Ненужный Герой

Пролог.

Все истории имеют своё начало и свой конец. Иногда печальный, иногда радостный и хороший. А иногда открытый, именно в нём читателю дают возможность завершить историю на своё усмотрение.

Но что делать, когда у истории нет конца? Когда его просто не дописали. Забыли и выкинули, словно ржавый меч, покрывшийся слоями вековой пыли, ведь его хозяин давно мёртв, а последняя война завершилась ещё несколько столетий назад?

Что делать в этом случае? Смеяться? Может, заплакать? Или просто закрыть на это глаза и попытаться выкинуть историю из головы?

Этими вопросами я задаюсь уже... Долго. Просто долго. С того момента, как я наконец-то вернулся обратно в свой родной дом. В родной мир.

На Землю.

Я больше двадцати лет мечтал вернуться обратно. Каждую ночь представлял, как родители встретят меня широко раскрыв глаза от шока и радости. Мы будем плакать от счастья, ведь этой встречей грезили и я, и они. Я искренне верил в это. И вот, после встречи мы все вместе сядем за наш круглый кухонный столик. Я, мать, отец и мой маленький братик. Ну, спустя двадцать лет он уже не маленький, а взрослый двадцатипятилетний парень, но в моих воспоминаниях он остался всё тем же вечно смеющимся ребёнком, который обожает своего "братика" и всегда ходит по улице крепко сжимая мою руку, и никак иначе.

Мы недолго помолчим. Всем нужно собраться с мыслями, даже мне. Всё же прошло очень много времени, а для подобных историй нужна пауза. Как перед началом новой лекции от мудреца, служащего Богине Знаний. Старик вечно хмурился, прикрывая слепые глаза, после чего что-то неразборчиво шептал себе под нос, как я потом узнал — это была молитва его Богине. В молитве он просил у неё разрешения поделиться своими знаниями, после чего мудрец несколько мгновений ждал ответ и, кивнув в длинную седую бороду, медленно начинал очередную историю или поучение, его слова всегда были напитаны сакральным смыслом, а старый хриплый голос вводил в волшебный гипноз, заставляя внимать каждому слову, сохраняя историю глубоко в чертогах памяти, в самых дальних уголках, да таких, что никогда не забудешь.

Через несколько минут молчания я первым решу разорвать тишину. Так уж получилось, что мама именно в этот момент тоже решит завязать разговор. Взять на себя смелость обратить наше священное молчание в прах. Но я буду не против и, встретившись с её голубыми глазами, просто искренне улыбнусь и нервно засмеюсь вместе с остальными членами семьи.

Смех у отца грубый. Практически такой же, как и у меня, о... я пошел в отца. Те же светлые волосы и мощный подбородок, те же карие глаза и точно такой же острый нос. Убийца женщин, как иногда шутили мои погибшие напарники. Себя я таковым не считал, но когда вспоминал лицо матери, что временами размазывалось в памяти, то просто улыбался и кивал.

В моей памяти не было женщины красивее, чем она. Вьющиеся светлые волосы, практически цвета пшена или тёплого весеннего солнышка. Большие голубые глаза, длинные светлые веки и тонкие брови. Она была маленького роста, но в мои десять лет она была выше меня где-то на голову, поэтому в своих фантазиях я всегда представлял маму выше меня ростом, и этот взгляд, что с притворной насмешкой взирает прямо в душу... Почему насмешкой? Не знаю, просто я почему-то всегда представлял этот весёлый взгляд. В подобные мгновения я практически физически ощущаю её тонкий смех, будто где-то вдали зазвенел небольшой серебряный колокольчик, а до меня долетело всего лишь его эхо.

Ну и брат. Брат... Я не знал, как он будет выглядеть через двадцать лет, поэтому в моём разуме он всё такой же маленький, хоть и смеётся взрослым басовитым голосом. Как я, мы же братья?

Я тяжело вздохну. Просто ко мне в который раз придёт осознание, что я очень многое потерял в ту ночь, когда меня призвали в Эмбер. Возможно, целую счастливую жизнь. Но сейчас это не имеет значения, ведь я наконец добился того, о чём мечтал — вернулся домой, где меня ждали.

Я улыбнусь уголками губ и ещё раз осмотрю столь знакомые сердцу лица, после чего начну свой рассказ. Пожалуй, моими первыми словами будет: "Пожалуйста, не смейтесь.". Глупо, я прекрасно осознаю это, но скажу именно эти слова, ведь история будет... странной. Странной или даже страшной, смотря с какой стороны взглянуть на это.

В ту ночь, с двенадцатого на тринадцатое августа, меня разбудил какой-то непонятный шум. Будто скрежет, что звучит где-то на границе сознания. Он подбирается всё ближе и ближе, и вот я слышу треск и звон, словно разбилось стекло или кто-то с грохотом уронил хрупкую вазу, не выдержавшую встречи с твёрдым фундаментом реальности.

Сначала мне показалось, что я сплю и эти звуки мне просто снятся, но потом разум заволокло страхом и я, вскочив с кровати, осознал, что это не сон и даже не кошмар. Моё сердце на мгновение сжал первобытный ужас, а на спине и лбу проступил холодный липкий пот.

Но вот страх отступил, будто его и не было. На смену ему пришло загадочное спокойствие и... любопытство. Детское, я бы сказал.

Я покосился на противоположную сторону комнаты и встретился взглядом с проснувшимся братом. Он вопросительно смотрел на меня и, почему-то, надул щёки. Но вот его глаза расширяются и я слышу, как он вскрикнул, устремив взгляд своих глаз на пол. Мне под ноги, если быть точнее.

Ооо, я помню тот момент, как сейчас: подо мной появился золотистый круг, в который вписана изумрудная пентаграмма. По бокам радужным пламенем горят три кривых иероглифа на незнакомом мне языке. Это уже потом я узнал, что это имена трёх первоначальных Богинь Эмбера, но тогда для меня они были обычными кривыми закорючками.

Страха не было. Вообще ничего не было, кроме интереса и "вау эффекта". Скрежет в моих ушах нарастает до своего апофеоза и ему на смену приходит хор из десятка повторяющих одно и то же голосов. Словно заевшая пластинка, что крутит одну и ту же фразу: "Дур"мон, азагг Грндэ!". С языка древних она переводится до жути банально — это зов. Зов, предназначенный избранному. Герою и прочая муть, вкладывающаяся в два слова: "Герой, приди!"

Я бросаю последний взгляд на брата. Тогда я ещё не знал, что он последний, будь иначе — и я бы попытался что-то изменить. Что-то сказать. Я бесчисленное количество раз прокручивал это событие в голове. Менял его, подбирал подходящие слова, но реальность не изменишь, а вводить себя в заблуждение, лгать самому себе... это глупо.

Один удар сердца, и обстановка вокруг меня изменяется. Один короткий удар, и я уже не в своей комнате, не в своём доме и даже не в своём мире. Вокруг меня бесконечное белое пространство, а передо мной стоит она — моё величайшее проклятие, которое я не заслужил. Богиня Равновесия — Виритра.

Почему-то она избрала меня — десятилетнего мальчика. Не матёрого боевика, не учёного или доктора, даже не взрослого, а обычного мальчишку, что грезит своими детскими фантазиями. Она была красива. До встречи с ней, я искренне считал свою мать самой красивой женщиной в мире, да чего уж там, я и сейчас так считаю, но встреча с настоящей Богиней пошатнула во мне эту наивную веру.

Гладкая, словно бархат, смуглая кожа, маленький носик, не слишком острый, но и не тупой. Идеальный. Большие жёлтые, практически золотые глаза. Нечеловеческие. Они ничего не выражали, лишь далёкий интерес и глубокую мудрость существа, чей возраст высчитывается в нескольких бесконечностях. Чёрные, словно бездна, волосы были завязаны в высокий хвост, их развевал невидимый ветер, колыхая из стороны в сторону. Волосы хорошо подчёркивало лёгкое чёрное платьице, накинутое на тело. Богиня была намного выше меня, поэтому в нашу первую встречу на неё я смотрел снизу-вверх.

И улыбка. Небольшая улыбка, скорее ухмылка, что застыла на фарфоровом лице. Если моргнёшь, то она пропадёт, будто её и не было. Она всегда встречала меня этой улыбкой и всегда провожала.

Боги жестоки. Очень-очень жестоки. Словно в насмешку, у них человеческие тела, лишь глаза, да некие "аксессуары", типа крыльев или рогов, отличают их от человека. Ну и внеземная красота, куда же без неё? Поэтому они жестоки. Не считают людей за людей, для них мы обычный скот или муравьи, что бегают в песочнице под названием Мир. Но не простые муравьи, а очень-очень опасные, которые могут уничтожить себя, захватив с собою столь любимую Богам песочницу.

Ведь создание новой песочницы требует времени и затрат сил.

Знаете, что я первым делом сделал, когда захлопнул рот и перестал рассматривать эту странную женщину, находящуюся в белом пространстве? Закричал или может упал на задницу? Нет. Я подошел к ней и аккуратно коснулся хрупкой руки. Ха-ха-ха, да, это был первый раз, когда я узрел удивление на лице столь древнего существа, что может мастерски скрывать эмоции. Точнее, у них нет эмоций... или они их скрывают? Меня это особо не интересовало.

А дальше... дальше я совершил самый глупый поступок в своей жизни. О чём грезит глупый десятилетний пацан, вдруг узнавший, что его избрала целая Богиня, как своего героя? Своего Чемпиона.

О чём мечтает мальчик, вдруг узнавший, что ему предстоит сразиться с армией захватчиков из другого плана бытия и спасти целый мир от неминуемой гибели, ведь Боги не могут лично вмешиваться в дела смертных?

Она спросила меня: "Согласен ли я стать её избранным?"

И я ответил: "Да!"

В тот момент я даже не задумывался на что обреку себя. На вечные сражения, утраты и боль. На невозможность встретиться со своими родителями до завершения правой миссии. На бесконечный адский круг смерти и боли. Нет, не я умирал, а окружающие меня разумные. Мои друзья, союзники, боевые товарищи. И мои враги, которых на меня навязал мой выбор.

Это сейчас я понимаю, что мной манипулировали все эти годы. Начиная с Богов, заканчивая "друзьями". Как легко манипулировать ребёнком, что обрёл огромную силу, ведь он "избранный"? Не единственный, конечно же, но, как показало время, из тридцати трёх Чемпионов разнообразных Богов — я единственный, кто остался жив и сумел завершить свою задачу.

После соглашения с Богиней и обретения её благословения, выливающегося в знание языка и огромный скрытый потенциал со способностями, что даровали Боги, все тридцать три Чемпиона одновременно появились в разных королевствах по всему Эмберу, каждому королевству по герою. У нас было пять лет на подготовку, нас тренировали лучшие воины, обучали настоящей магии лучшие архимагистры, открывали свои тайны самые опытные авантюристы и полководцы. В двенадцать лет я убил своего первого монстра. В тринадцать — отнял человеческую жизнь, окропив свои руки чужой кровью. В пятнадцать — впервые участвовал в мясорубке, которую кто-то явно под действием дурмана назвал "битва двух армий".

И знаете, что самое интересное? У меня не было угрызений совести за убийство людей. Откуда они могли взяться, ведь всё вокруг "понарошку". Прямо как в компьютерных играх, типа: "меч и магия".

Вот только это не было игрой. Я понял это слишком поздно, но уже ничего не мог поделать.

Никогда не забуду момент, когда я стою на горе трупов после той бойни. Я лично уничтожил пять тысяч захватчиков. Единственный выживший в той бойне. Моя спина больше походила на спину ежа, только с заметкой, что вместо оборонительных иголок из некогда серебристого, а теперь алого от крови, нагрудника торчало три меча и два копья, левая рука отсутствовала по локоть, а правый глаз выело заклинанием-кислотой. Два месяца я восстанавливался, а лучшие лекари и химерологи выращивали мне новые части тела.

Но это была победа. В тот день погибли три Чемпиона, участвовавшие со мной в битве. Они не вернулись обратно на Землю, у них не было "быстрого сохранения" или второго шанса. Это была настоящая смерть, и именно тогда я осознал свою смертность. Даже будь я хоть сотню раз избранным, я точно такой же человек, как и все остальные, а как известно, пробитое сердце не может упокоить лишь нежить.

Многие Чемпионы сдались. Они взывали к своим Богам, умоляли, чтобы те вернули их домой. Я тоже просил Виритру вернуть меня к маме и папе, но всё было тщетно. Контракт был заключен, нам даровали силу, за которую теперь придётся заплатить завершением миссии.

Или смертью.

Многие сбежали, нескольких остановили Боги, но большинству Богов было плевать — миру всё равно грозит уничтожение, так что прячься не прячься, а из сундука выход только один.

Я тоже хотел сбежать, хотел вернуться к родителям... именно в тот солнечный день я осознал, насколько сильно они должны были бы беспокоиться обо мне. Ведь их сын пропал неизвестно где и неизвестно что с ним произошло. Прошло пять грёбаных лет, а я оправдывал себе словами о собственной избранности и тем, что я целый Герой, который просто так не может оставить мир на погибель!

Это был не мой мир, не мои люди и не моя сила!

Успевшие спасть розовые очки разбились вдребезги, словно кто-то снял с меня морок и открыл мои глаза.

Я пять лет убивал ради блага чужого мира. Я погрузился в хаос сражений и убийств, и самое печальное, что мне всё это... нравилось. Мне нравилось выживать, нравилось убивать врагов и получать восхваления людей. Тогда я почувствовал к себе омерзение. Такое липкое ощущение, будто я упал в бочку протухшего мёда и спустя некоторое время, когда опустился на самое дно, осознал, что это не мёд. И даже не протухший мёд, а самая настоящая гниль, перемешанная с вонючим навозом сухопутной виверны.

Да, в тот момент я пал. Не физически, а духовно. Очерствел и увидел мир в настоящих чёрно-белых тонах, а не ту раскраску, которую мне предлагали. Я не был никаким героем, я был обычной шавкой Богов, что управляли мной, словно марионеткой. И самое смешное, что я не мог обрезать сдерживающие меня ниточки — было слишком поздно что-либо менять.

Это потом я узнал, что сила, подаренная Виритрой, была с подвохом. Небольшой нюанс, что уменьшает критическое мышление, убирает ненужный страх и пробуждает скрытые первобытные инстинкты. Чем сильнее мы становились, тем слабее становилась эта магия, и тем глубже она ввинчивалась в душу. От сильнейшего потрясения она просто... порвалась. Разрушилась и спала, будто её и не было.

Но узнал я об этом намного позже. Когда остатки моей человечности очерствели, а душа свыклась с мыслью, что я стал монстром.

Тёплую искру жизни поддерживало лишь одно желание — вернуться обратно домой.

Да. Да, я понимал, что спустя столько времени, бесконечного круговорота убийств и смерти, я уже не буду тем десятилетним мальчиком, что наивно повёлся на сладкие речи демона-искусителя. Никто меня, скорее всего, ждать не будет, но у меня оставалась вера и надежда, поэтому каждый день, каждую ночь я представлял, как вернусь обратно в дом, как встречу свою семью, и...

Я обманывал себя, но по-другому просто не мог. Я бы не смог выжить, если бы у меня не было личной, а не навязанной цели. Не было того, ради чего лично я буду сражаться с полной самоотдачей. Поэтому я заставил себя поверить, что меня до сих пор ждут. И до сих пор любят не за то, что я Герой или ещё какой-то громкий титул, а просто за то, что я — это я, некогда маленький мальчик, что хотел стать героем, отправиться в приключение и спасти мир.