|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ВНИМАНИЕ!!! Текст содержит откровенные сцены гомосексуального характера. Если Вам меньше 18, уйдите, пожалуйста, со страницы.
Я приблизительно знаю, как именно должно было начаться в этот день моё утро.
Наверное, сделав после сна первый осознанный вдох, мне стоило замереть, не открывая глаз, и проиграть в уме все то, что произошло накануне.
Наверное, мне нужно было снова ощутить всепоглощающее смущение и волнение при мысли о том, кем оказался мой преподаватель.
Наверное, надо было мечтательно вздохнуть, вспомнив первый поцелуй с ним.
Наверное, надо было бы также посмеяться без причины, или умыться слезами, или пропеть чью-нибудь арию из какой-нибудь итальянской оперы в переложении на русский... короче, сделать какую-либо глупость из тех, что обычно свойственно совершать только-только влюбившимся людям.
Да. Конечно. Хорошо. Согласен. Признаю. Да я и не претендовал на безразличие, не так ли?
Словом, я в общем и целом знал, как играть влюблённость по правилам романов в духе Бунина, Куприна, Чехова-комедианта и, возможно... а прочем, ладно. И этих троих достаточно.
Знал, но это вовсе не означало, что я собирался руководствоваться этим знанием. Тем более что провидение, судя по всему, даже и не собиралось давать мне такого шанса.
Утро моё началось куда более оригинально, но не сказать, чтобы так уж и приятно.
Меня трясло. Буквально колотило от невесть откуда взявшегося нервного возбуждения. Зубная щётка то пролетала мимо рта, оставляя белёсые следы на коже, то скрипела по зубам, то больно давила на дёсны, потому что рука, её державшая, никак не желала слушаться своего хозяина, то есть меня. Забавно, но в данный момент я себя вовсе не ощущал владельцем собственного тела...
И ладно бы только руки. Казалось, что из строя вышли все нервные окончания разом. По коже волнами бегали мурашки, нос казался подозрительно холодным, а пальцы ног самопроизвольно поджимались, но прохлада, царящая в ванной, была здесь ни при чём.
— Твою ж мать, — прошипел я, когда щётка выскользнула из моих ослабевших пальцев и, глухо стукнув о кафель, улетела под раковину. С трудом присев — колени не желали сгибаться, — я осмотрел пол и понял, что из нынешнего своего положения до щётки не дотянусь. И смена позиции предполагала трудности не меньшие, ибо телу своему я уже не доверял. А когда я уже решил покориться судьбе и оставить все как есть, во избежание опоздания на занятия, зубы у меня, в довершение всех бед, начали выбивать дробь настолько частую, что это вполне справедливо можно было назвать вибрацией.
Бесконечно медленно и осторожно встав, я посмотрел на себя в зеркало и с остервенением потёр тыльной стороной ладони нестерпимо зудящий участок кожи — то самое место, к которому вчера неожиданно присосался мой зверообразный преподаватель, чтоб ему пусто было! Мало того, что неприличного вида метка так и лезет в глаза, отвлекая внимание даже от "фонаря" под глазом, так ведь надо ж ей еще и вот эдак чесаться! Хотя нет, "чесаться" — это не тот глагол. Зуд казался не поверхностным, как это обычно бывает при комарином укусе, а словно бы проникающим сквозь кожу до самой мышечной ткани. Он даже не столько чесался, сколько щекотался...
Но "щекочущийся" засос не беспокоил меня больше общего состояния организма. К тому же, от моего внимания не укрылось, что с каждой прошедшей с момента пробуждения минутой у меня повышается чувствительность кожных рецепторов. Если полчаса назад было впечатление, что я обгорел на солнце, и старая кожа слезла, оставив чрезмерно нежную новую, то сейчас я бы, скорее, сравнил себя с пациентом ожогового отделения, с которого резко содрали все бинты...
Да еще и это волнение. Абсолютно ничем не мотивированное, выводящее из себя, прямо-таки изнуряющее ощущение, будто я что-то забыл, куда-то должен успеть — хотя это понятно, учёбу сегодня никто не отменял, — или чего-то хочу, но не могу... С ума сойти можно!
Задев голым плечом дверной косяк на выходе из ванной и охнув от внезапной боли, я прямо на пороге зала сбросил джинсы, которые уже успел надеть — зря, как оказалось, — и дрожащими руками вытащил из кармана мобильный телефон. Что-то мне подсказывало, что до университета я сегодня не доберусь — не в таком же виде! Джинсов я все равно обратно не надел бы — они больно натирали кожу, — а о том, чтобы напялить рубашку или что-то в этом роде, и речи быть не могло.
При таком раскладе оставалось только позвонить старосте и сказаться больным. Хотя, почему это "сказаться"? Я больной и есть. Знать бы еще, чем именно...
Кое-как внушив сокурснице сквозь непрерывный стук зубов, что "меня лихорадит, и присутствовать на занятиях я не могу, уж не обессудьте", я доковылял до дивана, сбросил с него одеяло и растянулся на смятой простыне, пристроив телефон под боком, и застыл, боясь пошевелиться. Обычно такое мягкое и уютное, теперь фланелевое полотно подо мной казалось сшитым из наждачной бумаги.
Это оказалось последней каплей. Искусственная нервозность, вызванная моей неведомой "болезнью", понемногу вытеснялась вполне реальным беспокойством.
"Что со мной?"
Не знаю, сколько я пролежал бревном, задавая себе этот вопрос и гадая, не стоит ли вызвать врача на дом, но когда, услышав звонок, я взял в руку телефон, часы на дисплее проинформировали меня о том, что первая пара уже началась.
— Эмиль, — бодро начал Артём, — ты в универе?
— Н-нет, — ответил я, клацнув резцами. — Д-д-дома.
— У тебя что-то с голосом. Заболел? Чем? — забеспокоился друг.
— Н-не з-знаю. П-похоже на... л-л-лихорадку. Ш-шевелиться б-больно.
— Во дела... Может, мне к тебе приехать? Я тут неподалёку.
На заднем плане кто-то что-то спросил, и Артём приглушенно — видимо, прикрыв трубку ладонью, — пояснил:
— Эмилю плохо. — И, уже чётче, обращаясь ко мне: — Мы сейчас подъедем, ты дверь открой, ладно?
* * *
Кажется, я на какое-то время выпал из реальности. Только прикрыл веки, чтобы раздражающий свет не резал воспалившиеся глаза, как по ушам ударил визг дверного звонка. Поневоле схватившись за виски, сморщился. Не звонок, а тревожная сирена какая-то.
Сразу подняться не получилось. Я только несколько раз бессмысленно дернулся, прикусывая губы, чтобы не стонать от боли в самых неожиданных частях тела. Посетители за дверью не отличались терпением, и все мои попытки принять вертикальное положение сопровождались непрерывным звоном, уже эхом отдающимся в ушах. К тому времени, когда я таки доковылял до двери, в нее начали колотить — причем, судя по звуку, чуть ли не ногами. Открыв замок и отбросив цепочку, я распахнул дверь, упершись рукой в косяк, чтоб не упасть от накатившей слабости. Сейчас мне больше всего хотелось прекращения шума, и это, видимо, очень отчетливо было написано у меня на лице. А может, и не только это.
— Ты почему... — Артем подавился фразой при виде меня и, кажется, попытался по-бабьи всплеснуть руками. — Бог ты мой! Ты хуже покойника выглядишь!
В коридор он меня буквально внес вместе с собой. На ходу стягивая ботинки, он за плечи увлекал меня дальше вглубь комнат, а я все силы прилагал, чтобы не заорать от боли. От его ладоней по голой коже будто ток пробегал, но сил вырваться не было.
— От... отпус-с-сти. — Прошипеть сразу все слово я не смог. Вот, теперь еще и заикаюсь.
Что-то — нет, кто-то, — мягко отодвинул от меня друга. Подняв глаза, я увидел перед собой обеспокоенное лицо брата Януария. Как там его... Радислав, точно. Он что-то спросил. Я прослушал. Пришлось переспрашивать.
— Что?
Он терпеливо повторил:
— Тебе давно так плохо?
— С утра. Вчера вечером и даже ночью все нормально было. — Стоять становилось все тяжелее. Потихоньку я побрел к своему лежбищу. Добравшись, с удовольствием сел, даже почти не обратив внимания на прострелившую колени боль. Кажется, мне становится все хуже.
— Наверное, стоит вызвать врача, — поделился я своими опасениями.
Вместо ответа Радислав присел передо мной на корточки и кончиками пальцев коснулся засоса на шее. Меня буквально отбросило от него к спинке дивана. Оказалось, что все прошлые ощущения — всего лишь цветочки. Вот теперь мне было по-настоящему больно! А еще, кажется, заложило уши. Артем и Радислав открывали рты, но я ничего не слышал. Не добившись ответа, Артем зачем-то потянулся ко мне, но Радислав его ловко перехватил, покачав головой и что-то сказав, отчего друг нерешительно замер. Потом они куда-то вышли. Мелькнула глупая мысль, что меня бросили одного. Ее я с раздражением отмел в сторону. Артем меня вот так оставить не мог. Наверное, пошли вызывать врача и искать какое-нибудь лекарство в аптечке на кухне.
Закрыв глаза, я кое-как завалился на диван. Лежать было легче, чем сидеть, хоть простынь и раздражала кожу. Медленно возвращались звуки. С кухни доносился какой-то шум и вроде бы разговор на повышенных тонах, хотя конкретных слов я пока разобрать не мог.
Еще через какое-то время снова появился брат моего преподавателя. Он принес мне большую чашку чуть теплого чая. Обычно я не люблю напитки такой температуры — ни то, ни се, — но в этот раз было идеально. Я, чуть ли не залпом проглотив всю жидкость, прислушался к ощущениям. Даже вроде бы стало чуть легче. По крайней мере, снова вернулся слух.
— Может, мне каких таблеток выпить? Жаропонижающее, или хотя бы обезболивающее? — Температуры я не чувствовал, но все же.
— Не поможет. — Радислав аккуратно отобрал у меня уже пустую чашку, и я только тогда заметил, что цепляюсь за нее как-то чересчур сильно. С трудом расслабил пальцы. Совсем некстати пришла мысль, что раз Януарий не человек, то и его брат, скорее всего, такой же.
С проснувшимся интересом я уставился на стоящего передо мной нечеловека.
Он это заметил.
— Что?
— Вы с братом одной породы? — Оставшийся в дверях Артем удивленно вскинул брови. Радомиров только хмыкнул.
— Да. Страшно?
— Нет. А должно быть?
Радислав тихо засмеялся.
— Ладно, боец, теперь попытайся уснуть. Я уже позвонил Януру, он доведет лекцию и примчится.
— Я вряд ли усну. Да и чем мне сможет помочь Януарий Аполлинариевич? Он же не врач.
— Уснешь-уснешь. Ты просто глаза закрой. — Радислав улыбнулся. — А рядом с братом тебе станет легче. Пока просто поверь. Детали он сам тебе рассказать должен.
Напоследок, зловеще — нет, не зловеще, но с предвкушением, — улыбнувшись, мужчина осторожно накрыл меня одеялом и вышел. Я, как и советовали, прикрыл глаза. Из коридора доносились приглушенные голоса.
— Нельзя его так оставлять!
От неприкрытого беспокойства в голосе Артема на душе у меня потеплело.
— Ни мы, ни врачи ничем ему не помогут. Я точно знаю, что с твоим другом. Ты мне веришь?
Парочка ушла на кухню и, видимо, закрыла дверь. Я больше ничего не слышал. А потом действительно провалился в сон.
* * *
Разбудил меня все тот же мерзкий дверной звонок. Кто-то раз за разом вдавливал в стену кнопку этого адского устройства, и с каждым разом в голове взрывалась маленькая бомба. Наконец, настырному гостю все-таки открыли дверь, и мои мучения прекратились. Я только-только снова попытался расслабиться, как в комнату ввалился Януарий. В уличных ботинках. По моему любимому ковру. Сволочь!
Рвущаяся с языка возмущенная тирада оборвалась на первом же звуке, когда я встретился с преподавателем взглядом. Со встревоженного лица дико смотрели совершенно нечеловеческие глаза с кошачьим вертикальным зрачком.
Пристально глядя на меня, историк прямо на ходу начал стягивать одежду. Когда на пол упало осеннее пальто, я не удивился, но вот когда за ним последовали и пиджак с рубашкой, уже напрягся. Хотя, надо признать, посмотреть было на что. Против воли глаза заскользили по красивому торсу, отмечая каждую безукоризненную — на мой непритязательный взгляд так уж точно, — линию...
Но любование — любованием, а все же это как-то ненормально.
— Что Вы делаете?
Мужчина остановился и ненадолго прикрыл глаза. Когда он снова на меня посмотрел, зрачки были обычными. Человеческими.
— Иди сюда.
Странная это была интонация. Не просьба, не приказ, а, скорее, импульс в звуковой реализации, мгновенно сдёрнувший меня с софы в гостеприимно распахнутые объятия — быстрее, чем я успел осознать, что делаю. И, что удивительней всего, в тот же самый момент в моем состоянии произошла разительная перемена: прекратилась изнуряющая дрожь, оставив после себя не очень приятную, но уже вполне терпимую слабость.
— Ух ты, — пробормотал я, утыкаясь лицом Радомирову в шею. Он что-то неопределенно хмыкнул и прижал меня к себе, опускаясь в кресло.
— Полегчало?
— Угу, — ошеломленно подтвердил я, устраиваясь на подлокотнике. С удовольствием отметив, что зубы перестали стучать, я немедленно воспользовался этим улучшением, чтобы забросать оборотня вопросами:
— Что это было такое? Почему у меня все болит? Почему чешется этот хренов засос? Кстати, тебе не стыдно, а? Как я на люди покажусь? Почему Радислав сказал, что врач мне не нужен? Зачем ты разделся? Почему не снял ботинки, гад, как я теперь ковер буду чистить???
— О... — не очень-то информативно прореагировал Януарий и сцапал меня за шею, заставляя наклониться к нему. Мгновенно сообразив, что он задумал, я вырвался — резковато, пожалуй, — и, потеряв равновесие, свалился с подлокотника на пол.
— Ну, нет! Не так быстро! Твой брат сказал, что ты все объяснишь — так объясняй, — твёрдо потребовал я, устраиваясь на ковре — возвращаться в кресло для очередных поползновений с его стороны мне не улыбалось. Во всяком случае, не сейчас.
Кстати, когда это мы успели перейти на "ты"?
— Хорошо, — вздохнул человеко-зверь, откидываясь на спинку кресла. — Но для начала я хотел бы кое-что прояснить. Это давно не дает мне покоя, откровенно говоря. Кто ты?
Если бы я уже не сидел на полу, точно упал бы снова. Это что за вопрос?
— Как это "кто"? Человек я! Не видно разве?
— Ясно, — прокомментировал Януарий и как-то странно посмотрел на меня. — Ничего, бывает...
— Не уходи от ответа, — проволочки с прояснением ситуации меня начинали потихоньку раздражать, а зуд и нервное напряжение не сильно способствовали успокоению. — Что. Со мной. Творится?
— Что ты в принципе знаешь об оборотнях? — Решил начать издалека? Ах-х-х... Он надо мной издевается?
— Что их не бывает, — отрезал я.
— Хорошо, не так... Тебе доводилось читать какие-нибудь мистические романы?
— К чему все это? Да, читал, и в основном это была чушь собачья, так что сильно увлечься такого рода литературой у меня не получилось.
— Там было что-нибудь?..
— Об оборотнях? А это каким-то боком касается моей ситуации? Да, было, и довольно много. Вой на луну, иерархия в стае или прайде, людоедство, брачные пары...
— Вот именно! — с энтузиазмом воскликнул преподаватель.
— А?
— Люд... брачные пары. Пары с особой взаимообратной связью и, соответственно, специфические брачные ритуалы... — по мере того, как у меня отвисала нижняя челюсть, голос Радомирова становился все тише. Последние два слов он произнес уже шёпотом.
— Ритуалы?
— Это сильно сказано. На самом деле это просто определенный алгоритм действий, синхронизирующий две ауры. Во внутривидовом союзе этим все дело и ограничивается. В межвидовом получается довольно мощная связь, в которой представитель более слабого вида — например, человек, — вынужден претерпеть наиболее выраженные изменения в процессе синхронизации. Не физические, — поспешил добавить он. — Скорее, физиологические и психологические. Это не опасно, — снова оговорился он, видя мое замешательство. — И обычно человек ничего не чувствует, кроме легкого дискомфорта в самом начале процесса. И в результате... скажем так, взаимное доверие, верность и гармоничное сосуществование оказываются обусловлены не столько личными качествами пары, сколько... тем, что они были приведены в соответствие за счет связывающего ритуала.
Поразмыслив немного над услышанным, я пришел к выводу, что механика процесса мне ясна и выглядит вполне логично. Другое дело, я до сих пор не понимал, как все это касается моего состояния. И потом...
— А остальное? Например, иерархия?
— Хороший вопрос. Наверное, наиболее точным будет сказать, что мы все-таки не животные. Разумеется, у каждой семьи есть свой лидер — патриарх или "матриарх", это уж как получится. Некоторые оборотни, как я слышал, чьи звери тяготеют к стайному образу жизни, обычно просто объединяются в сообщество и стараются не упускать друг друга из вида. Дружат семьями, так сказать. Возможно, у подобных групп бывают лидеры выше родового уровня. Точно не знаю, лично не знаком.
— Так... А сколько всего видов?
— Ну и вопрос. — Януарий почему-то улыбнулся. — Понятия не имею. Но мало. Считается, что любой вид смены формы — результат махинаций с магией, более или менее удачных. Та способность к изменению, что передается по наследству, вероятно, проистекает из экспериментов по объединению звериного и человеческого сознания с доминированием одного над другим. Можешь себе представить, сколько положительных результатов могло быть в принципе?
— Единицы. Но я не верю в магию.
— В оборотней ты тоже не веришь.
— Хорошо... — протянул я, пытаясь представить, как можно было... Ох, нет. Не получается.
— А вы точно об этом знаете? Ну, что все это из-за экспериментов?
— Происхождение оборотней в целом — нет, конечно. Это просто домыслы. Точно не знает никто. В эволюцию я лично не верю — при всем уважении к биологическим процессам и естественному отбору в частности. До такого мать-природа додуматься просто не могла. Моя мать тоже считает, что это дело рук человеческих, но некоторые ее знакомые с пеной у рта отстаивают теорию эволюционного происхождения вида. Остальные предпочитают об этом не думать — как Рад, например. Его волнует только результат.
— Так... — Еще немного — и у меня заболит голова. Но любопытство не заткнёшь. — А что насчет колдунов и ведьм? Они есть?
— Если они еще и есть, то почему-то не высовываются. Давно не слышал ни об одном. Еще от Инквизиции не отошли? Кто их знает...
— Вампиры?
— О, даже не сомневайся. — Януарий заметно помрачнел.
Я нервно сглотнул.
— Я... немного под впечатлением. Ничего разумного в голову не приходит. Поэтому еще пара вопросов — и я от тебя отстану, хорошо?
— Пожалуйста. Задавай, не стесняйся.
— Ты... что за зверь?
— А, это. — Мужчина чуть смущенно потёр шею. — Нелепая история. Кстати, ты не найдешь среди оборотней, зверей или птиц...
— Птиц?!
— ...Ни одного известного тебе представителя животного мира. Кстати, это — аргумент, который используют как сторонники креационизма, так и эволюционной теории. Первые потому, что такой кошмар мог получиться только в результате махинаций с магией и генами, вторые — потому, что "эволюция пошла таким путем". Упёртые люди, эти дарвинисты...
— А можно, пожалуйста, ближе к делу? — Споры "о происхождении оборотня" — это, несомненно, интересно, но хотелось бы побыстрее услышать суть. Что за существо мой преподаватель?
— Я подхожу к этому. Меня ты видел — черный, с длинным хвостом и шеей, с гривой.
— Да, на редкость красивая киса...
— Не ехидничай. На фоне некоторых я еще вполне... Кстати, а как тебе моя, м-м, грива? — вдруг вкрадчиво поинтересовался Радомиров.
— Грива? — Вопрос выбил меня из колеи. — Ну-у-у... ничего так. Неплохо смотрится.
— А хвост?
— Х-хороший хвост, пушистый...
"Кажется, я что-то упускаю...".
— Спасибо, — мурлыкнул Януарий и бодро вернулся к обсуждаемой теме:
— Так вот, окрас может быть самым разным. Возможны вариации с пятнами, полосами, кисточками на ушах или хвосте, а также равномерно длинношерстный вариант. Цвет тоже варьируется, но в рамках естественного. Альбиносы, конечно, встречаются, да и черный цвет не совсем характерен для больших кошек в дикой природе, но в основном наши Звери напоминают львов, тигров, леопардов, барсов, оцелотов и иже с ними. Строение морды и ушей тоже не постоянное, как и габариты. Но маленьких домашних котов ты не встретишь, поскольку, вероятно, звериная форма изначально планировалась как боевая, а для этого нужны соответствующие параметры. С птицами история иная — эта ипостась была, скорее, удобна соглядатаям, да и возможность покрывать большие расстояния тоже весьма полезна. Все оборотни-птицы — хищники. Думаю, ты догадываешься, почему.
Я молча кивнул. Право, будь я магом, вряд ли бы мне захотелось, чтобы меня в полете перехватила какая-нибудь пустельга. Тут надо быть достаточно опасным и зорким хищником самому.
— Облик, скорее всего, поначалу был все же традиционным. Орлы, ястребы, львы, тигры, волки... Но, как я полагаю, со временем звериная ипостась мутировала. В итоге мы имеем... то, что имеем.
— Ясно. — "Ну, почти". — Другой мой вопрос...
— Да?
— Ты мне скажешь уже, что со мной происходит?! — получилось резче, чем хотелось. Но меня можно извинить. Наверное.
— Ах, да. Дело в тебе, главным образом. Будь ты человеком, все бы прошло куда легче — ты бы и внимания не обратил...
— Что за... ты сомневаешься в моей человечности?
— У меня есть для этого основания, — кивок в моем направлении. — Сам видишь. Твой организм синхронизируется с такими проблемами... Это о чем-то, да говорит.
— Погоди-ка, стоп. Секунду. — Я машинально почесал осточертевшую метку. До меня медленно, но верно начало доходить. Вместе с осознанием пришло возмущение, которое я поспешил задушить в зародыше. Как-никак, я пока еще не в форме для скандалов. И для рукоприкладства тоже. А как хочется!
Нет, я все-таки зол.
— Ты... тварь...
— Эмиль, я... — забеспокоившись, Януарий встал и шагнул ко мне.
— Животное!
— Послушай...
— Помойный кот! Кто тебе дал право?..
— Это обратимый процесс! — остановившись, мужчина посмотрел на меня сверху вниз с выражением оскорбленной невинности. — Неужели ты думаешь, что я стал бы связывать тебя...
— Какая разница? Вменяемые люди сначала разрешения спрашивают!
— Признаю, поторопился... — вздохнул Радомиров и начал нарезать вокруг меня круги, словно не решаясь приблизиться.
— О чем ты думал?
— Я не...
— Вернее, чем?
— Это все из-за тебя, я не могу... — оправдывался он, заходя мне за спину.
— Не вали с больной головы на здоровую!
Не обращая внимания на слабое сопротивление — более серьезного я оказать просто не смог, — оборотень поднял меня с пола и, развернув к себе лицом, серьезно сказал:
— Я действительно сделал глупость и об этом сожалею. Я надеялся, что ты воспримешь это несколько менее негативно. Если ты настаиваешь, я все исправлю. Но, чтобы повернуть процесс вспять, его сперва придется завершить. Иначе ты так и не придёшь в норму.
— Ладно, — я чуть отстранился. — И как его завершить?
Что-то мне подсказывало, что ответ меня не обрадует.
— Ну... — Януарий опустил ресницы, пряча глаза, и нервно облизнул губы. Я поневоле задержал на них взгляд и отстранённо подумал, что, каким бы ни был ответ, хуже, чем с утра, мне уже точно не станет. — Я думаю, в глубине души ты уже знаешь ответ.
— Да что ты! — Сарказм скрыть я даже не пытался. — Я, видишь ли, не ясновидящий, или оракул, или как там у вас зовутся подобные существа. Так что давай без намеков.
— Хорошо. — Мужчина вздохнул. И, глядя мне в глаза, выдал, не скрывая явного удовольствия от идеи:
— Мы должны заняться сексом.
— Что?! Вы... ты... Ты соображаешь вообще? Мы знакомы пару дней, на "ты" перешли только что — и чем ты предлагаешь заняться? — В конце фразы я вдруг почувствовал себя ломающейся девственницей. Не самое приятное ощущение, но я ведь бы прав? Так дела не делаются.
— Хочешь мне сказать, что в твоей жизни не было случайного секса? Ты никогда не знакомился в барах, на дискотеках, не просыпался в постели с малознакомыми людьми? — Голос его плавно опустился не то до мурлыкания, не то до рычания.
Каюсь, грешен, но кто без греха? Сам, небось, только так и поступает, иначе не вел бы себя столь напористо. Предъявляет мне тут...
— К тому же, ты ведь и сам этого хочешь. Почувствуй. — Янур наклонился и коротко лизнул меня в шею, прямо по метке. Позвоночник до самого затылка прострелило удовольствием. Я не удержался от шипения, чуть выгибаясь в ставшими крепкими объятиях. — Расслабься.
— Ага. И получай удовольствие. — Я сдавлено хохотнул, пытаясь разобраться в ощущениях. Или я чего-то не понимаю, или они какие-то слишком яркие.
— Тебе понравится. Я обещаю.
Совершенно не к месту подумалось, что если бы мой историк вот таким вот жарким шепотом в волосы за ухом убеждал нас, своих студентов, готовиться к семинарам, экзамен все бы сдали экстерном. Ну, или гендерное большинство студентов, как минимум.
— Януарий Аполлинариевич, Вы не кот. Вы змей. Искус-с-ситель. — Последнее слово я прошипел ему в лицо, оттягивая голову за волосы. Я еще успел уловить едва заметную победную улыбку, прежде чем сдаться. И мне очень захотелось ее стереть.
Целовать первому эти красивые губы оказалось крайне приятно. Тем более что мужчина не сопротивлялся, позволяя мне даже некоторую грубость — его волосы из жесткой хватки я так и не выпустил. Попутно он исследовал пальцами мою спину, иногда вдавливая подушечки в кожу и царапая короткими когтями. Совершенно кошачьим движением. Очень приятно.
Впрочем, я старался от него не отставать. Теплая, и все больше разогревающаяся кожа под моими ладонями была слишком притягательна, чтобы отвлекаться. Я молча порадовался, что Янур стянул часть одежды при появлении. Теперь не надо возиться с пуговицами и прочим. Вот если бы он тогда еще и брюки снял...
Поймав себя на этой мысли, я встряхнулся. И обнаружил, что меня подхватили под ягодицы, а сам я уже обнимаю мужчину за пояс ногами, но ему, похоже, совсем не тяжело. Он вообще не замечал моих шевелений и попыток отстраниться, увлеченно вылизывая и прикусывая кожу везде, где мог дотянуться.
— Януарий...
"Скажите, пожалуйста, а почему это мне, даже в такой, не оставляющей пространства для двояких интерпретаций, позиции, до сих пор охота называть его по имени-отчеству? Никогда не был склонен к ролевым играм...".
Мои размышления прервала смена положения в пространстве. Видимо, Януарий решил, что лежа будет удобней. И пра-авильно.
Судя по отрывочности, которую приобрели мои мысли, думать скоро станет и вовсе невозможно.
Получив свободу действий, мужчина ни на секунду меня не отпускал. Под сильными уверенными прикосновениями я выгибался так, как ему хотелось, подчиняясь задаваемому ритму. Впивающиеся в спину пальцы приносили только удовольствие. Я и думать забыл, что совсем недавно малейшее чужое прикосновение вызывало боль. Теперь же неприятные ощущения возникли, когда Янур вдруг отстранился. Но только для того, чтобы содрать оставшуюся одежду.
О, вот это я понимаю. Красивый мужчина, мой.
"Мой? Мой!"
Какая бодрящая мысль!
Сев на диване, я погладил крепкие грудные мышцы, ущипнул один сосок, следом накрыл ртом второй. Не удержался и, в лучших традициях эротических романов, укусил. Наверное, больно, но никакого сопротивления я не встретил. А тихий полустон-полурык говорил, что мужчине все нравится.
Теперь на постель завалил его уже я.
Он совершенно не сопротивлялся, позволяя мне исследовать его тело. Я ведь совершенно не знал, где у него самые чувствительные места, что ему больше всего нравится. Например, вот эта родинка на животе очень привлекательна. Ее совершенно невозможно не лизнуть, а дальше начинается такая искушающая дорожка волос, спускающаяся к...
Януарий со стоном толкнулся мне в руку. У него стояло уже крепко, головка члена была чуть влажная от выступившей смазки. Черт возьми, у него даже член был красивый! Надо найти хоть один недостаток, а то моя самооценка пошатнется. Может, вот это вот родимое пятнышко подойдет на роль изъяна? Я лизнул кусочек чуть более темной кожи на тазовой косточке, потом прикусил, намеренно оставляя отпечаток зубов. Но долго так играть мне не дали.
— Иди сюда.
Януарий притянул меня за плечи к себе, тут же подминая тяжелым телом. Похоже, вся оставшаяся нерешительность была отброшена им вместе с остатками одежды. Его руки проникали везде, где хотели, отступая только для того, чтобы их место мог занять жадный рот. Эта бесцеремонность и раскованность заводила еще больше.
Он уже несколько раз дразняще проводил пальцами по ложбинке между ягодиц, но когда движения стали уже совсем однозначными, почти растягивающими, я все же нашел в себе силы возмутиться для порядка:
— А с чего ты взял, что я буду снизу?
— А разве ты хочешь быть сверху? — Голос вышел приглушенным, так как отрываться от вылизывания моего живота Януарий не собирался. А доказывая свою правоту, он еще и резко ввинтился в меня сразу двумя пальцами. Было немного больно из-за отсутствия смазки, правда, удовольствия это не испортило. Эндорфины уже вовсю гуляли по телу, заставляя не обращать внимания на боль. Но сдаться вот так просто? Ну уж нет.
— А ты убеди меня.
— Договорились. — Усмешку я почувствовал кожей.
Казалось бы, я ясно выразился. Но отвечать за свои слова Януарий почему-то не спешил. Поэтому, немного понежившись под ласковыми прикосновениями губ, я в конце концов приподнялся на локтях и начал отползать, рассчитывая, что его рот в результате окажется на одном уровне с чем-то более существенным, нежели мой на сто рядов уже перецелованный живот. Мужчина, увлекшись, манёвр не оценил и потянулся за мной следом с недоуменным:
— Куда?..
Тогда, нетерпеливо вздохнув, я схватил его за голову и направил туда, "куда" мне, по идее, в данный момент было надо.
— Я же сказал, — с нажимом напомнил я. — Убеди меня.
— Командир. — Янур фыркнул мне в живот, тут же прикусывая кожу. Но, кажется, все же решил внять моим "тонким" намекам. Язык прочертил влажную дорожку до паховых волосков. — Ты так одуряющее пахнешь!
— Не останавливайся. — Подбадривая, я легонько толкнулся бедрами вверх.
— Меньше слов, больше дела? Да? — Все это мужчина пробормотал, не поднимая головы.
— Именно.
— Ну, как скажешь.
Он очень медленно, так, что я чуть не взвыл от нетерпения, лизнул головку члена. Снова. И еще. И опять. Я, не разжимая зубов, с шумом втянул воздух, борясь с желанием поторопить события. Януария это могло бы позабавить, но сейчас стоило оставить инициативу ему, и я это понимал.
Мой самоконтроль оказался предсказуемо не безграничен. Услышав стон, который я не смог сдержать, Радомиров понимающе хмыкнул и, прильнув губами к головке, неторопливо втянул ее в рот, лениво поглаживая чувствительную кожу языком и медленно продвигаясь вдоль ствола вниз. Потом ниже, и ниже... И еще ниже...
Я смотрел в потолок, наслаждался ощущениями, ждал, когда из поступательного движения оборотень перейдет к возвратному, и был здорово удивлен, когда кончик его холодного носа — странно, да? — коснулся кожи в паху. Я от неожиданности вскинул голову и уставился на преподавателя в немом восхищении, с легкой завистью гадая, как он умудрился так?..
— А как же рвотный ре... м-м-м... — "Впрочем, спросить я могу и потом".
Улыбка из такого положения смотрелась странно. Но долго рассматривать ее мне не довелось. Янур плотнее сжал губы и плавно скользнул вверх, напоследок приласкав член языком. Потом для меня все завертелось в круговороте ощущений. Любовник перестал себя сдерживать и больше не мучил меня медлительностью, но и кончить не давал, то останавливаясь в самые острые моменты, то пережимая член у основания. Пальцы, неведомо когда пробравшиеся между ягодиц, я не сразу и заметил. Правда, и мысли о возражении не возникло. Они двигались так правильно, добавляя ощущений, что я только пытался сдерживаться, чтобы не начать на них насаживаться. Ласки были восхитительны, но мне все сильней хотелось продолжения.
— Х-хватит... — выдохнул я, бездумно выгибаясь и на ощупь запуская пальцы ему в шевелюру. — Достаточно...
Но он, казалось, меня не услышал. А если и услышал, то предпочел не обратить внимания. Изверг! Ведь прямо так и разряжусь, если он не перестанет, а я хочу в процессе!
— Все, довольно, убедил! — громко повторил я, с болью душевной и исключительно из необходимости за волосы оттаскивая его от моего члена. — Убедил, говорю! Прервись на секун...
Януарий, щурясь, как довольный кот, рывком подтянул меня к себе поближе и подхватил под колени:
— Кто бы сомневался. Ты не представляешь, каким убедительным я могу быть, когда захочу...
— Ну, ты же мне еще покажешь при случае?
Что только что сказал, я осознал, лишь когда глаза Янура радостно сверкнули.
"Ну да ладно. Всё потом".
С протяжным дразнящим стоном я потерся о мужчину всем... всем, чем дотянулся.
— Доиграешься. — Угроза была на диво привлекательна.
— А как же.
Януарий хмыкнул и одним движением оказался во мне. Вскрика я не сдержал и, кажется, расцарапал ему плечи до крови. И это моими-то обстриженными под корень ногтями. Хотя он, судя по всему, это едва ли почувствовал. Или счёл травму не заслуживающей внимания.
Стоит признать, такого секса у меня еще не было. Каждый из нас был жаден до удовольствия, цепляясь за партнера и подаваясь навстречу. Мы катались по дивану, в какой-то момент даже чуть не упали на пол. Порой это больше походило на борьбу. На очень приятную борьбу без побежденных.
А я с каждой секундой чувствовал себя все более странно. О моем утреннем недомогании не напоминало ровным счетом ничего, и даже сверх того — я мог с уверенностью сказать, что никогда еще настолько хорошо мне не было. Признак "синхронизации", о которой говорил мне преподаватель?
В какой-то восхитительный, чудесный момент, когда я дрожал в экстазе, Януарий застыл, глядя мне в лицо с выражением настолько изумленным, словно у меня вдруг выросло две головы.
Прежде чем я успел спросить, в чем дело, он, содрогнувшись всем телом, кончил и обессиленно упал на меня сверху, а я окончательно перестал что-либо понимать, потерявшись в водовороте доселе неведомых ощущений. Меня словно тянуло во все стороны сразу, голова воспринималась как парящая отдельно от тела, ноги и руки свились в единую конечность, растущую непонятно откуда, и что-то как будто наполняло вены, вытесняя из них кровь и заставляя сердце колотиться в нечеловеческом темпе, но оно все равно не справлялось с притоком стремительно прибывающей энергии...
* * *
Пришел в себя я резко, как от удара. В квартире было тихо, так, что я слышал тиканье ходиков из соседней комнаты. Радомиров вдавливал меня в диван своим весом и не подавал признаков присутствия сознания. Пульс — биение сердца в груди, прижатой к моей, — был ровным и уверенным, и это меня немного успокоило, не дав с ходу скатиться в панику, но я по-прежнему хотел бы узнать, что же все-таки только что произошло? Януарий не производил впечатления склонного к обморокам.
— Эй? Э-эй? — Я потеребил его за плечо. Реакции не было. — Янур? Ты вообще живой?
Дурацкий вопрос. Пульс же есть. Напрягшись, я перекатил безвольное тело на кровать рядом, постарался устроить его поудобней, раздумывая, идти ли за водой для обморочного любовника, или он и так в себя придет. Двигаться было лень, хоть тело и переполняла сила. Я решил, что немного полежу. Заодно хоть рассмотрю своего преподавателя в деталях.
Красив, ничего не скажешь. Вот только любуясь, я вдруг понял, что совсем не против небольшого повторения. Можно даже прямо сейчас, когда партнер такой покладистый. Но, уже потянувшись к нему, я себя одернул. Да уж, покладистый. Куда положишь, там и лежит. А я, знаете ли, не привык трахать бревна. Пусть даже теплые и такие соблазнительные.
В этот момент ресницы Янура чуть дрогнули. Я тихонько подул ему в лицо. Он фыркнул.
— Ф-ф, перестань. Терпеть не могу, когда в лицо дышат.
— Очнулся? — Да я прямо сегодня чемпион по глупым вопросам!
— Да. Я тебя не напугал? Просто не ожидал, что это будет так...
— Как? — Осознав, что напрашиваюсь на комплимент, я поправился: — Впрочем, можешь не говорить.
— Ну, да. — Он улыбнулся. Не выдержав, я улыбнулся в ответ. — Иди ко мне.
Меня сгребли в охапку и моментально опутали ногами и руками. И тут я почувствовал некоторый дискомфорт.
— Знаешь, мне бы надо в душ. А то, м-м-м, я простынь совсем недавно менял и не хочу делать это снова.
С трудом выбравшись из цепких объятий и встав на ноги, я откровенно наслаждался легкостью в теле. Создавалось впечатление, что если я чуть сильнее оттолкнусь от пола, то взлечу к потолку, как воздушный шарик.
Уже закрывая за собой дверь ванной, я услышал незнакомый телефонный звонок. Судя по всему, мобильный Януария... Хм, как еще его можно сократить, кроме Янура? Нуар? Ян? Януар? Нуарий, Нур, Ар, Арий...
"Нет, это меня куда-то не туда понесло...".
Решив, что каждый из придуманных позывных следует хотя бы раз, но проверить на обладателе диковинного имени, чтобы проследить реакцию и выбрать наиболее приятные его слуху обращения, я не спеша ополоснулся под теплым душем и, завернувшись в полотенце, вышел в коридор.
Голос Радомирова — довольно-таки напряженный, — донесся из прихожей:
— Да, мать, это так. Как ты догадалась? Такое впечатление, что я всю ночь грузил мешки с песком, на голодный желудок и три дня не спавши. Никогда не чувствовал себя таким разбитым. У меня в глазах двоится. И звенит в ушах. Да. Мы встревожены, но нет, агрессии Зверь не ощущает. Ну, с ним-то как раз все нормально. Замечательно, я бы сказал. Выглядит... — повернувшись, историк узрел в дверях меня и слабо улыбнулся: — ...цветущим. Да, конечно. Мы скоро будем. Жди.
— Тебе плохо? — тихо осведомился я, подойдя к нему.
— Не так, чтобы очень, но... Неважно. Мать нас ожидает. Ты не против подняться на пару этажей?
— Кажется, это я тебя должен спрашивать. Ты осилишь подъем в пару этажей?
— Я осилю что угодно, л... Не переживай. Как видишь, я уже восстанавливаюсь, и очень быстро.
— Может это подождать?
— Когда мать требует к ноге, ее дети подчиняются. Так заведено в семье, знаешь ли, — весело пояснил Радомиров. — Не переживай, разговор не будет неприятным. Возможно, ты даже узнаешь что-то новое. К тому же, мать приготовила плов. По ее словам, она искренне надеется, что "ты не откажешь пожилой женщине в удовольствии накормить тебя".
"Пожи... лой?!"
— Тебе понравится. Обещаю.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
