно что-то зазвучало — какой-то нежный звук, тихая, едва различимая мелодия. Он напряженно вслушивался в себя, не в силах уловить смысл, а потом вдруг услышал, будто издалека, лишь одно, разделенное на части слово:

— Ра... уль...

Он изумленно посмотрел на юношу. Тот не двигался, продолжая смотреть ему в глаза, ясным синим взглядом.

— Это твое имя? — спросил Сера. — Тебя зовут Рауль, да?

..................

Время текло, солнце совершало свой путь по небу, но все это было где-то в другой вселенной, не с ними. Здесь же, в комнате, был иной мир, и в нем были только тишина и странный мерцающий свет... Мальчик спал, глубоко и ровно дыша, Сера сидел рядом с ним, держа его за руку, не отходя от него ни на минуту. Несколько раз в комнату заглядывали хозяева дома, но он не замечал этого.

О чем он думал? Что чувствовал, глядя на эти, умиротворенные спокойным сном, прекрасные черты? Лицо его было непроницаемо, лишь в глазах горела какая-то изумленная шальная радость, будто он внезапно нашел необыкновенное сокровище, о котором раньше не мог даже и мечтать. Несколько раз он хотел прикоснуться к удивительным платиновым волосам спящего мальчика, но, боясь разбудить его, сдерживал свои порывы. Он просто неподвижно сидел рядом, охраняя его сон, тревожно вглядываясь в его лицо каждый раз, когда замирало его дыхание, и облегченно вздыхая, когда оно снова выравнивалось.

Прошло несколько часов. Внезапно Сера услышал, как во дворе раздались громкие голоса, и через некоторое время на пороге комнаты, разрушая ее светящееся уединение, появились люди — хозяева дома и двое монахов. Он повернул голову. Один из монахов, весьма преклонного возраста, внимательно смотрел на него, губы его приоткрылись от изумления. Потом, немало удивив этим Сера, он вдруг неожиданно поклонился ему, смущенный Сера ответил тем же. Другой монах, тот, что был моложе, казалось, был готов упасть в обморок от волнения. Хозяева дома с глубоким почтением стояли позади.

Сера аккуратно отнял ладони от руки юноши, бережно положил ее на одеяло, встал. Его качнуло, и он оперся о стену, чтобы не упасть. Пожилой монах подал знак своему спутнику. Тот быстро подошел, подхватил ослабевшего Сера, помогая ему сесть на лавку возле окна. Потом достал из кармана какой-то сверток, развернул его и, достав несколько кусочков чего-то, похожего на сахар, протянул их ему. Сера, не спрашивая, что это, положил их в рот, стал жевать.

В этот момент Рауль проснулся. Он заворочался, поводил опустевшей рукой по одеялу, потом распахнул удивленные глаза. В тот же миг комната будто озарилась голубым мерцающим светом. Сера вскочил, готовый броситься обратно к нему. Молодой монах ошеломленно уставился в угол комнаты, дрожащими руками машинально продолжая комкать в руках свой сверток. Мужчина и женщина, все еще стоя в дверях, опустили головы и зашептали что-то почти беззвучно. Даже тот монах, что был постарше, с трудом сохранил самообладание, глаза его расширились, он сделал несколько шагов к кровати, но потом замер в нерешительности.

Юноша привстал, обвел всех своим странным взглядом, потом, увидев своего спасителя, вздохнул коротко. Его удивительные глаза сразу увлажнились, взгляд смягчился. Преодолевая слабость, Сера подошел к нему, присел рядом, снова взял его за руку, будто, защищая. Тот посмотрел на него и вдруг, подавшись вперед, прижался к нему всем телом, спрятав лицо на его груди. Сера обнял его, привлек к себе, закрывая ладонями его голову, потом в немом изумлении повернулся к стоящим в комнате людям.

— Сколько времени он здесь? — спросил пожилой монах, обращаясь к Сера.

— Несколько часов, — ответил тот.

— Вы нашли его ночью?

— Да.

— Дайте ему вот это, — монах поставил на стол небольшой кувшин. — А потом его нужно будет отнести в монастырь.

— Да, конечно. Только ведь он...

— Вы сами понесете его, — монах не дал ему договорить, — он вряд ли сможет идти, а мы уже не посмеем к нему прикоснуться... Да это и невозможно... теперь...

— Ему нужно перевязать рану.

— Вы сможете это сделать?

— Да.

— Хорошо, я дам Вам мазь. Но поторопитесь, до заката он должен вернуться в горы.

Сера, молча, кивнул, все еще продолжая держать юношу в объятиях...

Когда все вышли, он отодвинул Рауля от себя, посмотрел ему в глаза и сказал:

— Тебе нужно выпить лекарство, а потом я перевяжу тебя. Ты позволишь?

Тот ничего не ответил, в глазах его застыл тревожный вопрос.

— Нет, я не оставлю тебя, не бойся, — успокоил его Сера. — Я пойду с тобой.

Юноша вздохнул, словно понимая, опустился обратно на постель. Сера принес кувшин, открыл крышку и, снедаемый любопытством, заглянул внутрь. Жидкость, что была в нем, пахла дождем и была густой, как ртуть, и с таким же серым металлическим оттенком. Не решившись попробовать ее на вкус, он, молча, протянул кувшин Раулю.

Тот поднялся, взял его обеими руками и жадно выпил все до последней капли. На щеках его сразу же проступил румянец. Убрав опустевшую посуду, Сера вернулся к постели, аккуратно отодвинул одеяло, развязал повязку, стараясь не причинить мальчику боли. Но вместо рваной раны его ошеломленному взору предстал только большой порез, царапина на светящейся коже, из которого слабо сочилась серебряная кровь.

— Этого не может быть, — произнес он тихо, — я же сам видел...

В недоумении он глянул на Рауля, но тот ответил ему лишь виноватым взглядом.

Сера смазал его рану, поменял повязку, помог ему надеть одежду, которую приготовила заботливая женщина, потом спросил:

— Ты сможешь идти?

Рауль непонимающе уставился на него. Тогда Сера встал и жестом предложил ему последовать его примеру. Юноша медленно сел, опустив на пол босые ноги, а потом, упершись руками на кровать, неуверенно попробовал подняться. Ему это удалось, но когда он попытался шагнуть вперед, колени его подкосились, и он неминуемо упал бы, если бы сильные руки не подхватили его. Несмотря на затянувшуюся рану, он, видимо, еще был слишком слаб, чтобы идти самому. Сера держал его, чувствуя, как тот дрожит.

— Все-все, не нужно, — сказал он, усаживая его обратно. — Я сам понесу тебя.

Через несколько минут Этьен Сера вышел из дома, держа Рауля на руках. Тот прижался к нему, закрыв руками лицо, сжавшись у него на груди и дрожа всем телом. Во дворе и на улице перед домом собрались люди. Все — дети, старики, женщины, темноволосые крепкие мужчины, — с благоговением смотрели на эту странную пару — измученного человека и хрупкое сияющее существо с платиновыми волосами на его руках.

— Не бойся, — прошептал Сера, наклоняясь к мальчику. — Они не причинят тебе вреда. Они хорошие люди.

Тот не пошевелился, но постепенно перестал дрожать, а чуть позже отпустил руки, поднял голову и посмотрел вокруг. По толпе пробежал восхищенный вздох.

— Мама, это ангел? — услышал Сера детский голос.

Послышался шепот, потом тихие возгласы. Рауль вздохнул, и голова его снова опустилась на плечо держащего его человека. На секунду тот чуть сильнее прижал его к себе, но на этот раз мальчик не отстранился, а лишь ближе прильнул к нему.

Сера подошел к монаху, стоящему в стороне от толпы.

— Я готов идти, — сказал он, глядя ему в глаза.

Монах кивнул, и они пошли вверх по дороге.

III

В монастыре их встретил сам настоятель. Остальные монахи стояли поодаль и тихо переговаривались между собой, покачивая головами. Как только Сера ступил на мощеный двор, его сразу же обступили со всех сторон, но никто уже не пытался освободить его от его ноши, все лишь, молча, смотрели на него. Потом настоятель обратился к одному из монахов, и тот, кивнув, повел Сера внутрь. Тот, не спрашивая ничего, пошел вслед за ним. Рауль спал на его руках, прижавшись головой к его плечу.

Они долго поднимались по узкой винтовой лестнице, ведущей на самый верх одной из башен. Когда они, наконец, добрались до комнаты, сердце Сера стучало, как молот, дыхание с хрипом вырывалось из легких, но, несмотря на это, он бережно опустил мальчика на постель, укрыл его и только потом сел сам, весь дрожа от усталости. Рауль тут же проснулся, посмотрел на него своими бездонными глазами, свет которых мгновенно заполнил маленькое помещение, и потянулся к нему двумя руками. Сера обнял его, и они замерли без движения, освещенные лучами заходящего солнца. Монах незаметно вышел, тихо прикрыв за собой дверь...

Чуть позже человек встал, подошел к окну, из которого открывался удивительный вид: долина внизу лежала, будто на ладони, оранжево-розовое солнце опускалось за горы, окрашивая все вокруг в цвета расплавленного золота, тепло и покой были разлиты в воздухе. Он видел дорогу, по которой он шел, казалось, целую вечность назад, деревню с, будто игрушечными домиками, в которой он был утром, рощу, в которой он впервые повстречался с хрупким волшебством...

"Что происходит со мной? — подумал он. — Почему я здесь?" Но разум не давал ему ответов, лишь сердце его взволнованно билось. Он чувствовал, как что-то зарождается в душе, как оно растет и наполняет ее, стесняя дыхание, причиняя сладкую боль, вытесняя собой все иные мысли и чувства... Он открыл окно, впуская в комнату легкий свежий ветер, и выглянул наружу, чтобы остудить пылающее лицо. Отвесная стена башни уходила вниз, сливаясь со склоном горы; высота была такая, что захватывало дух. Чувствуя, как начинает кружиться голова, Сера отошел от окна.

— Как ты? — спросил он у мальчика, возвращаясь к постели.

Тот взял его руку, наклонил голову, словно прислушиваясь к его словам, потом почему-то кивнул, каким-то странным, неумелым движением.

— Что же мне с тобой делать? — обращаясь больше к самому себе, произнес Сера, невольно начиная тереть воспаленные глаза. Он не спал уже почти сутки, и с каждой минутой все больше чувствовал, как сильно он на самом деле устал.

Вскоре послышались шаги, и в келью вошел настоятель.

— Вам нужно привести себя в порядок и отдохнуть, — сказал он. — Братья приготовили Вам целебную ванну и немного еды. Пойдемте, я провожу Вас.

— А как же... ?

— Не волнуйтесь, о нем позаботятся. Вы восстановите силы, а потом сможете вернуться к нему, как только захотите.

Сера обернулся к мальчику, тот с тревогой смотрел на него.

— Я скоро вернусь, — сказал Сера, аккуратно высвобождая свою руку, — я обещаю.

Рауль не шевелился, лицо его побледнело, глаза потемнели, свет в комнате стал слабеть. И когда тот все-таки встал, собираясь уйти, он закрыл глаза, и на его застывшее лицо набежала тень. Разжав сведенные пальцы, он медленно отпустил его руку.

..................

Настоятель отвел Сера в келью, которая находилась в той же башне, но была расположена гораздо ниже. Пока они шли, он не сказал ему ни слова, и лишь войдя в маленькую, залитую вечерним светом комнату, произнес:

— Я не знаю Вашего имени.

— Этьен Сера, — ответил тот, опускаясь на жесткую кровать.

— Вы расскажите мне потом, как это случилось, ... как Вы нашли его...

— Да, Падре, конечно, — Сера поднял голову, перед глазами его все плыло. — Но я тоже хотел бы спросить Вас... о многом... Я хотел бы понять...

— Мы обязательно обо всем поговорим с Вами позже, — ответил тот, прикасаясь к его плечу. — У нас еще будет время. А сейчас отдыхайте.

И с этими словами вышел... Сера принял горячую ароматную ванну, переоделся, поел, но не стал ложиться спать, а пошел обратно наверх...

С тех пор он не раз возвращался в свою комнату, но лишь на несколько минут — для того, чтобы умыться, или взять что-то из вещей. Все свое время он проводил рядом с Раулем. Он перевязывал его рану, поил его отварами из трав и густой серебряной водой, которую давали монахи, умывал его, говорил с ним. Тот, не отвечал ему, но, несмотря на то, что, видимо, не понимал ни слова, всегда внимательно прислушивался к его голосу. Несколько раз Сера попытался покормить его обычной едой, которую приносили ему самому, но мальчик отказывался, отводя в сторону его руку.

Иногда настоятель приглашал его поужинать вместе с ним. Сера не отказывался, но уже через несколько минут становился рассеянным и все время отвлекался, оборачиваясь в ту сторону, где находилась покинутая им комната. Поговорить им никак не удавалось. Спустя какое-то время настоятель всегда говорил, что будет лучше, если Сера все-таки вернется обратно. И тот, благодарно взглянув на него, сразу же возвращался к Раулю...

Днем Сера сидел на его постели, почти все время держа его за руку, а ночью спал рядом на полу, на жесткой подстилке, которую ему дали. Часто по ночам он просыпался, вздрагивая от какого-нибудь звука, и тут же вставал проверить, спит ли мальчик. Если все было в порядке, он ложился обратно, но долго потом не мог уснуть, смотря в потолок или в окно, в узком просвете которого сияли звезды. Если же тот просыпался, он брал его за руку, опускался на колени рядом с его постелью и говорил с ним, пока тот не засыпал снова, а потом простаивал так до рассвета, лишь прижимая его ладонь к своему лицу.

Позже он стал спать лишь по несколько часов, а потом с каждым днем все меньше и меньше есть. Это было похоже на одержимость, на болезнь, на безумие. Сера забыл обо всем — о своем пути, о цели, к которой он шел, о своем прошлом, о своем настоящем, о себе самом. Ему хотелось только одного — быть рядом с этим странным созданием, ловить его дыхание, видеть свет его глаз, касаться его рук, убирать шелковистые волосы с его заспанного лица. За эти несколько дней он сильно похудел, глаза его ввалились, и все время лихорадочно блестели.

Между тем Рауль набирался сил, с каждым днем ему становилось все лучше. Он уже не был бледен до синевы, кожа его наполнилась мягким ровным цветом, и, теперь, ухаживая за ним, Сера замечал, что она стала более теплой на ощупь. Рана почти зажила, от нее остался лишь едва заметный шрам. Он по-прежнему излучал голубоватый свет, разве что теперь он был намного глубже и ярче, чем раньше. Иногда по ночам свет этот сиял так, что Сера вообще не мог спать, и ему казалось, что это луна спустилась в комнату прямо с небес... И все это время глаза Рауля неотрывно следили за каждым движением находящегося рядом с ним человека. Он был будто связан с ним незримой нитью, он почти не отпускал его взгляд а, когда тот подходил к нему, всегда старался коснуться его. И даже его молчание уже, казалось, не разделяло их. И с каждым днем он становился еще более красивым, чем тогда, когда Сера впервые увидел его...

Позже он стал пробовать вставать самостоятельно, но обеспокоенный Сера не позволял ему, боясь, что у него снова закружится голова, или он потеряет сознание. Но однажды, вернувшись в комнату после недолгого отсутствия, он увидел, что Рауль все же поднялся с постели и стоит у окна, задумчиво глядя вдаль. Плечи его были опущены, спина как-то странно сгорбилась. Сера подошел к нему, неуверенно обнял его и произнес:

— Рауль...

Тот повернулся, его огромные глаза были полны боли. Недоброе предчувствие кольнуло сердце человека: была в этом взгляде какая-то невыносимая грусть, будто перед прощанием. Отчаяние обрушилось на Сера ледяной волной. Он прижал Рауля к себе, зарылся пальцами в его волосы, задыхаясь от боли, а потом вдруг отвел назад его голову и прижался к его дрожащим губам в каком-то исступленном, почти жестоком поцелуе...

IV

На следующее утро Сера сам пришел к настоятелю. Тот приветствовал его, внимательно глядя ему в глаза, потом усадил в стоящее у окна простое кресло, сам сел в другое, напротив. Некоторое время оба молчали, глядя на залитый утренним солнцем горный склон. Наконец, аббат произнес:

— Вам удалось уйти от него?

— Я должен был поговорить с Вами, Падре! — Сера закрыл руками лицо, плечи его вздрагивали. Но потом он взял себя в руки, выпрямился и проговорил глухо: — Простите, я не могу ничего поделать с собой. Я пытался понять, что происходит, но это выше моих сил. Я даже не знаю теперь, кто я.

— Как Вы себя чувствуете?

Сера растерянно пожал плечами:

— Странно, удивительно, болезненно... Я ошеломлен, возможно, счастлив, а может быть больше напуган, не знаю... Не уверен, что смогу объяснить это словами.

Он понимал, что вряд ли сможет озвучить то, что и сам еще не до конца понял. Не сможет, даже если очень этого захочет...

— Вначале я хотел понять, кто он, — продолжил он, после небольшой паузы, — почему я чувствую, что все время должен быть рядом с ним, почему он сам так тянется ко мне. Все это было так странно... Но потом я почему-то забыл об этом. И сейчас это уже не имеет для меня никакого значения, теперь все это уже не важно...

— Мне говорили, что Вы нашли его в лесу?

— Да, это было в горах. Я шел по дороге и остановился ненадолго перевести дух.

И Сера подробно рассказал настоятелю о том, что случилось той ночью. Тот слушал его, молча, лишь иногда задумчиво кивая головой. И только тогда, когда Сера дошел до того момента, как увидел Рауля, он спросил его:

— Вы первым прикоснулись к нему?

— Да, наверное... Я не помню... По-моему, я тронул его за плечо, — Сера занервничал. — Почему Вы спрашиваете? Это важно? Но ведь это произошло непроизвольно, я не хотел навредить ему.

Настоятель снова внимательно взглянул на него, но ничего не ответил, а только попросил его продолжать. Когда же Сера замолчал, он отвернулся, вздохнул, задумчиво глядя в окно, а потом соединил пальцы рук и произнес:

— Я расскажу Вам все. Но Вы должны поклясться, что эта тайна умрет вместе с Вами.

— Я клянусь, Падре! — серьезно заверил его Сера.

Покачав головой, принимая его слова, настоятель начал свой рассказ.

— Наш орден существует уже много веков. Давным-давно один человек по имени Ноэль Риз нашел в этих горах странное, истекающее кровью существо. Он подобрал его, принес в деревню, а потом долго и терпеливо ухаживал за ним, пока не зажили его раны. Что это было за создание, откуда оно взялось, и кто ранил его, Ноэль не знал, но, обладая добрым и отзывчивым сердцем, он помог ему. В благодарность за спасение от неминуемой гибели, загадочное существо наградило человека необыкновенными способностями и древними знаниями о равновесии мира, о сражениях добра со злом, о целительных источниках, полных серебряной воды. И еще о том, что на самых вершинах этих гор живут и другие, такие же, прекрасные, как ангелы, крылатые создания. Они никогда не спускаются на землю, их удел — ветра иного мира. Они не умеют говорить и совсем не знают людей. Но раз в сто лет между одним из них и другим, — темным, живущим в глубине гор, под землей, — происходит яростная битва за право хранить равновесие мира. Люди ничего не знают об этом, даже не догадываясь, что их жизнь зависит от исхода этой схватки. А между тем, когда побеждает темный, на землю опускается мрак, начинаются эпидемии, войны, голод. И это происходит тогда, когда темный убивает небесное создание или, сорвав с него крылья, сбрасывает его на землю, где тот неизбежно умирает от ран и задыхается от чуждого воздуха. Так было бы и в тот раз, если бы Ноэль не нашел его и не спас ему жизнь. Звали то существо Селем. Когда Селем поправился и снова смог летать, он отблагодарил своего спасителя и вернулся обратно — в высоту, к облакам.

А Ноэль остался в этих краях навсегда и позже основал здесь эту обитель, чтобы помочь ангелам сохранить равновесие мира. С тех пор монахи и еще люди из той деревни живут здесь для того, чтобы следить за исходом этих битв и, если будет нужно, спасти упавших на землю раненых ангелов, предотвращая их гибель и помогая тем самым сохранить покой на земле. А этих существ они стали называть "аливоло". И это — великая тайна, которая хранится сотни лет и передается из поколения в поколение. И никто из живущих за пределами этих мест ничего не знает о ней. Так было всегда, много веков. В нашей библиотеке хранятся все записи о битвах, которые здесь происходили, все книги о том, что было потом. Мы получаем их от своих предков, дополняем их и передаем своим потомкам. И всю жизнь мы готовимся и ждем. И хотя большинству из нас за всю свою жизнь так и не удается увидеть аливоло, мы все верим в то, что служим равновесию мира.

— Так Рауль — аливоло? Ангел, раненый темным? — изумленно спросил Сера, вспоминая, что он видел тогда в мелькании огненных вихрей — там, на склоне горы.

— Его зовут Рауль? Откуда Вы знаете?

— Я услышал это... Не могу объяснить... В моей голове будто звучала музыка.

— Да, — горько произнес настоятель, — так бывает, я читал об этом.

Ошеломленный всем, что услышал, Сера все же задал вопрос, который мучил его:

— Но я не понимаю, Падре... Если все так, как Вы рассказываете, тогда почему Рауля нашел я?

Настоятель замолчал на несколько минут, а потом продолжил:

— К сожалению, мы никогда не знаем, когда точно должна произойти битва. Ведь мы всего лишь люди. Наверное, что-то пошло не так, и на этот раз она состоялась гораздо раньше, чем мы предполагали. Возможно, мы ошиблись в своих расчетах, не знаю...

— А я...

— Вы?.. Вы, оказавшись рядом с ним случайно, сделали то, о чем даже не догадывались, — сохранили хрупкое равновесие. И теперь это — Ваша судьба.

Сера сидел в глубокой задумчивости, не зная, что делать с грузом, который он, сам того не зная, принял на свои плечи. Но ведь было и еще кое-что...

— Скажите, Падре, а то, что я чувствую... То, что есть между нами... Что это?

Тот ответил не сразу. Потер глаза, опустил руки на подлокотники кресла и только потом медленно заговорил, подбирая каждое слово:

— Знаете, чтобы спасти аливоло, недостаточно просто перенести его в горы и напоить серебряной водой, — это лишь не позволит ему умереть и излечит от ран. Но его способность летать, это возродить не сможет. Книги говорят, что вернуть ему крылья может только любовь человека. Только обретя ее, аливоло может вернуться к облакам. Никто не знает, почему так происходит. Возможно, они питаются от этой любви, от этого, недосягаемого для них источника или восстанавливают чуждой им энергетикой свои силы. Это остается для всех нас загадкой. Но человеческое сердце слишком слабо, и не может устоять против красоты небесного создания; ведь быть рядом с существом, похожим на ангела, заботиться о нем, прикасаться к нему и не полюбить его, наверное, невозможно. Поэтому аливоло всегда вновь обретают свои крылья и всегда улетают... Говорят, что любовь рождается в сердце человека в тот момент, когда он впервые притрагивается к загадочному существу, и остается в нем на всю его жизнь... Но бывает и по-другому. Иногда аливоло называет человеку свое имя, и тогда между ними возникает особая, неразрывная, кармическая связь. Так было с Ноэлем, и еще с одним монахом, и так, наверное, происходит с Вами. И это больше, чем любовь, и гораздо страшнее.

Сера уже догадывался, что тот может сказать дальше. Но он не хотел этого слышать, не хотел этого знать. Ему, словно ребенку, захотелось закрыть уши руками, не допустить, чтобы это болезненное знание коснулось его разума, его сердца. Он опустил голову, лицо его нахмурилось, будто от боли. Но настоятель продолжал, не обращая внимания на страдания, которые причиняют Сера его слова. Он должен был сказать ему все, хотел тот этого или нет.

— Любовь аливоло невероятна, беспредельна, отчаянна. В ней нет места надежде, и она иссушает человека, которого он любит. Тот становится одержим, не может ни спать, ни есть, ни быть с другими людьми. Неземное создание будто приковывает его к себе невидимыми цепями, не позволяя ему дышать и жить, и человек, отрекаясь от всего, что ему было дорого, с радостью, с самозабвением, с каким-то болезненным счастьем принимает это, не в силах справиться с собой.... И душа самого аливоло не выдерживает мук чуждой ему страсти, сгорая в этом огне... И так эта любовь испепеляет их обоих. У нее нет будущего, — аливоло никогда не сможет остаться на земле, а человек никогда не обретет крылья. И в этом отчаянии, в этой боли, в этом безумии они постепенно убивают друг друга, и, если не находят в себе сил расстаться, оба погибают. И тогда, помимо горя, связанного с их гибелью, приходит другая беда — нарушается равновесие. Ноэль и Селем смогли преодолеть это, а тот, второй монах, о котором я говорил Вам, — нет. Последствия его ошибки были ужасны.

Настоятель замолчал. Сера сидел, обхватив голову руками. По его щекам текли слезы.

— Что же мне делать, Падре? — спросил он, наконец, поднимая мокрое, искаженное страданием лицо.

— Отпустите его, — ответил пожилой, уставший монах, глядя ему в глаза. — К сожалению, это неизбежно, мой мальчик!

Взгляд его был полон сочувствия, но вместе с тем и глубокого сожаления, что ему самому уже никогда не доведется пережить ничего подобного.

..................

Остаток дня Сера провел в одиночестве. Он не хотел никого видеть, поэтому ушел из монастыря и весь день просидел на склоне горы, глядя на облака, плывущие по небу. Сердце его переполняли боль и отчаяние. Разумом он понимал, что должен сделать, но душа его разрывалась на части при мысли о том, что ему придется навсегда проститься с Раулем. Он не представлял себе, как сможет жить без него, без его глаз, без его молчания. Он вспоминал, как впервые увидел его, как нес его на руках, как тот смотрел на него, слушая его голос, как засыпал, успокоенный тем, что он был рядом. Вспоминал, как целовал его вчера, и тот таял в его объятиях... Сердце его замирало, голова кружилась. Ему хотелось забыть обо всем — о мире, о других людях, о других существах и их битвах, о прошлом, о будущем, — и лишь только любить Рауля, быть всегда рядом с ним. Но он знал, что не сможет этого сделать, потому что им все равно не суждено быть вместе. Никогда. Ему хотелось кричать, но он не мог издать ни звука, будто весь он превратился в камень... Когда же, уже под вечер, он вернулся обратно в комнату, лицо его было жестким и чужим, и только глаза горели на нем, словно угли в выжженном до золы очаге.

Рауль сидел на постели, обхватив поднятые к подбородку колени, и смотрел на дверь. Он ждал. Как только Сера вошел, он вскинул на него огромные потемневшие глаза, опустил руки, выпрямился. Человек, стараясь не смотреть в его сторону, прошел мимо него к окну, остановился там, глядя на закат. Рауль тихо поднялся, подошел к нему сзади, обнял его двумя руками, прижимаясь к нему трепетным жарким телом, замер, не двигаясь. Густая тишина повисла в освещенном вечерним солнцем воздухе. Сера закрыл глаза, заставляя себя не отвечать на ласку Рауля, на его немой, нежный призыв. Не поворачиваясь, он произнес:

— Мы не можем быть вместе... Ты должен вернуться... Завтра, на рассвете...

Сера знал, что Рауль не понимает человеческой речи, но что-то подсказывало ему, что на этот раз он его понял. Рауль продолжал стоять, не шевелясь, не разжимая объятий. Сера дал ему время осознать услышанное, а потом, аккуратно высвободившись из его рук, медленно повернулся... Казалось, что его слова лишили аливоло сил. Он весь будто потух, лицо посерело, опустевшие руки безвольно упали вдоль тела, плечи поникли. Сера подался к нему, ему невыносимо было видеть его таким, но Рауль вдруг вскинул на него глаза, и Сера в ужасе отшатнулся. Взгляд аливоло пылал таким гневом, такой безумной, нечеловеческой яростью, что у Сера похолодело сердце. Он протянул к Раулю руки, желая вновь обнять его, успокоить, вернуть его глазам прежнее сияющее, теплое, ласковое выражение. Но тот, издав какой-то высокий, пронзительный, невыносимый звук, оттолкнул его, ударив в его грудь ладонями. Сера даже не думал, что в этом хрупком теле может таиться подобная сила: удар был таким, что его, словно щепку, отбросило в сторону. Он больно ударился о стену и, почти теряя сознание, сполз на пол. С перекошенным лицом Рауль бросился прочь из комнаты. Его удаляющиеся стремительные шаги еще долго гулким эхом разносились по всей высоте лестницы, отдаваясь от каменных стен...

..................

Его искали весь вечер и почти всю ночь. Преодолевая тревогу, обитатели монастыря осмотрели все кельи, башни, лестницы огромного строения, заглянули во все самые потаенные, скрытые места, обыскали склоны гор, рощи и пещеры, что были поблизости. Но все было тщетно, — Рауля нигде не было. Кто-то из монахов сказал, что, возможно, видел его бегущим по дороге в деревню. Не прекращая поисков, туда сразу же послали человека, но, спустя несколько часов, он вернулся ни с чем, лишь приведя с собой людей на помощь. В деревне его тоже никто не видел. Беспокойство все нарастало. С аливоло могло случиться все, что угодно. Он был еще недостаточно силен, и совсем не знал, как вести себя в этих местах. Он мог погибнуть по нелепой случайности в горах, — оступившись, сорваться в пропасть, или заблудиться в лесу. Ведь вокруг было уже совсем темно...

V

На землю опустилась глубокая ночь, в небе уже ярко горели звезды, а их лихорадочные поиски так ни к чему и не привели. Сера неподвижно сидел во дворе монастыря, закрыв руками лицо. Он винил только себя в том, что произошло. Видимо, он повел себя совсем не так, как должен был, произнес не те слова, обидел Рауля, оттолкнул его, заставил его усомниться в своей любви. Желая избавиться от боли в собственном сердце, он ранил того, кого любил больше всего на свете. Он не мог справиться с этим один, просто не знал, как; и в результате все сделал неправильно. А теперь он сидел здесь, задыхаясь от бессильных слез, и совершенно не представлял, что ему делать дальше.

В монастырь по очереди возвращались уставшие люди. На их лицах застыла тревога, и ни один из них не принес добрых вестей. Настоятель поговорил с каждым, а потом подошел к Сера.

— Мы продолжим поиски на рассвете, — сказал он. — Уже слишком темно, люди устали и должны отдохнуть. Вам тоже нужно хотя бы немного поспать. Идите, а завтра утром я разбужу Вас.

Сера, молча, кивнул и пошел наверх.

Не раздеваясь, он лег на постель, и долго лежал без движения, глядя на ночное небо. Мысли хаотично роились в его голове. Что он наделал? Почему он был так безрассуден, желая одним ударом разрубить такой сложный, запутанный, немыслимый узел? И как ему теперь исправить эту ошибку? Ведь, если с Раулем что-нибудь произойдет, он никогда себе этого не простит. НИКТО ему этого не простит...

Душа его болела. Тоска по Раулю, сожаление о происшедшем, сознание несоизмеримой для обычного человека ответственности, предчувствие скорой разлуки — все смешалось в разъедающем, ядовитом, темном потоке. Не вытирая мокрого лица, он закрыл глаза и забылся тревожным сном...

Ему снилось, что он летит над землей, словно птица. Внизу проносились виноградники, рощи, прозрачные горные ручьи, пыльные дороги. Он летел, широко и сильно взмахивая крыльями, в свободном пространстве, чувствуя движения своих крыльев, чувствуя течение воздуха вокруг себя. Это было так прекрасно! Прохладный ветер обдувал его лицо, развевал его волосы. Он видел, как спускается к горизонту покрасневшее солнце, видел весь мир, лежащий перед ним во всей своей земной красоте, и он любил его... Но там, в небесах, кто-то ждал его, он знал это. И тогда, последний раз взглянув вниз, он стал подниматься — подниматься все выше и выше, прочь от земли, к холодным вершинам гор, к белым сияющим облакам, в самую высоту... Земля удалялась, становясь все меньше и меньше. Но он уже не оглядывался и был так счастлив...

Вздрогнув, Сера внезапно проснулся. Он зашевелился, открыл глаза. Вокруг по-прежнему было темно и очень тихо. Вдруг в тишине ему послышалось чье-то дыхание. Он повернулся и тут же подскочил на постели. На каменном уступе возле окна, выделяясь темным силуэтом на фоне звездного неба, сидел Рауль. Его ноги так же, как и тогда, были прижаты к груди, руки сплетены вокруг них, платиновая голова лежала на коленях, лицо было обращено к Сера. А за его спиной, высоко над ним, плотно прижатые друг к другу, возвышались два огромных, невероятно прекрасных белоснежных крыла.

Сияющие в лунных лучах жесткие перья трепетали от дуновений легкого ночного ветра. Сера задохнулся от этого необыкновенного, фантастического зрелища. Сердце его забилось неровными толчками, он с трудом сохранял способность мыслить. Аливоло не двигался, лишь его дыхание стало глубже.

— Рауль, — выговорил, наконец, Сера, — ты вернулся, мальчик?.. Я так волновался за тебя... Все искали тебя, мы так боялись, что с тобой что-нибудь случится.

Он встал, подошел к аливоло. Тот поднялся, его крылья дрогнули. Несколько минут человек и ангел стояли, глядя друг на друга горящими в темноте глазами, не в силах приблизиться друг к другу. Потом Сера протянул руку и коснулся лица Рауля. Тот чуть наклонил голову, ласкаясь к его руке.

— Я так люблю тебя, — прошептал человек. — Я не знаю, как мне жить дальше...

Рауль взял его руку в свои ладони, прижал ее к губам. Сера нерешительно обнял его и привлек к себе. И в тот же момент почувствовал, как с мягким шорохом раскрываются над ними огромные белоснежные крылья, как они укрывают их обоих светящимся живым облаком, смыкаясь за его спиной, как начинает струиться вокруг сияющий неземной свет, как он разливается, заполняя все вокруг, льется на его лицо, в его душу, и как они оба растворяются в нем, соединяясь друг с другом, и сами, будто превращаясь в мерцающий серебристый свет.

..................

На рассвете настоятель зашел в комнату, чтобы разбудить Сера, но она была пуста. Он шагнул внутрь, наклонился и поднял с пола жесткое голубоватое перо. Он подошел к окну и долго стоял там, сжимая его в руках, и по его морщинистому лицу текли слезы...

Сера вернулся в монастырь на закате. Он был бледен, глаза его казались черными пятнами на белом снегу, губы были сжаты в тонкую бескровную линию. Вся его одежда, лицо, волосы, руки были покрыты серебристой светящейся пылью. Не сказав никому ни слова, он ушел в свою комнату... Через три дня к нему пришел настоятель, и с тех пор монахи начали ухаживать за Сера, возвращая его к жизни. Они почти насильно поили его водой из волшебных источников, потом стали понемногу кормить его, а позже и говорить с ним... Когда же он впервые спустился вниз, его волосы были совсем белыми...

ЭПИЛОГ

Этьен Сера прожил долгую праведную жизнь, помогая людям. Он лечил их от болезней и ран, снимал жар у их детей лишь одним прикосновением рук и возвращал разум заблудшим, только лишь разговаривая с ними, ласковым словом утешая их мятущиеся души. Он так и не смог покинуть это место и навсегда поселился в монастыре. Монахи почитали его, хотя он и не принял послушания, а люди из деревни любили его и всегда приглашали на деревенские праздники и в свои дома. Слава о чудесном целителе разнеслась далеко за пределы затерянного в горах монастыря, и к нему стали приходить люди из разных концов страны. Он не отказывал никому, ко всем был внимателен и добр.

Почти всегда он был молчалив, но иногда улыбался странной загадочной улыбкой, будто знал что-то, неведомое другим. Часто его видели, сидящим на закате под деревом, что стояло на склоне горы у дороги, ведущей в деревню. Он смотрел, как опускается солнце, и будто ждал кого-то. Говорили, что он просиживал там всю ночь, а, когда возвращался на рассвете в монастырь, лицо его было печальным...

Иногда он уходил высоко в горы и пропадал там несколько дней. Сначала люди боялись, что с ним что-то случится, и он не вернется. Но он всегда приходил обратно, и со временем все к этому привыкли. А когда наступала зима, и шел снег, он подолгу стоял на самом верху одной из башен, широко раскинув руки, запрокинув голову, и белые крупные хлопья сыпались с небес на его лицо. А он улыбался... Наверное, этот чистый мягкий снег что-то напоминал ему.

А когда он уже был глубоким стариком, он вдруг исчез. Накануне вечером он, как всегда, ушел в свою комнату. А наутро монах, который пришел к нему принести завтрак, обнаружил, что в ней никого нет. Лишь на полу у окна лежало несколько больших белоснежных перьев.

Говорят, что в ту ночь некоторые жители деревни видели, как из узкого окна его кельи струится фантастический голубой свет, заливая далеко вокруг землю своим сиянием.

........................

alivolo — летящий, летающий (ит., поэт.)

1