Страсти из подворотни. Глава 11.

ВНИМАНИЕ!!! Текст содержит откровенные сцены гомосексуального характера. Если Вам меньше 18, уйдите, пожалуйста, со страницы.

Я приблизительно знаю, как именно должно было начаться в этот день моё утро.

Наверное, сделав после сна первый осознанный вдох, мне стоило замереть, не открывая глаз, и проиграть в уме все то, что произошло накануне.

Наверное, мне нужно было снова ощутить всепоглощающее смущение и волнение при мысли о том, кем оказался мой преподаватель.

Наверное, надо было мечтательно вздохнуть, вспомнив первый поцелуй с ним.

Наверное, надо было бы также посмеяться без причины, или умыться слезами, или пропеть чью-нибудь арию из какой-нибудь итальянской оперы в переложении на русский... короче, сделать какую-либо глупость из тех, что обычно свойственно совершать только-только влюбившимся людям.

Да. Конечно. Хорошо. Согласен. Признаю. Да я и не претендовал на безразличие, не так ли?

Словом, я в общем и целом знал, как играть влюблённость по правилам романов в духе Бунина, Куприна, Чехова-комедианта и, возможно... а прочем, ладно. И этих троих достаточно.

Знал, но это вовсе не означало, что я собирался руководствоваться этим знанием. Тем более что провидение, судя по всему, даже и не собиралось давать мне такого шанса.

Утро моё началось куда более оригинально, но не сказать, чтобы так уж и приятно.

Меня трясло. Буквально колотило от невесть откуда взявшегося нервного возбуждения. Зубная щётка то пролетала мимо рта, оставляя белёсые следы на коже, то скрипела по зубам, то больно давила на дёсны, потому что рука, её державшая, никак не желала слушаться своего хозяина, то есть меня. Забавно, но в данный момент я себя вовсе не ощущал владельцем собственного тела...

И ладно бы только руки. Казалось, что из строя вышли все нервные окончания разом. По коже волнами бегали мурашки, нос казался подозрительно холодным, а пальцы ног самопроизвольно поджимались, но прохлада, царящая в ванной, была здесь ни при чём.

— Твою ж мать, — прошипел я, когда щётка выскользнула из моих ослабевших пальцев и, глухо стукнув о кафель, улетела под раковину. С трудом присев — колени не желали сгибаться, — я осмотрел пол и понял, что из нынешнего своего положения до щётки не дотянусь. И смена позиции предполагала трудности не меньшие, ибо телу своему я уже не доверял. А когда я уже решил покориться судьбе и оставить все как есть, во избежание опоздания на занятия, зубы у меня, в довершение всех бед, начали выбивать дробь настолько частую, что это вполне справедливо можно было назвать вибрацией.

Бесконечно медленно и осторожно встав, я посмотрел на себя в зеркало и с остервенением потёр тыльной стороной ладони нестерпимо зудящий участок кожи — то самое место, к которому вчера неожиданно присосался мой зверообразный преподаватель, чтоб ему пусто было! Мало того, что неприличного вида метка так и лезет в глаза, отвлекая внимание даже от "фонаря" под глазом, так ведь надо ж ей еще и вот эдак чесаться! Хотя нет, "чесаться" — это не тот глагол. Зуд казался не поверхностным, как это обычно бывает при комарином укусе, а словно бы проникающим сквозь кожу до самой мышечной ткани. Он даже не столько чесался, сколько щекотался...

Но "щекочущийся" засос не беспокоил меня больше общего состояния организма. К тому же, от моего внимания не укрылось, что с каждой прошедшей с момента пробуждения минутой у меня повышается чувствительность кожных рецепторов. Если полчаса назад было впечатление, что я обгорел на солнце, и старая кожа слезла, оставив чрезмерно нежную новую, то сейчас я бы, скорее, сравнил себя с пациентом ожогового отделения, с которого резко содрали все бинты...

Да еще и это волнение. Абсолютно ничем не мотивированное, выводящее из себя, прямо-таки изнуряющее ощущение, будто я что-то забыл, куда-то должен успеть — хотя это понятно, учёбу сегодня никто не отменял, — или чего-то хочу, но не могу... С ума сойти можно!

Задев голым плечом дверной косяк на выходе из ванной и охнув от внезапной боли, я прямо на пороге зала сбросил джинсы, которые уже успел надеть — зря, как оказалось, — и дрожащими руками вытащил из кармана мобильный телефон. Что-то мне подсказывало, что до университета я сегодня не доберусь — не в таком же виде! Джинсов я все равно обратно не надел бы — они больно натирали кожу, — а о том, чтобы напялить рубашку или что-то в этом роде, и речи быть не могло.

При таком раскладе оставалось только позвонить старосте и сказаться больным. Хотя, почему это "сказаться"? Я больной и есть. Знать бы еще, чем именно...

Кое-как внушив сокурснице сквозь непрерывный стук зубов, что "меня лихорадит, и присутствовать на занятиях я не могу, уж не обессудьте", я доковылял до дивана, сбросил с него одеяло и растянулся на смятой простыне, пристроив телефон под боком, и застыл, боясь пошевелиться. Обычно такое мягкое и уютное, теперь фланелевое полотно подо мной казалось сшитым из наждачной бумаги.

Это оказалось последней каплей. Искусственная нервозность, вызванная моей неведомой "болезнью", понемногу вытеснялась вполне реальным беспокойством.

"Что со мной?"

Не знаю, сколько я пролежал бревном, задавая себе этот вопрос и гадая, не стоит ли вызвать врача на дом, но когда, услышав звонок, я взял в руку телефон, часы на дисплее проинформировали меня о том, что первая пара уже началась.

— Эмиль, — бодро начал Артём, — ты в универе?

— Н-нет, — ответил я, клацнув резцами. — Д-д-дома.

— У тебя что-то с голосом. Заболел? Чем? — забеспокоился друг.

— Н-не з-знаю. П-похоже на... л-л-лихорадку. Ш-шевелиться б-больно.

— Во дела... Может, мне к тебе приехать? Я тут неподалёку.

На заднем плане кто-то что-то спросил, и Артём приглушенно — видимо, прикрыв трубку ладонью, — пояснил:

— Эмилю плохо. — И, уже чётче, обращаясь ко мне: — Мы сейчас подъедем, ты дверь открой, ладно?

* * *

Кажется, я на какое-то время выпал из реальности. Только прикрыл веки, чтобы раздражающий свет не резал воспалившиеся глаза, как по ушам ударил визг дверного звонка. Поневоле схватившись за виски, сморщился. Не звонок, а тревожная сирена какая-то.

Сразу подняться не получилось. Я только несколько раз бессмысленно дернулся, прикусывая губы, чтобы не стонать от боли в самых неожиданных частях тела. Посетители за дверью не отличались терпением, и все мои попытки принять вертикальное положение сопровождались непрерывным звоном, уже эхом отдающимся в ушах. К тому времени, когда я таки доковылял до двери, в нее начали колотить — причем, судя по звуку, чуть ли не ногами. Открыв замок и отбросив цепочку, я распахнул дверь, упершись рукой в косяк, чтоб не упасть от накатившей слабости. Сейчас мне больше всего хотелось прекращения шума, и это, видимо, очень отчетливо было написано у меня на лице. А может, и не только это.

— Ты почему... — Артем подавился фразой при виде меня и, кажется, попытался по-бабьи всплеснуть руками. — Бог ты мой! Ты хуже покойника выглядишь!

В коридор он меня буквально внес вместе с собой. На ходу стягивая ботинки, он за плечи увлекал меня дальше вглубь комнат, а я все силы прилагал, чтобы не заорать от боли. От его ладоней по голой коже будто ток пробегал, но сил вырваться не было.

— От... отпус-с-сти. — Прошипеть сразу все слово я не смог. Вот, теперь еще и заикаюсь.

Что-то — нет, кто-то, — мягко отодвинул от меня друга. Подняв глаза, я увидел перед собой обеспокоенное лицо брата Януария. Как там его... Радислав, точно. Он что-то спросил. Я прослушал. Пришлось переспрашивать.

— Что?

Он терпеливо повторил:

— Тебе давно так плохо?

— С утра. Вчера вечером и даже ночью все нормально было. — Стоять становилось все тяжелее. Потихоньку я побрел к своему лежбищу. Добравшись, с удовольствием сел, даже почти не обратив внимания на прострелившую колени боль. Кажется, мне становится все хуже.

— Наверное, стоит вызвать врача, — поделился я своими опасениями.

Вместо ответа Радислав присел передо мной на корточки и кончиками пальцев коснулся засоса на шее. Меня буквально отбросило от него к спинке дивана. Оказалось, что все прошлые ощущения — всего лишь цветочки. Вот теперь мне было по-настоящему больно! А еще, кажется, заложило уши. Артем и Радислав открывали рты, но я ничего не слышал. Не добившись ответа, Артем зачем-то потянулся ко мне, но Радислав его ловко перехватил, покачав головой и что-то сказав, отчего друг нерешительно замер. Потом они куда-то вышли. Мелькнула глупая мысль, что меня бросили одного. Ее я с раздражением отмел в сторону. Артем меня вот так оставить не мог. Наверное, пошли вызывать врача и искать какое-нибудь лекарство в аптечке на кухне.

Закрыв глаза, я кое-как завалился на диван. Лежать было легче, чем сидеть, хоть простынь и раздражала кожу. Медленно возвращались звуки. С кухни доносился какой-то шум и вроде бы разговор на повышенных тонах, хотя конкретных слов я пока разобрать не мог.

Еще через какое-то время снова появился брат моего преподавателя. Он принес мне большую чашку чуть теплого чая. Обычно я не люблю напитки такой температуры — ни то, ни се, — но в этот раз было идеально. Я, чуть ли не залпом проглотив всю жидкость, прислушался к ощущениям. Даже вроде бы стало чуть легче. По крайней мере, снова вернулся слух.

— Может, мне каких таблеток выпить? Жаропонижающее, или хотя бы обезболивающее? — Температуры я не чувствовал, но все же.

— Не поможет. — Радислав аккуратно отобрал у меня уже пустую чашку, и я только тогда заметил, что цепляюсь за нее как-то чересчур сильно. С трудом расслабил пальцы. Совсем некстати пришла мысль, что раз Януарий не человек, то и его брат, скорее всего, такой же.

С проснувшимся интересом я уставился на стоящего передо мной нечеловека.

Он это заметил.

— Что?

— Вы с братом одной породы? — Оставшийся в дверях Артем удивленно вскинул брови. Радомиров только хмыкнул.

— Да. Страшно?

— Нет. А должно быть?

Радислав тихо засмеялся.

— Ладно, боец, теперь попытайся уснуть. Я уже позвонил Януру, он доведет лекцию и примчится.

— Я вряд ли усну. Да и чем мне сможет помочь Януарий Аполлинариевич? Он же не врач.

— Уснешь-уснешь. Ты просто глаза закрой. — Радислав улыбнулся. — А рядом с братом тебе станет легче. Пока просто поверь. Детали он сам тебе рассказать должен.

Напоследок, зловеще — нет, не зловеще, но с предвкушением, — улыбнувшись, мужчина осторожно накрыл меня одеялом и вышел. Я, как и советовали, прикрыл глаза. Из коридора доносились приглушенные голоса.

— Нельзя его так оставлять!

От неприкрытого беспокойства в голосе Артема на душе у меня потеплело.

— Ни мы, ни врачи ничем ему не помогут. Я точно знаю, что с твоим другом. Ты мне веришь?

Парочка ушла на кухню и, видимо, закрыла дверь. Я больше ничего не слышал. А потом действительно провалился в сон.

* * *

Разбудил меня все тот же мерзкий дверной звонок. Кто-то раз за разом вдавливал в стену кнопку этого адского устройства, и с каждым разом в голове взрывалась маленькая бомба. Наконец, настырному гостю все-таки открыли дверь, и мои мучения прекратились. Я только-только снова попытался расслабиться, как в комнату ввалился Януарий. В уличных ботинках. По моему любимому ковру. Сволочь!

Рвущаяся с языка возмущенная тирада оборвалась на первом же звуке, когда я встретился с преподавателем взглядом. Со встревоженного лица дико смотрели совершенно нечеловеческие глаза с кошачьим вертикальным зрачком.

Пристально глядя на меня, историк прямо на ходу начал стягивать одежду. Когда на пол упало осеннее пальто, я не удивился, но вот когда за ним последовали и пиджак с рубашкой, уже напрягся. Хотя, надо признать, посмотреть было на что. Против воли глаза заскользили по красивому торсу, отмечая каждую безукоризненную — на мой непритязательный взгляд так уж точно, — линию...

Но любование — любованием, а все же это как-то ненормально.

— Что Вы делаете?

Мужчина остановился и ненадолго прикрыл глаза. Когда он снова на меня посмотрел, зрачки были обычными. Человеческими.

— Иди сюда.

Странная это была интонация. Не просьба, не приказ, а, скорее, импульс в звуковой реализации, мгновенно сдёрнувший меня с софы в гостеприимно распахнутые объятия — быстрее, чем я успел осознать, что делаю. И, что удивительней всего, в тот же самый момент в моем состоянии произошла разительная перемена: прекратилась изнуряющая дрожь, оставив после себя не очень приятную, но уже вполне терпимую слабость.

— Ух ты, — пробормотал я, утыкаясь лицом Радомирову в шею. Он что-то неопределенно хмыкнул и прижал меня к себе, опускаясь в кресло.

— Полегчало?

— Угу, — ошеломленно подтвердил я, устраиваясь на подлокотнике. С удовольствием отметив, что зубы перестали стучать, я немедленно воспользовался этим улучшением, чтобы забросать оборотня вопросами:

— Что это было такое? Почему у меня все болит? Почему чешется этот хренов засос? Кстати, тебе не стыдно, а? Как я на люди покажусь? Почему Радислав сказал, что врач мне не нужен? Зачем ты разделся? Почему не снял ботинки, гад, как я теперь ковер буду чистить???

— О... — не очень-то информативно прореагировал Януарий и сцапал меня за шею, заставляя наклониться к нему. Мгновенно сообразив, что он задумал, я вырвался — резковато, пожалуй, — и, потеряв равновесие, свалился с подлокотника на пол.

— Ну, нет! Не так быстро! Твой брат сказал, что ты все объяснишь — так объясняй, — твёрдо потребовал я, устраиваясь на ковре — возвращаться в кресло для очередных поползновений с его стороны мне не улыбалось. Во всяком случае, не сейчас.

Кстати, когда это мы успели перейти на "ты"?

— Хорошо, — вздохнул человеко-зверь, откидываясь на спинку кресла. — Но для начала я хотел бы кое-что прояснить. Это давно не дает мне покоя, откровенно говоря. Кто ты?

Если бы я уже не сидел на полу, точно упал бы снова. Это что за вопрос?

— Как это "кто"? Человек я! Не видно разве?

— Ясно, — прокомментировал Януарий и как-то странно посмотрел на меня. — Ничего, бывает...

— Не уходи от ответа, — проволочки с прояснением ситуации меня начинали потихоньку раздражать, а зуд и нервное напряжение не сильно способствовали успокоению. — Что. Со мной. Творится?

— Что ты в принципе знаешь об оборотнях? — Решил начать издалека? Ах-х-х... Он надо мной издевается?

— Что их не бывает, — отрезал я.

— Хорошо, не так... Тебе доводилось читать какие-нибудь мистические романы?

— К чему все это? Да, читал, и в основном это была чушь собачья, так что сильно увлечься такого рода литературой у меня не получилось.

— Там было что-нибудь?..

— Об оборотнях? А это каким-то боком касается моей ситуации? Да, было, и довольно много. Вой на луну, иерархия в стае или прайде, людоедство, брачные пары...

— Вот именно! — с энтузиазмом воскликнул преподаватель.

— А?

— Люд... брачные пары. Пары с особой взаимообратной связью и, соответственно, специфические брачные ритуалы... — по мере того, как у меня отвисала нижняя челюсть, голос Радомирова становился все тише. Последние два слов он произнес уже шёпотом.