Пан или Присоединиться к большинству

ПАН или ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К БОЛЬШИНСТВУ

ГЛАВА 1.

Зайцев сидел на камне. Как адресат посланий в Откровении валун не был ни горяч, ни холоден. Прогретый за день, он прятался за пригорком от солнца, уходящего на запад. Та же насыпь отделяла Зайцева от Космического городка. Очень удобное место. За спиной, невидимый и невидящий Зайцева, оставался уныло-чистенький поселок с выстроившимися в линейку одинаковыми коттеджами, административным корпусом и столовой. И дальше вглубь острова — ангары и корпуса с лабораториями, гидробассейнами, тренажерными модулями, учебными классами и макетами кораблей в натуральную величину.

Зайцев смотрел на песчаный пляж и спокойное море за ним. Внезапно слева из-за поросшего травой песчаного бугра появились два лохматых полуголых або. Они молча бежали, утопая босыми ногами в песке и размахивая руками. Один абориген сильно хромал. На его правой ноге рельефно красовался длинный сине-красный зигзагообразный шрам. За первыми двоими, не торопясь, из-за того же холмика вышел третий або. Он медленно шел деревянной походкой пина в их сторону. Беглецы запрыгнули в лодку и начали отчаянно грести от берега. Пин остановился перед линией прибоя на берегу, уставившись им вслед. Неожиданно оба аборигена один за другим попадали на дно лодки. Ноги хромого оказались на скамье и Зайцев видел, как их бьют судороги. Постепенно конвульсии стали тише и реже и вовсе прекратились. Пару минут лодка спокойно качалась на волнах. Потом хромой абориген поднялся, взял весло и начал спокойно грести к берегу. Через некоторое время второй стал делать то же самое. Они доплыли до места, где все это время ждал пин, и молча вытащили лодку на берег. Пару мгновений все трое стояли, не глядя друг на друга. Затем, не сговариваясь, деревянными шагами, сохраняя на лицах характерное бесстрастное выражение, строем ушли обратно за холм.

Зайцев выдохнул. Перед ним опять простирался берег и спокойное море. Как будто только что на его глазах не произошло этой странной пантомимы под аккомпанемент прибоя.

— Что Вы там высматриваете, Зайцев? — веселый голос бортинженера Стивенса вывел Виктора из оцепенения, — Ждете русские подлодки? Сигнальный огонь не разводили?

— Никакой России больше нет, Энтони, и Вы это прекрасно знаете, — не оборачиваясь, ответил Зайцев.

Волны бились о берег. От моря пахло солью и водорослями.

— Вы же поняли, что я имел в виду, — добродушно посетовал Стивенс, — И, вообще-то, технически Россия никуда не делась. Девятая часть суши — на месте. А по ней продолжает бродить сто двадцать миллионов угрюмых бородатых людей.

— Сто двадцать миллионов — возможно, но вот людей ли? — заметил Зайцев.

— Ну вот, опять Вы за свое, — бортинженер натужно улыбнулся, — Если будете все время об этом думать, просто не доживете до отлета.

— А есть другие достойные темы?— Зайцев обернулся к Энтони, — Хотите обсудить со мной новинки рок-музыки? Фильмы, вышедшие в этом году?

Улыбка, наконец, сползла с лица Стивенса.

— Умеете же Вы испортить настроение, Зайцев, — и добавил, — Пойдемте. Всю команду вызывает Глобски.

* * *

Начальник ЦПА лысый зануда Глобски обвел присутствующих суровым взглядом из-под насупленных бровей.

— Господа, вынужден сообщить вам неприятную новость. Джош Сайрус покончил с собой.

Зайцев и Дьюи переглянулись. Мейбл тоненько вскрикнула. Стивенс досадливо покачал головой.

— Как это случилось? — уточнил Зайцев.

-А для Вас важен способ? — язвительно осведомился Глобски.

И продолжил, не дожидаясь ответа.

— Лег в ванну и опустил туда два провода под напряжением. Тело выглядит ужасно. Как огромный плохо приготовленный кусок мяса. Местами пережаренный, местами сырой.

— Стоит ли приводить такие подробности? — осторожно усомнился Стивенс, — Все-таки, здесь женщины.

— Да, — рявкнул Глобски, — Обязательно! Чтобы никто не строил иллюзий о красивом уходе, прекрасных похоронах с салютом и прочем. Своим безответственным поступком Сайрус отбросил проект на месяцы. Нам теперь срочно нужно искать ему на замену специалиста-психолога его уровня. Сами понимаете, как это сложно в нынешних обстоятельствах.

— В принципе, коллега, — раздался голос Дьюи, — я могу его заменить.

Все обернулись. Проф, как обычно сидел позади всех, прислонившись спиной к задней стенке. Глобски в недоумении посмотрел на него.

— Но как, Эдвард? Вы же сами — будущий член экипажа. Собираетесь исследовать самого себя?

Дьюи в своей манере улыбнулся одними краями губ.

— Почему нет? Со всей аппаратурой я знаком, с методиками тестирования — тоже. Могу приступить прямо сейчас.

— Погодите, — запротестовал Глобски, — это нарушение общепринятых правил, сложный вопрос, его нельзя решать вот так — с бухты-барахты. Надо подумать, посоветоваться.

Сидящий рядом с ним пин кивнул. Глобски вздрогнул и немедленно тоже кивнул.

— Хорошо, так тому и быть, — резюмировал Глобски, — Профессор, приступайте к работе прямо сейчас. Время не ждет.

— А похороны? — еле слышно донесся слабый голосок Мейбл.

Глобски поднял голову.

— Что? А, да... Здесь похорон не будет. Тело отвезут на Большой остров, где Сайрус жил до назначения сюда.

Зайцев догнал Дьюи у выхода из бунгало.

— Эдвард, Вы не знаете, что произошло?

Дьюи поднял голову. Хотя профессор смотрел снизу вверх, никакого превосходства Зайцев не чувствовал. Всякий раз, встречаясь с Дьюи глазами, Зайцеву хотелось вскочить из-за парты и отбарабанить домашнее задание.

— Почему Сайрус свел счеты с жизнью? — уточнил Дьюи, — Не знаю, коллега.

Он помолчал.

— Но предположить могу. Фредерика мне рассказала, что вечером уже после захода солнца Сайрус о чем-то очень возбужденно говорил с пином. Потом махнул рукой и зашел в свой коттедж. И больше живым не выходил.

— Вы думаете, что его хотели присоединить? Да нет, пины об этом не предупреждают.

— А Вы видели все присоединения? — усомнился Дьюи.

Зайцев не нашелся, что ответить.

По правде говоря, он видел инсайтов не так много, как большинство находящихся на острове. По крайней мере, меньше Дьюи, который два месяца после Большого Хапка безвылазно находился в Нью-Йорке и насмотрелся достаточно. На третий день, когда телевидение отрубилось, а в Интернете началась какая-то чертовщина, проф заметил, что на соседней автозаправке уже двое суток никого нет, и ограбил ее, сделав дома хороший запас продуктов и бензина. После чего, обеспечив себя на первое время, Дьюи несколько недель катался по городу, с любопытством глядя на происходящее.

Профессор рассказывал про полуголых людей, пляшущих на улицах между остовами сгоревших автомобилей. Про покойников, которых с тротуаров собирали большими ковшами мусороуборочные машины. Про бессмысленные убийства у него на глазах. Про многолюдные просмотры фильмов Вуди Аллена на больших экранах посреди площади. Про мужчину, стрелявшего из окна третьего этажа по прохожим. Про бездомного в лохмотьях, пьющего вино около дорогого ресторана, и нагую женщину с формами стриптизерши, играющую для него на скрипке.

Довольно подробно Дьюи рассказывал про гигантскую оргию на Манхэттен-Бич, в ходе которой тысячи любовников разных комплекций, рас и спортивной формы одновременно предавались разным формам сексуального удовлетворения. В то время как в нескольких десятках метров от берега один за другим падали с носящихся бананов и молча тонули люди. И опять про трупы, тут же у линии прибоя колыхающиеся на набегающих волнах.

При этом, однако, все эти апокалиптические картины он описывал без особых отрицательных эмоций, как что-то очень необычное, из ряда вон выходящее, но не ужасное на самом деле. Примерно так, наверно, он мог бы кому-нибудь пересказывать сюжеты с полотен Босха.

Иногда в процессе повествования он улыбался и поднимал указательный палец. Это означало, что в рассказанном содержится какая-то интересная аллюзия или метафора, до которой слушатель должен сам додуматься и тоже порадоваться.

— Она ехала на мотороллере абсолютно голая, но в фуражке инспектора налоговой службы. Больше никаких налогов! Понимаете меня? — Дьюи откидывал голову и радостно хохотал.

Зайцев как-то спросил, как он не боялся бродить среди всего этого кошмара. На что Дьюи ответил, что думал примерно так: во-первых, все это страшно интересно, а, во-вторых, чего уж теперь бояться.

"Мне жаль, Виктор, что Вы все это пропустили, — заметил тогда профессор, — Мне кажется, Вам бы понравилось." Зайцев как-то рассказал об этом Сайрусу, добавив, что немного завидует таким как Дьюи или Мейбл, переживших Большой Хапок в одном из его эпицентров. Сайрус странно глянул на него и сказал, что далеко не всякий опыт полезен для человека.

— Вы, кажется, взволнованы смертью Сайруса?

Зайцев оторвался от своих мыслей. Ему в лицо откуда-то из-за спины заглядывал Шмидт, штатный психолог команды астронавтов и техперсонала.

— Хотите поговорить об этом?

— Нет, спасибо, — отрезал Зайцев.

— Зря Вы меня не посещаете, мистер Зайцев, — посетовал Шмидт, — Психологическая реабилитация необходима всем. Особенно новоприбывшим, вроде Вас. Вот мистер Стивенс ходит ко мне с самого начала и у него отличная динамика.

— Да я как-то обхожусь. Своими силами.

— Крепкий алкоголь астронавтам запрещен, — строго заметил Шмидт.

— Я знаю, доктор, спасибо что напомнили.

Шмидт еще немного прошел рядом с Зайцевым, как конвоир, будто ожидая чего-то, и повернул куда-то в сторону.

— Вот болван, — сказал Зайцев. Он вспомнил, как во время второго тестирования по прибытии на остров Шмидт смертельно достал его, задавая по кругу одни и те же вопросы из психометодички. Зайцев уже не надеялся на прекращение этого бреда, когда Шмидт спросил, верит ли он, что в космосе есть братья по разуму. "У нас — нет, — ответил Зайцев, — А вот у Пана — наверняка". Шмидт поперхнулся и поспешно закончил сеанс.

— Да, Джереми не семи пядей во лбу, — согласился Дьюи, — Но Вы и вправду чем-то озабочены. Так жалеете Сайруса? Вы с ним знакомы-то всего пару месяцев. Как, впрочем, и со всеми нами.

— Кажется, я видел, как двоих або только что присоединили, — сказал Зайцев.

— Кажется? Вы не уверены? — не понял профессор. Просиял и хлопнул себя по лбу.

— Ах да, я забыл, Вы же у нас Рип Ван Винкль!

* * *

РЕТРОСПЕКТИВА

Рипом ван Винклем Дьюи назвал Виктора из-за того, что тот пропустил первые — самые интересные — недели Большого Хапка. Прогулял он их по уважительной причине: Зайцев три с половиной месяца проболтался на орбитальной космической станции.

Еще лет пятнадцать назад Витя Зайцев и не догадывался, куда может привести степень по физике в сочетании с лицензией пилота. Ко времени его взросления космонавтика уже потеряла прежний сказочный ореол, перестав быть мечтой мальчишек. Наука в России утратила романтический флер еще раньше. Виктор выбрал профессию физика-исследователя, потому что этот предмет лучше всего шел у него в школе. Пилотированием занялся в бесплатной секции резерва ВВС в качестве мужественного хобби, щекочущего нервы и производящего впечатление на девушек. В бортинженерную группу компании по разработке двигателей для космических кораблей попал, когда там платили безобразно мало. Пошел туда просто, чтобы где-то начать. А вот в международный проект прорвался из-за большой зарплаты, когда задолбался клянчить деньги у отца. И все время ждал, когда же, наконец, окружающие поймут, что он вовсе не энтузиаст, как все остальные вокруг, и выведут за ушко на солнышко. Страх разоблачения заставлял его упорно учиться и трудиться за троих.

— А еще родители наградили меня отменным здоровьем, — объяснял он Дьюи и Стивенсу, — Я только позаботился, чтобы доставшийся мне качественный механизм оставался в приличной форме и не слишком быстро изнашивался.

Так однажды неожиданно для самого себя пилотом в международном космическом экипаже оказался человек, абсолютно равнодушный к космосу.

Зайцев собирался честно отбарабанить срок пребывания на станции и вернуться на Землю — за бабками, славой и почестями. Но на МКС случилась авария, из-за которой, в частности, грохнулась система длительного хранения продовольствия. В Хьюстоне и Москве срочно переиграли, и почти вся команда покинула станцию раньше срока, а Виктора оставили на станции с Кристофером Льюисом. Эти двое имели несчастье обладать компетенциями, необходимыми для поддержания станции в рабочем состоянии с минимальным числом астронавтов на борту. Разумеется, Зайцева спросили, хочет ли он полетать лишние полторы недели. Но форма вопроса другого ответа не оставляла.

А потом случился Большой Хапок, и о космонавте Зайцеве с астронавтом Льюисом, болтающихся на орбите в жестянке из-под монпансье, просто забыли. На Земле стало не до них.

ГЛАВА 2.

На следующий день Зайцев в соответствии с расписанием пошел к доку Робуру. Док работал в группе медико-биологической подготовки — отвечал за тренировки и тестирование астронавтов на центрифуге, в барокамере, термокамере, сурдокамере и за вестибулярный тренинг. При тестах на перегрузку Робур всегда присутствовал лично. Разговаривал очень скупо и на все вопросы не по делу реагировал мрачным молчанием. Произношение Робуром его фамилии напоминало Зайцеву змеиное шипение.

Зайцев быстро сообразил, как обратить эту проблему в выгоду для себя, и все время подготовки к тренировке отдыхал душой, болтая без умолку. По непроизвольной мимике Робура он видел, что, несмотря на презрительное молчание, док его слушает. Идеальный собеседник.

Сегодня Зайцев говорил о Джоше Сайрусе.

Самоубийство Сайруса и в самом деле вызвало у Зайцева сильную досаду. Сайрус радовал его острым умом и смелостью высказываний. Казалось, он, вообще ничего не боится. Кроме экипажа Джош оказался единственным, с кем Зайцев мог нормально поговорить на внерабочие темы.

Пока неловкий ассистент готовил Зайцева к тренировке, Зайцев пересказывал Робуру последний разговор с Джошуа. Сайрус тогда заметил, что испытывает некоторую жалость к Пану за его одиночество.

— Мы все для него — примерно как пробегающие мимо муравьи для мыслящего муравейника. Он в состоянии с нами играть, использовать в своих целях, даже вступать в какую-то коммуникацию. Но общаться как с равными не может, даже если бы очень захотел.

— Разве это проблема? — усомнился Зайцев, — Пусть сделает себе второго Пана. Строительного материала достаточно.

— Это кажется правильным решением, — кивнул Джош, — Но наш парень — тяжелый параноик. Он боится, что другой Пан его съест. Судит по себе, и это логично.

— Думаете?

Сайрус еще раз кивнул.

— Говорю, как мозговед с тридцатилетним стажем...

— Не понимаю, почему он покончил с собой, — продолжал Зайцев вещать каменному Робуру, — Судя по всему, Пан представлял для него с профессиональной точки зрения интереснейший объект исследования.

— Сайрус узнал, — неожиданно сказал Робур, почти не раскрывая сжатые губы, — что большинством из двух сотен пассажиров "Большого Эдема" будут дети. От семи до двенадцати лет. На момент вылета, разумеется.