Разрушители пророчеств
Книга первая
Беглецы
Пролог
Она еще раз проверила лежавшие перед ней предметы, и убедилась, что все они долговечны. Тянуть дальше было нельзя, звуки битвы раздавались уже в лагере — объединенное войско врагов рвалось к её шатру. Женщина склонила голову к пергаменту, копна черных тяжелых волос упала вниз, закрыв безупречно красивое белое лицо с необычными кроваво-красными губами. Даже сейчас, когда она сидела, было видно, что она гораздо выше обычных людей. Несмотря на высокий рост все пропорции тела были абсолютно правильны, словно это не живой человек, а статуя, высеченная из мрамора мастером, пытавшимся изобразить идеал.
Иногда, когда она, при особо сильных взрывах и криках снаружи, отрывалась от письма, можно было увидеть её глаза — однако, простым смертным, лучше было не заглядывать в эти пронзительные черные колодцы. На их дне гнездилась смерть.
Женщина прекратила писать, взяла пергамент и поднесла его к свече, какое-то время она вглядывалась в то, что написала. Было непонятно перечитывает она или просто разглядывает. Наконец, видимо, удовлетворившись увиденным, она положила пергамент к тем предметам, что уже лежали на черной коже, которой был обтянут походный столик. Стол был целиком выточен из бивня огромного животного, водящегося где-то далеко за морями.
Потом взяла со стола нож из стекла, которое подземные огненные боги делают в своих подземельях, и, не задумываясь, полоснула по предплечью левой руки. Кровь сначала закапала, а потом тонкой струйкой потекла на стол.
Женщина быстро подставила под струю странную вазу-кружку с двумя ручками, подождала, когда в сосуде наберется необходимое количество крови, потом произнесла заклинание и провела ладонью правой руки по ране. Кровь сразу остановилась, а порез затянулся. Через секунду от раны не осталось и следа.
Женщина поднялась, пляшущие тени от нескольких свечей выросли и начали кривляться на стенках шатра. Она опять взяла ритуальный нож и повернулась к неосвещенному углу.
— Давайте их сюда, — красивым звучным голосом приказала она.
Два омерзительных создания — гоблины из пещер Запретных Гор — подтащили к женщине сопротивлявшегося, и выкрикивавшего угрозы, малыша-эльфа.
— Смелый мальчик, — равнодушно отметила колдунья. — Вот ты и пригодился.
Она схватила ребенка за длинные локоны и легко взрезала ему горло. Подставила под струю крови свою кружку и немного набрав, оттолкнула переставшее биться тело. Следующей жертвой оказался ребенок-человек, маленькая девочка. Она плакала и просила не убивать её, но это не остановило женщину. Процедура повторилась.
Так же жертвами колдуньи стали еще два ребенка — рвущийся, визжащий маленький орк и девочка-гном. После того как, кружка была наполнена, женщина вернулась к столу. Поочередно она лила смешавшуюся кровь из сосуда на разложенные на коже вещи и сразу выкрикивала заклинание. Сила заклятья была столь сильна, что окружающий мир на мгновения терял очертания, стены становились размытыми, а предметы, политые кровью, на секунду вспыхивали ярким белым пламенем, не приносящим им вреда.
Кровь мгновенно впитывалась, не оставляя никакого следа. Когда все четыре предмета, включая саму кружечку, получили свою порцию колдовства, женщина громко позвала еще кого-то.
На этот раз это не был гоблин, в шатер ввалился запыленный окровавленный Вогал в серебристом доспехе. При появлении огромного воина просторный шатер как будто уменьшился.
— Великая, — начал он. — Надо срочно уходить. Мы не сможем их сдержать. Их слишком много, и с ними наши. Люди из нашего народа.
— Замолчи, Голанд, — не стала слушать его та, кого он назвал Великой. — В этот раз мы никуда не уйдем. Мы будем биться до смерти!
Как ни странно, было видно, что это известие обрадовало Голанда.
— Это будет лучшая битва в нашей жизни! — пророкотал он, и спросил: — Зачем ты звала меня Великая?
— Возьми вот это, — она подала ему кружку и обсидиановый кинжал.
— Зачем мне это? — искренне удивился воин.
— Не спрашивай ни о чем, просто возьми их и сохрани.
— Хорошо, я сделаю это.
— А теперь выйди и жди меня у шатра, скоро мы вступим в битву.
— Слушаюсь, Великая, — он коротко поклонился и вышел.
Оставшись одна, женщина занялась оставшимися двумя вещами. Сначала она взяла пергамент — ни кровь, ни огонь ничего ему не сделали, однако текст на нем был уже совсем не тот, что написала она. Те буквы впитались в тонкую кожу и исчезли, а вместо них проявились другие. Черноволосая красавица, просто вложила пергамент в книгу с подшитыми другими такими же и поставила книгу на походную полку, рядом с другими толстыми фолиантами.
После этого она взяла со столика красный, горящий тревожным светом, крупный рубин и поднесла его ко рту. Женщина дохнула на камень и тот в несколько секунд покрылся невзрачной глиняной оболочкой. Из глины торчала петля из простой тонкой кожи — теперь на вид это был обычный оберег какого-нибудь воина. Она надела амулет на шею и огляделась.
— Ну теперь можно и умереть, — удовлетворенно сказала она и крикнула в темноту:
— Эй, вы, подайте мой меч!
Из темноты опять выскользнули два гоблина, один из них держал обнаженный Вогалский меч, величиной почти в его рост. Женщина забрала оружие, легко вскинула его на плечо и направилась к выходу. Уже откинув полог, она обернулась и приказала:
— Когда уйду, уберитесь тут. Тела уничтожьте, чтобы никто ни о чем не догадался.
Когда полог опустился, снаружи раздались громовые крики и боевой клич Вогалов — подданные приветствовали Великую Зерги, идущую в последний бой.
* * *
История первая
Беглецы. Лесная. Схватка в лесу.
Эльфенок был один! Этого не может быть! Девочка присела за куст, и со страхом огляделась. Вечно ей не везет. Вот теперь ещё и это.
Вечнозеленые папоротники своими рублеными листьями прикрывали её от маленького светлорождённого. Она тихонько стала осматриваться — как бы выбраться отсюда, пока он её не заметил. Девочка уже совсем было собралась уползти, но странный звук заставил её остановиться. Маленький эльф плакал! Это было уже слишком!
Все последние дни — почти неделю — её жизнь становилась только всё хуже и хуже. Хотя, сначала она думала, что ей повезло. Когда ночью на их маленький караван напали, и не разбираясь начали всех убивать, она тихонько выползла из-под телеги, где спала и змейкой скользнула в лес. Чутье подсказало ей, что не надо убегать. Недалеко от дороги наткнулась на полусгнившую колоду. С трудом втиснувшись под неё, так и пролежала до рассвета. Сырая земля быстро забрала тепло, но даже когда стихли последние звуки скоротечной расправы, она не пошевелилась.
Рассвет наполнил лес кустами, деревьями, травой и птичьим посвистом. С трудом заставляя застывшее тело двигаться, девочка выбралась из-под бревна. Некоторое время она соображала, где находится дорога, потом неверными застывшими шагами двинулась туда. На лесной дороге всё было вытоптано. Человеческие и лошадиные следы взрыхлили даже сырые обочины. Валялись обрывки какой-то одежды. На кусте — на длинных стрельчатых листьях — она заметила бурые пятна крови. И все — ни людей, ни лошадей, ни телег.
Заплакав, она пошла в ту сторону откуда они приехали. Хотя, наверное, там откуда они сбежали несколько дней назад, не осталось уже ни знакомых домов, ни отцовской кузницы, ничего из того, что составляло её жизнь в предыдущие двенадцать лет.
Их деревне не повезло — она оказалась на пути сначала отступающего войска людей, а через день — два должна была оказаться на пути наступающей армии орков. После того, как вначале войны отец ушел с дружиной их князя, они с бабкой — матерью отца, вели хозяйство вдвоем. Каждый раз, когда через село проходила воинская колонна, Марианна выходила к забору и вглядывалась в лица проходящих мимо ратников. Понимая, что не может отец проходить мимо дома, и не зайти, она все равно ждала, а вдруг появится родное лицо. Вдруг грозный князь просто не разрешает ему выйти из строя.
Приходя после этого домой, она тихо садилась в уголок и плакала, так, чтобы не увидела старая. Бабка, ждала также, как и внучка, но не показывала этого. В очередной раз увидев, что надежды не оправдались, она начинала кричать на девочку, что нечего шляться, когда дома дел невпроворот. Марианна не обижалась. Бабка ругалась не со зла, а из-за того, из-за чего плакала она сама.
В этот раз отступавшие были особенно злые. Они приказали всем бросать хозяйство и уходить пока не поздно. Придут орки — они никого не пожалеют. Старуха помнила ещё прошлую войну, и сразу начала собираться.
— Не дай тебе бог, увидеть то, что видела я во время прошлого нашествия. Что творят они, такое человеку и придумать не под силу. А ихним колдунам, завсегда для колдовства дети нужны. Сразу тебя заберут. Нет, запрягаем мерина и уезжаем. Переждем где-нито, а там глядишь, соберутся наконец князья, да и прогонят нелюдей. Отец вернется, и мы вернемся.
Так и оказались они в небольшой колонне, отставшей от основного потока беженцев. Кто напал на них ночью, Марианна не поняла. Да и какая разница. Только бабку жалко. Девочка опять всхлипнула. Это была единственная родственница, кроме пропавшего в вихре войны отца. Соседи говорили, что где-то есть родственники умершей при её рождении матери; говорили, что они чуть ли не князья, но ни отец, ни бабка никогда не вспоминали о них.
Прошагав пару часов по лесной дороге, девочка почувствовала, что желудок все больше начинает заявлять о своих правах. Справа в лесу слышалось слабое журчание. Продравшись через кусты, особенно плотно разросшиеся на обочине, она вышла к небольшому лесному ручью. Наклонившись, расчистила от сухих колючих веток берег и легла. Девочка долго пила, отрывалась, подняв голову, переводила дыхание и снова пила. Когда она встала, в животе булькало, но голод на время отступил. Наученная горьким опытом, она знала, что это ненадолго.
Выйдя на дорогу, она снова зашагала. Иногда девочка узнавала места, по которым проехала вчера. Она стремилась к ночи добраться до крохотной — в несколько домов — деревушки, которая стояла на границе между лесом и степью, и которую вчера проехали не останавливаясь. Марианна помнила, что из трубы одной избы тогда шел дым. Значит там кто-то живет, и может она раздобудет, что-нибудь поесть.
Но надеждам не суждено было сбыться. Когда к вечеру, солнце за её спиной скатилось за лес, и между деревьев начали сгущаться тени, лес неожиданно кончился. Марианна вышла на открытое место, но тут же в страхе забежала обратно под прикрытие деревьев. Деревни не было. На месте домов чадили, догорая, черно-серые кострища. Если бы не ветер, гнавший тучки с леса на степь, она давно бы почуяла запах дыма.
Мгновенно обессилив от потери надежды, она прислонилась спиной к березе и медленно сползая, присела у дерева. От усталости не хотелось даже плакать. Бездумный взгляд скользил по сожженной деревне, не в силах за что-нибудь зацепиться.
Жизнь с отцом и бабкой приучила её к самостоятельности. Если хочешь вовремя поесть, значит будь добра, растопи печь и наноси воды. Поэтому, посидев и успокоившись, она поднялась и пошла к сгоревшим избам. Раз уж, всё равно здесь, надо использовать даже маленький шанс. Может, найдется что-нибудь, что можно съесть. Боги, за что-то наказывавшие её, смилостивились: за сгоревшим домом — тем самым, из трубы которого шел дым; за сломанным забором, плетеным из рубленного ольшаника; вытоптанный лошадьми, но не разграбленный, нашелся маленький огородик.
Разрывая голыми руками холодную землю, она наковыряла несколько некрупных реп и хорошую охапку моркови. На хворостинах заваленного забора засыхали изорванные плети гороха. Марианна набрала в подол сарафана кучу подсохших желтых стручков. Сложив все это богатство на берегу пробегающего по краю бывшей деревни ручья, она быстро прополоскала несколько морковок и с жадностью захрустела. Держа пучок за зеленые хвосты, девочка ещё раз пошла в обход сгоревших домов. Высматривая теперь не только еду.
На тропе, ближе к лесу, она наткнулась на целое богатство. В траве валялась сшитая из грубой холстины сумка. Такую же, только новую, она видела недавно на проезжавшем через деревню гонце.
Ещё подходя, и разглядев раздувшиеся серые бока, девочка поняла, что в сумке, что-то есть. Подхватив за широкую наплечную лямку, и оторвав от земли, почувствовала тяжесть. Опять поставив на землю, присела на корточки и откинула язык-закрывашку. Сверху выпирал небольшой медный котелок. Девочка вытащила посудину, и покрутив — вроде целый — положила рядом на траву. Потом расчистила место на тропе и осторожно высыпала содержимое сумки.
Нос уловил запах хлеба. Дрожащими руками она схватила завернутый в серую тонкую тряпицу небольшой круглый каравай. Рот мгновенно наполнился слюной. Торопясь, Марианна развернула хлеб и откусила прямо от буханки. Хлеб был черствый, видно не один день провисел под притолокой. Но, девочке он показался необыкновенно вкусным.
Когда-то они с бабкой ходили осенью за ягодой и обедали на берегу лесного ручья. Вся еда состояла из хлеба и свежесорванной ягоды. Запивали водой, которую черпали ладошкой прямо из ручья. Вкус этого каравая напомнил те счастливые минуты. Еще раз откусив, она с сожалением осмотрела буханку, вздохнула, и решительно завернула обратно в ткань — надо есть понемногу, когда ещё ей так повезет? А сейчас есть морковка и репа. Отложив каравай, она начала разбирать находку дальше.
Кто-то из жителей, хотел скрыться в лесу. В куче вещей нашлось все, чтобы прожить несколько дней: Нож, с простой деревянной ручкой, со сточенным лезвием — некрасивый, но острый, и, из хорошего металла. Дочь кузнеца в этом разбиралась. Огниво, кресало и хороший сухой трут — все завернуто в тонкую старую кожу. Целое богатство — мешочек с солью. Горсти две — надолго хватит. Кружка — медная, помятая, чтобы не обжечься, зашита берестой. И ложка, тоже старая, но вполне годная. 'Кто бы, ты не был, если жив, удачи тебе, — с благодарностью подумала девочка. — Твоя сумка, это просто дар богов'.
Вечер всё больше переходил в ночь. В сумраке она аккуратно сложила всё обратно в сумку. Накинула ремень на плечо, и пошла туда, где оставила накопанные овощи. Надо искать место для ночлега, пока совсем не стемнело.
Переночевала Марианна в лесу. Чуть отойдя от опушки, она нашла чистое место. Наломала кустов, сделав лежанку. Под голову положила сумку. Костер разводить побоялась. Как ни странно, заснула она сразу. Усталость и молодой организм брали своё. Разбудил её холод. Хотя летние ночи, в этих краях теплые, но спать в одном сарафане, почти на голой земле, не прикрывшись даже тоненькой тряпочкой — это то еще удовольствие.
Девочка вскочила, немного походила вокруг, чтобы согреться. Потом сбегала к ручью, умылась — бабкина выучка — девочка всегда должна быть чистенькой, и решив, что горячее будет делать один раз в день, съела кусочек хлеба и морковку, запивая водой. Сложила в сумку столько овощей, сколько вошло, попробовала на вес — нормально, унесу. Огляделась. Начинающийся день, обещал быть солнечным. Мелкие облачка, протянувшиеся длинными клочками по низу небосклона, исчезали по мере того, как их доставали лучи встающего солнца. Надо идти.
