Безликая

Пролог

Ревела ,стонала и захлебывалась толпа, требуя крови. Крики ее смешивались с грохотом грома и боем барабанов, что отсчитывали последние минуты отведенные пленникам. Резкие порывы ветра бросались песком и вонью столицы, полу опустевшей после переворота.

Предгрозовая духота сжимала грудь, что едва сдерживала рвущееся из нее сердце. Раскаленный воздух обжигал горло и скрипел на зубах песком. Глаза жгло от пролитых накануне слез и густой пыли. Но сейчас они оставались сухими. Пощады не будет. Грядущее неизбежно так же, как восход и закат солнца.

Вывели пленников, и толпа взревела так, что меня замутило, а во рту металлический привкус смешался с желчной горечью. А сердце, что гулко отбывало ритм, остановилось. В ушах затянула на одной высокой ноте скрипка. Я до последнего надеялась, что не увижу его. Теперь... Струна с противным звуком лопнула. Из носа потекло что-то горячее, мешая дышать.

Роневан. Рон. Мой муж. Моя жизнь. Мое дыхание. Я не верила собственным глазам, глядя во что превратился тот, ради кого билось мое сердце.

Некогда прекрасный, как молодой бог, мужчина стал похож на старца. Грязный, заросший, исхудавший до неузнаваемости. И синяком на пол лица и ссадиной на подбородке. Сердце разрывалось от боли, и все же я не могла отвести взгляд. Не могла не смотреть. Остались только глаза. Темно-синие. Почти черные. Только не было в них больше лукавых искорок. Обреченность и покорность своей судьбе. Вот что было в самых дорогих в мире глазах.

Сжатые в одну линию губы. И вздернутый подбородок. Да он встретит смерть с высоко поднятой головой. Не позволит толпе смаковать его слабость. Не позволит радоваться его боли. Он уйдет так, чтобы его запомнили не слабаком, молившим пощады, а герцогом Роневаном де Байе. Наследником великого древнего рода сильных духом мужчин-воинов.

Я судорожно вздохнула, когда выкатили колоду. Всю в запекшейся крови. Когда вышел палач, в глазах мох потемнело и ноги подкосились. Но упасть мне не дали. Чья-то рука осторожно поддержала, дав секунды, чтобы собраться с силами.

Как выразился сен Фольи, у нас были "лучшие места" для зрителей. На возвышении, где столпились придворные и знать. Где леди подносили к носу соли, чтобы не потерять сознание от духоты. А господа обговаривали, нечто весьма маловажное. Где король пил вино, а королева жевала мелко нарезанное яблоко. А возле меня стоял тот, кто должен был стать моим мужем сразу после казни.

Рон обвел взглядом толпу. Его взгляд скользнул по возвышению и остановился на мне. Чуть кривая грустная улыбка коснулась его губ. Тех самых губ, которые некогда доводили меня до безумия. Тех самых, что шептали нежные глупости на ухо...

Кровь хлынула из носа и потекла по подбородку, срываясь с него тяжелыми каплями.

— Вытрись. — прошипел мне в ухо будущий муж, но я не отреагировала на его слова. Каменным истуканом стояла, вцепившись в деревянные перила.

Чей-то платок прошелся по лицу, едва касаясь. И задержался у носа, останавливая кровь. А я не шевелилась. Смотрела в самые любимые глаза на свете, боясь бессмысленно потерять время. Запоминая каждую черточку на его лице. Впитывая его взгляд. Чуть виноватый, словно извиняющийся. И тугим узлом в животе завязывалась боль.

Палач подвел первого пленника и, ударом древка секиры под колени, свалил его перед колодой, жестко припечатав голову к деревянной поверхности. Резкий свист... Рев беснующейся толпы... голова покатилась по помосту... а я все смотрела в его глаза. Не дышала. Не жила. Не умирала. Застыла, как в страшном сне, силясь проснуться.

— Леди де Байе, Вам дурно. — мягко и тихо сказал кто-то.

— Пусть смотрит. — жесткое от жениха. — Пусть видит и помнит, что случается с изменниками.

И я смотрела. Смотрела. Как к той же колоде подводят моего мужа. Как он сбрасывает руки стражников, закованных в железо, и сам становится на колени.

"Я люблю тебя!" — шепчут беззвучно его губы. И я захлебываюсь рыданиями и вновь хлынувшей кровью.

— Риквел, уведи ее. — выкрикивает кто-то.

И едва секира палача поднимается снова, мое лицо прижимают к чьей-то груди. Я забилась, словно птица в силках. Только не это. Я должна была видеть. Запомнить. Все запомнить. И вместе с тем взревела толпа, смакуя очередную жертву.

— Тише. Тише. — шепчет голос. — Уже все.

"Уже все!" — эхом отбивается в голове и прокатывается новым громовым раскатом.

"Уже все!" — разлетается на осколки последняя надежда.

"Уже все!" — обрывается сердце и я провалилась в Бездну, что разверзлась под моими ногами. Бездну горя, отчаянья и непроглядной тьмы.

"Уже все..."

Глава первая

Весна в этом году пришла поздно в Арнгвирию. Уже миновали праздники весеннего солнцеворота, а землю еще схватывали заморозки поутру. Но дни уже были достаточно теплыми, чтобы пробудить заспанную природу. Едва пробивалась листва на деревьях, лопались почки, с треском разворачивая пышные цветы родгелии на ветвях. Выводили трели наперебой ранние птицы и гудели пчелы в цветах медового тауни. Скреблись по каменным плитам ровным строем жуки рогоносцы. Искрились в солнечных лучах брызги, рассеянные в воздухе фонтаном. И жизнь шла своим чередом.

Некогда герцогиня де Байе любила весну. Любила парк, разбитый возле замка Байе. Любила мощенные камнем дорожки и журчащие фонтаны. Любила песни, что выводили птицы, завезенные из Таливии еще до переворота. Любила проводить здесь дни с сыном и вечера с мужем.

Раньше она многое любила. Она была весела и радовалась жизни и каждому дню, дарованному Великими.

Сейчас же.... Казалось, разрежь ей грудь и вырви сердце, оно окажется сухим и сморщенным, как прошлогодний плод тауни, забытый на ветке. Да и сама сиятельная герцогиня Эрвианна напоминала скорее тень самой себя. Волосы, что напоминали по цвету своему мед, утратили блеск, а от левого виска тянулась тонкая седая прядь. В янтарных глазах потух огонь, что согревал каждого, на кого она обращала свой взор. Герцогиня давно не посещала живительных источников, потому кожа ее перестала отливать жемчужным перламутром. Она истончилась и была скорее молочно белой с синими прожилками вен. Некогда алые пухлые губы выцвели, и их едва представлялось возможным разглядеть на тонком лице. И уже никто не мог вспомнить, когда касалась их улыбка.

Да и коснется ли когда-то еще? Не осталось у сиятельной герцогини Эрвианны де Байе причин для радости.

Даже сейчас, возвращаясь мыслями в прошлое, ее лицо оставалось каменной маской. Словно ее вырезали из мрамора дивные мастера. И столь же холодна она была.

Все что она когда-то любила, у нее забрали. Мужа. Сына. Остался дом, в котором она и хозяйкой только что считается. У нее забрали честь и гордость. И возможно, не представляй она такой ценности, забрали бы и жизнь. Вот с последним она бы и сама не прочь расстаться, если бы не Дэнни...

— Эрри, девочка моя, ты совсем продрогла, — воскликнула Нэнси, запыхавшись от быстрой ходьбы. — Ты совсем себя не жалеешь.

Эрвианна даже не оглянулась на ее голос, продолжая невидяще глядеть на тонкие струи воды, взлетающие вверх.

— Эрри. — тихо позвала Нэнси, присаживаясь рядом с герцогиней. — К тебе гости.

— Кто? — сухо и бесцветно спросила Эрвианна.

— Твоя матушка. — выдохнула та, не скрывая волнения.

Вот уже два года не многим удавалось услышать голос, некогда неумолкающей Эрвианны. Короткие фразы. Сухие, как и ее голос. Такие же холодные, как и сама герцогиня. Два года со дня казни мужа и дня ее свадьбы.

— Где она? — как обычно коротко спросила Эрри.

— В твоих покоях. — и тут же зататраторила, словно боялась, что герцогиня Байе снова утратит интерес к разговору. — Уже более двух часов. Леди Валения прибыла на рассвете. Но все слуги сбились ног, разыскивая тебя. Лорд сен Фольи в гневе... — Нэнси запнулась и бросила короткий взгляд на все так же безучастно глядящую на фонтан Эрри. Но та даже не пошевелилась. Только судорога прошла по лицу, словно само имя этого человека приносило ей боль. — Я не могла тебя разыскать. И герцогиня де Саменти, наверное, уже заждалась...

Эрри не стала слушать и дальше трескотню бывшей нянюшки. Резко поднялась и, сделав несколько глубоких вдохов, направилась в сторону замка.

Слышно было, как стучат каблуки по каменным плитам двора, спотыкающейся на каждом шагу, Нэнси. Но Эрри не замедляла шага. Она шла так, как если бы была на поле боя. Гордо вскинув голову и приготовившись ко всему. О! Ее дом уже два года как стал полем боя. Между ней и ее мужем, имя которого она даже произносить вслух не желала. Словно оно было отравлено.

Так же быстро и безмолвно она миновала парк, за ним дворик, не бросив и мимолетного взгляда на согнувшихся в поклонах слуг. И только перед входной дверью замешкалась, но сделав несколько глубоких вдохов, все с тем же мраморным лицом вошла в замок.

— Вас разыскивает его сиятельство... — начала молоденькая служанка, но и на нее Эрри не обратила внимания и девушка тут же умолкла.

Никто не знал, чего ожидать от сиятельной герцогини де Байе. А потому ее боялись. Ее замкнутости, отрешенности, ее холодного взгляда и сухих, как пески, слов. Ее опасались слуги, рассказывая по вечерам сплетни о том, что герцогиня на самом деле владеет магией. Но говорили тихо, чтобы не дай Великие, не услышал кто и не донес ей. Кто его знает, что она может сделать за неосторожно брошенные слова. И хоть магия каралась по закону на смерть, притом два поколения предков и всех наследников, никто не осмелился своими домыслами делиться с законниками. А Эрвианна не считала нужным пресекать сплетни. Чем больше ее боялись, тем меньше трогали.

Покои герцогини находились в левом крыле на втором этаже. Быстрая ходьба утомляла ее отощавшее тело. Но она не показывала этого. Не хотела падать в глазах слуг еще ниже. Хотя куда уж? Ее нынешний муж не стеснялся ее бить на их глазах. Не стеснялся брать ее тело просто за обеденным столом, пока они расставляли блюда. Он относился к ней отнюдь не как к жене, или хотя бы благородной леди. Скорее, как к одной из своих шлюх, что теперь грели его постель. Некоторые даже переехали в соседние с его покои, чтобы быть рядом, когда того пожелает господин. А вот как раз последнее Эрри устраивало. Чем больше шлюх в его постели, тем меньше его в постели самой Эрри.

Если бы его не было вообще... Но это было лишь мечтой. Точно такой же, как и снова обнять Дэнни. Ее единственный смысл жизни. Причина, по которой она еще не выпила слезы квархи и не отправилась вслед за Роном. Причина, по которой ей нужно было остаться среди живых...

Короткий коридор. Двадцать три шага, которые она преодолела, не сбавляя скорости, и рывком открыв дверь, вошла в собственные покои.

Мать ожидала ее, листая какую-то книгу, которые Эрри во множестве расставляла по комнате, словно эти истории могли заполнить ту пустоту, что была в ее душе. Но в большинстве случаев, едва перелистывала десяток страниц и ставила на место, не в силах сосредоточится на смысле повествования.

Глядя на Валению, можно было бы легко представить, как могла бы выглядеть Эрри в более зрелом возрасте. Волосы, глаза тонкий ровный нос, чуть пухлые губы и едва заметные морщинки в уголках глаз. Тонкий стан не лишенный округлостей там, где им полагается быть. Вот какой бы могла быть Эрри. Могла бы. Та Эрри, что еще два года назад была счастлива и беззаботна.

— Эрвианна, девочка моя... — начала герцогиня де Саменти, улыбнувшись дочери.

— Зачем ты здесь? — все так же безучастно и сухо спросила Эрвинна и все заготовленные матерью слова повисли в воздухе недосказанностью, а все благодушие с Валении де Самети слетело, оставив по себе только скептическую гримасу.

— Я тоже рада тебя видеть. — не проявляя ни малейшей радости, сказала мать, задумчиво следя за тем, как Эрри проходит по покоям и наливает себе красное вино в кубок. — Прекрасное начало дня.

В покои ввалилась запыхавшаяся Нэнси, утирая пот со лба кружевным платком, и тут же согнулась в поклоне.

— Госпожа... — не понятно к кому обращаясь, начала она.

— Нэнси, дорогая, оставь нас, будь добра. Я бы хотела поговорить с дочерью наедине. — улыбаясь сказала Валения и Нэнси тут же не разгибаясь попятилась к выходу. — И проследи, чтобы у стен внезапно не выросли уши.

— Конечно, госпожа. — донеслось из-за закрывающейся двери.

В покоях повисла тишина и запах терпкого кильнского вина.

— Мне не предложишь? — спросила герцогиня де Саменти, не сводя задумчивого взгляда с дочери.

Эрри сделала знак рукой, предлагая ей самой себя обслужить, но Валения даже не пошевелилась. Все так же не сводила глаз с дочери, что вместо восхищения, теперь вызывала разве что жалость.

— Плохо выглядишь. — заключила наконец герцогиня де Саменти, поднимаясь и наливая себе вино из того же графина, что и дочь.

Эрвианна на ее слова отреагировала едва заметным пожатием плеч.

— Зато ты, как я посмотрю, просто сияешь. — в ее голосе можно было расслышать укор, что должен был бы смутить того, к кому она обращалась. Но Валения де Саменти слишком долго вращалась при дворе, чтобы ее могли тронуть простые слова. И кому как не Эрри об этом знать. — Так зачем ты здесь?

— Соскучилась? — скорее предположила, чем ответила Валения.

— У меня не то настроение, мама.

Валения медленно отпила красное кильнское и села в то же кресло, в котором дожидалась прихода дочери.

— Присядь. Я хочу узнать, как ты провела эти два года.

— Мне нечего тебе рассказать. К тому же если бы ты хоть раз наведалась в мой дом, я бы поверила, что тебе и правда не безразлична. А так...

Валения задумчиво побарабанила по подлокотнику кресла и отставила кубок на маленький столик для книг.

— Эрри, должна меня понять. Гилверу нужна была помощь. Герцогство Саменти принадлежит ему по праву наследия...

— Я все понимаю. — оборвала ее Эрвианна. — Ты просто обязана была сделать все, чтобы он получил печать и кольцо герцога. И как мне напели птицы, ты справилась с этим просто блестяще. С чем и хочу тебя поздравить. И все же, это никоим образом не объясняет столь неожиданный визит. Итак...

— Мне нужна твоя помощь, — не стала юлить Валения и не дождавшись даже намека на интерес дочери, продолжила. — Я предлагаю сделку, Эрри. Ты — поможешь мне в моих делах при дворе, а я — избавлю тебя от сен Фольи и помогу вернуть опеку над сыном.

В этот раз в глазах Эрвианны де Байе мелькнуло нечто похожее на интерес. Предложение было из тех, что несказанно желанны, но абсолютно недостижимы.

— Какого толка помощь от меня требуется? — спросила она, когда нервное тиканье настенных часов стало вконец невыносимым.

Валения улыбнулась. Едва заметно. Пусть это и была всего первая и весьма сомнительная, но все же победа. Дочь заинтересовало ее предложение, а значит остальное дело времени.

— Я все расскажу тебе после того, как ты меня накормишь. Иначе я могу свалиться от вина и усталости. Скажу только, что для осуществления моих планов, мне нужна Многоликая. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

Эрри понимала. Как и понимала, насколько опасна затея матери.

Многоликие — тайный орден предыдущего короля Ангвирии. Столь малочисленный, что само существование его считалось досужей сплетней и столь тайным, что даже за сплетни о нем можно было попасть в казематы. Мало кому было известно, что он собой представляет и каковы задания Ордена Многоликих.

Эрвианна была в числе тех, кто знал. Хоть и не все, но многое. Уже покойный отец, не переживший сражения под Валье, многое успел ей рассказать, едва в девочке проснулись зачатки дара Многоликой. Как и предупредил об опасности, которая грозила ей в королевстве, где магия была под запретом. И только король решал судьбу тех, кто ею обладал. Потому любые проявления магического дара скрывали столь же тщательно и рьяно, как позор обесчещенной невесты.

Эрри не стала исключением. Возможно, это и стало причиной того, что ее выдали замуж в столь раннем возрасте за герцога де Байе. Тогда еще просто наследника.

Отец не мог позволить, чтобы любимая дочь стала одним из орудий в дворцовых интригах покойного Федерика Второго. Покойный король только на словах был блюстителем собственного закона. На деле, Многоликие стали его ушами, глазами и руками, которые не страшно замарать кровью.

Дар Многоликих был в том, что они легко перенимали не только форму другого человека, но и его повадки, желания, стремления... Даже магические способности, если такие имелись. В некотором роде, Многоликие на некоторое время становились тем человеком, подобие которого принимали. Единственное, что оставалось своего, память и мысли. Многоликие были столь же необходимы, сколь опасны.

Эрри прекрасно понимала, чем может обернуться затея матери. В лучшем случае ее ждала смерть. Как и Валению. И Дэнни... С другой стороны... Сын. Ее сокровище. Единственный смысл ее жизни. Она готова была совершить невозможное, чтобы ее единственный ребенок был в безопасности?

— Нэнси. — негромко позвала Эрри и в дверь тут же вошла бывшая нянюшка.

Не стоило даже сомневаться, что ни одно слово, произнесенное в стенах покоев герцогини, не миновало ее ушей. Как и в том, что даже самый искусный палач не вырвет их из престарелой служанки.

— Да, госпожа. — согнулась она в поклоне.

— Прикажи накрыть завтрак на двоих на верхней террасе. И покои для герцогини де Саменти.

Валения едва заметно улыбнулась.

— Мы с тобой, моя радость, снова станем самыми влиятельными людьми при дворе...

— Меня интересует только мой сын. — обозначила собственную цель Эрри.

— Это пока, дорогая.

Глава вторая

Спустя всего десять минут завтрак был накрыт и обе герцогини поднимались по винтовой лестнице на верхнюю террасу.

Вид открывался просто изумительный. Словно стоишь на краю мира. Под ногами раскрывало свой зев ущелье. А дальше бескрайние поля и луга в эту пору еще зеленые с вкраплениями синих и алых цветов парэси. Черные точки диких ворей, что не боясь человека паслись на лугах. Хотя это человеку стоило их бояться. Их шкура была столь толстой, что пробить ее не могла ни одна сталь. А сила столь велика, что человек казался немощью подле них. Темно-зеленая полоска леса, кажущаяся лишь лентой на талии высокородной леди, отделяла синее небо от зеленеющей земли.

Когда-то Эрри очень любила это место.

Но за последние два года поднималась сюда едва несколько раз. Да и то отнюдь не для того, чтобы насладиться видом и отдохнуть. Верхняя терраса находилась в том крыле замка, что нависал над обрывом. Или Бездной, как говорили слуги. И мысли, что посещали голову Эрри, когда она выходила на террасу, были отнюдь не о красоте и отдыхе. Порой она думала о том, что Бездна настолько глубока, что ее тело врядли смогут отыскать, если решиться и свести счеты со своим жалким существованием. Потому со временем она перестала приходить сюда.

— Символично. — сказала герцогиня де Саменти, прохаживаясь вдоль высоких перил и заглядывая вниз. — Завтрак над пропастью.

— Над Бездной. — поправила ее Эрри, присаживаясь за небольшой круглый столик. — Ты, кажется, хотела утолить голод?

Ей не терпелось узнать, что задумала мать. Но никто, даже Валения, не смогли бы прочесть это нетерпение на лице Эрвианны.

Мать улыбнулась.

— Твоя забота и внимание выше всяких похвал. — толи поддела, толи похвалила Валения дочку.

— У меня достойный пример, мама. — ответила тем же Эрри.

Герцогиня привычно сделала вид, что не поняла намека и присела за стол.

Аппетиту матери Эрри могла только завидовать. Валения довольно быстро, для аристократки, разделалась с легким салатом и хрустящими пирожками с начинкой из мяса и сушеных плодов тауни. И теперь наслаждалась сладкой булочкой, запивая ее ароматным горьким кайвэ.

Эрвианна уже привычно едва коснулась еды и то и дело прикладывалась к вину, которое слуги всегда ставили на стол для герцогини де Байе.

— Мне не нравится твое пристрастие к алкоголю. — заметила мать, промокнув губы салфеткой.

— Мне многое не нравится. Я же не озвучиваю этого. — пожала плечами Эрвианна.

— Послушай, если мы хотим достичь наших целей...

— Извини, но цели исключительно твои.

— Нет, дорогая, цели наши. — возразила Валения.

— Я пока не слышала, в чем они состоят, чтобы сделать столь однозначный вывод.

— Всему свое время, милая моя девочка. Для начала мы приведем тебя в порядок. Когда ты в последний раз посещала живительные источники?

— Не помню. — честно ответила Эрри, поставив кубок на столик.— До сегодня я не видела в этом необходимости.

Валения театрально закатила глаза. Надо же так пренебрегать самой собой.

— Мы сегодня же исправим это.

— Не помню, чтобы я озвучивала свое решение. — напомнила Эрвианна.

— Послушай, Эрри, если ты хочешь вернуть сына и в нужное время вручить ему кольцо и печать, то сделаешь все, как я скажу.

Эрри рассмеялась. Ее смех был похож на хруст снега под ногами в морозный день.

— Мама-мама. Ты не исправима. Стоило сразу сообразить, что единственное, что тебя интересует — это власть. К тому же подобные слова я уже два года слышу от нынешнего мужа... — поморщилась Эрвианна.

— Он так плохо с тобой обращается? — и Эрри показалось, что Валения искренне жалеет ее.

Но отвечать не стала, снова взяв руки кубок.

Да и не успела бы.

Согнувшиеся в поклоне слуги, не двусмысленно дали понять, насколько легок на помине граф сен Фольи. И тут же дверь на террасу открылась и проеме появился он. Чудовище, что превратило жизнь герцогини де Байе в сплошной кошмар. Граф Риквел сен Фольи.

Ему было едва за тридцать. И многие женщины считали его весьма привлекательным мужчиной. Как и все ангвирийцы, он отличался высоким ростом и могучим телосложением. А так же типичным черным цветом волос и темно-карим — глаз. К тому же граф был обучен придворному этикету и манерам, а так же мог поддержать ничего не значащую светскую беседу. Возможно, не знай Эрри, что собой представлял Риквел, то тоже бы отметила его мужественную красоту и манеры. Но ей он представлялся в несколько ином свете.

В тот проклятый Великими день, который по недоразумению назвали свадебным торжеством, она еще не представляла, чем обернется этот союз. По правде сказать, Эрри тогда вообще мало что соображала. Казалось, все что с ней тогда происходило, было лишь неудачной постановкой кочевого театра. Платье, гости, пир, здравницы, что произносились в честь молодожен. Громыхающая музыка и акробаты. Эрвианна плохо помнила тот день. Зато прекрасно запомнила ночь. Это была самая ужасная ночь за всю ее жизнь. Ночь, когда она узнала, что мужчина может быть не только нежен и заботлив, как Рон, а жесток и эгоистичен, как ее новый муж. Нет, она не ожидала сострадания. Хоть каплю понимания того, сколь тяжела была ее утрата. Ведь еще утром того злосчастного дня, она смотрела на казнь мужа. Того, кого искренне любила и без кого не представляла собственной жизни.

Но едва заговорила с новоиспеченным мужем о том, чтобы он дал ей время оплакать Роневана, как тут же ее с ног сбил удар такой силы, что Эрри на время окутала темнота.

А очнулась она уже на животе, на широком брачном ложе. Ее юбки были задраны и оголяли нижнюю часть тела. И то, что с ней делал сен Фольи, сложно было назвать любовными утехами. Скорее наказанием. Он вбивался внутрь ее, не заботясь о том, что причиняет боль своими жесткими движениями. Казалось, что это длилось нескончаемо долго. Она помнила все. Его руки, вцепившиеся в длинные волосы, и множество шпилек царапающие кожу головы. Его грубые жесткие движения и боль раздирающую тело. Еще никогда в жизни Эрри так не мечтала о том, чтобы мужчина излился и оставил ее в покое. И не смогла удержать слез, когда движения его стали конвульсивными, а внутри сквозь боль она ощутила толчки изливающегося семени. Эрвианна запомнила это на всю оставшуюся жизнь. Может потому, что подобное повторялось снова и снова. До недавних пор. И когда сен Фольи справился с закреплением брака, то разве что не плюнул на распластанную на кровати, всхлипывающую от боли и унижения Эрвианну, натягивая штаны.

— И не надейся, что ты так и останешься моей женой. Как только родишь наследника, я избавлюсь и от тебя и от твоего выродка.

Эрри тогда не понимала, чем любимая и опекаемая всеми, заслужила подобное отношение. Только со временем стало понятно, как не выгодно для сен Фольи было жениться на высокородной и сказочно богатой вдове изменника. И естественно, быть удаленным от королевского двора. Особенно, если по закону не имеешь права наследовать ее деньги. В случае смерти Эрри, все состояние Байе перешло бы Дэнни, как единственному наследнику Роневана де Байе. А если и малыш Дэнни скоропостижно скончается, тогда судьбу герцогства стал бы решать король. И учитывая, сколь обнищала после переворота казна, отнюдь не в пользу графа сен Фольи. Но и для него была лазейка. Чтобы богатства Байе мог подгрести под себя Риквел, Эрри должна была родить ему наследника. В таком случае за Дэнни наследовал бы младший брат, а Риквел, как опекун, смог бы распоряжаться состоянием на свое усмотрение.

И естественно, Эрвианна не могла подвергать своего сына подобной опасности. Потому Нэнси каждый вечер приносила ей отвар из девяти трав, что не давал ребенку зародиться. А со временем, подкупив одну из шлюх сен Фольи, отвар, сводящий на нет всю мужскую силу, стал неизменным составляющим его любимого вина. Казалось бы, можно было вздохнуть с облегчением. Но Риквел, будучи не в состоянии исполнять супружеский долг, сгонял злость на Эрвианне. Одно радовало, по лицу никогда не бил, опасаясь неожиданного визита гостей. Но Эрри, стала замечать, что даже продажные женщины, слоняющиеся по замку, стали смотреть на нее с жалостью. А потому спешила одеть маску холодного безразличия. Увы, это приходилось делать столь часто, что она и сама не могла бы вспомнить, когда маска стала ее настоящим лицом.

— Как же я рад Вас видеть, сиятельная герцогиня де Саменти. — расплылся в абсолютно фальшивой улыбке сен Фольи.

Мама ответила ему столь же неискренней маской радушия.

— Я тоже безмерно рада, граф. Мне так жаль, что вы с моей дорогой девочкой так редко появляетесь при дворе. — наигранно вздохнула она.

Зря. Эрри наградили таким взглядом, что другой бы уже подавился вином. Но за два года она познала гораздо худшее, и подобные взгляды тронуть ее не могли.

— Моей супруге нужно было время, чтобы оправиться от потрясения и свыкнуться со своим новым положением. — без тени улыбки сказал Риквел и тут же, словно спохватившись обратился к жене. — Кстати, Эрри, я искал тебя все утро. Где ты пропадала? — едва удерживая дружелюбную маску, спросил Риквел.

— Правда? — привычно бесцветно спросила Эрри. — Мне ничего не передавали. — соврала она.

— Тебе письмо от... Дэнни. — сказал он гораздо холоднее, чем того требовалось. Да и заминка перед именем мальчика, обозначила больше, чем он бы того хотел. Особенно для Валении, привыкшей, все улавливать на лету.

Но Эрвианне было уже абсолютно все равно.

Письмо от Дэнни. Ее мальчика. Единственного, что еще держало на этом свете и того, ради кого она терпела все и готова была стерпеть гораздо больше. На уже привычно каменном лице, впервые за долгое время проступили эмоции. Радость, надежда, страх. Они сменяли друг друга столь быстро, что даже Валения не смогла бы сказать, что именно сейчас чувствовала дочь. Хоть как мать, прекрасно ее понимала. Не так давно ей пришлось самой бороться за жизнь сына.

— Милая, прочтешь его в своих покоях, пока мы с Риквелом посплетничаем здесь. — сказала она дочери, едва в ее чуть дрожащих руках появился смятый и естественно распечатанный конверт.

— Да, мама. — ответила ей благодарной улыбкой Эрвианна. — Я подожду тебя у себя.

На миг даже голос ее измелился. Пропала скрипучесть и сухость, а ей на смену вернулась мелодичная нежность, которой некогда восхищались придворные короля Федерика Второго и сам король.

Но это был всего лишь миг. Короткий момент слабости. И тут же снова на террасе замка Байе стояла мраморная статуя, с ничего не выражающим лицом. Короткий кивок мужу и матери и Эрри едва не бегом шагала в покои, минуя лестницу и ставшие неимоверно длинными, коридоры. Привычно не обращая внимания на согнувшихся слуг. В груди закручивалась тугая пружина тревоги и тоски за малышом Дэнни. И только развернув послание, она сможет увериться, что это всего лишь ее личные страхи. Или наоборот.

В ее комнатах убирались горничные, тут же склонившие головы, оставив работу.

— Все вон! — не повышая голоса, сказала Эрри, и горничные незамедлительно выскочили из покоев, словно там разверзся зев Бездны.

Но только кода на двери щелкнул засов, а шторы были плотно задернуты и зажжена свеча, Эрри позволила себе немного расслабиться.

Она разложила на столике конверт и разровняла смятую бумагу ладонями. После снова взяла в руки и поднесла к лицу вдыхая запах.

Бумага, чернила, запах конского и мужского пота. А еще вонь притираний сен Фольи. И ни одной нотки, что могла бы принадлежать Дэнни.

Эрвианна вытащила письмо и стала вчитываться в строки.

Послание мало чем отличалось от многих предыдущих. Округлые буквы, неровные строчки. Размазанное чернило. И короткое "Твой Дэнни" под перечислением всех "Все хорошо!". Так же сухо, как и многие другие. Так же пусто, как бескрайние пески.

Эрри разложила на столике лист и разровняла ладонями. Подошла к полочке с множеством книг и достала из одной из них небольшой пузырек синего стекла. В нем чуть искрился серебряный песок, словно снег под лучами солнца. Этот песок был очень редким и баснословно дорогим. И Эрри не зная, удастся ли еще раздобыть его втайне от мужа, берегла его только вот для таких случаев.

С тихим хлопком открылась крышка, и тонкая струйка песка высыпалась на бумагу, искрясь и переливаясь, как драгоценный камень.

Несколько мгновений ничего не происходило. А после он ожил. Зашевелился. Зашуршал, растекаясь по листу. Стал обретать объем и форму. И вот уже за столом сидит малыш Дэнни, и скребет по бумаге заточенным пером. Хотя вряд ли его теперь можно называть малышом.

Это тогда, два года назад, когда пятилетнего наследника Байе увозили неизвестно куда, он был малышом. Теперь же ему было семь. А сосредоточенное серьезное лицо добавляло еще пару лет.

Как же он был похож на отца. Словно Великие слепили его, в точности повторяя все по образцу с Роневана. Те же глаза темно-синие, почти черные. Те же упрямо поджатые губы. Даже прядь темных волос, упавшая на лицо.

Эрри даже, едва не забывшись, хотела коснуться их и поправить непослушную прядь. Но вовремя спохватилась и убрала руки, сложив их в замок перед собой. Она неотрывно смотрела, как сын выводит буквы. Как от усердия прикусывает губу. Как покусывает край пера, раздумывая над следующим предложением. И даже не сразу поняла, что лицо ее мокро от слез, а тело сотрясают беззвучные рыдания. Как же она скучает. Как невыносимо тоскует по нему.

Она ловила и запоминала каждое его движение. Страшась, что следующее письмо получит не скоро.

Вдруг малыш застыл, словно прислушивался к словам человека, который находился рядом с ним в тот момент. И через некоторое время кивнул. Со стола рядом с бумагой, Дэнни взял маленький мешочек с песком и, рассеяв его на бумаге, дописал в конце письма несколько строк.

Эрри поднялась с места и встала за его спиной, чтобы лучше рассмотреть строки, скрытые от чужих глаз.

"Мама, береги себя. До меня доходят слухи, но я не хотел бы думать, что они правдивы. Говорят, что ты больна. И, возможно, очень серьезно".

На этих словах Эрвианна отчетливо скрипнула зубами, но тут же вернулась к чтению.

"Но повторюсь, я не хочу верить в то, что могу лишиться единственного родного человека. Мне повезло с наставником. Он обучает меня бою на мечах и верховой езде. И я обещаю, что сделаю все, чтобы больше никто не причинил тебе боли. К тому же у меня появился друг, который обещает помочь нам. Наберись терпения и будь сильной. С любовью, Дэнни"

Дописав эти слова, Дэнни рассеял на бумаге новую порцию песка и последние строки исчезли.

Как и само видение осыпалось горкой песка. Только Эрри продолжала стоять, не в силах сдвинуться с места, и смотреть на лист с корявыми строчками детским почерком.

Не было сомнений, что дописанные слова написаны сыном по чужой воле. Пусть ему семь, и он достаточно взрослый, чтобы писать самостоятельно. Но сами слова... Не хотелось даже думать о том, что они могли поселиться в голове ее ребенка. К тому же песок... Откуда у Дэнни песок для тайной переписки? Кто этот друг, что сулил ему помощь? И каковы его цели?

Столько вопросов, доводящих до отчаянья отсутствием ответов. Лишающих разума, сковывающих паническим страхом. До дрожи в руках. До горечи во рту.

И только когда в дверь постучались, Эрвианна отмерла и, ссыпав с листа потускневший песок в камин, открыла, впуская в покои мать.

— Та еще мразь, этот твой муж. Теперь я понимаю, почему ты стала такой. — посетовала Валения, нервно вышагивая по комнате. — Но ничего... Не буду я сиятельной герцогиней де Саменти, если к концу года мы не избавим тебя он него.

— Мама, скажи, ты была у Дэнни? — сдавленно спросила Эрвианна, едва справляясь с дрожью в голосе.

Валения резко остановилась. Краски слетели с ее лица, а в глазах отчетливо проявилось беспокойство.

— Что с ним? — хрипло спросила она.

Эрри какое-то время смотрела на мать, силясь понять, правдивы ли ее эмоции. Или же это очередная искусная игра. Но решила, что в этот раз Валения и правда беспокоилась о внуке.

Лязгнул дверной засов. И очередная порция песка высыпалась на лист. И снова маленький Дэнни выводит буквы за столом в покоях герцогини де Байе. Но в этот раз, мать и дочь следили за малейшим изменением мимики, незначительными, казалось бы, заминками. В этот раз Эрри не просто наблюдала за сыном, а старалась понять, кем мог быть тот, кто продиктовал мальчику скрытые строки.

— Шарам... — выругалась Валения, помянув жителя малого мира, когда песок снова осыпался горкой на листе бумаги.

— Есть предположения, кто бы это мог быть? — хрипло спросила Эрри.

— Ни малейшего. Точнее столько, что можно сказать ни одного. — задумчиво глядя на лист, ответила мать. — Одно могу сказать, это точно не Риквел.

— С чего такая уверенность?

Валения, наконец, посмотрела на дочь. И то, что она увидела, ей не понравилось.

— Возьми себя в руки сейчас же. — жестко приказала она. — Ты выбрала не то время, чтобы раскисать.

Эрри сделала несколько глубоких вдохов и кивнула, давая понять, что готова слушать. Герцогиня де Саменти вздохнула и укоризненно покачала головой.

— Твой муж привык действовать, полагаясь исключительно на силу. — сказала она. — Он бы не стал скрывать свое присутствие, если бы просто хотел тебя в очередной раз запугать. Скорее наоборот. А этот человек скрыл свою личность. Он не прикасался к бумаге, да и к Дэнни тоже, дабы не оставить следов. Но обозначил свое присутствие.

— И что теперь? — спросила Эрри, уже взяв себя в руки.

— Ничего. — и предупреждая возмущения дочери пояснила. — Судя по его посланию, он не желает тебе зла, как и Дэнни. Скорее предлагает помощь. Но это меня настораживает даже больше, чем угрозы. Мы не знаем кто он и каковы его цели. И все же могу заложить свою жизнь, что это кто-то из придворных. А еще меня пугает его осведомленность. Я два года пыталась узнать, куда твой муженек спрятал Дэнни. И безрезультатно. К тому же, я уверенна, что в твоем доме есть человек, что шпионит за тобой. Он знал о том, что у тебя есть пески памяти... Кстати откуда?

— Контрабанда из Таливии. — нехотя ответила Эрвианна.

Валения хмыкнула и улыбнулась.

— Ты не так безнадежна, как я думала.

— Если я не люблю эти твои игры, то это еще не значит, что не могу в них играть. Хоть с радостью бы этого не делала.

— Увы, моя девочка, мы не можем отказаться от них. Уже факт нашего рождения подразумевал, что рано или поздно мы будем вовлечены в дворцовые интриги. Но только нам выбирать на каких ролях.

— Ты так рассуждаешь, словно тебе плевать на все кроме своих игр. — вспылила Эрри. — На меня, Дэнни, не удивлюсь, если на Гилвера и отца тебе тоже было наплевать.

Лицо Валении исказилось от гнева.

— Ты глупа, если так думаешь. — прошипела она сквозь зубы. — Для меня никогда не было ничего важнее вас. И именно для вас я делала... все.

— Похоже не все.

— Возможно. Но со смертью твоего отца многое стало сложнее. Я не справляюсь. И прекрасно это осознаю. Меня считают интриганкой, способной добиться любых поставленных целей. И мало кто знает, что на самом деле за моей спиной всегда стоял твой отец. Наш успех, влияние, положение... это все было его заслугой. Ты ведь даже не подозревала, правда? Считая его подкаблучником и просто орудием в моих руках. На деле же, орудиями были мы. Все мы, включая твоего покойного мужа. И даже блестящий успех, с которым ты меня поздравляла, всего лишь результат запущенного им плана. — Валения отвернулась, пряча набежавшие на глаза слезы. — Я любила его. Восхищалась им. И всегда старалась быть достойной твоего отца. И даже верила, что так оно и есть. Но теперь понимаю, как самонадеянна была.

Эрвианна молчала. Слова матери, письмо Дэнни... все это пошатнуло ее хрупкое равновесие. Смешало чувства. Спутало мысли...

— Я не справилась, Эрри. И в результате ты и Дэнни оказались в таком положении. — тихо сказала Валения. — Но у меня еще есть время все исправить. Не волнуйся, милая.

Эрри, сама не понимая зачем, осторожно коснулась ее плеча.

— Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы тебе помочь. — приняла она решение.

Но на этот раз Валения не радовалась победе. Она лишь криво улыбнулась. Прорвавшиеся эмоции, которые она тщательно срывала столько лет, что уже и не думала, будто способна их проявлять. Это роскошь, которая не доступна даже королям. А уж для таких, как она, и вовсе смертельны.

— Мы справимся вместе, моя Эрри. Я обещаю.

* * *

Лунный свет скользил по парку близ замка Байе. Придавал жуткого величия двухсотлетним деревьям. Вырвал неясные тени. Исписывал мощеные дорожки светлыми письменами. Рассыпал жемчуг в круглом фонтане.

Он и заметил первым фигуру, закутанную в серый плащ, что, подобно вору, выскользнула из выхода для слуг. Прошла через хозяйственный двор, шикнула на буркнувшего пса и миновала коровник. Она шла быстро, боясь быть замеченной. Время от времени она оглядывалась по сторонам, страшась случайных свидетелей. И только впорхнув, подобно серой птице, в конюшни, она остановилась столь резко, что качнулись полы длинного плаща. Тусклый свет масляного светильника обнял фигуру, но вряд ли кто смог бы сказать, кем она была. Может одна из служанок. Может горничная. Может одна из тех, кто грели постель сен Фольи. Она могла быть кем угодно. Кем-то на кого мало кто обращает внимание, о присутствии таких как она, вспоминают только тогда, когда что-то понадобится господам. И все же она не стала откидывать широкий капюшон, что прятал лицо чуть не до самого подбородка. Сделала несколько шагов внутрь помещения.

— Кверт. — тихо позвала она.

Голос ее был тонкий, чуть писклявый. Это могло бы свидетельствовать о том, что девушка совсем юна. Возможно, совсем ребенок.

Всхрапнула испуганно лошадь. Хлопнула дверь за спиной. Дрогнул огонь в светильнике.

Девушка переступила с ноги на ногу.

— Не стоит меня пугать. Это может не понравиться человеку, который меня послал сюда.

— И откуда он узнает об этом, если с тобой вдруг что-то случиться? — насмешливо спросил голос за спиной, охрипший от таливийского табака.

Девушка резко повернулась к двери. Со спины она казалась жуткой, словно только вышла из малого мира. Но старого Кверта не так легко было пронять.

— У каждой стены есть глаза и уши. — сказала она. — И мы можем только надеяться, что они смотрят и слушают не для недруга. Конюх?

— Спит беспробудным сном. Бедняга не знал, что таливийское пойло столь коварно. Особенно, если в него случайно попал настой берилисы.

— Как долго?

— До обеда.

Девушка хмыкнула.

— Приведешь его в чувство, когда я уйду. Никто не должен заподозрить неладное.

Кверт поморщился, но кивнул.

— Теперь о деле... Слушаю. — сказала девушка, присаживаясь на тюк сена.

Старый вояка не стал тянуть и выложил все, как привык делать за годы военной службы — коротко и по существу.

— Народ начинает роптать. В Байе, да во многих других герцогствах нищета и голод. Зерна не хватает даже на посевы, а домашний скот выкосил мор. Люди умирают и винят в этом...

— Власть имущих. — закончила она и улыбнулась. — Прекрасно. Я передам твои слова. И продолжай в том же духе. Люди должны не просто роптать, а быть готовыми к решительным действиям. И еще... стоит напомнить народу, что на трон Ангвирии есть законный претендент. — и вытащив из кармана мешочек протянула Кверту. — Этого должно хватить надолго. Слезы Луйвы, чистые и ограненные. Если через два месяца я не смогу с тобой встретится, еще часть получишь от другого человека.

Кверт развязал завязки на мешке и высыпал несколько камней, размером с ноготь, на ладонь. Они были поистине прекрасны. Глубокого голубого цвета с едва заметным светом внутри. За этот мешок можно было купить герцогство и жить безбедно еще трем, а то и четырем, поколениям после его смерти.

— Что мне мешает сбежать с этим сокровищем? — трескуче спросил вояка.

Девушка пожала плечами.

— Никто не запретит тебе попробовать, Кверт. Но едва твою голову посетит эта глупая мысль, как все, кто тебе хоть сколько дороги, окажутся в малом мире.

— И я должен в это поверить?

— Верить или нет — решать тебе. Но на твоем месте я не стала бы проверять. — совершенно спокойно сказала она.

Кверт нахмурился. Влезая в это дело, поначалу он и подумать не мог, что подработка обернется таким образом. Теперь же... сложно представить, какие цели преследовал тот, кто стоял за девушкой с голосом ребенка и вечно спрятанным лицом. И для чего разжигать ненависть в сердцах простолюдинов. Но он не привык задавать вопросы, слепо исполняя приказы. И в этот раз не стал делать исключения.

— Через два месяца здесь же. — сказал он, когда она проскользнула мимо и уже открыла жалобно скрипнувшую дверь.

— Не волнуйся, Кверт. Я всегда держу слово.

* * *