Последний шанс(41-76)

Глава 41. Кавказское чаепитие.

После съезда старейшин сразу из Москвы не отпустили. Всем было объявлено, что Сталин хочет лично встретиться по отдельности с группами делегатов из разных регионов страны, чтобы лучше понять, как живет народ. И кто может лучше всех рассказать о жизни простых людей, как не отобранные народом уважаемые старейшины.

В принципе все это было затеяно лишь ради одной единственной встречи с делегатами Кавказа, к ним у Сталина бал очень серьезный разговор, но выделять кого-то одного он не мог себе позволить, а потому приходилось встречаться со всеми. При этом Сталин не стал кому-либо рассказывать о своих истинных замыслах, чем вызвал достаточно большой переполох как среди партийного, так и среди советского аппарата. Ведь кто его знает, что могут рассказать Сталину эти старики, и чем это потом может обернуться для всех остальных? Второй проблемой стало то, что на одном маленьком Кавказе проживало больше различных народов, чем, скажем, в Сибири. Принять их всех вместе означало заведомо превратить разговор в пустую формальность. Принимать по отдельности мгновенно выдавало особый интерес Сталина именно к этому региону. В конечном итоге Сталин распорядился пригласить всю группу в Кремль одновременно, а уже внутри с помощью различных помощников в виде Наркомов, страстно "возжелавших" обсудить собственные проблемы, разделить всю массу посетителей на реальные группы "по интересам".

Не меньше волновались и сами делегаты съезда. Что говорить, а что не говорить? И что вообще будет спрашивать Сталин. Вроде бы съезд прошел хорошо, все цели достигнуты, Сталин лично поблагодарил, но ведь и различные чистки и борьба с врагами, оппозицией и разными уклонами тоже были вот-вот. И бывало, что всего за одно случайно вырвавшееся не вовремя слово, последствия оказывались совсем не радужными. А потому старики не решались даже обсуждать это между собой, лишь многозначительно поглядывали друг на друга, желая во взглядах сотоварищей прочитать их настрой.

Возникла и еще одна проблема. В каком порядке принимать делегации? Ведь все уважаемые люди, все равны. Первая делегация возгордится, последняя оскорбится, а как ни крути, все равно кто-то и той и другой окажется. Но Сталин, отлично чувствуя ситуацию, предложил аксакалам самим определиться с порядком встреч. Те недолго пошумели и решили бросить жребий. Всем одинаково не обидно, как судьба решит, так тому и быть.

Кавказцам выпало идти примерно в середине. Что в целом было даже неплохо. Первые уже успели рассказать, что все не так страшно, Сталин интересовался совершенно разными вопросами. И насчет производства, и насчет сельского хозяйства, и насчет восприятия политики партии, не слишком ли обижают простой народ ответственные руководители. О новой Конституции спрашивал, как ее народ принял, имеют ли люди представление о международной обстановке, как дети учатся, как больницы работают. В общем, говорили за жизнь. Сам Сталин показался почти простым человеком, много шутил, говорил спокойно и уважительно, проявлял подлинную заинтересованность рассказами, вникал в разные мелочи. Не менее важным оказалось и то, что откровенно провокационных вопросов Сталин никому не задавал. Короче будет, о чем детям рассказать, как с самим Сталиным в Кремле чаи гоняли.

Эти рассказы кавказских аксакалов почти уже совсем успокоили, но тут обнаружилась неожиданная проблема. В чем же идти к вождю, как не в национальном наряде при полном параде? А неотъемлемая часть этого самого национального "парада" кинжал на поясе. Можно сказать, в нем самая гордость горца. Кремлевская охрана к нашествию такой массы вооруженных отнюдь не декоративным оружием людей оказалась просто не готова. А потому возмутилась и потребовала кинжалы снять. Теперь уже оскорбились аксакалы. У них, делегатов всесоюзного съезда старейшин, кто-то хочет отнять неизменный атрибут воина? Им что, не доверяют, считают врагами? Тогда зачем звали? Дело дошло до самого Сталина. Удивленный задержкой посетителей, он вызвал Власика и Поскребышева и попытался выяснить, в чем дело. По краткому докладу начальника охраны Сталин мгновенно все понял, свирепо посмотрел на Власика и негромко, но, чеканя слова, произнес, — Ты что творишь? Кинжалы оставить, перед людьми извиниться лично. Так извиниться, чтобы извинения были приняты. Понял?

— Понял, товарищ Сталин. Но тогда встречу надо перенести в зал, где мои люди могут из-за портьер обстановку контролировать.

— Нет, ты ничего не понял, товарищ Власик. Никаких людей. Не хватало еще, чтобы кто-то из стариков их с наганом за шторой заметил, стыда не оберешься. Ничего со мной не случится. Никто на товарища Сталина покушаться не собирается. Не знаешь ты законов гор, товарищ Власик, законов гостеприимства. Это наш народ, это лучшие заслуженные представители нашего народа. Если такие люди на товарища Сталина нападать начнут, то зачем тогда все, что мы делаем? И потом, даже если такое бы и случилось, то неужели остальные джигиты злоумышленника не остановят? Не верю. Это бы означало, что мы совсем все неправильно делаем. Не может такого быть. Мигом чтобы все исправил.

Власик, красный, как рак, пулей выскочил из кабинета. А Сталин смотрел ему вслед и думал, что его личный охранник, пожалуй, прошел еще одну проверку на надежность. Если бы он сразу допустил посетителей к нему, не попытавшись их разоружить, то его срочно надо было бы менять. А так, пусть еще послужит, верен. Очень даже неплохо получилось. И Власик теперь, как провинившийся, землю рыть будет, и старикам уважение окажем. Пусть потом рассказывают, что Сталин их уважительно принял.

Начать беседу Сталин решил с представителей народов Северного Кавказа. Именно с ними надо было в первую очередь придти к важнейшим договоренностям, способным определить на многие десятилетия будущее всего Большого Кавказа.

Когда старейшины северокавказских Родов наконец появились на пороге сталинского кабинета, вождь вышел из-за стола и встретил их у дверей.

— Проходите, уважаемые, позвольте мне самому извиниться за это недоразумение, произошедшее по вине моей охраны. Не понимают иногда в порыве служебной ревности, как надо вести себя с уважаемыми гостями. Не знают законов кавказского гостеприимства и не проявляют должного уважения. Прошу вас простить их и не поминать обиды. Проходите, рассаживайтесь, разговор у нас будет долгий и важный.

Аксакалы, уже до этого слегка раскрасневшиеся от пререканий с охраной, от таких слов даже приосанились и чинно прошествовали к столу.

— Ничего, товарищ Сталин, неужели мы не понимаем? К руководителю страны и с оружием. Но ведь и мы по-другому не можем. Как же джигит в парадной форме и без кинжала, что же это за джигит получится? Не джигит, а просто группа старых развалин, произнес самый старый из присутствующих, глава крупного ингушского тейпа.

Сталин рассмеялся. — Да уж, джигит без кинжала, как баран без шерсти.

Все заулыбались. Мир был восстановлен. В это время принесли чай.

Сначала, как водится, разговор пошел ознакомительный. Гости по очереди представились, рассказали о себе, своем роде, чем горды. Сталин слушал внимательно, задавал уместные вопросы, интересовался различными нюансами. Но все чувствовали, что это только прелюдия к настоящему разговору.

— Ну что же, будем считать, что немного познакомились, теперь можно и о делах поговорить. Давайте поговорим начистоту, как горцы с горцем. Обещаю, что бояться вам нечего, но разговор должен быть честным и правдивым. Это очень важно, — старейшины взволнованно переглянулись.

— Скажите, ведь не так уж сильна в ваших местах любовь к советской власти? — Сталин обвел глазами присутствующих, которые даже как-то съежились под этим жестким взглядом желтых сталинских глаз. — Не спорьте, речь не о вас лично. Речь о ваших народах. И не надо оправдываться. Много чего случилось за последние годы. Да и не только за них, но и гораздо раньше. Много наслоений разных чувств еще со времен Российской империи тянется. Сначала Кавказская война, потом частичное выселение из родных мест. Затем вроде бы даже все успокоилось. Вы поняли, что времена изменились и даже в горах от будущей жизни не отсидеться. Россия тоже подошла с уважением. Дети ваших родов в личной царской охране служили, большую честь оказал тем российский царь вашим народам. Вы гордость испытали. И как воины, и как народы, которых признали достойно. Так ведь?

Старики сидели насупленные и слегка кивали головами, молча соглашаясь с тем, что говорил Сталин. — А потом пришла Советская власть. И многие, следуя присяге и понятиям чести, оказались в рядах ее противников. Многие не поняли, что происходит и сделали неправильный выбор. И ведь не богатеи какие-нибудь, что свои богатства защищали от национализации, простые люди с Советской властью боролись. Кто по непониманию, кто за кровь родичей мстить пошел, кто решил еще и за кавказскую войну с Россией теперь посчитаться. Много крови пролилось в годы Гражданской войны. Много воинов потеряли ваши Рода. Много советских бойцов сложили головы в ваших горах. Теперь все подуспокоилось, но что на сердце осталось? Смирились вы с неизбежностью, либо приняли советскую власть душой и сердцем? Честно говорите, сладкая ложь ни мне, ни вам радости не принесет.

Старики переглянулись и все тот же старейший из них, кто говорил вначале, решился.

— Все Вы правильно, товарищ Сталин, сказали. Все так и есть. Непростая история у наших народов. Горькая история. Ведь наши народы маленькие. А чем меньше народ, тем больше у него гордости, тем дольше он и добро и обиды помнит. А обид действительно много. Кто постарше, да поумней, давно понял, что не прожить самим, в горах запершись. Нужен сильный и добрый союзник, который и защитит и поможет в трудную минуту. Потому и Россию в конце концов приняли. Да и наших соотечественников, кто тогда по-другому решил, да в Турцию подался, не сказать, что хорошо приняли. Да и сейчас все понимаем. Понимаем, что Советская власть надолго, что она действительно всем народам добра хочет и всех равными делает. Но крови было много. А потому бродит среди иной молодежи бунтарский дух. Да и какая жизнь в горах? Бедная жизнь. Баранов пасти и пасеки держать? Работы иной мало. А какая честь в том, чтобы баранов пасти? Вот и мечтают молодые дураки великими воинами стать, чтобы затмить славу тех, о ком от стариков слышали. Кто постарше, в другие регионы подался, на заводах работает, в различных организациях служат. Маленькие дети в школах учатся, у них тоже перспектива есть. А вот с двадцатилетними беда. Много дури, что здесь скажешь. Но Вы, товарищ Сталин, не волнуйтесь, мы их в узде держим, дурь понемногу выбиваем, не дадим Роды свои позорить. Тем более, что сейчас такой почет Родам на самом высшем уровне оказан. Великое дело, Вы, товарищ Сталин делаете, правильное. Без почитания Рода и страны почитание какое-то сомнительное выходит. Не ценишь малого, как большое ценить научишься. За то Вам, товарищ Сталин, низкий поклон.

Сталин выслушал эту речь внешне спокойно и благожелательно, но обмануть себя не дал.

— Вы правильно говорите, уважаемый, но проблема гораздо сложнее. И простыми увещеваниями даже таких уважаемых старейшин ее не решить. Загнать проблему внутрь сможете, верю. Но решить нет. Стоит возникнуть какой-нибудь сложной ситуации, как все разом всплывет. И последствия могут быть очень печальными. Не дай бог, нам скоро воевать придется. Немец уже вовсю силу набирает, а ну как он на нас попрет? Встанете всем народом на защиту Советской власти? Очень я сомневаюсь. И не обидеть вас хочу, просто смотрю на проблему без самообмана. Он нам страшнее гораздо, чем самая горькая истина. Скорее старее обиды всколыхнутся. Разом за все горе и беды посчитаться захотите. Не вы лично, уважаемые, не вы. Но молодежь ваша точно захочет.

— Горько, но есть в Ваших словах правда, товарищ Сталин, — проговорил другой старейшина из Чеченского рода. — Так что же нам делать?

— А вот для этого, уважаемые мы с вами и собрались, чтобы проблемы все эти заранее решить, не доводя до беды. Сможем, как думаете?

— Должны, товарищ Сталин. Обязаны. Еще одной войны наши народы могут не пережить.

— Тогда давайте попьем еще чаю и подумаем. Есть у нас кое-какие соображения на этот счет, хочу с вами посоветоваться. Я сам кавказец, думаю, что понимаю чаяния ваших народов. Я так мыслю, что для спокойной жизни и успешного развития вмести со всем советским народом нужно предложить вашей молодежи две вещи. Первая это воинская слава. Но не простая. Я на Гражданской войне на горцев насмотрелся. Плохие из вас пехотинцы получаются. Горячи больно. Вам нужно индивидуальную удаль показать. В кавалерии вот много добрых джигитов служило. А все потому, что с конем горец с детства знаком, да и от личной храбрости да умения все зависит. Но времена кавалерии проходят. Следующие войны будут войнами моторов, техники. Для владения техникой нужны знания, и серьезная длительная подготовка. И плюс еще это коллективные действия, а значит, очень важна не удаль, а слаженность и дисциплина. Здесь вы тоже сильны не будете. Извиняюсь, уважаемые, но дисциплинированный джигит, как волк на поводке. Однако, выход есть, — вождь с усмешкой посмотрел на пригорюнившихся уже аксакалов.

— Какой, товарищ Сталин?

— Выход такой. Война, она ведь в разных местах происходить может. В том числе и в горах. А кто лучше всех горы знает, по камням тихо пройти сможет, на кручу взобраться, как не тот, кто с малолетства приучен оленей в горах гонять? Думаем мы создать специальные войска горных егерей. Чтобы малыми группами большой урон противнику наносить из самых неожиданных мест могли, чтобы в качестве проводников для обычных бойцов послужили, чтобы спрятаться в зарослях могли так, что белка с двух метров ничего не учует. Ну и чтобы по необходимости диверсионные рейды по тылам противника проводили. Здесь как раз лучшие качества горских народов проявиться могут. Войска специального назначения это не просто служба в строю. Здесь индивидуальное мастерство, мужество и умения много значат. А значит, и слава таких воинов высока. Будет, чем молодежи после службы перед девками покозырять и байки пацанью потравить. Что думаете, будет такая служба для вашей молодежи почетна и желанна?

— Такая будет, товарищ Сталин. Такая служба даже более почетной будет, чем до того царская.

— Ну а чтобы она еще почетнее была, надо, чтобы в эти войска самый жесткий отбор был. Чтобы только лучшие из лучших, самые достойные представители родов в них попадали. Это поважнее и почетнее, чем у царя перед дверьми стоять, будет. Как думаете, уважаемые?

Старики на этот раз уже улыбались, идея явно пришлась им по душе. Как же, именно их, настоящих джигитов, Сталин, по сути тот же царь, на особую службу зовет. И не парадную, а самую, что ни на есть боевую и опасную. — Хорошая идея, товарищ Сталин. Такая идея молодежь точно увлечет. Да они за право в эти горные войска попасть такую меж собой борьбу устроят, что на глупости совсем времени не останется.

— Ну а когда первые бойцы и командиры на побывку в родной аул приедут, то и вообще забудут.