Вечность в подарок.

Глава 1. Заклятые любовники.

Вокруг не было ничего. Пустота, словно густой туман, обволакивала, душила, не давала шевельнуться. Небытие — страшная сила, с которой невозможно бороться. Оно мощной дланью стиснуло сознание Мишель, разбило, разметало его на множество частичек, каждая из которых жила теперь своей собственной жизнью.

Мишель погружалась все глубже и глубже, приближаясь к началу всего сущего. Она не могла с уверенностью сказать, кто она — сонм видений и образов кружил ее, не позволяя найти точку опоры. Как долго она жила? Мишель не знала.

Вот опять она видит девственные леса и степи, могучую и прекрасную в своей первозданности природу; вот одетая в шкуры мчится на спине быстроногого мустанга. Вот копьем поражает жертву; и через мгновение вместе с соплеменниками вгрызается в еще трепещущую плоть, дабы утолить голод... И все это так явственно, так живо.

"Славное было времечко", — проносится в ее замершем мозгу мысль. — "Да славное". В одночасье ожили в ней все первобытные инстинкты, она вновь стала дикой дочерью столь же дикой природы, неистовой предводительницей...

Яркая вспышка света — злототканные одежды сменили грубые шкуры, она ощутила тяжесть украшений, подобно змеям обвивающих ее тело. Теперь она купается в роскоши, сотня слуг в любой момент готова исполнить малейшую прихоть ...Амфитритии — о нет, не воительницы, не царицы даже, а богини. Сквозь забытье Мишель улыбалась, улыбалась вновь надменной улыбкой Амфитритии — богини, снизошедшей к людям, вечно молодой и прекрасной. Она вновь стояла на верхней террасе своего храма-жилища, созерцая распростертый у ее ног Актерон, а вдаль насколько хватало взгляда — песок, раскаленный песок и воздух, дрожа, поднимался к небу. Ее ноздри нервно подергивались, будто ощущали ароматы благовонных смол.

"Власть", — прошептала Мишель, но губы ее не шевельнулись.

И опять все закружилось, спуталось. Опять она возвращалась к истокам. Каждая частичка ее сознания вновь переживала одну из многочисленных жизней Мишель. Мишель? Ах, она давно позабыла свое истинное имя. Да и, было ли оно у нее? Она не помнила своих родителей; а привыкла считать, что появилась вместе с этим миром, из небытия чьей-то волей была исторгнута на свет, чтобы править, властвовать, мучиться и побеждать, терпеть унижения и самой втаптывать в грязь. Сколько раз она достигала наивысшего могущества, когда уже ничто, казалось, не поколеблет его. И что? Ничтожная случайность, простая человеческая слабость сбрасывали ее — Гехру, Анаиту, Цикронию ... — с постамента, лишали всего в считанные секунды.

И вновь она скиталась по дорогам; вновь была пленницей, рабыней, наложницей; кнут стегал ее, кандалы, цепи звенели на руках и ногах. Голод превращал ее из прелестной обольстительницы-гурии в жалкое подобие людского существа — ничто не могло сломить ее дух. Единожды испытав всю сладость власти, она уже не могла позволить себе подчиняться кому-либо, в особенности Мужчине. Она — Каллихора, Эшрати — вновь стремилась ввысь, падала, но взмывала еще выше. И так бесконечное число раз.

Внезапно все тело ее напряглось и... опять мрак. Новая вспышка света... Вот оно — самое жуткое и болезненное видение ее жизни: эти глаза, жгучие карие глаза, украшавшие самое прекрасное лицо мужчины. Мужчины, страсть к которому, погубила Мишель. Она никогда не простит себе этой человеческой слабости — Любви. Любовь к простому смертному, которая ознаменовала начало ее конца.

"Гален... — простонала Мишель, — Гален бен-Таффут..."

Свет померк. Ибо более ничто не волновало ее душу; с его уходом ушла, казалось, сама жизнь. Не было более огня — Мишель влачила жалкое существование в заброшенной обители святого... Она позабыла ничего не значащее для нее имя. Могильный холод сковал ее члены. Видения прекратились.

Опять пустота; бездна разверзлась под ней и готовилась поглотить... Чья-то рука сжала ее запястье и потянула прочь от пропасти. К свету! Да, да скорей к свету.

"Я не исчезну так просто. Я буду жить. Я хочу вновь владеть миром ..."

Мишель медленно подняла тяжелые, словно каменные веки. Дневной свет, приглушенный витражами, мягко освещал небольшую комнату. Откинув полог, на краю кровати сидел незнакомец и держал ее руку в своих. Окинув взором роскошную обстановку, Мишель посмотрела на ее хозяина. Тень скрывала его лицо — она смогла различить лишь спадающие на плечи волосы, крепкий торс и богатство одежды. Мишель отдернула, было, руку, но незнакомец лишь сильнее сжал ее кисть.

— Кто ты? — с вызовом спросила она.

Мужчина подвинулся немного в сторону; лучи солнца упали на его лицо. Увиденное привело Мишель в ужас. Ей показалось, что от его рук исходит черный, смертельный холод, и, что он пробирается вверх по руке, проникает в тело, сжимает сердце. Вдруг она почувствовала, что не может дышать, будто кто-то сдавил ее горло тисками.

— Ты мертв... мертв, — простонала, запинаясь, Мишель.

— А, вижу, ты узнала меня, Сирита! Ну-ну, не надо так бурно выказывать свою радость, прелесть моя, — сказал он, кладя ладонь на ее трясущееся плечо — Мишель била дрожь.

— Нет, — закричала она. — Ты мертв... уже сотни лет. Ты... ты не Гален. Он мертв.

— Ну, полноте, Сирита. Успокойся, — приговаривал Гален, гладя ее лоб, опаленные волосы. — Слышишь, — прикрикнул он и встряхнул ее. — Перестань.

Мишель робко подняла на него полные ужаса глаза, содрогаясь безмолвными рыданиями. Гален поднял ее с ложа и отнес к окну, крепко прижимая ее по-девичьи хрупкое, дрожащее тело к своей груди. Казалось, Мишель немного успокоилась, но едва она взглянула на Галена, как вновь впала в истерику.

— Ты призрак! Ты не Гален! Отпусти меня. Я не хочу умирать! Ты же пришел за мной? Я тебе так просто не дамся...

Она изо всех сил вырывалась, пыталась царапаться, била его по груди и плечам. Гален боролся с ней пару минут, а потом отпустил. Мишель без сил упала к его ногам. Он протянул ей руки, но она пугливо отползла к стене, всхлипывая и по-прежнему дрожа. Гален сел возле нее.

— Посмотри, ластонька, — тихо сказал он, — я живой. Дай свою руку — прикоснись ко мне. Я не призрак, я из плоти и крови. Вот послушай, — он приложил ее ладонь к своему сердцу. — Слышишь? Слышишь, как оно бьется? Разве сердце мертвеца может так стучать?

Мишель все еще с ужасом смотрела на красавца, в котором узнала своего возлюбленного — принца Галена бен-Таффута. Она протянула руку, коснулась его лица: пряди иссиня-черных волос у виска, смуглой, слегка выступающей скулы, уголка резко очерченных бледных губ, задержалась на мужественном подбородке, и безвольно упала в его объятия. Он осторожно гладил ее голову, что покоилась на его плече. Когда Мишель совсем затихла, Гален унес ее в альков.

— Но как? — спросила она, не в силах поверить, что все это происходит наяву. — Может быть, я брежу, а ты — лишь очередное видение. Нет, ты действительно жив, — поправила она тут же себя. — Мне нужно время, чтобы поверить.

— Чего, чего, а этого добра у нас хватает. Перед нами вечность, Сирита.

— Не зови меня так.

— Роза Альгамбры сменила имя?

— Роза Альгамбры умерла, — прошептала девушка. — Она мертва уже много лет.

— И как теперь тебя называть? Эти безумцы в толпе что-то кричали, но я не смог разобрать.

— Мишель.

— Хорошее имя. Оно тебе подходит, — сказал Гален, разбирая спутанные пряди ее волос. -Мишель...Мишель, — прошептал он, каждый раз немного меняя интонацию. — Да, прелесть моя, оно делает тебя еще загадочнее.

Его пальцы пробежались по ее шее, груди, скользнули вдоль бедра.

— Ты все так же прекрасна, любовь моя, — сказал он, целуя ее вздрагивающие губы.

Руки Мишель обвили его шею так, как делали это несчетное количество раз. Привычным жестом прильнула она к его телу, выпуская на волю иную Мишель — первобытное существо, не знающее ни оков, ни условностей цивилизации, всецело подчиненное своим инстинктам. Нависая над ней своим могучим торсом, Гален взглянул ей в лицо и с наслаждением увидел хорошо знакомое пламя, плясавшее в ее потемневших от страсти глазах. Через мгновение оно захватило и его, подняв обоих до небес.

Утомленная ласками, Мишель распростерлась на ложе. Гален спал подле нее безмятежным сном младенца, уткнувшись лицом в подушку. Она закрыла глаза, но сон не шел к ней. Ясно слыша мерное дыхание своего возлюбленного, девушка не могла шевельнуться, будто все тело налилось свинцом. Неизвестно сколь долго пребывая в таком состоянии, Мишель не в силах была призвать ни единой мысли.

Наконец-то, Мишель заставила себя подняться: накинула одеяло на мирно спавшего Галена и направилась к двери. Та оказалась заперта. Мишель надела валявшуюся на полу рубаху принца, богато расшитую серебром, и уселась в кресло в самом темном углу комнаты.

"Ты всегда был неженкой Гален. Я встречала немного мужчин, так ценивших роскошь, — думала она, теребя вышитые манжеты. — Гадкий мальчишка, ты сохранил свою власть надо мной. Одно твое прикосновение приводит меня в трепет, как и прежде. С этим надо что-то делать, Мишель. Но, что?"

Бен-Таффут проснулся и, не обнаружив ее рядом, резко вскочил. Мишель, заметив, как встревожено он оглядывается, хищно усмехнулась:

"Какое удовольствие — помучить тебя, мой леопард."

Она вышла из темноты.

— Гален, я здесь.

— Сирита! — вскрикнул он, забыв ее новое имя. Он потянул ее за полу рубахи и бросил на ложе. — Моя роза... — прошептал принц, погружая пальцы в массу ее вьющихся непокорных, локонов.

Она отвела его руку.

— Сирита мертва.

— Ты всегда будешь для меня прекраснейшим цветком садов Альгамбры. Моей розой, моей дикой ланью. Я по-прежнему люблю тебя.

— Замолчи немедленно. Я не хочу вспоминать утраченного. И Сирита, и Альгамбра, и наша любовь — все, все кануло в Лету. Скажи, откуда ты явился? Если б я верила в жизнь после смерти, то сказала б, что из Ада. Будь ты проклят!

Мишель сползла на ступеньки алькова и закрыла лицо руками. Гален натянул штаны и сел возле нее.

— Я расскажу тебе Сирита. И не смотри на меня так. Я буду называть тебя Сиритой, потому что для меня живо все то, что ты бросила в Лету. И, пока прошлое стоит перед моим взглядом, ты будешь для меня Сиритой, розой Альгамбры. Моей Альгамбры... которую я утратил по твоей вине.

Мишель недоуменно смотрела на него. Разъяренный он был красив, как Аполлон, и она ничего не могла с собой поделать.

— Гален, — она коснулась его волос, — Гален я все помню, и именно поэтому мне так больно... я не хочу думать о прошлом. Даже не хочу знать, как ты стал бессмертным. О Сет, как я могла не ощутить этого! Ведь и тела твоего не нашли, но меня убедили... Боль утраты была так велика, что я лишилась рассудка.

Мишель мысленно проклинала овладевшую ею слабость; она отдала бы что угодно, лишь бы он не заставлял вспоминать прошлое, а молча, обнял ее. Принц прочитал призыв, скрытый в ее глазах. Наперекор ей он поднялся и заходил по комнате

— А ты знаешь, каково было мне? Да я воскрес, но ничего не помнил. Сто лет безумцем я бродил по дорогам, пока, наконец, не вернулся домой. Стены Альгамбры вернули мне образы минувшего. Но... там хозяйничали другие, они не помнили обо мне, Мухаммаде аль-Мустаине, владетеле Гранады, — голос Галена задрожал, когда он произносил свое тронное имя. — О Сирита, я так надеялся встретить тебя, ведь знал, что ты бессмертна. Но и о тебе никто не помнил. Меня прогнали как шелудивого пса со двора господина. Хотя еще так недавно я был господином. Человеческая память коротка, равно как и их жизнь, — он замолчал.

— Сирита, моя Роза... Поди сюда, — Гален протянул ей руку.

Мишель бросилась к нему и как утопающий соломинку сжала его пальцы. Он взял ее на руки как ребенка и устроился с ней в кресле. Волосы серебряными змеями рассыпались по ее спине, упали ему на плечи. Она спрятала лицо у него на груди, закрыла глаза, блаженно растворяясь в тепле его объятий. Гален откинул голову на спинку кресла.

— Сирита любила меня, — задумчиво произнес он. — А будет ли Мишель?

Она ничего не сказала, да и для него этот вопрос не требовал ответа. Он тоже закрыл глаза, и оба погрузились в воспоминания.

Гален вспоминал как впервые увидел среброкосую девушку с черными как ночь глазами среди множества одалисок своего гарема. По большей части они достались только что взошедшему на престол юноше от отца, почившего в усыпальнице Насридов. В ту же ночь ее привели к нему на ложе. С мига как его взгляд окунулся в омуты ее агатовых глаз, она запала ему в душу, и уже не будет изгнана из нее до конца его дней. В свете теперешнего образа жизни Галена бен-Тафутта, пока некто не отрубит его распрекрасную голову. А уж этого он не допустит так просто.

Он вспоминал ее покорный взгляд и податливое тело, пока он высвобождал его от дорогих разноцветных одежд, как гладил и нежил и покрывал поцелуями. Как робко, но пылко овладел ею. И последовавшее за этим...

Сирита, лежащая в луже собственной крови, бледная, капельки холодного пота на ее лбу и висках.

Гален с ужасом взирал на дело своих рук ... и не только их.

— Килен, я же не мог так сильно поранить тебя? — он тряс девушку за плечи. — Килен, не покидай меня.

Сирита на мгновение перестала дышать. Он в испуге отпрянул, а потом с еще большим рвением схватил ее, прижал к себе.

Через несколько мгновений тело девушки дернулось в его руках. Голова запрокинулась, казалось, она неистово боролась за новый вдох. Наконец-то ее глаза — бездонные ущелья Альсабики — открылись, дыхание успокаивалось. Сирита едва заметно улыбнулась.

— Простите, сид, я причинила вам беспокойство.

— Аллах всемогущий, — простонал Гален бен-Тафутт, эмир Гранады, — ты жива моя Сирита. Это я причинил ...ах... но клянусь, что воздам тебе сторицей...

Дальнейший лепет желторотого неопытного юнца был заглушен негодованием теперешнего умудренного бессмертием Галена бен-Тафутта.

"Аллах всемогущий, если б я только знал, если б только мог разгадать ее уловки...Я приказал бы повесить мерзавку на самом высоком дереве в Хенералифе..."

Но вместо этого под сенью Хенералифе Гален признавался Сирите в вечной любви. Пел песни, воспевая ее красоту и невинность.

Ха! "Ты женщина — коварная актриса — в тебе сто лиц и тысяча имен..." Как поздно он понял слова бродячего трубадура.

Мишель утонула в памяти о своем пребывании при дворе Галена, эмира Гранады.

"Да, славно у меня тогда все получилось, правдоподобно. Спасибо жрицам Астраты, научили уму-разуму — хотя кости их давно стали прахом! Конечно крови многовато: едва при нем не отдала концы. Но это привязало ко мне мальчишку на веки вечные"

Образ влюбленных глаз Галена, ласкавших ее своим бархатным огнем, прожег Мишель насквозь.

"Если б только...если б только, я не пошла на поводу у своего сердца. Я б смогла найти Источник. Будучи Розой Альгамбры я бы перевернула там все. И если старый лис Енох не соврал мне про наследие Тартесса — моей безопасности и власти над миром ничто не угрожало бы уже столько веков"