Безликая

Пролог

Ревела ,стонала и захлебывалась толпа, требуя крови. Крики ее смешивались с грохотом грома и боем барабанов, что отсчитывали последние минуты отведенные пленникам. Резкие порывы ветра бросались песком и вонью столицы, полу опустевшей после переворота.

Предгрозовая духота сжимала грудь, что едва сдерживала рвущееся из нее сердце. Раскаленный воздух обжигал горло и скрипел на зубах песком. Глаза жгло от пролитых накануне слез и густой пыли. Но сейчас они оставались сухими. Пощады не будет. Грядущее неизбежно так же, как восход и закат солнца.

Вывели пленников, и толпа взревела так, что меня замутило, а во рту металлический привкус смешался с желчной горечью. А сердце, что гулко отбывало ритм, остановилось. В ушах затянула на одной высокой ноте скрипка. Я до последнего надеялась, что не увижу его. Теперь... Струна с противным звуком лопнула. Из носа потекло что-то горячее, мешая дышать.

Роневан. Рон. Мой муж. Моя жизнь. Мое дыхание. Я не верила собственным глазам, глядя во что превратился тот, ради кого билось мое сердце.

Некогда прекрасный, как молодой бог, мужчина стал похож на старца. Грязный, заросший, исхудавший до неузнаваемости. И синяком на пол лица и ссадиной на подбородке. Сердце разрывалось от боли, и все же я не могла отвести взгляд. Не могла не смотреть. Остались только глаза. Темно-синие. Почти черные. Только не было в них больше лукавых искорок. Обреченность и покорность своей судьбе. Вот что было в самых дорогих в мире глазах.

Сжатые в одну линию губы. И вздернутый подбородок. Да он встретит смерть с высоко поднятой головой. Не позволит толпе смаковать его слабость. Не позволит радоваться его боли. Он уйдет так, чтобы его запомнили не слабаком, молившим пощады, а герцогом Роневаном де Байе. Наследником великого древнего рода сильных духом мужчин-воинов.

Я судорожно вздохнула, когда выкатили колоду. Всю в запекшейся крови. Когда вышел палач, в глазах мох потемнело и ноги подкосились. Но упасть мне не дали. Чья-то рука осторожно поддержала, дав секунды, чтобы собраться с силами.

Как выразился сен Фольи, у нас были "лучшие места" для зрителей. На возвышении, где столпились придворные и знать. Где леди подносили к носу соли, чтобы не потерять сознание от духоты. А господа обговаривали, нечто весьма маловажное. Где король пил вино, а королева жевала мелко нарезанное яблоко. А возле меня стоял тот, кто должен был стать моим мужем сразу после казни.

Рон обвел взглядом толпу. Его взгляд скользнул по возвышению и остановился на мне. Чуть кривая грустная улыбка коснулась его губ. Тех самых губ, которые некогда доводили меня до безумия. Тех самых, что шептали нежные глупости на ухо...

Кровь хлынула из носа и потекла по подбородку, срываясь с него тяжелыми каплями.

— Вытрись. — прошипел мне в ухо будущий муж, но я не отреагировала на его слова. Каменным истуканом стояла, вцепившись в деревянные перила.

Чей-то платок прошелся по лицу, едва касаясь. И задержался у носа, останавливая кровь. А я не шевелилась. Смотрела в самые любимые глаза на свете, боясь бессмысленно потерять время. Запоминая каждую черточку на его лице. Впитывая его взгляд. Чуть виноватый, словно извиняющийся. И тугим узлом в животе завязывалась боль.

Палач подвел первого пленника и, ударом древка секиры под колени, свалил его перед колодой, жестко припечатав голову к деревянной поверхности. Резкий свист... Рев беснующейся толпы... голова покатилась по помосту... а я все смотрела в его глаза. Не дышала. Не жила. Не умирала. Застыла, как в страшном сне, силясь проснуться.

— Леди де Байе, Вам дурно. — мягко и тихо сказал кто-то.

— Пусть смотрит. — жесткое от жениха. — Пусть видит и помнит, что случается с изменниками.

И я смотрела. Смотрела. Как к той же колоде подводят моего мужа. Как он сбрасывает руки стражников, закованных в железо, и сам становится на колени.

"Я люблю тебя!" — шепчут беззвучно его губы. И я захлебываюсь рыданиями и вновь хлынувшей кровью.

— Риквел, уведи ее. — выкрикивает кто-то.

И едва секира палача поднимается снова, мое лицо прижимают к чьей-то груди. Я забилась, словно птица в силках. Только не это. Я должна была видеть. Запомнить. Все запомнить. И вместе с тем взревела толпа, смакуя очередную жертву.

— Тише. Тише. — шепчет голос. — Уже все.

"Уже все!" — эхом отбивается в голове и прокатывается новым громовым раскатом.

"Уже все!" — разлетается на осколки последняя надежда.

"Уже все!" — обрывается сердце и я провалилась в Бездну, что разверзлась под моими ногами. Бездну горя, отчаянья и непроглядной тьмы.

"Уже все..."

Глава первая

Весна в этом году пришла поздно в Арнгвирию. Уже миновали праздники весеннего солнцеворота, а землю еще схватывали заморозки поутру. Но дни уже были достаточно теплыми, чтобы пробудить заспанную природу. Едва пробивалась листва на деревьях, лопались почки, с треском разворачивая пышные цветы родгелии на ветвях. Выводили трели наперебой ранние птицы и гудели пчелы в цветах медового тауни. Скреблись по каменным плитам ровным строем жуки рогоносцы. Искрились в солнечных лучах брызги, рассеянные в воздухе фонтаном. И жизнь шла своим чередом.

Некогда герцогиня де Байе любила весну. Любила парк, разбитый возле замка Байе. Любила мощенные камнем дорожки и журчащие фонтаны. Любила песни, что выводили птицы, завезенные из Таливии еще до переворота. Любила проводить здесь дни с сыном и вечера с мужем.

Раньше она многое любила. Она была весела и радовалась жизни и каждому дню, дарованному Великими.

Сейчас же.... Казалось, разрежь ей грудь и вырви сердце, оно окажется сухим и сморщенным, как прошлогодний плод тауни, забытый на ветке. Да и сама сиятельная герцогиня Эрвианна напоминала скорее тень самой себя. Волосы, что напоминали по цвету своему мед, утратили блеск, а от левого виска тянулась тонкая седая прядь. В янтарных глазах потух огонь, что согревал каждого, на кого она обращала свой взор. Герцогиня давно не посещала живительных источников, потому кожа ее перестала отливать жемчужным перламутром. Она истончилась и была скорее молочно белой с синими прожилками вен. Некогда алые пухлые губы выцвели, и их едва представлялось возможным разглядеть на тонком лице. И уже никто не мог вспомнить, когда касалась их улыбка.

Да и коснется ли когда-то еще? Не осталось у сиятельной герцогини Эрвианны де Байе причин для радости.

Даже сейчас, возвращаясь мыслями в прошлое, ее лицо оставалось каменной маской. Словно ее вырезали из мрамора дивные мастера. И столь же холодна она была.

Все что она когда-то любила, у нее забрали. Мужа. Сына. Остался дом, в котором она и хозяйкой только что считается. У нее забрали честь и гордость. И возможно, не представляй она такой ценности, забрали бы и жизнь. Вот с последним она бы и сама не прочь расстаться, если бы не Дэнни...

— Эрри, девочка моя, ты совсем продрогла, — воскликнула Нэнси, запыхавшись от быстрой ходьбы. — Ты совсем себя не жалеешь.

Эрвианна даже не оглянулась на ее голос, продолжая невидяще глядеть на тонкие струи воды, взлетающие вверх.

— Эрри. — тихо позвала Нэнси, присаживаясь рядом с герцогиней. — К тебе гости.

— Кто? — сухо и бесцветно спросила Эрвианна.

— Твоя матушка. — выдохнула та, не скрывая волнения.

Вот уже два года не многим удавалось услышать голос, некогда неумолкающей Эрвианны. Короткие фразы. Сухие, как и ее голос. Такие же холодные, как и сама герцогиня. Два года со дня казни мужа и дня ее свадьбы.

— Где она? — как обычно коротко спросила Эрри.

— В твоих покоях. — и тут же зататраторила, словно боялась, что герцогиня Байе снова утратит интерес к разговору. — Уже более двух часов. Леди Валения прибыла на рассвете. Но все слуги сбились ног, разыскивая тебя. Лорд сен Фольи в гневе... — Нэнси запнулась и бросила короткий взгляд на все так же безучастно глядящую на фонтан Эрри. Но та даже не пошевелилась. Только судорога прошла по лицу, словно само имя этого человека приносило ей боль. — Я не могла тебя разыскать. И герцогиня де Саменти, наверное, уже заждалась...

Эрри не стала слушать и дальше трескотню бывшей нянюшки. Резко поднялась и, сделав несколько глубоких вдохов, направилась в сторону замка.

Слышно было, как стучат каблуки по каменным плитам двора, спотыкающейся на каждом шагу, Нэнси. Но Эрри не замедляла шага. Она шла так, как если бы была на поле боя. Гордо вскинув голову и приготовившись ко всему. О! Ее дом уже два года как стал полем боя. Между ней и ее мужем, имя которого она даже произносить вслух не желала. Словно оно было отравлено.

Так же быстро и безмолвно она миновала парк, за ним дворик, не бросив и мимолетного взгляда на согнувшихся в поклонах слуг. И только перед входной дверью замешкалась, но сделав несколько глубоких вдохов, все с тем же мраморным лицом вошла в замок.

— Вас разыскивает его сиятельство... — начала молоденькая служанка, но и на нее Эрри не обратила внимания и девушка тут же умолкла.

Никто не знал, чего ожидать от сиятельной герцогини де Байе. А потому ее боялись. Ее замкнутости, отрешенности, ее холодного взгляда и сухих, как пески, слов. Ее опасались слуги, рассказывая по вечерам сплетни о том, что герцогиня на самом деле владеет магией. Но говорили тихо, чтобы не дай Великие, не услышал кто и не донес ей. Кто его знает, что она может сделать за неосторожно брошенные слова. И хоть магия каралась по закону на смерть, притом два поколения предков и всех наследников, никто не осмелился своими домыслами делиться с законниками. А Эрвианна не считала нужным пресекать сплетни. Чем больше ее боялись, тем меньше трогали.

Покои герцогини находились в левом крыле на втором этаже. Быстрая ходьба утомляла ее отощавшее тело. Но она не показывала этого. Не хотела падать в глазах слуг еще ниже. Хотя куда уж? Ее нынешний муж не стеснялся ее бить на их глазах. Не стеснялся брать ее тело просто за обеденным столом, пока они расставляли блюда. Он относился к ней отнюдь не как к жене, или хотя бы благородной леди. Скорее, как к одной из своих шлюх, что теперь грели его постель. Некоторые даже переехали в соседние с его покои, чтобы быть рядом, когда того пожелает господин. А вот как раз последнее Эрри устраивало. Чем больше шлюх в его постели, тем меньше его в постели самой Эрри.

Если бы его не было вообще... Но это было лишь мечтой. Точно такой же, как и снова обнять Дэнни. Ее единственный смысл жизни. Причина, по которой она еще не выпила слезы квархи и не отправилась вслед за Роном. Причина, по которой ей нужно было остаться среди живых...

Короткий коридор. Двадцать три шага, которые она преодолела, не сбавляя скорости, и рывком открыв дверь, вошла в собственные покои.

Мать ожидала ее, листая какую-то книгу, которые Эрри во множестве расставляла по комнате, словно эти истории могли заполнить ту пустоту, что была в ее душе. Но в большинстве случаев, едва перелистывала десяток страниц и ставила на место, не в силах сосредоточится на смысле повествования.

Глядя на Валению, можно было бы легко представить, как могла бы выглядеть Эрри в более зрелом возрасте. Волосы, глаза тонкий ровный нос, чуть пухлые губы и едва заметные морщинки в уголках глаз. Тонкий стан не лишенный округлостей там, где им полагается быть. Вот какой бы могла быть Эрри. Могла бы. Та Эрри, что еще два года назад была счастлива и беззаботна.

— Эрвианна, девочка моя... — начала герцогиня де Саменти, улыбнувшись дочери.

— Зачем ты здесь? — все так же безучастно и сухо спросила Эрвинна и все заготовленные матерью слова повисли в воздухе недосказанностью, а все благодушие с Валении де Самети слетело, оставив по себе только скептическую гримасу.

— Я тоже рада тебя видеть. — не проявляя ни малейшей радости, сказала мать, задумчиво следя за тем, как Эрри проходит по покоям и наливает себе красное вино в кубок. — Прекрасное начало дня.

В покои ввалилась запыхавшаяся Нэнси, утирая пот со лба кружевным платком, и тут же согнулась в поклоне.

— Госпожа... — не понятно к кому обращаясь, начала она.

— Нэнси, дорогая, оставь нас, будь добра. Я бы хотела поговорить с дочерью наедине. — улыбаясь сказала Валения и Нэнси тут же не разгибаясь попятилась к выходу. — И проследи, чтобы у стен внезапно не выросли уши.

— Конечно, госпожа. — донеслось из-за закрывающейся двери.

В покоях повисла тишина и запах терпкого кильнского вина.

— Мне не предложишь? — спросила герцогиня де Саменти, не сводя задумчивого взгляда с дочери.

Эрри сделала знак рукой, предлагая ей самой себя обслужить, но Валения даже не пошевелилась. Все так же не сводила глаз с дочери, что вместо восхищения, теперь вызывала разве что жалость.

— Плохо выглядишь. — заключила наконец герцогиня де Саменти, поднимаясь и наливая себе вино из того же графина, что и дочь.

Эрвианна на ее слова отреагировала едва заметным пожатием плеч.

— Зато ты, как я посмотрю, просто сияешь. — в ее голосе можно было расслышать укор, что должен был бы смутить того, к кому она обращалась. Но Валения де Саменти слишком долго вращалась при дворе, чтобы ее могли тронуть простые слова. И кому как не Эрри об этом знать. — Так зачем ты здесь?

— Соскучилась? — скорее предположила, чем ответила Валения.

— У меня не то настроение, мама.

Валения медленно отпила красное кильнское и села в то же кресло, в котором дожидалась прихода дочери.

— Присядь. Я хочу узнать, как ты провела эти два года.

— Мне нечего тебе рассказать. К тому же если бы ты хоть раз наведалась в мой дом, я бы поверила, что тебе и правда не безразлична. А так...

Валения задумчиво побарабанила по подлокотнику кресла и отставила кубок на маленький столик для книг.

— Эрри, должна меня понять. Гилверу нужна была помощь. Герцогство Саменти принадлежит ему по праву наследия...

— Я все понимаю. — оборвала ее Эрвианна. — Ты просто обязана была сделать все, чтобы он получил печать и кольцо герцога. И как мне напели птицы, ты справилась с этим просто блестяще. С чем и хочу тебя поздравить. И все же, это никоим образом не объясняет столь неожиданный визит. Итак...

— Мне нужна твоя помощь, — не стала юлить Валения и не дождавшись даже намека на интерес дочери, продолжила. — Я предлагаю сделку, Эрри. Ты — поможешь мне в моих делах при дворе, а я — избавлю тебя от сен Фольи и помогу вернуть опеку над сыном.

В этот раз в глазах Эрвианны де Байе мелькнуло нечто похожее на интерес. Предложение было из тех, что несказанно желанны, но абсолютно недостижимы.

— Какого толка помощь от меня требуется? — спросила она, когда нервное тиканье настенных часов стало вконец невыносимым.

Валения улыбнулась. Едва заметно. Пусть это и была всего первая и весьма сомнительная, но все же победа. Дочь заинтересовало ее предложение, а значит остальное дело времени.

— Я все расскажу тебе после того, как ты меня накормишь. Иначе я могу свалиться от вина и усталости. Скажу только, что для осуществления моих планов, мне нужна Многоликая. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?