Вечность в подарок.

Глава 1. Заклятые любовники.

Вокруг не было ничего. Пустота, словно густой туман, обволакивала, душила, не давала шевельнуться. Небытие — страшная сила, с которой невозможно бороться. Оно мощной дланью стиснуло сознание Мишель, разбило, разметало его на множество частичек, каждая из которых жила теперь своей собственной жизнью.

Мишель погружалась все глубже и глубже, приближаясь к началу всего сущего. Она не могла с уверенностью сказать, кто она — сонм видений и образов кружил ее, не позволяя найти точку опоры. Как долго она жила? Мишель не знала.

Вот опять она видит девственные леса и степи, могучую и прекрасную в своей первозданности природу; вот одетая в шкуры мчится на спине быстроногого мустанга. Вот копьем поражает жертву; и через мгновение вместе с соплеменниками вгрызается в еще трепещущую плоть, дабы утолить голод... И все это так явственно, так живо.

"Славное было времечко", — проносится в ее замершем мозгу мысль. — "Да славное". В одночасье ожили в ней все первобытные инстинкты, она вновь стала дикой дочерью столь же дикой природы, неистовой предводительницей...

Яркая вспышка света — злототканные одежды сменили грубые шкуры, она ощутила тяжесть украшений, подобно змеям обвивающих ее тело. Теперь она купается в роскоши, сотня слуг в любой момент готова исполнить малейшую прихоть ...Амфитритии — о нет, не воительницы, не царицы даже, а богини. Сквозь забытье Мишель улыбалась, улыбалась вновь надменной улыбкой Амфитритии — богини, снизошедшей к людям, вечно молодой и прекрасной. Она вновь стояла на верхней террасе своего храма-жилища, созерцая распростертый у ее ног Актерон, а вдаль насколько хватало взгляда — песок, раскаленный песок и воздух, дрожа, поднимался к небу. Ее ноздри нервно подергивались, будто ощущали ароматы благовонных смол.

"Власть", — прошептала Мишель, но губы ее не шевельнулись.

И опять все закружилось, спуталось. Опять она возвращалась к истокам. Каждая частичка ее сознания вновь переживала одну из многочисленных жизней Мишель. Мишель? Ах, она давно позабыла свое истинное имя. Да и, было ли оно у нее? Она не помнила своих родителей; а привыкла считать, что появилась вместе с этим миром, из небытия чьей-то волей была исторгнута на свет, чтобы править, властвовать, мучиться и побеждать, терпеть унижения и самой втаптывать в грязь. Сколько раз она достигала наивысшего могущества, когда уже ничто, казалось, не поколеблет его. И что? Ничтожная случайность, простая человеческая слабость сбрасывали ее — Гехру, Анаиту, Цикронию ... — с постамента, лишали всего в считанные секунды.

И вновь она скиталась по дорогам; вновь была пленницей, рабыней, наложницей; кнут стегал ее, кандалы, цепи звенели на руках и ногах. Голод превращал ее из прелестной обольстительницы-гурии в жалкое подобие людского существа — ничто не могло сломить ее дух. Единожды испытав всю сладость власти, она уже не могла позволить себе подчиняться кому-либо, в особенности Мужчине. Она — Каллихора, Эшрати — вновь стремилась ввысь, падала, но взмывала еще выше. И так бесконечное число раз.

Внезапно все тело ее напряглось и... опять мрак. Новая вспышка света... Вот оно — самое жуткое и болезненное видение ее жизни: эти глаза, жгучие карие глаза, украшавшие самое прекрасное лицо мужчины. Мужчины, страсть к которому, погубила Мишель. Она никогда не простит себе этой человеческой слабости — Любви. Любовь к простому смертному, которая ознаменовала начало ее конца.

"Гален... — простонала Мишель, — Гален бен-Таффут..."

Свет померк. Ибо более ничто не волновало ее душу; с его уходом ушла, казалось, сама жизнь. Не было более огня — Мишель влачила жалкое существование в заброшенной обители святого... Она позабыла ничего не значащее для нее имя. Могильный холод сковал ее члены. Видения прекратились.

Опять пустота; бездна разверзлась под ней и готовилась поглотить... Чья-то рука сжала ее запястье и потянула прочь от пропасти. К свету! Да, да скорей к свету.

"Я не исчезну так просто. Я буду жить. Я хочу вновь владеть миром ..."

Мишель медленно подняла тяжелые, словно каменные веки. Дневной свет, приглушенный витражами, мягко освещал небольшую комнату. Откинув полог, на краю кровати сидел незнакомец и держал ее руку в своих. Окинув взором роскошную обстановку, Мишель посмотрела на ее хозяина. Тень скрывала его лицо — она смогла различить лишь спадающие на плечи волосы, крепкий торс и богатство одежды. Мишель отдернула, было, руку, но незнакомец лишь сильнее сжал ее кисть.

— Кто ты? — с вызовом спросила она.

Мужчина подвинулся немного в сторону; лучи солнца упали на его лицо. Увиденное привело Мишель в ужас. Ей показалось, что от его рук исходит черный, смертельный холод, и, что он пробирается вверх по руке, проникает в тело, сжимает сердце. Вдруг она почувствовала, что не может дышать, будто кто-то сдавил ее горло тисками.

— Ты мертв... мертв, — простонала, запинаясь, Мишель.

— А, вижу, ты узнала меня, Сирита! Ну-ну, не надо так бурно выказывать свою радость, прелесть моя, — сказал он, кладя ладонь на ее трясущееся плечо — Мишель била дрожь.

— Нет, — закричала она. — Ты мертв... уже сотни лет. Ты... ты не Гален. Он мертв.

— Ну, полноте, Сирита. Успокойся, — приговаривал Гален, гладя ее лоб, опаленные волосы. — Слышишь, — прикрикнул он и встряхнул ее. — Перестань.

Мишель робко подняла на него полные ужаса глаза, содрогаясь безмолвными рыданиями. Гален поднял ее с ложа и отнес к окну, крепко прижимая ее по-девичьи хрупкое, дрожащее тело к своей груди. Казалось, Мишель немного успокоилась, но едва она взглянула на Галена, как вновь впала в истерику.

— Ты призрак! Ты не Гален! Отпусти меня. Я не хочу умирать! Ты же пришел за мной? Я тебе так просто не дамся...

Она изо всех сил вырывалась, пыталась царапаться, била его по груди и плечам. Гален боролся с ней пару минут, а потом отпустил. Мишель без сил упала к его ногам. Он протянул ей руки, но она пугливо отползла к стене, всхлипывая и по-прежнему дрожа. Гален сел возле нее.

— Посмотри, ластонька, — тихо сказал он, — я живой. Дай свою руку — прикоснись ко мне. Я не призрак, я из плоти и крови. Вот послушай, — он приложил ее ладонь к своему сердцу. — Слышишь? Слышишь, как оно бьется? Разве сердце мертвеца может так стучать?

Мишель все еще с ужасом смотрела на красавца, в котором узнала своего возлюбленного — принца Галена бен-Таффута. Она протянула руку, коснулась его лица: пряди иссиня-черных волос у виска, смуглой, слегка выступающей скулы, уголка резко очерченных бледных губ, задержалась на мужественном подбородке, и безвольно упала в его объятия. Он осторожно гладил ее голову, что покоилась на его плече. Когда Мишель совсем затихла, Гален унес ее в альков.

— Но как? — спросила она, не в силах поверить, что все это происходит наяву. — Может быть, я брежу, а ты — лишь очередное видение. Нет, ты действительно жив, — поправила она тут же себя. — Мне нужно время, чтобы поверить.

— Чего, чего, а этого добра у нас хватает. Перед нами вечность, Сирита.

— Не зови меня так.

— Роза Альгамбры сменила имя?

— Роза Альгамбры умерла, — прошептала девушка. — Она мертва уже много лет.

— И как теперь тебя называть? Эти безумцы в толпе что-то кричали, но я не смог разобрать.

— Мишель.

— Хорошее имя. Оно тебе подходит, — сказал Гален, разбирая спутанные пряди ее волос. -Мишель...Мишель, — прошептал он, каждый раз немного меняя интонацию. — Да, прелесть моя, оно делает тебя еще загадочнее.

Его пальцы пробежались по ее шее, груди, скользнули вдоль бедра.

— Ты все так же прекрасна, любовь моя, — сказал он, целуя ее вздрагивающие губы.

Руки Мишель обвили его шею так, как делали это несчетное количество раз. Привычным жестом прильнула она к его телу, выпуская на волю иную Мишель — первобытное существо, не знающее ни оков, ни условностей цивилизации, всецело подчиненное своим инстинктам. Нависая над ней своим могучим торсом, Гален взглянул ей в лицо и с наслаждением увидел хорошо знакомое пламя, плясавшее в ее потемневших от страсти глазах. Через мгновение оно захватило и его, подняв обоих до небес.

Утомленная ласками, Мишель распростерлась на ложе. Гален спал подле нее безмятежным сном младенца, уткнувшись лицом в подушку. Она закрыла глаза, но сон не шел к ней. Ясно слыша мерное дыхание своего возлюбленного, девушка не могла шевельнуться, будто все тело налилось свинцом. Неизвестно сколь долго пребывая в таком состоянии, Мишель не в силах была призвать ни единой мысли.

Наконец-то, Мишель заставила себя подняться: накинула одеяло на мирно спавшего Галена и направилась к двери. Та оказалась заперта. Мишель надела валявшуюся на полу рубаху принца, богато расшитую серебром, и уселась в кресло в самом темном углу комнаты.

"Ты всегда был неженкой Гален. Я встречала немного мужчин, так ценивших роскошь, — думала она, теребя вышитые манжеты. — Гадкий мальчишка, ты сохранил свою власть надо мной. Одно твое прикосновение приводит меня в трепет, как и прежде. С этим надо что-то делать, Мишель. Но, что?"

Бен-Таффут проснулся и, не обнаружив ее рядом, резко вскочил. Мишель, заметив, как встревожено он оглядывается, хищно усмехнулась:

"Какое удовольствие — помучить тебя, мой леопард."

Она вышла из темноты.

— Гален, я здесь.

— Сирита! — вскрикнул он, забыв ее новое имя. Он потянул ее за полу рубахи и бросил на ложе. — Моя роза... — прошептал принц, погружая пальцы в массу ее вьющихся непокорных, локонов.

Она отвела его руку.

— Сирита мертва.

— Ты всегда будешь для меня прекраснейшим цветком садов Альгамбры. Моей розой, моей дикой ланью. Я по-прежнему люблю тебя.

— Замолчи немедленно. Я не хочу вспоминать утраченного. И Сирита, и Альгамбра, и наша любовь — все, все кануло в Лету. Скажи, откуда ты явился? Если б я верила в жизнь после смерти, то сказала б, что из Ада. Будь ты проклят!

Мишель сползла на ступеньки алькова и закрыла лицо руками. Гален натянул штаны и сел возле нее.

— Я расскажу тебе Сирита. И не смотри на меня так. Я буду называть тебя Сиритой, потому что для меня живо все то, что ты бросила в Лету. И, пока прошлое стоит перед моим взглядом, ты будешь для меня Сиритой, розой Альгамбры. Моей Альгамбры... которую я утратил по твоей вине.

Мишель недоуменно смотрела на него. Разъяренный он был красив, как Аполлон, и она ничего не могла с собой поделать.

— Гален, — она коснулась его волос, — Гален я все помню, и именно поэтому мне так больно... я не хочу думать о прошлом. Даже не хочу знать, как ты стал бессмертным. О Сет, как я могла не ощутить этого! Ведь и тела твоего не нашли, но меня убедили... Боль утраты была так велика, что я лишилась рассудка.

Мишель мысленно проклинала овладевшую ею слабость; она отдала бы что угодно, лишь бы он не заставлял вспоминать прошлое, а молча, обнял ее. Принц прочитал призыв, скрытый в ее глазах. Наперекор ей он поднялся и заходил по комнате

— А ты знаешь, каково было мне? Да я воскрес, но ничего не помнил. Сто лет безумцем я бродил по дорогам, пока, наконец, не вернулся домой. Стены Альгамбры вернули мне образы минувшего. Но... там хозяйничали другие, они не помнили обо мне, Мухаммаде аль-Мустаине, владетеле Гранады, — голос Галена задрожал, когда он произносил свое тронное имя. — О Сирита, я так надеялся встретить тебя, ведь знал, что ты бессмертна. Но и о тебе никто не помнил. Меня прогнали как шелудивого пса со двора господина. Хотя еще так недавно я был господином. Человеческая память коротка, равно как и их жизнь, — он замолчал.

— Сирита, моя Роза... Поди сюда, — Гален протянул ей руку.

Мишель бросилась к нему и как утопающий соломинку сжала его пальцы. Он взял ее на руки как ребенка и устроился с ней в кресле. Волосы серебряными змеями рассыпались по ее спине, упали ему на плечи. Она спрятала лицо у него на груди, закрыла глаза, блаженно растворяясь в тепле его объятий. Гален откинул голову на спинку кресла.

— Сирита любила меня, — задумчиво произнес он. — А будет ли Мишель?

Она ничего не сказала, да и для него этот вопрос не требовал ответа. Он тоже закрыл глаза, и оба погрузились в воспоминания.

Гален вспоминал как впервые увидел среброкосую девушку с черными как ночь глазами среди множества одалисок своего гарема. По большей части они достались только что взошедшему на престол юноше от отца, почившего в усыпальнице Насридов. В ту же ночь ее привели к нему на ложе. С мига как его взгляд окунулся в омуты ее агатовых глаз, она запала ему в душу, и уже не будет изгнана из нее до конца его дней. В свете теперешнего образа жизни Галена бен-Тафутта, пока некто не отрубит его распрекрасную голову. А уж этого он не допустит так просто.

Он вспоминал ее покорный взгляд и податливое тело, пока он высвобождал его от дорогих разноцветных одежд, как гладил и нежил и покрывал поцелуями. Как робко, но пылко овладел ею. И последовавшее за этим...

Сирита, лежащая в луже собственной крови, бледная, капельки холодного пота на ее лбу и висках.

Гален с ужасом взирал на дело своих рук ... и не только их.

— Килен, я же не мог так сильно поранить тебя? — он тряс девушку за плечи. — Килен, не покидай меня.

Сирита на мгновение перестала дышать. Он в испуге отпрянул, а потом с еще большим рвением схватил ее, прижал к себе.

Через несколько мгновений тело девушки дернулось в его руках. Голова запрокинулась, казалось, она неистово боролась за новый вдох. Наконец-то ее глаза — бездонные ущелья Альсабики — открылись, дыхание успокаивалось. Сирита едва заметно улыбнулась.

— Простите, сид, я причинила вам беспокойство.

— Аллах всемогущий, — простонал Гален бен-Тафутт, эмир Гранады, — ты жива моя Сирита. Это я причинил ...ах... но клянусь, что воздам тебе сторицей...

Дальнейший лепет желторотого неопытного юнца был заглушен негодованием теперешнего умудренного бессмертием Галена бен-Тафутта.

"Аллах всемогущий, если б я только знал, если б только мог разгадать ее уловки...Я приказал бы повесить мерзавку на самом высоком дереве в Хенералифе..."

Но вместо этого под сенью Хенералифе Гален признавался Сирите в вечной любви. Пел песни, воспевая ее красоту и невинность.

Ха! "Ты женщина — коварная актриса — в тебе сто лиц и тысяча имен..." Как поздно он понял слова бродячего трубадура.

Мишель утонула в памяти о своем пребывании при дворе Галена, эмира Гранады.

"Да, славно у меня тогда все получилось, правдоподобно. Спасибо жрицам Астраты, научили уму-разуму — хотя кости их давно стали прахом! Конечно крови многовато: едва при нем не отдала концы. Но это привязало ко мне мальчишку на веки вечные"

Образ влюбленных глаз Галена, ласкавших ее своим бархатным огнем, прожег Мишель насквозь.

"Если б только...если б только, я не пошла на поводу у своего сердца. Я б смогла найти Источник. Будучи Розой Альгамбры я бы перевернула там все. И если старый лис Енох не соврал мне про наследие Тартесса — моей безопасности и власти над миром ничто не угрожало бы уже столько веков"

Мишель очнулась ото сна. Гален крепко сжимал ее в объятиях, в полумраке его лицо было едва различимо. Очевидно, уже наступила ночь. Слабые отблески лунного света падали на пол. Звуки ночной поры доносились с улицы.

— Ах, если б только этот мальчишка не влюбил меня в себя. Как он там пел?

Ее лобик мило наморщился. Потом глаза распахнулись, нащупав мысль.

— Ты женщина — коварная актриса — в тебе сто лиц и тысяча имен...— напевным шепотом продекламировала она. — Мой эмир, ты не знаешь и сотой доли моих ролей...

Девушка попыталась выбраться, но бен-Тафутт держал мертвой хваткой — даже сквозь сон заявляя о своих правах на нее. Решив прибегнуть к иной тактике, Мишель склонилась к лицу любовника, подразнивающими касаниями провела языком по его векам, носу, слегка погрузилась меж сжатых губ. Вскрикнула, когда Гален зубами поймал ее язычок и прикусил.

— Больно, — только и сумела прошамкать она.

— Мне тоже было больно все эти века, пока я не нашел тебя, Роза Альгамбры, — обвинительным тоном заявил бен-Тафутт, запуская руки под одежду Мишель.

Она хотела было воспротивиться, но его горячая крепкая ладонь, накрывшая грудь с таким пристрастием, будто Гален пытался взять в руки ее сердце, лишила Мишель остатков и без того скудных сил.

— Когда моя память, — зашептал ей на ухо мужчина, — и любовь вернулись, я безмерно тосковал. Потом ненавидел тебя, Сирита...

— Ненавидел? Почему? — упираясь ему в плечо, спросила она. Объятия эмира душили ее. Казалось, высасывали бессмертие. — Да пусти же меня, хабиб! Я никуда не денусь!

— Коварство твоя истинное имя, — покусывая мочку уха Мишель, прошипел Гален. — Столько лет ты так искусно играла мною: оставаясь в тени моего трона, ты вершила дела Гранады. Порхая мотыльком в танцах, завлекая красотой. Роза Альгамбры — ты была настоящим властелином. А я...

Мужчина резко поднялся, сбрасывая Мишель со своих колен. Рухнув безвольной грудой к его ногам, девушка подняла лихорадочно горящие глаза. Если б Гален обернулся сейчас, он увидел бы ее истинное обличие: лик самой старой из бессмертных, пылающий гневом и затаенной жаждой отмщения. Черные омуты изливали жидкий огонь и метали ядовитые дротики. Однако она быстро взяла себя в руки. Роль жертвы всегда хорошо удавалась Мишель, и насколько ей помнилось, с бен-Тафуттом она срабатывала без сучка и задоринки.

— Любимый, — протягивая к нему руки, надрывно проговорила она, — это прошлое. Мы сможем начать ...

Гален рывком подставил ее на ноги. Сжал за плечи так, что послышался хруст. Голова Мишель откинулась, наполненные страданием глаза искали его взгляда.

— Прошлое? Ты хочешь выбросить на свалку наше прошлое? — мужчина встряхивал ее при каждом слове. — Ведь из-за тебя я лишился дома отцов, стал ...тем, кем я стал...

Одна его рука сжала ее горло. Другой он прижал ее бедра к своим, девушка почувствовала давление его пульсирующей плоти. Ее глаза округлились — как могло Галена возбуждать подобное.

— Если б не твоя страсть к охоте...— прохрипела Мишель. Туман уже застилал ее взор. — Если б ты не лазал по горам...

— Если б ты не пичкала меня сказками о потайных пещерах... — сильнее сжимая руку, парировал Гален. — Ты искала этот свой пиги (греч. источник) ...

Мишель чувствовала, как его пальцы расплющивают горло, как горят ее легкие, как перестает биться сердце. Она попыталась разжать его пальцы, но сознание уже покидало ее. Руки безвольно упали вдоль тела.

Выныривая из небытия, девушка поняла, что вновь может вдохнуть, но тут жесткие мужские губы лишили ее этой спасительной возможности. Борясь с придавившим ее телом любовника, Мишель смогла-таки втянуть немного воздуха и рассмотреть лицо обидчика. Хотя оно и принадлежало Галену, такого выражения на нем никогда ранее не бывало. Звериный оскал и демонический блеск в глазах. Гален бен-Тафутт стальной хваткой пригвоздил Мишель к полу, погружаясь в нее и властно целуя. Девушка хрипло застонала, безмолвно моля о прекращении этого неимоверного акта жестокости. Такого она не ожидала от Галена. Но его стальная плоть раз за разом пронзала ее, двигалась в ней, пальцы хищно теребили чувствительные соски, губы жадно поглощали все ее крики и стоны. Огонь, не имеющий ничего общего с наслаждением, искрился меж их противоборствующими телами.

Гален освободил ее только после удовлетворения своей ненормальной похоти. Мужчина скатился на пол и с диким надтреснутым хохотом наблюдал, как Мишель, судорожно всхлипывая, отползла в дальний угол комнаты.

— Какое зрелище, Сирита, — давясь своим хохотом, прокаркал Гален.

— Ты сумасшедший, — сипло простонала она после длительной паузы.

— Я сошел с ума, моя прелесть, много веков назад. — Поднимаясь на ноги, сухо отрезал он: ни оттенка раскаяния не звучало в его тоне. — В тот миг, когда ты, моя милая, подняла на меня свои обманчивые глаза газели.

Мишель молчала, зализывая уже затягивающиеся ранки на искусанных губах. Соленый привкус крови — ее или Галена — ярко свидетельствовал о произошедших переменах. Этот новый бессмертный бен-Тафутт вряд ли будет мягким воском в ее пальцах. Почему же она никогда не ощущала его как себе подобного? Даже сейчас ощущение было притупленным, будто он был за стеной, а не рядом.

— Как ты нашел меня? — наконец-то поинтересовалась она.

— Мактуб, — растягиваясь на ложе во весь рост своего божественного обнаженного тела, лениво проурчал Гален. — За что эти людишки тащили тебя на костер?

— Посчитали, что оскверняю никому не нужные развалины, — едва слышно ответила Мишель.

Поднялась и на шатких ногах поплелась к кровати. Каким бы жестоким не был этот новый Гален, ее тянуло к нему. Упасть ему на грудь, вдохнуть родной аромат — единственный способ удержать рассудок в голове. Иначе она свихнется окончательно, станет ведьмой. Заметив ее приближение, мужчина рывком сгреб девушку в объятия и уложил рядом с собой. Зарылся лицом в волосах, окутал собою, едва не удушил снова.

— Гален, — прохрипела Мишель.

— Прости, килен, — умерив пыл, сказал он. — Прости, что немного ... помял тебя, иногда на меня находит. Пелена гнева застилает глаза — и я не волен над собой.

— Я хочу восстановиться после твоих ласк, — плохо скрывая недовольство, ответила она. — Пожалуйста, дай мне отдохнуть.

Мужчина без слов прижал ее к себе понежнее, уютно устраивая меж подушек и меховых покрывал.

Жгучая боль опалила Мишель. Девушка вскрикнула, просыпаясь, повела плечом, стремясь избавиться от болезненного давления. Тут же сильная ладонь прижала ее к постели, едкий аромат ударил в ноздри, а влажная ткань коснулась горящей кожи на правой лопатке.

— Тише, тише, Си... Мишель, — приговаривал Гален, — Не мешай мне.

Девушка вжалась лицом в подушки, чтоб не закричать, стараясь побороть подступающую тошноту. Когда силы терпеть почти иссякли, мужчина отпустил ее.

Мишель села и осмотрелась. Девственно белые простыни были в алых пятнах, по ее правой руке стекали струйки крови, а возле сидящего рядом бен-Тафутта лежал стилет и дурно пахнущее тряпье багряного цвета.

— Что ты ... Зачем ты... — начала было она.

— Ты моя, — перебил эмир, — и это должно быть записано.

— Аллах Всеблагой, ты, что же заклеймил меня?

— Нет еще, — с нотами раздражения в голосе отмахнулся он, — пока нет. Думаю, если повторять процедуру регулярно, то у меня получится.

Девушка отвернулась.

— Такого ты не делал даже со своими лошадьми, — едва слышно прошептала она.

Гален грубо схватил ее за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Взгляд сам по себе уже выжигал на ней клеймо.

— Я был уверен в их преданности, — процедил он.

Мишель хотела наброситься на него с кулаками, но он проворно поймал ее и прижал к себе, поднимаясь на колени. Тело Мишель тут же откликнулось: мгновенно занывшие соски с радостью потирались о горячий гранит его груди, внизу живота разливалось тепло, выступая росой вожделения меж ног. Кулаки разжались, пальцы впились в его плечи, стремясь притиснуться ближе.

Гален наблюдал, как она подчиняется ему. В его глазах — добрых, как и когда-то — плясали задорные огоньки. Ее губы маняще приоткрылись, и мужчина, не медля, прильнул к ним. Поцелуй сломил Мишель окончательно.

"Пусть делает со мной, что угодно, лишь бы всегда так целовал"

Однако не успела Мишель растаять в его объятиях, как Гален оттолкнул ее так, что она едва не упала с ложа. Подняла на него обиженные глаза.

— Зачем ты так, сид?

Мужчина бурно переводил дыхание, из полуприкрытых пушистыми ресницами глаз вылетали искры, даже волосы, казалось, извивались подобно злобным агатовым змеям.

— Я уже говорил — иногда находит, — пробормотал он.

— Гален, мне бы хотелось знать, — меняя опасную тему, спросила Мишель, — ты собираешься выпускать меня отсюда? Или я заперта в золоченой клетке, как твой соловей?

— Замечательная мысль, моя Роза, — мечтательно протянул бен-Тафутт. — Хотя в отличие от него у тебя были бы намного более разнообразные задания. Но нет, Мишель, у меня другие планы.

Грациозно передвигаясь, мужчина достал из сундука бархатные халаты. Бросил один девушке.

— Одевайся, прелесть моя, нас ждут великие дела!

Они завтракали, сидя у небольшого стола с вычурно изогнутыми ножками. Гален заботливо подливал ей вина.

— Для придания сил, — говорил он. — А то ты ужасно бледна и худа, ластонька.

Заметив, как недовольно сошлись на переносице брови его любовницы, он поспешил добавить:

— Ты прекрасна, Мишель, но все-таки немного поесть тебе не помешает.

После продолжительного молчания Гален взял Мишель за руку, нежно поцеловал и, заглядывая в глаза, вкрадчиво спросил:

— Скажи мне, милая, то, что ты рассказывала об Источнике, правда?

— Во времена Перикла я жила в Афинах...

— Интересно, чем ты там занималась? — вставил Гален.

— Дружила с Аспазией, — гримасничая, ответила Мишель. — Не перебивай! Так вот. Как-то на Агоре мне повстречался наш собрат Енох. Бедолаге не очень повезло: его насильственная смерть приключилась с ним в преклонных годах. Потому он был просто одержим поиском пути омоложения или чего-то в этом роде. Он родом из Ниневии. Твои предки кочевали по этим землям, — пояснила она, когда заметила недоумение на лице любовника. — Багдад, помнишь?

— Не делай из меня идиота, Сирита, — злясь, он всегда называл ее по старинке.

— А ты не будь им, — парировала она. — Мишель, я — Мишель. Так трудно запомнить?

Девушка легонько постучала кулаком по лбу Галена. Молнии сверкнули в его взгляде. Он вскочил, опрокидывая мебель, схватил ее. Повалил на пол, придавливая всем весом к полу.

— Если ты не прекратишь...

— Если ты не прекратишь, — на этот раз Мишель перебила его, чувствуя подкрадывающуюся похоть. — Мы не договорим никогда.

Для подтверждения своих слов она, извиваясь, выгнулась ему навстречу, ощущая животом его каменеющую плоть.

— Милый, ты больше не хочешь говорить! — с наигранной радостью воскликнула она.

Гален стиснул зубы и процедил:

— Хочу.

Поднялся, водрузил на место стулья. Потом обернулся к по-прежнему распростертой на полу девушке.

— Вставай! Ты, маленькая...— он проглотил неприличное слово. — Вставай, Мишель.

Она послушно поднялась и присела напротив него.

— Говори, — приказал он.

— Енох из Ниневии был писарем, а к зрелым годам дослужился до хранителя царской библиотеки. Подробностей я не припомню, но как-то он прознал, что в землях у Геркулесовых Столпов в незапамятные, — девушка снисходительно пожала плечами, — времена жили потомки атлантов. Их предки вывезли из гибнущей родины источник вечной жизни. Царство тартесситов пало под мечами варваров, а сами они рассеялись меж народов. Но молва гласит, что "пиги" скрыт где-то в горах Андалусии.

Рассказывая, Мишель пристально наблюдала за реакцией эмира на каждое слово. Галену явно стоило больших усилий дослушать ее, не перебивая: пальцы мужчины сминали серебряную двузубую вилку, точно соломинку. Девушка гадала, злило ли его то, что он, возможно, не понимал кое-чего из сказанного нею, или же он отлично все понимал, а злился из-за того, что его тайна известна ей.

Ведь положа руку на сердце, она могла сказать, что не знала, каким образом он оказался одним из них. Почему она никогда не чувствовала в нем дара бессмертного, когда он был эмиром Гранады? Почему даже сейчас находясь рядом с ним, она не верила своему зрению, слуху и другим чувствам. Гален бен-Тафутт был перед нею: из плоти и крови, такой же магнетически прекрасный, такой же... Нет, не совсем такой. Он изменился, словно в шкуру Галена временами влезало незнакомое, необузданно дикое и изощренно жестокое существо.

"Что же с тобой приключилось на той охоте, мой принц?" — мысленно спросила Мишель.

— Про горы я кое-что помню, — буркнул эмир, отбрасывая комок безжалостно исковерканного металла. Поднялся, заходил по комнате. Девушка поджала босые ноги, пользуясь передышкой для утоления голода. Нежное жаркое из дичи с пряным соусом таяло на языке. Такой вкуснотищи она не ела уже очень давно, потому руками хватала куски из тарелки.

— Помнится мне, моя Сирита говорила, что в ущельях Альсабики скрыты несметные сокровища, — внезапно остановившись, процедил Гален. — Она также упоминала, что пресловутый "пиги" это бриллиант, источающий свет семи небес рая.

Девушка замерла с набитым ртом. Бен-Тафутт, исполненный плавной грации хищника, подошел к ней со спины. Когда его сильная ладонь сдавила тыльную часть тонкой девичьей шеи, тонкий визг прорезал тишину.

— Ты не говорила, что этот чертов "пиги" дает вечность в подарок, — прошипел, склоняясь к ее уху, мужчина.

Мишель съежилась, страх за жизнь никогда ранее столь сильно не трепетал в ее сердце. Но от теперешнего Галена бен-Тафута можно было ожидать чего угодно. Перед взором Мишель уже стояла картина того, как он выхватывает меч и отсекает ее милую головенку.

Вместо этого эмир вдруг оказался у ее ног.

— Скажи Мишель, хоть слово из уст Сириты было правдой?

— Она никогда не лгала тебе о своей любви.

На какой-то миг лицо эмира приобрело страдальческое, ранимое выражение. Мишель потянулась к нему. Но он резко вскочил, опрокидывая стул, на котором она сидела, и вылетел из комнаты. Потом раздался грохот захлопнувшейся двери дома.

Девушка поднялась, недовольно потирая ушибленное при падении плечо.

— Сумасшедший, — проворчала она, запахиваясь поглубже в халат. — Ну и пусть проваливает, раз ему так угодно. Вот мой шанс подумать, что делать дальше. Хотя есть только две возможности: остаться с ним или забрать его голову.

Мишель улыбнулась последним словам, рисуя картину сражения, но тут же ее улыбка сникла. Она поняла, что вряд ли сможет превозмочь такого силача, тем более нанести смертельный удар.

— Со вторым спешить не стоит, особенно в свете моей дурацкой привязанности к нему. Великая Мать, я люблю его, как и прежде!

Бормоча мысли себе под нос, она вышла из столовой в холл. Шлепая по устилавшему пол паркету, девушка внимательно рассматривала жилище бывшего эмира Гранады.

— Не Зал двух Сестер, — процедила она, осматривая ведущую на второй этаж узкую деревянную лестницу. Вспомнила, как она скрипела, когда Гален спускался, неся ее на руках из спальни. Вот та действительно ослепляла красотой убранства. Очевидно, хозяин проводил там большую часть своего времени. Будучи владетелем Альгамбры и потомком могущественной династии, Гален не мог не любить роскошь. Остальная же часть дома находилась в упадке: обшарпанные стены, замысловатые узоры трещин на потолках, давно не чищеные окна.

Мишель подошла к двери, но не успела взяться за ручку, так как та распахнулась, и Гален заслонил собой проход.

— Намеревалась сбежать? — рявкнул он так громко, что девушка невольно отпрыгнула и машинальным жестом ухватилась за левый бок. Когда-то там всегда находился самый преданный друг — меч. Однако рука не нащупала ничего кроме материи надетого на ней халата.

"Сет!" — выругалась про себя Мишель.

— Я не отпущу тебя! — воскликнул Гален, притягивая ее в свои объятия. — Ластонька, если б ты только могла почувствовать, что я испытал, увидев тебя в лапах этой черни. Увидев опять через столько лет.

— Расскажи, хабиб, — попросила девушка. — Я почти ничего не помню.

— Я смотрел и страшился поверить глазам: моя Сирита, прелестная Роза Альгамбры! Аллах направлял меня — ситуация требовала немедленного вмешательства. Они хотели сжечь мою С... Мишель, — с каждым словом ярость в голосе эмира нарастала. — Я бы перебил их всех, однако Аллах Милостивый остановил мою руку. Отбив тебя у них, я умчался. Мне было так страшно: ты всю дорогу не приходила в себя, не шевелилась, точно была уже мертва.

Гален почувствовал, как дрожь сотрясает хрупкое тело Мишель. Очевидно, воспоминания не доставляли ей удовольствия. Он успокаивающе погладил ее плечи, спину, запутался пальцами в роскошных локонах волос.

— Я тоже подумала, что умерла, когда увидела тебя, — всхлипывая, призналась Мишель. Ее руки обвили шею Галена, ища утешения. — После твоей смерти... Прости, исчезновения. Я покинула Альгамбру — все дороги были одинаковы для меня. Когда Реконкиста окончательно стерла мавританский мир, я отправилась на север: бесцельно скиталась много лет, пока не поселилась на развалинах того монастыря.

— Они сочли тебя ведьмой?

— Ведь я не старела...

— Глупцы! — воскликнул Гален. — Стоило-таки убить пару-тройку!

— Гален, — промурлыкала она, прижимаясь к его груди.

Мужчина поднял ее на руки и в два счета взлетел по лестнице. Оказавшись в спальне, он покрыл поцелуями лицо возлюбленной.

— Я сотру из твоей памяти века нашей разлуки, ластонька.

Девушка пылко отвечала на его ласку, надеясь, что он снова станет прежним. Гален повернул ее спиной к себе, медленно стянул с плеч халат, скользя губами и языком по изгибам плеч. Погружаясь в полубессознательное предвкушение блаженства его любви, она не заметила, как запястья ее оказались связанными.

Гален отошел, но не успела Мишель и обернуться, как его сильные ладони вновь обняли ее плечи.

— Гален, что... — простонала она, чувствуя, как холодная сталь коснулась ее тела.

— Тише, Сирита, сначала маленькая прелюдия, — прошипел он.

Боль обожгла правую лопатку девушки, теплая кровь заструилась по спине.

"Клеймо!" — вспомнила она, прикусывая внутреннюю поверхность щеки. — "Только что я таяла от благодарности за спасение меня от костра, а он обещал... Великая Мать, почему он со мной так?"

Мишель кусала губы, чтобы не издать ни единого звука. Она решила терпеливо сносить перемены Галенового отношения к ней, надеясь, что покорностью добьется большего, чем сопротивлением. Он же преспокойно орудовал кинжалом, взрезая ее плоть и недовольно чертыхаясь, когда рана затягивалась слишком быстро, не успев напитаться краской. Гален снова и снова терзал кожу девушки, стремясь написать свое имя. Утомившись от явной бесполезности прилагаемых усилий, он вытер свои руки и спину Мишель от крови и подтолкнул ее в направлении кровати. Но девушка рухнула на пол, как тряпичная кукла.

— Мишель, вставай, — холодно приказал он.

Ответа не последовало. На красивом лице бен-Тафутта отразился страх. Орудие пытки выпало из задрожавших рук эмира.

— Что я натворил?! Мишель! — прокричал он, склоняясь над телом возлюбленной. Перевернув на спину, Гален похлопал ее по щекам. Поцеловал, снова встряхнул.

— Мишель! — кричал он, сжимая девушку в объятиях.

— Больно, — наконец-то раздался слабый голосок.

— Прости, прости, прелесть моя. Я больше не буду...

"Сегодня не буду", — мысленно завершил фразу мужчина.

— Ты обещал...

— Только любовь, ластонька, никакой боли, — схватив в охапку, Гален унес ее в альков.

Два дня он прилежно искупал свою вину, прерываясь лишь для того, чтобы принести еды. Мишель снова видела перед собой прежнего Галена бен-Тафутта: юного принца, недавно ставшего Муххамадом Седьмым, эмира Гранады, безумно влюбленного и готового выполнять любую ее прихоть.

На третий день она проснулась от боли — новый Гален вернулся и усердно вырезал свой вензель на ее теле.

Стиснув зубы, Мишель вытерпела урок каллиграфии. Страх не позволял ей обернуться и глянуть на эмира. Съежилась, ожидая гневных выкриков разочарования. Но на этот раз Гален тихо отодвинулся, отирая испачканные ее кровью руки.

— Наметился контур, — довольно проговорил он. — Прелесть моя, отлично смотрится.

Девушка расслабилась. Промолчала, опасаясь выдать свои настоящие чувства. Только глаза потемнели от сдерживаемой злобы.

"Ты отлично смотрелся бы в момент, когда мой меч сносил бы твою голову. Жаль, что я давно потеряла оружие. Кстати насчет оружия: надо бы подыскать что-нибудь. Ушел бы ты, что ли, прогуляться?"

— Какой сейчас год, хабиб? — вслух спросила она.

— 1720 год по календарю гяуров. Я нашел тебя 25 мая и вот уже пять дней не могу поверить своему счастью.

— Ты не пользуешься летоисчислением Пророка?

— Я давно живу среди неверных, — вздохнул бен-Тафутт. — Пришлось влиться в их мир, когда я понял, что мой утрачен безвозвратно.

Мишель кивнула.

— Твой мир был так прекрасен, мой принц.

— Ты помнишь, — с лихорадочным блеском в глазах воскликнул Гален, хватая девушку за руки, — что мы с тобой приказали высечь на Фонтане Львов?

— Это — сад, в нем постройки так прекрасны, что Аллахом не разрешена существовать другая красота, могущая с ним сравниться, — Мишель грустно процитировала вытащенную из тайников памяти фразу.

— Ты помнишь, моя Сирита, — прошептал мужчина, привлекая ее в объятия и гладя по волосам.

— Сколько еще твердить тебе, что меня зовут Мишель! — прошептала она, прижимаясь сильнее. Тепло его тела успокаивающей волной окутывало ее, покоряло и дарило ни с чем несравнимое наслаждение. Перед глазами пробежали образы былого величия Альгамбры, их Альгамбры, их дома: райского сада на земле, полного цветущих деревьев и журчащих фонтанов. Где в тени кипарисов она впервые познала любовь и жгучую боль утраты.

После завтрака, прошедшего в молчании, мужчина отвел ее в смежную со спальней комнату, заполненную женскими принадлежностями.

— Приведи себя в пристойный вид, Мишель.

— Чем тебе не угодил этот кусок бархата? — соблазнительно оглаживая свое тело через халат, томно произнесла девушка.

— Я решил, что нам пора отправляться в путь, — игнорируя безмолвный призыв любовницы, сухо сообщил Гален.

— Путь?

— Оденься — разговоры после.

Он вышел, оставив Мишель наедине с неутоленным любопытством и грудой одежды. Она предпочла бы мужские брюки, раз они куда-то там поедут, но здесь были только платья. Всевозможных фасонов и расцветок. Облачившись в не слишком вызывающий наряд из темно-голубого шелка, Мишель спустилась вниз. В холле она наткнулась на бен-Тафутта, несущего парочку дорожных баулов.

— Так куда мы едем? И где вообще мы находимся?

— Ты удивляешь меня обилием вопросов, прелесть моя. Словно это не я, а ты теряла память.

— Мой монастырь находился в окрестностях Дижона, — пробормотала она.

— Мишель, я прожил в этом доме в Дижоне почти четверть века, — сокрушенно вздохнул Гален. — Если б я только знал... что ты где-то рядом...

Он бросил вещи и порывисто привлек ее к себе.

— Мы наверстаем упущенные годы. Ведь, правда, ластонька?

— Куда мы едем? — напомнила Мишель между пылкими поцелуями.

— Сначала мы отправимся в Шалон. Чудный городок на Соне.

— Зач...

Губы Галена накрыли ее рот. После долгих мгновений эмир наконец-то поведал ей о задуманном.

— Вдоль течения Соны мы должны добраться до Лиона, дальше по Роне — в Авиньон. А потом — в Марсель. Если ты не знаешь, это порт на юге, а оттуда, по морю, мы вернемся в мою родную Гранаду.

Большая часть названий ни о чем не говорила Мишель, но она кивала, не желая выдавать свое невежество.

"Не так давно я надменно "просвещала" его", — подумала девушка. — "Добро пожаловать в незнакомый мир. Я слишком долго отсиживалась. Погоди-ка! Гранада?!"

Мишель высвободилась из его объятий.

— Зачем ты хочешь вернуться? Там нет ничего...

— "Пиги", — вкрадчиво проговорил бен-Тафутт.

Понимание заставило кровь Мишель застыть. Ее глаза сузились, потом широко распахнулись.

— Тебе известно, где находится Источник! Я знала, я чувствовала, — задыхаясь от нахлынувшей зависти, воскликнула она. — Расскажи мне, хабиб!

Гален отрицательно покачал головой.

— Ты должна заслужить это знание, килен.

Глава 2. На юг, где море катит волны...

Потратив на сборы большую часть дня, Гален и Мишель покинули Дижон, когда жара первых летних дней уже спала. Как ни протестовала Мишель, ее ревнивый любовник настоял-таки на плотно запахнутом дорожном плаще с накинутым чуть ли ни до самого носа капюшоном.

— Нечего этим мещанам глазеть на мою Розу.

Путешествие верхом поначалу приносило мало радости отвыкшей от подобного образа передвижений Мишель. Едва они снимали комнату на очередном постоялом дворе — девушка проваливалась в сон. Бен-Тафутт ворчал, но мирился, зная, что поутру будет вознагражден бурными объятиями и небольшим кровопусканием.

— Скажи, что ты там пишешь? — как-то поинтересовалась Мишель, приходя в себя. Она была бессмертной, но не бесчувственной.

— То, что ты принадлежишь мне, моя прелесть. "Галеново", — промурлыкал эмир, целуя стройную шейку девушки.

Деревеньки и городишки мелькали пред глазами Мишель, мало привлекая внимание. После двухдневного пребывания в Шалоне, Гален нанял лодку, намерившись сплавляться вниз по Соне.

— Немного поплаваем, килен. Я же вижу, что скачки на лошадях не доставляют тебе удовольствия.

Она кивнула, стараясь не возразить, что плыть на сей утлой лодчонке ей хочется гораздо меньше. Вечером первого дня они заночевали прямо в новом транспортном средстве.

Бен-Тафутт устроился на корме, жестом подзывая Мишель в свои объятия, но она не спешила выполнять приказ.

— Ты что боишься меня, ластонька? — недоуменно взирая снизу вверх, прошептал Гален.

Девушка промолчала, нервно теребя завязки своего плаща.

"Я — самая древняя из бессмертных — боюсь этого желторотого. О, Ашторет, я боюсь. И боюсь признаться в этом самой себе"

Она тихонько присела возле него.

— Нет, хабиб, что ты, — ответила и заставила губы изобразить улыбку. Благо уже пали сумерки, и фальши он не заметил. Гален потянул ее за рукав к себе. Обнял, укрыл походным одеялом, прижал ее голову к своему плечу.

— Ты всегда так вкусно пахнешь, Мишель, — втягивая носом воздух, простонал он.

"Только не это", — взмолилась она, — "не хочу здесь. Не хочу его"

Замерла, однако, Гален не пошевелился. Просто сжимал в объятиях, вдыхая ее аромат.

В Лионе они провели целую неделю, остановившись в самых роскошных апартаментах лучшей гостиницы. Для Мишель эти дни были подобны заточению в золоченой клетке — бен-Тафутт никуда не выпускал ее. Властность бывшего эмира, что некогда так льстила ей, словно подчеркивая глубину его привязанности, теперь точно хомут в кровь стирала нежные плечики Мишель. К тому же попытки выведать у Галена хоть что-то об Источнике венчались провалом. Принц снисходительно усмехался, напоминая не так давно потрапезничавшую пантеру. Девушке нестерпимо хотелось впиться зубами и ногтями в его самодовольную физиономию.

Сообщив, что утром они отправляются в путь, Гален как обычно поинтересовался, что именно желает на ужин его прелестная спутница.

— Да что угодно, — небрежно пожала плечами Мишель. — Хотя постой, хабиб, — спохватилась она, — принеси сладостей и того терпкого красного вина.

Эмир кивнул, улыбнулся, обрадованный первым проявлением интереса к роскоши, которой так он старался окружать возлюбленную во время их пребывания в Лионе. Пока Гален отсутствовал, Мишель приняла ванну и нарядилась: никакого белья, только струящееся вдоль немного пополневших изгибов тела полупрозрачное платье из темно-зеленого шелка. Распущенные завитки светлых волос укрыли плечи и спину. Порывшись в подаренных Галеном украшениях, девушка надела по нескольку браслетов на запястья — бен-Тафутт всегда восхищался изяществом ее кистей и белизной их кожи с проступающим рисунком голубоватых прожилок. Заглянув в зеркало, Мишель увидела, что щеки ее пылают.

— Глупая, ты что в первый раз решила его совращать? — недовольно пригрозила она себе тонким пальчиком.

Им же через секунду стянула ткань с одного плеча. Лукаво подмигнула отражению и уселась у столика. Вернувшись и узрев обновленный облик подруги, Гален почувствовал, что возможно сегодня его ждет возрождение прежней страсти. Положа руку на сердце, безропотная покорность Мишель порядком ему надоела. Как правитель он ликовал, что сумел покорить ее, но будучи мужчиной, томился по своевольной красавице, которая много-много лет назад запустила свои острые ноготки в его сердце.

Гален бен-Тафутт не разочаровался в ожиданиях — прежняя Мишель действительно вернулась. Роза Альгамбры использовала весь арсенал гаремных хитростей, чтобы усыпить бдительность эмира и добиться-таки своего.

"Разузнай про Источник!" — вертелось в ее голове, пока она напевала томные песни на неизвестных Галену языках; чувственно извиваясь, танцевала сакральные танцы Великой Матери; с едва заметной улыбкой подносила ему полные кубки вина.

Выжидала момент, когда барьер падет и бен-Тафутт станет прежним влюбленным мальчиком. Мишель пришлось весьма усердно и изощренно потрудиться, чтобы пробить брешь в защитном барьере Галена.

Утомленный ласками и одурманенный вином, мужчина растянулся на кровати и привлек тяжело дышащую девушку к себе.

— Мой леопард, — прошептала она, утыкаясь носом ему в плечо.

— Как чудесно быть бессмертным и всесильным — поглаживая изгиб ее бедра, севшим голосом заявил он. — Я так благодарен тебе за твои "сказки" об Источнике.

Мишель вся превратилась в слух, но позы не поменяла.

— В то утро я наткнулся на странное ущелье. Мне почудились некие поблескивающие письмена... Мои воспоминания о случившемся тогда весьма смутные. Даже когда память полностью восстановилась, я не смог собрать воедино головоломку. Помню, как кинжалом пытался сковырнуть камушки... боль, пронзившую руки, едва первый подался... узкие туннели, по которым бродил... И только мрак, только боль. Очнулся от нестерпимо яркого света: лежал на камнях, а в руках держал те заклятые камушки.

Мишель даже не дышала, боясь прервать поток красноречия эмира.

"Он нашел место, нашел Ключ. Попал в пещеру Источника", — вертелось в ее голове. — "Ашторет, что же он сотворил с теми камушками?"

Будто услышав ее немой вопрос, Гален приподнялся на локте:

— Показать их тебе, ластонька?

Пытаясь сохранять спокойствие и не выдать себя торжественным блеском в глазах, девушка кивнула. Однако эмир вновь откинулся на подушки, устало прикрыл веки и зевнул.

— Завтра, моя Сирита, я покажу тебе кинжал завтра, — сонно пробормотал он и властно привлек ее к себе.

Мишель свернулась клубочком в его объятиях и терпеливо дождалась, пока он уснул.

"Енох не соврал. Жаль бедолагу — попрощался с жизнью на острие моего клинка, но таким знанием опасно владеть, тем более делиться. Альсабика... Пиги...", — мысли проносились галопом. — "Источник там"

Девушка осторожно выбралась из кровати. И принялась рыться в Галеновых вещах.

— Он сказал кинжал, — тихонько нашептывала она. — Проклятье! Неужели тот самый, которым он постоянно режет меня?

Пальцы лихорадочно перебирали фалды плаща, где на месте Галена, она бы держала оружие.

Ближе к телу. Наткнувшись на нечто твердое, девушка вздрогнула — из алькова послышался голос бен-Тафутта.

— Ластонька.

Мишель подскочила на ноги и опрометью бросилась к нему, но присмотревшись, поняла, что он просто разговаривает во сне.

— Надеюсь, что тебе снится кошмар, хабиб! — прошипела она.

Вернулась к прерванным поискам. В потайном кармане она действительно нашла кинжал. Дамасская сталь, причудливая насечка на лезвии, серебряная вязь на рукоятке. Никаких "камушков". Ни намека на эманации силы. Только кончик его отливал багрянцем.

— Тот самый... — проговорила она и вложила более не представляющее для нее интереса оружие в его холщовые ножны. Разочарование притупило ее бдительность, потому она и не заметила, как Гален оказался позади нее. Сильные руки сжали талию девушки, а зубы впились в шею. Мишель вскрикнула.

— Я знал, что так и поступишь, прелесть моя, — прорычал бен-Тафутт, отстраняясь и рассматривая засос, алеющий на коже девушки. — Не дождешься утра.

Его руки скользнули вдоль тела Мишель, сжали грудь.

— Бесстыдница, ты даже не удосужилась прикрыться!

— Пожалуйста, не делай мне больно.

— Зачем же? — абсолютно невинным тоном сказал он. — Я сделаю тебе приятно!

Толкнул ее в спину. Мишель упала прямиком на плащ, а Гален проворно выудил кинжал. Она мгновенно поняла его намерения и попыталась отползти, но придавив ее своим весом, мужчина начал выводить истекающие кровью буквы.

— Ты же этого хотела? — приговаривал он. — Ты его искала?

— Д-да, — простонала Мишель.

— Будем считать, что я тебе поверил, — рявкнул он.

Достал бутылочку с эссенцией и полил рану. Девушка взвыла — раньше он только протирал кожу смоченной тканью, чтобы было не так больно. Очевидно, она не на шутку разозлила его.

— Кричи, прелесть моя, кричи, — зло прошипел мужчина. — Я так люблю слушать звуки твоего голоска.

Он поднялся, накинул халат и вышел из комнаты. Перед глазами Мишель танцевали багровые круги, лопатку жгла нестерпимая боль, и сил пошевелиться не было.

— Я отомщу, — сквозь стиснутые зубы поклялась она.

— О чем ты там? — раздался откуда-то сверху насмешливый голос бен-Тафутта. Он несильно пнул ее в бедро носком домашней туфли.

— Вставай, Мишель. Я покажу тебе то, что ты искала.

Девушка не двинулась — он обхватил ее за талию и поставил на ноги. Она с трудом восстановила равновесие, когда он убрал руки. Опустила голову — волосы пепельным водопадом укрыли ее наготу; искрящиеся ненавистью черные омуты глаз спрятались под веками.

"Еще рано Мишель, потерпи. Время придет", — увещевала она себя.

— Смотри, — приказал Гален.

Девушка медленно подняла лицо — ни следа кипящих внутри эмоций не отразилось на нем. Принц увидел только безупречно точеные черты и легкую улыбку на устах.

— Вот он, — выхватывая из ножен шамшир, выкрикнул бывший правитель Гранады.

Мишель узнала его клинок, и у нее перехватило дух от звонкой песни, которой приветствовал меч своего хозяина. Как же она истосковалась по личному обоюдоострому товарищу!

— Протяни руки.

Она повиновалась — украшенная арабесками сталь обожгла прохладой ладони. Девушка всхлипнула, пошатнулась. Пульсация силы едва не свалила ее с все еще трясущихся ног. Гален улыбнулся и подставил свои ладони по сторонам от ее рук. Взгляд упал на выгнутый эфес: переливы камней инкрустации слепили и поражали струящимися потоками силы.

— Это они? — еле слышно выдохнула она. — Но почему...

— Ты раньше не ощущала их? — договорил бен-Тафутт, снисходительно приподняв уголки губ. — Я всегда держал его подальше, хотя признаться честно такое влияние они оказывают только вблизи.

— Гален! Гален, но ведь это же...— воскликнула Мишель, но не сумела договорить.

— Что это, килен? — изогнув дугою бровь, вкрадчиво спросил он.

Девушка вздрогнула, убрала руки и обняла себя за лишенные одежды плечи. Помотала головой. Начала медленно пятиться.

Ухватив шамшир за эфес, мужчина двинулся к ней. Они, молча, передвигались по комнате, пока Гален не загнал ее в темный угол, куда не доставали отблески почти сгоревших свечей.

— Ты скажешь мне? — поинтересовался он, поднося лезвие к шее Мишель.

— Отняв мою голову, ты не добьешься ровным счетом ничего, — прошептала девушка, пытаясь припомнить, не рассказывала ли она в порыве откровенности про передачу знаний побежденного.

Судя по тому, как быстро шамшир был отброшен прочь, Гален не имел об этом ни малейшего представления. Вздохнув с облегчением, Мишель улыбнулась и спокойно встретила напряженный взгляд бен-Тафутта.

— Не все можно взять силой, мой эмир, — тонкий пальчик Мишель поучительно замелькал у его носа. — Иногда стоит просто спросить.

— Мишель! — прорычал мужчина, прижимая ее к стене. — Ты когда-нибудь выведешь меня из себя.

— Разве сейчас ты образец сдержанности? — пропела она, чувствуя, как нарастает его возбуждение. — Возьми меня прямо сейчас, а потом я поведаю тебе об Источнике все до конца.

Гален сгреб ее в охапку.

Мишель купалась в нежности Галеновой страсти.

"Немного мотивации — он точно шелковый", — мурлыкала она, наслаждаясь волнами экстаза, что раз за разом омывали ее тело. — "Вот интересно: после которого по счету оргазма он решит, что заслужил знание?"

Гален настойчиво ласкал ее розовеющие соски, а руки Мишель трепали его жесткие кудри, призывая не останавливаться. Однако почувствовав, как колено эмира вновь расталкивает ее ноги, она решила, что уже довольно.

"Мера — самое благородное", — напомнила она себе некогда начертанную на фронтоне храма Аполлона в Дельфах истину.

— Милый, давай отдохнем.

— И поговорим, — радостно вскинулся бен-Тафутт и устроился рядом.

— Ах. Да. Поговорим, — немного разочарованно сказала она, кладя голову ему на плечо.

Мишель покоробило то, как быстро он согласился прервать их утехи.

"Неужто, единственная его цель Источник? А я так, просто инструмент? Где вы, ночи Альгамбры..."

— Говори, ластонька, — напомнил эмир.

— Ты нашел пещеру Источника, — начала Мишель. — Именно благодаря этому ты сейчас здесь, а не в усыпальнице Насридов.

— Об этом я догадался и сам, — буркнул мужчина. — Расскажи мне о камнях.

— Согласно преданию путь к этой пещере указывал прозрачный как слеза алмаз. Последний жрец с чистой кровью атлантов, предвидя неминуемую гибель Тартесса, разбил Ключ и ушел к Источнику. Судьба его неизвестна... Ты видел письмена?

— Или нечто напоминающее незнакомые символы. А потом мне нестерпимо захотелось завладеть камнями, что венчали заглавные буквы каждой строки. После я заказал ювелиру вделать их в мой меч, дабы всегда носить их с собой.

Мишель перевернулась на живот и поднялась на локтях.

— Скажи мне, Гален, зачем мы едем в Марсель?

— Чтобы сесть на корабль, идущий в Андалусию.

— Но зачем? Ведь ты получил бессмертие. Что ты не договариваешь?

— А ты все рассказываешь мне, моя маленькая нежная лань?

— Я же только что рассказала тебе о Ключе! — воскликнула девушка.

— Ага, но умолчала о том, как им воспользоваться.

— Этого не знал никто, кроме последнего жреца, — пробормотала Мишель, откатываясь на край кровати.

Гален поднялся и затушил последние свечи.

Путь до Авиньона бен-Тафутт позволил им проделать со всеми удобствами: нанял экипаж с извозчиком и даже горничную для Мишель. Словно боялся оставаться один на один после того, как раскрыл пред ней часть своих карт. В том, что он утаивал нечто, чутье Мишель не могло обманываться. Она слишком долго жила.

Как некогда и она, эмир желал безраздельно владеть миром. А поскольку пока это было недостижимой целью, он стремился безраздельно владеть ею.

"Что ж, мой леопард, я подыграю тебе. Пока. Пока не придумаю, как добраться до Ключа"

Зубчатые стены города Пап предстали пред ними в первые дни осени. Не взирая на это жара стояла невыносимая. Казалось, что даже сторожевые башни задыхаются под палящим солнцем Прованса.

Галену не пришлись по вкусу роскошные особняки, зажатые внутри крепостных стен и перемежающиеся узкими, грязными улочками. К тому же непрестанный колокольный звон церквей и монастырей, которыми изобиловал этот город на Роне, раздражал его правоверный слух.

Он рассчитался с прислугой и опять заставил Мишель путешествовать верхом. Странная холодность эмира начинала раздражать девушку. И в первую же ночь на постоялом дворе она решила выяснить в чем дело. Однако Гален замкнулся в себе, и не поддавался ни на какие уловки древнейшей обольстительницы.

— Ну и молчи! — раздосадовано выкрикнула она, заворачиваясь в простыню.

Тут же сильные руки эмира заключили ее в плен, а жадные губы припали к шее.

— Я хотел узнать, сколько ты вытерпишь без моего внимания, килен, — довольно посмеиваясь, сообщил он.

— Продолжаешь испытывать? Не доверяешь?

— Все нет так, моя Роза...

— Но ведь я же принадлежу тебе, мой эмир.

Мишель сдернула укрывавшую ее ткань и продемонстрировала въевшийся в кожу вензель.

— Да, твое тело подчинилось мне, — согласился он, поглаживая тонкие линии рубцов на ее гладкой коже. — Но я не чувствую тебя как прежде. Тогда я мог, как в книге, прочесть, что твориться в твоей милой головенке.

Мужчина притянул ее к себе и прижался лбом ко лбу.

"Наивный", — хмыкнула про себя Мишель. — "Сирита показывала тебе только обложку"

Вскоре они добрались до равнин Камарга. Живописные окрестности Арля вызвали у Мишель смутное ощущение дежавю.

— Гален, а ведь я когда-то жила здесь! — воскликнула она, когда на закате они въехали в город. — При Константине, пока он окончательно не перебрался на восток. А в здешнем театре играл мой...

Девушка осеклась под тяжелым взглядом эмира.

— Твой... любовник? Это ты хотела сказать?

— Хабиб, это было за тысячу лет до тебя!

Мужчина спрыгнул на мостовую и жестом приказал спешиться. Поймав Мишель прямо на лету, он сжал ее в объятиях и прошептал злобным голосом:

— Я ревную тебя к тени воспоминаний о любом, кто был до меня.

Надеясь перевести инцидент в шутку, девушка вопросительно изогнула бровь:

— А хочешь, я покажу тебе наши могилы?

Гален сдавил сильнее.

— Ну, не наши с тобой, — задыхаясь, взмолилась она. — А его и мою...

Гален опешил, выпустил ее. Нахмурился. Через миг вскочил в седло и пришпорил коня. Нагнав его, Мишель попыталась заговорить, но получила такой убийственный взгляд, что умолкла.

Эмир снял им комнату в захудалой таверне, что немало удивило уже привыкшую к роскоши бессмертную красавицу. Она хотела поселиться в одном из домов с видом на Рону, насладиться воспоминаниями о давно ушедших днях, о пышных празднествах римлян, о безмятежности, что дарила ей любовь Лаэна. Она бы с удовольствием пожила в Арле недельку-другую.

— Жаль, что мы пропустили цветущие поля лаванды...

Заметив, что мужчина едва сгрузив сумки, намерился уходить, Мишель удивилась.

— Гален, куда ты на ночь глядя?

— Спи, ластонька. Мне надо разрешить некие затруднения.

— Гален?

— Спи!

Мишель обиженно надула губки и демонстративно уселась на стул — единственный предмет обстановки этой убогой комнатенки, не считая скрипучей кровати. Бен-Тафутт недовольно хмыкнул, но все же ушел.

— Проведем время с пользой, лас-тонь-ка, — передразнивая Галена, процедила девушка, устав сидеть без дела.

Она решила порыться в вещах эмира. Возможно, он еще что-то прячет от нее.

Шамшира с осколками Ключа не было — очевидно, он забрал его с собой. Зато на самом дне одной из сумок она отыскала четверку восхитительно острых стилетов: арабески украшали длинные лезвия, а рукоятки были увиты полосками разноцветного сафьяна.

— Гранада...

Память подбросила ей пару картинок счастливой жизни с Галеном. Отмахнувшись от бесполезных воспоминаний, она спрятала один стилет в своих платьях.

Гален все не возвращался, а сон настойчиво манил в объятия. Порадовавшись находке оружия, Мишель свернулась калачиком на кровати. Даже под ее малым весом та пошатнулась и жалобно скрипнула.

— Странно, Гален всегда выбирал дорогие отели. Почему сейчас мы оказались в такой дыре?— пробормотала она, уже засыпая.

Поспать ей не удалось — двери с грохотом распахнулись.

— Вставай, килен. Быстро. Мы уезжаем, — рявкнул эмир.

Мишель села, сонно протирая глаза.

— Хабиб, ведь ночь уже...

— Вставай, я сказал!

Девушка присмотрелась.

— Гален, да ты в крови! — закричала она. — Ты ранен?!

— Это не моя кровь, — сквозь зубы процедил он.

— Кого ты убил? Ты столкнулся...

— Мишель, я раздобыл денег на дорогу. Собирайся — пора уезжать!

— Денег? Так поэтому...

Мужчина подбежал и стащил ее с кровати.

— Утром мы должны быть как можно дальше отсюда. Если не хочешь попасть на виселицу.

Девушка наконец-то поняла суть происходящего.

— Вся та роскошь была оплачена чужой кровью?

— Только не говори, что ты так никогда не делала! Не брала силой то, что тебе надо!

Мишель сникла. Оделась. Послушно последовала за торопящимся бен-Тафуттом. Стук копыт их лошадей сыграл прощальную мелодию Арлю и несбывшимся чаяниям Мишель.

Марсель — древняя Массилия — встретил их недружелюбно. В городе поселилась чума. Местные жители — из тех, что еще держались на ногах — удивленно взирали на заезжих всадников, ставших редкостью по теперешним временам.

"И почему этих двух не задержал карантинный караул?"

"Или он сам повымер уже?"

И что понадобилось этой парочке аристократов в их проклятом городе: мужчине, чьи глаза вспыхивали недобрым светом, и женщине, что брезгливо морщила свой изящный носик.

Слухи о "черной хвори" расходились быстро: только сторонившиеся людных дорог не ведали, куда они направляются.

Гален за гроши снял для них роскошные комнаты и отправился в порт. Мишель с ужасом дожидалась его возвращения — в памяти всплывали картины из прошлого, в котором ей не раз доводилось сталкиваться с массовыми смертями, причиной которых становилась черное поветрие.

— Проклятье! Мишель, в этом забытом Аллахом порту никто не желает работать, — раздосадовано сообщил вернувшийся бен-Тафутт, устраиваясь в кресле.

— Гален, здесь чума!

— Ерунда. Она нам не страшна. А знаешь, ластонька, как она сюда попала? 25 мая в порт прибыло торговое судно "Гран Сен-Антуан" с больными на борту. Владелец уже сидит в кутузке за то, что привез эту дрянь из Сирии.

— 25 мая... — шепотом повторила девушка.

— День, когда я вновь обрел тебя, любовь моя, — мужчина властно притянул ее и усадил к себе на колени.

— Мактуб, — выдохнула она.

Глаза Галена сузились. Повисла напряженная тишина. Только с улицы доносился собачий лай и отголоски человеческих стонов.

— Они все умрут, — замогильным голосом проговорила Мишель. — Смрад, стенания... костры...

Девушка побледнела, впилась пальцами в плечи эмира.

— Гален, давай бросим эту затею с кораблем. Из порта никого не выпустят. А если город закроют?! — выкрикнула она. — Мы окажемся в западне!

— Полноте, ластонька, город закрыт давным-давно. Больше двух месяцев.

— Город закрыт?! Зачем ты привез меня сюда?! — взвизгнула девушка.

— Закрыт. И, тем не менее, мы спокойно въехали, а когда понадобится, так же и уедем.

Мишель уставилась на Галена расширившимися от ужаса глазами.

— Ты не понимаешь... Я не хочу... Опять... — бормотала она.

— Два дня, килен. Это все, что мне надо. Мне пообещали, что возможно будет снаряжено торговое судно.

— Не хочу ничего ждать, хабиб. В Гранаду можно попасть и по суше.

— Так намного дольше. И горы, Мишель, нам придется перебираться через горы.

— Что с того? Ведь пару веков назад я преодолела их.

— Ты храбрая горная лань. Я знаю, килен, но подари мне эти два дня.

— Гален!

— К тому же, прелесть моя, если с кораблем не сложится, то мне придется хорошенько пополнить запасы золота на дорогу.

— Ашторет Анахита! Неужто ты пойдешь обирать мертвецов?

— Местные занимаются этим без зазрения совести. А мертвым золото ни к чему.

Мишель замутило от его рассуждений. Ее взгляд метнулся к рукам Галена: сильные, красиво вылепленные длинные пальцы, гладкие ногти.

"Великая Мать, теперь эти руки будут ощупывать трупы. А потом он вздумает прикасаться ко мне!"

Девушка спрыгнула с него.

— Гален, я сотворила немало нелицеприятного. Но никогда, слышишь, никогда не играла роли падальщика.

— Ластонька, почему ты сразу решила, что я буду беспокоить самих хозяев. В их домах тоже есть чем разжиться.

Мишель мучили кошмары. Она снова оказалась в охваченном чумой Уруке. Царь сбежал, но оставил армию, что окружила город, дабы не выпустить хворь и не дать ей завладеть другими городами Шумера. Мишель металась в поисках лазейки наружу. Выхода не было: только жара, только смерть. Мертвые лежали в домах, мертвые лежали на широких улицах и площадях, мертвые плавали в водах Евфрата.

Ей пришлось наблюдать вымирание почти всего города, лишь тогда воины выпустили из стен Урука горстку выживших.

— Нет! Больше нет, — сквозь сон простонала она.

Гален сошел с ума от жажды наживы: они уже вторую неделю торчали в чумном Марселе. Корабль был позабыт, Источник позабыт, даже страсть к Розе Альгамбры перегорела — Мишель была предоставлена самой себе целыми днями. И целыми днями она пыталась придумать, как положить конец своим мучениям. Однако решение родилось, как вспышка молнии, когда Гален сообщил ей, что можно больше не платить за проживание. Хозяин болел и умер!

"Эмир ведь тоже может заболеть! Если ему немного помочь"

Воспользовавшись отлучкой Галена, Мишель выбралась в город. Улицы представляли собой свалку трупов, которую не успевали расчищать присланные сюда каторжники.

— И почему эти идиоты предпочитают умирать под открытым небом?

Мишель пробиралась по мостовым, брезгливо морща нос и время от времени нюхая саше с лавандой. Оно мало помогало, но все же позволяло ей не завопить от отвращения.

"Где же может быть эта чертова аптека?!" — бормотала она, в сотый раз натыкаясь взглядом не на ту вывеску.

Однако первая встретившаяся ей аптека была разгромлена, а труп хозяина так и лежал с размозженной головой в торговом зале. Та же участь постигла и две следующих. Готовясь отчаиваться, она неожиданно прочла над узкой дверью двухэтажного домика:

"Саже и сыновья: пряности, лекарства, травы"

Девушка опрометью взлетела на крыльцо. Дверь оказалась не заперта. На окрики Мишель никто не отозвался.

— Должно быть мсье Саже и сыновья уже в лучшем из миров, — вздохнула она и принялась осматривать полки и ящички в поисках необходимых составляющих.

Уроки мудрости жриц Астраты глубоко врезались в память Мишель. Со временем она отточила свое искусство, научилась готовить новые мази и настойки, заменять восточные компоненты подручными средствами. Жители пригорода Дижона решили сжечь ее не только лишь за неувядающую молодость — тут она немного слукавила. Однако эмиру незачем знать, что Роза Альгамбры изредка промышляла ядоварением и другими ведьмовскими зельями.

Собрав все необходимое, девушка двинулась вглубь дома и нашла мастерскую, где мсье Саже готовил лекарства.

— Странно, что здесь все на месте. Грабители не успели заглянуть?..

Мишель развела огонь в маленькой горелке, начала готовить варево из высушенных трав и специй. Потом истолкла в ступке мелко нарезанные коренья и подмешала в предусмотрительно захваченную коробочку с губной помадой.

Внезапно в коридоре раздался шаркающий звук шагов. Человек явно едва волочил ноги.

— Кто здесь? — послышался слабый женский голос. В мастерскую вошла женщина средних лет: растрепанные волосы, горящие безумным блеском глаза. — Что ты творишь?

— Тихо, тихо, мадам. Я заплачу тебе, — Мишель вытащила пригоршню золотых и рассыпала на столе.

Однако деньги не возымели ожидаемого ею эффекта. Хозяйка дома бесстрастно глянула и разразилась дребезжащим смехом. Мишель поежилась.

— Если твои деньги вернут мне мужа и сыновей, тогда я возьму их. Если нет, тогда расскажи, что ты там стряпаешь?

— Мадам, я честно расплачусь с Вами. Вы не откликались, вот я и решила... приготовить лекарство сама.

— Деточка, мне уже ничего не надо в этой жизни. Смерть придет за всеми нами.

Мишель потупила взор, чтобы не видеть безумия в лице женщины.

— Конечно, лучше получить кинжал в сердце, чем язвы на теле, — пробормотала та, отворачиваясь от нежданной гостьи.

Внезапный порыв заставил Мишель выхватить стилет и подарить просящей желанную смерть.

Вернувшийся на закате бен-Тафутт застал бессмертную подругу в весьма игривом настроении: соблазнительно изогнувшись, полуодетая Мишель устроилась на широкой кровати с бокалом в руках. Бросив в углу очередную порцию "добычи", он присел на край. Отобрав бокал и хлебнув, удивленно изогнул бровь:

— Вино? Моя Роза решила не брезговать трудом падальщика? Не так давно она отчитывала меня, как мальчишку.

— Ах, эта ханжа Мишель, — небрежно махнула рукой девушка. — Некогда воровку Эшнул едва не вздернули на главной площади Сидона.

Лукаво подмигивая, она поманила мужчину к себе. Гален залпом допил остатки вина и ринулся к ней. Бесконечно тянущиеся мгновения они боролись с одеждой и друг с другом за превосходство. Мишель взбрыкивала, едва Гален пытался ее подмять. Не добившись успеха, эмир упал на спину. Девушка тут же прильнула к его уху:

— Позволь мне усладить тебя так, как я того желаю, хабиб.

Гален сжал ее плечи и слегка оттолкнул.

— Моя Роза что-то задумала?

— Все думы Розы Альгамбры об усладе моего эмира.

— Докажи!

Мужчина раскинул руки в стороны, тем самым отдаваясь на милость Мишель. Она разорвала на нем рубашку и ловко привязала руки Галена к изголовью.

— Что за...— дернулся он, но губы Мишель, пахнущие корицей, заставили его замолчать.

— Ты такая сладкая, — простонал он, когда она поднялась, чтобы принести еще вина. Оставив кувшин на столике, Мишель повернулась спиной и очень медленно стянула с себя платье. Стараясь действовать незаметно, она обильно смазала губы помадой.

— Иди, ко мне, моя лань, — севшим от возбуждения голосом позвал Гален.

Мишель мгновенно повиновалась, оседлав его. Принялась покрывать поцелуями шею, грудь, руки, живот мужчины. Слегка покусывая, дразня кожу языком. Бен-Тафутт извивался под ней, приподнимая бедра, еще обтянутые тканью брюк. Мишель поднесла ему вина, сделала маленький глоток сама. Склонилась над возлюбленным, позволяя ласкать свою грудь, а сама вновь намазала губы. Лавина новых поцелуев обрушилась на стонущего эмира.

— Мишель, — хрипел он, прося удовлетворения кипящей страсти.

Однако бессмертная искусительница не спешила. Лишь когда кувшин с вином и баночка помады опустели, она освободила его от одежды и позволила его плоти найти утоление внутри ее лона.

Взлетев на вершину экстаза, Гален зарычал, а Мишель довольно откинулась назад, опасаясь касаться торса любовника.

Через пару минут она поняла, что мужчина забылся сном.

— Зелье войдет в силу самое большее через час. Надо спешить, — напомнила себе Мишель.

Отвязав руки Галена, она оделась, спрятала за корсетом платья стилет. Сложила в дорожную сумку немного денег, остатки еды, пару платьев.

— А теперь самое главное, — проговорила она. — Ключ.

Извлекла из тайника Галенов меч, снова ощущая потоки силы. На этот раз она была готова и потому не так чутко реагировала.

"Каждый третий", — поделился с ней Гален, когда вернулся на днях вдрызг пьяный, и Мишель воспользовалась его состоянием.

Пальцы девушки заскользили по камням инкрустации. Она хотела сковырнуть их, но потом решила забрать шамшир целиком. Оружие одинокой страннице не помеха.

Бен-Тафутт очнулся, когда Мишель поставила на прикроватный столик подсвечник с горящими свечами. Ночь окутала агонизирующий Марсель черным покрывалом. Мужчина поднялся, но пошатнувшись, сел.

— Ластонька, — позвал он.

— Я здесь, Гален, — донесся из темноты голос.

— Иди ко мне. Что-то мне нехорошо. Где ты взяла то вино? Голова идет кругом, и в груди жжет.

— Отличное вино, — ответила, подходя Мишель. — Не придумывай.

— Говорю же тебе!

Мужчина склонил голову и тут же с криком вскочил. Кожа на груди и руках была покрыта красными пятнами.

— Что со мной Мишель? — сверля ее немигающим взглядом, спросил Гален. Потом опять принялся осматривать испещренную язвами кожу рук и груди. Девушка сделала шаг назад.

— Чума, — тихо сказала она, отступая еще на шаг.

— Ха, ластонька, я ведь бессмертен! — воскликнул он. — Я не могу...

Мишель пожала плечами. Бен-Тафутт облачился в новую рубашку, брюки, накинул сюртук.

— Это какая-то ерунда, Мишель, — с наигранной беззаботностью сообщил он. Однако через мгновение схватился за голову и повалился на кровать.

— Помоги...

"Получилось", — довольно прошептала бессмертная красавица. Если сейчас ей удастся разыграть свой план, то эмир Гранады наконец-то упокоится вместе с душами предков. Что и должно было произойти более трехсот лет назад.

— Гален, — притворно-заботливо воскликнула она. — Нам надо уходить отсюда. Гален, чума добралась и до нас.

Девушка помогла ему сесть.

— Глупости, — прошипел он, но тут же снова упал навзничь. Дыхание со свистом срывалось с его запекшихся губ.

— Пойдем, мой принц, я выведу тебя. Пойдем, я вылечу тебя, — приговаривала Мишель.

Мужчина с трудом поднялся на ноги. Мишель помогла ему надеть плащ, оделась сама и перекинула сумку через плечо.

— Сирита, помоги... — стонал Гален, опираясь на хрупкие, но оказавшиеся прочнее дамасской стали, плечи возлюбленной.

— Да, мой принц, я уведу тебя. Домой, мы пойдем домой.

— Гранада...

Поддерживая своего плохо соображающего спутника, Мишель вышла на улицу и направилась к окраине города. Туда где только начали возводить мur de la peste* и где зияли чумные ямы, яростно поглощавшие тела марсельцев. Бен-Тафутт послушно ступал рядом, бормоча какую-то околесицу на арабском. Мишель даже не прислушивалась, стараясь подавить в себе остатки любви к нему. Любви, что могла помешать ей совершить задуманное.

Достигнув цели, она оттолкнула от себя мужчину. Тот не удержался на ногах и упал на колени, хватаясь за подол ее платья. Поднял искаженное страданием лицо.

— Сирита, — прошептал он, пытаясь улыбнуться, — любовь моя.

— Меня зовут Мишель, — взвизгнула она и всадила стилет ему прямо в сердце. Бен-Тафутт взвыл, а она безжалостно столкнула его в ров.

— Таков бесславный конец Мухаммада, сына... плевать мне кого... эмира Гранады. Чтоб ты стал кормом для падальщиков, Гален, — шипела Мишель и ветер уносил ее слова, развевая локоны самой древней бессмертной. Она выхватила из сумки шамшир Галена и, отвернувшись от края могильника, ринулась прочь из Марселя.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Вокруг заражённой местности была возведена каменная стена (Mur de la peste) высотой 2 м. и толщиной 70 см. с постами охраны.

Глава 3. Лесной отшельник.

— Ашторет, но ведь бессмертные же не болеют! — взирая на медленно расползающиеся по ее коже пятна, закричала Мишель. Ответом среди тиши ночного леса ей было только совиное уханье.

— Нет! — закричала она еще громче, чувствуя, как начинает гореть горло. Голова кружилась, и черная пелена застилала взор. Шатаясь, она побрела дальше. Подол платья цеплялся за каждую упавшую ветку, меч камнем обвисал на перевязи. Порывистый ветер бил в грудь, утрудняя шаги. Она бросила дорожную сумку, чтобы идти стало хоть немного легче.

— Так быть не должно, — шептала она, лихорадочно перебирая в памяти недавние события. Однако тьма властно принимала ее в свои объятия, точно заботливый любовник, укутывая бархатным покрывалом небытия.

Девушка стонала и металась на широком ложе из настеленных шкур и мехов. Крупная дрожь сотрясала хрупкое, лишенное одежды тело. Только прикладываемые временами ко лбу ароматные тряпицы заставляли ее утихнуть на пару минут. Сильные мозолистые ладони иногда успокаивающе сжимали больную за плечи, пытаясь удержать ее на месте и заставить отпить из деревянной кружки. Но всякий раз питье оказывалось пролитым — мужчине приходилось перестилать мокрые шкуры и старательно отводить взгляд от сияющего совершенной красотой тела своей случайной гостьи.

Он бормотал что-то себе под нос, укутывая ее мехами. Отирал лицо, пытаясь сбить горячку, потом принимался окуривать тлеющими пучками кореньев. Видя тщету своих усилий, он вскакивал и, сыпля проклятьями, выбегал из дома. Успокоившись, возвращался обратно. Начинал сначала. И так несчетное число раз.

Мишель с трудом открыла глаза, чувствуя, как ноздри ее щекочет немного едкий, но приятный запах. В неясном, падающем от горящего очага свете она различила силуэт сидящего над нею человека. Широкий разворот плеч свидетельствовал о мужском поле незнакомца.

"Косая сажень в плечах", — вспомнилось ей выражение из далекой северной страны, где она жила когда-то очень давно.

— Кто ты? — прохрипела она, едва шевеля искусанными, опухшими губами.

— Вы очнулись! — встрепенулся мужчина, наклоняясь ближе. Ярко-синие глаза обожгли ее своим блеском.

— Где я? Что случилось? — снова спросила она, силясь вспомнить предыдущие события. Неясные обрывки путались, наползая друг на друга, торопясь быть первыми. Гален со стилетом в сердце, падающий в могильный ров. Лес. Ее собственные покрытые язвами руки.

— Чума! — закричала она, садясь на ложе.

— Нет, девочка, вы бы уже три назад отправились к праотцам, будь это чума, — поспешно накидывая сползшее с нее покрывало, заверил он. После чего нежно, но настойчиво уложил ее обратно. Погладил по лбу, убеждаясь, что жар спал.

— И меня, старика, прихватили бы с собой, — хмыкнул мужчина.

Мишель внимательно присмотрелась к нему: мимические морщинки были заметны на его светлой коже, в собранных хвостом волосах змеилось пару серебристых прядей, но назвать его стариком она бы не рискнула. Да, он был не юн, а скорее всего недавно перешагнул сорокалетний рубеж. Лежащая на ее голове ладонь хоть и покрыта мозолями, не походила на грубую лапу мужлана. Сильная, но изящная — настоящая рука воина.

— Кто вы? — опять спросила она, растворяясь в исходящем от него тепле. От этого мужчины веяло дивным спокойствием и добротой, которые она особо остро ощущала после проведенных в Галеновом аду месяцев. При воспоминании оставленное ним клеймо тут же запылало на ее лопатке.

"Сын гиены, чтоб ты не воскрес, а сгнил среди чумных трупов"

Она так хотела верить в такой исход, но не смела надеяться. Даже лишенный своего шамшира с целебными камнями Ключа, он все равно достаточно вобрал в себя силы Источника, чтобы протянуть сотню-другую лет.

— Зови меня Арманом, малышка. И ничего не бойся: ты в моем лесном доме и никто тебя не обидит, — вырвал ее из раздумий голос хозяина.

Мишель вздрогнула и вновь перевела взгляд на его лицо.

— Я бы не стала называть тебя стариком, Арман.

Улыбка заставила его дивные синие глаза вспыхнуть еще ярче.

— Попей, девочка, — он поднес к ее губам чашку. Ту самую, что она столько раз переворачивала, находясь в бреду. Теплая жидкость заструилась по истерзанному горлу и внутренностям Мишель, даря умиротворение.

— Теперь ты спокойно поспишь, — повелительным тоном сказал Арман, укрывая ее мехом до самых глаз. — Поутру и поговорим.

Солнечные лучи игриво ласкали лицо Мишель. Девушка проснулась и почувствовала, как бурлит в ней жизненная сила. Очевидно, действие зелья наконец-то ослабло.

"Перестаралась я с травками", — усмехнулась про себя девушка. — "Не думала, что и сама слягу, но это малая цена за победу. Даже если он выживет, у меня есть время спрятаться"

— Как себя чувствует моя гостья? — послышался откуда-то со стороны мужской голос.

Мишель обернулась, вспоминая, где она и встретилась глазами с приютившим ее лесным отшельником. Яркий блеск его глаз заставил сердце девушки пропустить удар.

— Мне вроде как лучше, — наигранно слабым шепотом сказала она. Нельзя ему заподозрить что-то неладное в ее чудесно быстром выздоровлении. Внезапно в памяти Мишель всплыла картинка...

— Кожа! — закричала она, вскакивая на кровати и пытаясь осмотреть все свое тело.

Арман отпрянул, отворачиваясь от вида ее нагих прелестей. Она беззастенчиво ощупывала каждый дюйм, убеждаясь, что красных пятен больше нет. Успокоившись, она заметила Арманово смущение и села, прикрываясь одеялом.

— Пожалуйста, посмотри мою спину, — попросила девушка.

— Не волнуйся, девочка, — не поворачивая головы, сказал он. — Пятна исчезли на второй день, так и не став язвами.

— Посмотри — я должна знать наверняка, — настаивала она, выставляя спину на его обозрение.

Раздался удрученный вздох, потом его теплые руки легли ей на плечи, скользнули вниз к талии.

— Все чисто, малышка, — он помедлил, не отнимая ладоней, одна из которых вдруг взметнулась к ее правой лопатке. — Здесь только какой-то шрам или...

Девушка попыталась отодвинуться, но другая его рука цепко впилась ей в плечо, удерживая на месте.

— Напоминает буквы... Где-то я видел подобное, — вслух размышлял Арман, водя пальцами по коже Мишель. Краска негодования и унижения залила ее лицо, но она сдержала гневный крик.

— Да это ерунда, — постаралась как можно небрежней усмехнуться она. — У меня оно с рождения — просто причудливое пятно.

— Очень похоже на арабскую вязь, — продолжил Арман, будто бы не слыша ее объяснений. — Видал я такую на юге Испании, где когда-то хозяйничали мавры.

— Говорю же тебе, что это просто родимое пятно, — кладя ладонь поверх его руки, сказала Мишель.

— Ну как скажешь, малышка, — наконец-то согласился мужчина, натягивая меховое покрывало, чтобы избавиться от соблазна прильнуть губами к ее изящному плечику.

Мишель устроилась поудобней на кровати и спросила:

— Так кто же ты?

Арман рассказал ей, что был наемником, но утомившись на полях брани, поселился в лесной глуши Прованса. Живя дарами природы, он выменивал недостающее у жителей городка, что расположился в долине Дюранса.

Однако делал он это редко, лишь в крайней нужде, поскольку все побаивались грозного вида отшельника. Хотя он уже много лет жил в мире, дух войны неотступно следовал за ним.

Ему нравилась его уединенная жизнь, спокойствие после грязи и крови сражений. Этот дом он соорудил собственными руками. Мишель позабавили горделивые нотки, звучавшие в его тоне, когда он говорил об этом. Ей пришелся по душе Арман: его мягкость, оттеняющая подспудно дремлющую силу, его забота о ней. Как ни странно, но не поинтересовался ее именем. Обращался к ней "девочка" и "малышка", а в голосе сквозила такая нежность, что ей хотелось броситься ему на грудь и позабыть свою долгую бессмертную, бессмысленную жизнь. Почувствовать себя маленькой девочкой, прильнувшей к сильному плечу отца, которого у нее никогда не было. Хотя в Армане она видела также и мужчину: зрелого, сильного, красивого.

— Что это я дурень старый разболтался, — хлопнул себя по лбу Арман, вырывая Мишель из раздумий. — Ты ведь хочешь есть, малышка!

— Хочу. Но почему ты все время называешь себя старик? Ты вовсе не стар, Арман.

— Да уж. Когда ты издала свой первый младенческий крик, девочка, я уже забрал сотню-другую жизней на поле боя и уложил в свою постель несколько десятков девиц.

"Как бы он удивился, узнав, сколько жизней отняла я. Не говоря уже о победах в постели"

Страшные сны приходили каждую ночь — чумной Марсель не желал отпускать беглянку. Горы трупов, разграбленные дома, обезображенные муками болезни лица. Мишель просыпалась, задыхаясь от ужаса. Маленький лесной домик наполнялся призраками, из каждого угла к ней тянулись руки мертвецов. Девушка пряталась с головой под одеяло и снова проваливалась в сон. Там ее поджидал эмир Гранады. Поднимался изо рва, хватал застывшую на краю Мишель и тащил вниз. Или же стоял коленопреклоненный и с любовью во взгляде молил о помощи. Сердце девушки разлеталось кровоточащими осколками — она просыпалась, плача навзрыд.

Днем ее тоже неотступно преследовали мысли о Галене: насколько быстро он воскреснет, ведь он не прошел необходимого обряда приобщения у Источника, который мог провести только жрец-тартессит. Она вообще толком не знала, что с ним произошло!

А один неизвестный враг хуже десяти изученных. При слове "враг" тлеющие угольки любви протестующее вспыхивали, опаляя сердце, и она была готова бежать в Марсель на выручку бен-Тафутту.

— Проклятье! Мишель, ты идиотка. Прошло триста тринадцать лет, — ругала она себя.

— Давняя любовь не ржавеет, — бурчал внутренний голос, интонациями разительно напоминавший Галена.

Мишель не ведала, как положить конец этим угрызениям совести и отголоскам нежных чувств.

Делиться переживаниями с Арманом она не хотела — незачем выказывать незнакомцу свои слабости. Однако наблюдая, как догорает очередной закат, Мишель поняла, что еще одной такой ночи не вынесет.

Услышав, что приютивший ее хозяин вернулся, девушка вышла в соседнюю со спальней комнату.

— Арман, можно я сегодня буду спать здесь? Мне...

— Тебе плохо спиться, малышка, — договорил за нее мужчина. — Я собрал кое-какие травы, попьешь отвар и уснешь до утра.

При слове "травы" тошнота подступила к горлу Мишель. Не очень ей хотелось опять травиться каким-то зельем, но упрашивать отшельника означало унижаться. Он явно не желал сближаться с ней.

Пожав плечами, она вернулась в спальню. Обещанный отвар возымел сонное действие, но ближе к рассвету Мишель снова проснулась от собственного крика.

Внезапно сильные руки обняли ее, прижали к твердой груди. Теплые губы коснулись лба.

— Я с тобой, девочка, — мягко произнес Арман.

Мишель обхватила его за шею и дала волю слезам, не заботясь более о проявлении слабости. Он медленно гладил ее по волосам, позволяя раствориться в чувстве безопасности, напитаться силой своих объятий.

— Так страшно, — прошептала Мишель, приходя в себя. — Я была в Марселе. Прости, что не сказала сразу...

— Я догадался, но тебе не за что извиняться.

— Есть: ведь болезнь... я могла принести ее.

— Ты жива, а я здоров. Обошлось, — ответил Арман. — И кошмары твои обязательно уйдут. Завтра я пойду в город — тебе надо бы приодеться.

— Да уж, твои одежки великоваты для меня! — вытирая предательские слезы, засмеялась девушка.

Арман вернулся только поздно вечером. Мишель сидела у горящего камина, боязливо вглядываясь в темные углы. Заслышав неспешную поступь отшельника, девушка выбежала на крыльцо.

— Наконец-то, — укоризненно хмурясь, воскликнула она.

Мужчина улыбнулся.

— Оказывается это очень приятно, когда тебя так ждут, — задумчиво проговорил он и вошел в дом. Мишель хвостиком последовала за ним. Она и сама не понимала, почему ее так влечет к этому лесному человеку. Знала одно: сегодня он будет принадлежать ей, и никакие кошмары не посмеют тревожить их.

— Я очень удачно сходил: в городе ярмарка. Так что малышка, наряды тебе раздобыл чисто королевские, — хвалился мужчина, распаковывая свертки.

Мишель примерила один из нарядов: жемчужно-серый бархат с белыми кружевами замечательно контрастировали с ее агатовыми глазами. Затаив дыхание, мужчина рассматривал преобразившуюся красавицу.

— Сейчас. Кое-чего не хватает, — шумно переведя дыхание, проговорил он и вышел из спальни.

Мишель мгновенно приступила к воплощению своего замысла.

— Вот... — Арман словно прирос к порогу. — Тебе не понравилось платье?

— Очень понравилось, — отбрасывая волосы за спину, лукаво улыбнулась успевшая снять в его отсутствие одежду девушка. — Именно потому я хочу тебя отблагодарить.

Отблески пламени очага танцевали на ее алебастровой коже, заставляли глаза вспыхивать задорными огоньками. Покачивая бедрами, она подошла к Арману и коснулась кончиками пальцев его губ.

— Мне нечего предложить тебе, малышка, — отводя ее пальцы от своего лица, проговорил он.

Мишель заметила, как удрученно поникли его плечи, а морщинки вокруг удивительных, синих глаз запали еще глубже. Она запустила руки в его распущенные волосы и притянула к себе.

— Арман, я ничего не прошу кроме этой ночи. На самом деле это мне нечего тебе предложить в благодарность кроме своего тела.

Говоря, она прижалась к нему и с восторгом ощутила, как наливается желанием его плоть, отвечая на ее порыв. Девушка спрятала лицо в изгибе его шеи, вдыхая аромат лесных трав.

— Хочу вкусить тебя, Арман.

Руки мужчины обвились вокруг ее талии.

— Ты сделал правильный выбор, мой дорогой, — простонала она, выгибаясь ему навстречу. Они вздрогнули одновременно в миг, когда их губы слились в несмелом поцелуе.

Он отстранился первым. Мишель недовольно открыла глаза.

— В чем...

— Не спеши, девочка, я хотел сделать тебе подарок.

Арман достал из кармана золотую цепочку с подвеской в виде геральдической лилии, усыпанной мелкими рубинами.

— Флер-де-лис, — заворожено взирая на драгоценность, прошептала Мишель.

— Ты права, — кивнул он. — Это украшение переходило по женской линии в моей семье. Мне некому передать его здесь. Пусть оно станет твоим.

Не слушая протестов, Арман застегнул цепочку на шее Мишель и подхватил девушку на руки.

Мишель отблагодарила его, пользуясь всем опытом и отдаваясь со всей страстностью своего бессмертного тела. После очередного "спасибо, Арман" они повалились на меха, тяжело дыша и держась за руки. Сладкая нега охватила тело, а умиротворение разливалось в душе Мишель. Давно с ней не было такого. С одна тысяча триста девяносто третьего года от рождения в Иудее того странного юноши. В то время она жила в Парфии, но, судя по рассказам встречавших его бессмертных, он мог быть одним из них. Хотя, какое сейчас до этого дело ей.

Девушка прильнула к Арману, проводя языком по его разгоряченной коже. Желание снова почувствовать нежность его ласки шевельнулось внизу живота.

— Девочка, когда я нашел тебя в лесу, при тебе был меч, — неожиданно сообщил он, приподнимаясь на локте. — Зачем такой пичуге как ты оружие?

Мишель рывком села, вся романтическая чушь мигом вылетела из головы. Она-то думала, что оружие Галена потеряно для нее.

— Где он? Что ты с ним сделал? — резко спросила она.

— Он так важен для тебя? — снисходительно усмехнулся Арман.

— Что ты с ним сделал? — впиваясь пальцами в обнаженную грудь любовника, прошипела Мишель.

— Больно, малышка, — сжимая ее запястья, пожаловался он.

— Будет еще больнее, болван, если ты не скажешь...

Она не договорила, так как в считанные секунды Арман скрутил ей руки и перекатился поверх, придавливая всем своим недюжинным весом. Его губы оказались в дюйме от ее рта.

— Оказывается: у тебя имеется и оборотная сторона, девочка.

Мишель не могла говорить, но если б взгляд имел рубящую силу, то голова Армана уже валялась бы в самом дальнем углу дома.

— Как сияют твои глазищи! — восхищенно выдохнул он.

Девушка почувствовала, как его вновь твердая плоть упирается меж ее разведенных бедер.

"Что о себе возомнил этот ничтожный смертный?! Я разобью ему башку, если он сейчас посмеет взять меня"

— Не беспокойся, малышка, — точно читая ее мысли, спокойным голосом процедил мужчина и слегка отодвинулся. — Я не сделаю ничего против твоей воли. И меч твой лежит — дожидается тебя. Единственное, что я себе позволил так это взять самый дешевый камешек из его рукоятки, чтобы выменять на платья и...

— Что ты сделал? — оторопело сказала Мишель. — Какой камешек? Покажи немедленно!

Арман повиновался и через мгновение шамшир Галена лежал на остывающем ложе их любви. Пальцы Мишель лихорадочно заскользили по эфесу клинка. Губы беззвучно шептали, просчитывая местоположение осколков.

"Каждый третий"

— Черт возьми, Арман, — закричала она, поняв, что одного из кусочков нет на месте.— Что ты натворил? Ну почему...

Крик оборвался, едва полное осознание произошедшего нахлынуло на нее.

— Ну почему, дорогой мой, — после длительного молчания прошептала она и сжала оружие обеими руками. Обоюдоострое лезвие впилось ей в ладони. Арман вскрикнул и попытался отобрать у нее меч. Мишель заехала ему локтем по челюсти, ловко перекидывая шамшир и ловя за эфес. Острие небрежно коснулось сердца упавшего навзничь мужчины.

— Теперь мне придется убить тебя за твою глупость.

— Я не боюсь смерти, малышка, — ровным голосом сказал Арман. — За мою долгую жизнь она часто смотрела мне в лицо. А после твоей любви я не хочу жить воспоминаниями. Давай же, девочка!

Его пальцы схватились за меч. Что-то кольнуло в груди Мишель: совсем недавно она почти так же убила просящую о смерти безумную женщину в Марселе.

Арман же... Пусть он по незнанию лишил ее частички Ключа — он не заслужил подобной смерти.

Мишель отбросила шамшир и села верхом на поверженного гиганта. Почувствовав, что, несмотря на угрозу близкой смерти, эрекция не покинула его, она приподнялась и, резко опустив бедра, приняла в себя тугую плоть. Арман взвыл, хватая ее за плечи и притягивая к себе.

— Ты сумасшедшая малышка. Ты знаешь об этом? — застонал он, выгибаясь и ударяя глубоко внутри ее лона.

— Песнь любви на поле битвы, — пропела девушка, припадая к его губам.

Подарив ему удовольствие, она легла рядом и, взяв его за подбородок, строго проговорила:

— Твоя смерть не имела бы смысла сейчас, Арман. Ты должен показать мне того, кому отдал камень, чтобы я смогла вернуть его себе.

Мужчина привлек ее в свои объятия, едва не удушая медвежьей хваткой. Не почувствовав сопротивления со стороны Мишель зарылся лицом в ее волосах.

— Ты самая непонятная из всех, кого мне доводилось встречать.

— Отдохни, дорогой мой, — польщенная завуалированной двусмысленностью его комплимента, ответила она. — Завтра тебе придется потрудиться, чтобы загладить свою вину.

Пасмурным утром Мишель ужасно не хотелось выбираться из жарких объятий Армана, однако позволить себе утратить указатель к Источнику она не могла. Дорога в город заняла много времени.

— Далеко же вы забрались, мессир, — шутливо укорила она мужчину, когда они наконец-то вышли на опушку.

— Так спокойнее и мне, и им, — небрежно пожал плечами Арман.

На рыночной площади толпились люди, испуганно отшатывающиеся от лесного жителя и его спутницы. Купца найти не удалось — еще вчера, продав почти весь дорогой товар щедрому отшельнику, он уехал.

— Куда? — рявкнула Мишель.

Местный торговец побледнел, заметив шамшир, плохо скрываемый плащом девушки. Арман предостерегающе положил руку ей на плечо.

— Тише, девочка. Любезный месье расскажет нам, ведь правда?

— Откуда мне знать? — развел руками тот. — Но у нас сейчас одна дорога: по реке на Авиньон. Не думаю, что он сунулся на юг, в Марсель.

— Да, в Марселе его платья никому не нужны... Горы трупов, воронье, — процедила Мишель.

Торговец опять побледнел. Отшатнулся.

— Вы что, вы там были?

Но Мишель уже не слушала его. Тащила Армана прочь.

— Мне нужна лошадь, — заявила она.

— Ты поедешь следом? Девочка, неужели этот камешек...

— Он нужен мне, — отрезала девушка. — Найди мне лошадь!

Арман кивнул, понимая, что спорить с ней бесполезно. Поплутав по грязным улочкам, они нашли-таки захудалого скакуна и ценой еще одного камешка из эфеса Галенового шамшира отобрали его у несговорчивого хозяина. Мишель взлетела в седло.

— Возвращайся домой, Арман, я вернусь, как только найду свое.

Девушка торопливо пробиралась к лесному домику, ведя под уздцы добытого в неравном бою скакуна. Купленный три дня назад не выдержал бешеного темпа погони. Странное, тревожное предчувствие не давало Мишель вдохнуть полной грудью. Слишком долго она бродила по лесу в поисках верного пути, слишком жестоко расправилась с купцом, единственной виной которого была жадность.

Зато осколок Ключа вновь сиял на своем месте. Мишель поминутно прикасалась к инкрустации на рукоятке, чтобы насладиться эманациями силы. Безмятежная улыбка освещала в эти секунды ее личико, отгоняя непонятные опасения. Девушка вызывала в памяти образ Армана, тепло его взгляда и неутомимость объятий.

— Скорей бы добраться до тебя, дорогой мой.

Все последующее напоминало дурной сон: сорванные двери, выбитое окно, разломанная мебель, но самое страшное зрелище поджидало ее в спальне. Мишель переступила порог — шамшир выпал из ослабевших пальцев, своим звоном напоминая ей, что она не бредит. Арман был распят на стене собственной спальни. Деревянные колья пробили ладони, а левое бедро насквозь проткнуто вилами. Он был избит с неимоверной жестокостью. На груди же помимо синяков виднелись резаные раны причудливой формы. Страх запульсировал в висках. Холодными капельками скользнул вдоль спины. Заставил подогнуться коленки.

— Арман, — всхлипнула Мишель.

Слезы щипали глаза, комок подступил к горлу. Она подошла и поняла, что он еще дышит, заметив, как колышутся упавшие на лицо пряди волос.

— Арман, дорогой мой, кто это сотворил?

Она приподняла его голову. Слабый стон сорвался с запекшихся губ мужчины, заставляя Мишель стиснуть зубы, чтобы не закричать от отчаяния.

— Малышка, — едва слышно прохрипел Арман.

— Что здесь произошло? Кто это сделал?

— Люди... в городе чума... искали...

— Ашторет Жизнедательница, они приходили за мной! А ты... Если б я не заблудилась в этом лесу, Сет его забирай. Дорогой мой, прости, что меня не было рядом. Я бы...

— Малышка, я прожил славную жизнь. Не жалей меня. Лучше, — он закашлялся, и на губах его выступила кровь.

Мишель стерла ее рукавом. Потянулась к пробитым ладоням.

— Давай я помогу...

— Не стоит. Не жилец я. Но рад, что дотянул до твоего возвращения... Просьба к тебе есть. Нет, уходи скорей. Вдруг они вернуться?!

— Я все сделаю, дорогой мой. А эти людишки — мой меч отплатит им! — выкрикнула, сжимая кулаки, Мишель.

— Моя грозная девочка, — ласково прошептал мужчина, прислоняя голову к ее плечу. — Поцелуй меня, малышка, на прощание.

Мишель обняла его за шею, уже не сдерживая слез. Коснулась щеки, нашла губы, осторожно провела языком, сцеловывая кровавые капельки, дарила свое дыхание покидающему ее любовнику.

— Арман, эти порезы, — не в силах более длить поцелуй, спросила она. — Арман, слышишь меня?

Он не открывал глаза пару минут, потом пробормотал:

— Человек в маске... Злые глаза, что пробираются в душу.

"Как он нашел? Мог ли найти?"

— Сохрани мой подарок, малышка, — приподняв веки, попросил Арман. Полный умиротворения взгляд его синих, уже застланных смертной дымкой глаз заставил ее вздрогнуть. И смириться.

— Конечно же, — мгновенно ответила девушка.

Чудная мысль пришла на ум.

— Назови мне свое родовое имя, Арман.

— Д'Анжельжер, — выдохнул он, и жизнь угасла в его взгляде.

Мишель отошла на шаг, вынула из-за пазухи флер-де-лис, сжала в ладони и проговорила:

— Я буду носить его в память о тебе, мой дорогой!

Глава 4. Альковная дипломатия.

Эдирне — город Адриана, вторая столица Османов, редчайшей прелести жемчужина в сокровищнице империи — негостеприимно встретил дипломатическую миссию русского царя. Победителей не любят на землях, склонивших голову пред силой оружия.

— Вы хорошо устроились, душечка? — поинтересовался граф Орлов у своей спутницы — графини д'Анжельжер.

Они стояли на балконе гостиницы, расположенной неподалеку от султанского дворца, где в данный момент обосновались послы Махмуда II.

— Конечно, Алешенька, — не оборачиваясь, ответила Мишель. — Главное, что я могу быть рядом с тобой.

Граф порывисто притянул любовницу к себе, прижался губами к шее, открытой глубоким декольте. Последний летний день 1829 года баловал жителей Северной Пальмиры жаркой негой.

Девушка прикрыла веки, позволяя себя ласкать. В их отношениях всегда так было: удалой русский офицер, вывезший ее из сдавшегося Парижа, распоряжался ей по своему усмотрению, но делал он это столь галантно и ненавязчиво, что у Мишель ни разу за долгие годы их адьюльтера не возникало желания сбежать. Пусть у него семья, пусть он всецело предан императору — она-то знала, что в сердце графа Орлова есть потайной уголок только для нее.

Пока Алексей Федорович был занят переговорами о заключении договора, который увенчал победу России над Османской империей, Мишель облюбовала для прогулок площадь у мечети Селима. Следуя инкогнито за графом в Адрианополь, она испытывала невольный трепет, ведь много веков ей не доводилось бывать в землях, где господствовал ислам. Последние же сто лет Мишель намеренно избегала Востока, помня о ране причудливой форме на груди лесного отшельника.

Да еще тягостные раздумья о том, что вскоре ей придется вновь менять уклад жизни. Рассказывать правду о себе графу она не хотела, но и оставаться вечно юной при стареющем покровителе тоже не могла. Еще пара-тройка лет и он начнет задавать вопросы.

Прием в султанском дворце, устроенный после первого совместного заседания, поражал как своей пышностью, так и напряженностью атмосферы. Сотни витых канделябров в многоярусных люстрах освещали главный зал, в котором собрались немногочисленные приглашенные. Турки желали показать русским, что, невзирая на разгром, их дух не сломлен и уступок придется добиваться.

Мишель настороженно осматривалась — приглушенное ощущение бессмертного вломилось в мозг подобно ятагану Османов.

— Позвольте представить Вам графиню Анелину-Мишель д'Анжельжер, — голос Алексея Федоровича привлек ее внимание. Турецкого она не знала, но откликнулась на свое имя.

— Абдул Кадыр-бей — высший военный судья Анатолийской армии, а вот к нам спешит и главный хранитель финансов Османской империи Мехмед Садык-эфенди, — продолжил граф уже по-русски.

Сердце Мишель ухнуло в пятки, но на губах заиграла светская улыбка, отточенная десятком лет при царском дворе.

— Графиня Анелина-Мишель д'Анжельжер, — повторил Орлов ее имя подошедшему к ним Мехмеду Садык-эфенди. Верней сказать, Галену бен-Тафутту собственной персоной. Она заворожено взирала на лицо бывшего эмира Гранады, видела, что и он не сумел сдержать удивления ее новым статусом.

— Весьма польщен знакомством, графиня, — учтиво проговорил по-французски турецкий сановник, отмахиваясь от толмача.

Горло Мишель пересохло, она не смогла ответить, а лишь кивнула в знак согласия. Кадыр-бей сказал что-то Орлову на своем языке. Граф нахмурился и увлек спутницу за стол. Остальные гости заняли свои места.

Ужин превратился в пытку, так как Садык-эфенди не сводил взгляда с графини д'Анжельжер. Мишель проклинала себя за дурацкую идею поехать за графом на Балканы, а когда тот шепотом рассказал ей о комментарии Кадыр-бея в ее адрес, она была готова сквозь землю провалиться.

"Женщины вносят сумятицу в делах", — повторяла про себя девушка слова турка. — "Мне бы сюда мой меч, я бы показала этому зарвавшемуся смертному, что такое настоящая сумятица"

Оказавшись в своем номере, Мишель переоделась ко сну, но не ложилась. Достав из тайника меч, она устроилась на краю кровати. Раздосадованный позицией турков в переговорах и сегодняшним приемом Алексей Федорович спал в номере напротив. Мишель знала, что он не позовет ее, чувствовала, как он сердит на себя за то, что взял любовницу на столь важные переговоры.

Шум со стороны балкона известил о прибытии эмира. Мишель сжала обеими руками эфес и вскочила на ноги.

— Ты уже приготовилась, прелесть моя, — промурлыкал мужчина, обнажая изогнутый шамшир. Очевидно, в выборе оружия он придерживался старых вкусов.

— Знала, что ты придешь, — срывающимся голосом выдохнула графиня д'Анжельжер

— Как приятно, когда тебя ждут, — хищно улыбнулся Гален.

В памяти Мишель мгновенно всплыла картинка — так однажды говорил Арман.

— Это был ты? — спросила девушка, поддавшись отголоскам всколыхнувшихся чувств, но тут же взяла себя в руки.

— О чем ты, красавица? — подступая все ближе, удивленно приподнял брови мужчина.

Мишель пристально всматривалась в лицо своего бывшего возлюбленного. Что-то в его облике изменилось, словно кисть времени коснулась холеного облика мавританского красавца. Появился намек на вертикальную морщинку меж бровей от привычки грозно их сводить, и едва уловимый оттенок усталости в карих, как и прежде жгучих, глазах.

"Без Ключа, он теряет силы бессмертного", — промелькнуло в голове Мишель прежде, чем Гален сделал выпад.

Звон стали вырвал ее из созерцательного транса — включились боевые инстинкты. Парировав, девушка отступила: ей не нравилась идея биться с ним, но мужчина яростно наступал. Давнишние любовники вступили в схватку.

Мишель исхитрилась выбить клинок из рук Галена. Или он поддался?

— Теряешь сноровку, хабиб? — поддразнила девушка, приставляя острие меча к его сердцу.

— Хочешь вновь пронзить его, килен?

Мишель на миг растерялась, вспоминая обстоятельства их последней встречи. Гален схватился за лезвие и вырвал меч из ее рук. Сгреб застигнутую врасплох бессмертную соперницу, повалил на кровать.

— Ты убьешь меня?

— Желай я твоей смерти, ты умерла бы в первый день по приезду. В Эдирне не особо любят шлюх российских генералов. Но это было бы слишком милосердно.

Краска стыда на миг покрыла щеки Мишель. Она не любила, когда ее тыкали носом в неприглядность занимаемого ею положения. Задыхаясь под весом придавившего ее тела, она пыталась поймать взгляд Галена. Понять.

— Чего ты хочешь?

— Как и всегда, моя Роза. Тебя.

— Прости, но это не взаимно, — отрезала она, заглушая голос плоти, что самовольно откликалась на призывный жар его тела.

— Я напомню тебе, ластонька, кем мы были друг для друга.

Твердые губы Галена прижались к ее рту, руки безжалостно разорвали кружевную сорочку; заскользили вдоль изгибов тела, взывая к первозданному естеству Мишель. Девушка застонала, выгибаясь навстречу. Бен-Тафутт поспешил сбросить с себя одежду, смакую победу. Графиня д'Анжельжер воспользовалась заминкой, спрыгнула с кровати и добралась до оружия.

— Не подходи, — взвизгнула она.

— Ну же, килен. Неужто ты желаешь навредить своему престарелому дипломату?

Девушка вопросительно изогнула бровь.

— Столь жарко обсуждаемый мирный договор может быть не подписан. Стоит мне немного побеседовать с Кадыр-беем.

— С чего бы ему тебя слушать?

Пришел черед Галену стыдливо потупить взор.

— Вы любовники? — догадалась Мишель. — Мехмед Садык-эфенди и Абдул Кадыр-бей! А твоя религия, эмир?

— Моя религия — голова на плечах. Как же ты прекрасна — нагая с мечом в руках, — мечтательно протянул Гален, решив сменить тактику. — Давай бросим все это, Мишель. Я вновь обрел богатство и власть, я увезу тебя, прелесть моя. Я подарю тебе новую Альгамбру.

— Не сможешь, Садык-эфенди, — с нотками грусти в голосе ответила девушка. — Ты совершил ошибку, хабиб, нам нельзя становиться публичными особами. Да и граф Орлов так этого не оставит. Он перевернет мир, чтобы отыскать меня.

— Он не сможет этого сделать, — вкрадчиво заявил Гален и подступил на шаг ближе.

— Сможет, он любим...

Бен-Тафутт одним прыжком преодолел расстояние меж ними, обезоружил Мишель, сжал в ладонях ее лицо.

— Он не сможет этого сделать, если будет мертв, — зло прошептал он. — Хочешь, чтоб он выжил — выполнишь мои пожелания.

Холодные пальцы страха за жизнь близкого человека коснулись сердца. Она повиновалась, когда эмир толкнул ее на колени.

— Давай, шлюха, ублажай меня!

Мишель послушно коснулась губами его напряженной плоти, однако через миг Гален оттолкнул ее.

— Нет, хочу видеть твое лицо, покорность в твоих глазах. Вставай!

Она послушно встала на ноги, старательно пряча пылающий ненавистью взгляд.

— Вытяни руки, — приказал он, извлекая веревку из кармана поднятых с пола брюк.

Мужчина связал запястья Мишель и опрокинул на кровать. Устроился поверх, расталкивая ее ноги. Девушка закусила губу, когда ощутила настойчивое проникновение в свое сопротивляющееся лоно.

— Не хочешь меня? — усмехнулся Гален.

Она яростно замотала головой.

— Хорошо, но ты все же примешь меня, шлюха.

Мужчина не торопился, медленно погружаясь в нее и наслаждаясь дрожью, что охватила великолепное тело Мишель. Добившись своего, он оперся на локти и накрыл ладонями ее груди, принялся нежно поглаживать их в такт круговым движениям бедер. Ласкал ее так, словно у них впереди вечность, позабыв суету и спешку, словно весь мир был разостлан у их ног.

Чувствуя, как она подчиняется, Гален ускорил темп, потом изогнулся и припал губами к розовым соскам любовницы. Она застонала и обвила ногами его талию. Гален приподнялся и захохотал. Мишель, набросив на его шею петлю своих связанных рук, притянула к себе.

— Ненавижу, — прошипела она и впилась в его рот зубами, ощущая, как оба они возносятся на волнах экстаза.

Насытившись и утомившись, Гален сел в изножье кровати, задумчиво рассматривая обнаженную графиню д'Анжельжер. Когда взгляд его скользнул к развилке ее бедер, насмешливая улыбка искривила искусанные губы турецкого сановника.

— Опять играем в девственность? — стирая кровавую струйку с внутренней стороны ее бедра, хмыкнул Мехмед Садык-эфенди.

— Это ты поранил меня! — выкрикнула Мишель и хотела ударить его ногой. Однако мужчина ловко поймал ее за лодыжку.

— Ах, эти дивные ножки, — покусывая ступню Мишель, проворковал он. — Помнится, они восхитительно отплясывали на мраморных полах Альгамбры. Давай, Сирита, станцуй для меня!

Он резко сдернул ее с кровати. Мишель сумела удержаться на ногах и отбежала на середину комнаты.

— Нет, подойди ближе, — приказал Гален.

— Освободи мои руки, — сказал девушка, кивая в сторону лежащих на полу мечей. Он поднял ее изогнутый клинок с резной рукоятью из слоновой кости.

— Красивая вещь. Откуда?

— Подарок, — еле слышно ответила она.

— Графа?

Отрицательный жест.

— Тогда чей? — настаивал Гален, вышагивая вокруг нее. — Предыдущего любовника? И что с ним сотворила — отравила, задушила?

— Прекрати это, — воскликнула она, когда бен-Тафутт оказался за ее спиной. Лезвие коснулось шеи Мишель.

— Здесь приказания раздаю я. Или мы разбудим твоего графа, и поведаем ему маленький секрет Анелины д'Анжельжер. Думаю, что после этого мне и рук марать не доведется. Сердце старика не выдержит.

— Да в сравнении с тобой он только вылупился из скорлупы, — прошептала девушка.

— Хватит шипеть, моя Роза, — отходя, процедил не расслышавший ее слов эмир. — Я приказывал тебе танцевать.

— Руки, — напомнила Мишель.

— Танцуй "пламя". Помнишь, как это делала Сирита?

Девушка вздохнула и согнула руки в локтях, растопырив пальцы перед лицом. Начала медленно покачивать бедрами, попеременно поднимаясь на пальцы ног, откидываясь назад, затем наклоняясь вперед, подражаю игре языков огня в камине. Руки взмыли над головой, Мишель плавно вращалась то в одну, то в другую сторону, напевая на непонятном Галену языке. Если б он знал, о чем она пела, он бы снес ее голову. Древнее проклятье богини Амфитритии, несомненно, не имело силы в девятнадцатом веке, но позволяло Мишель создать иллюзию мести.

— Довольно! — внезапно гаркнул бен-Тафутт. — Ложись, я вновь хочу тебя.

Переговоры не имели успеха, турки упрямо не желали выполнять требований победившей стороны. Мишель каждый вечер выслушивала гневные тирады Орлова по поводу дурного глаза. Графу взбрело в голову, что его сглазили, и потому он не может добиться подписания выгодного его императору мирного договора. Поездка, которую она представляла себе как романтичный вояж, превратилась в кошмар.

Утихомирив Алексея Федоровича, Мишель с замиранием сердца ожидала очередного полуночного визита Галена бен-Тафутта. Под угрозой срыва переговоров, смерти графа или собственного разоблачения она принимала главного хранителя казны Османов на ложе. До первых лучей солнца, что касались минаретов Эдирне, ей приходилось утолять извращенные желания мстительного мавра.

Приходя и покидая измученную возлюбленную, мужчина неизменно следовал ритуалу — языком повторял контуры клейма на ее спине, молча напоминая, что она навечно принадлежит ему.

— Сколько бы веков не прошло, в какие бы края нас не закинуло провидение, — шептал он, — ты — моя. Можешь убегать, можешь прятаться, заводить покровителей — я найду и потребую своего.

"Возможно, так я и поступлю", — подумала, сжимая кулаки Мишель.

Однако граф Орлов опередил ее. Переговоры более недели топтались на одном месте, главнокомандующий Дибич отдал приказ возобновить наступление: русские конные разъезды приблизились к Стамбулу. В то же время Орлов получил предписание воспрепятствовать возобновлению бесконечных словопрений.

— Собирайтесь, душенька, — сообщил он графине д'Анжельжер, — вечером Вы уезжаете. Обстоятельства не благоприятствуют нам. Наши войска подступают к Стамбулу, послы отправились к султану за указаниями, неизвестно как все может обернуться.

Мишель изумленно распахнула глаза, а через миг радостно бросилась на шею Алексею Федоровичу.

— Ты так хочешь покинуть меня, Анели? — раздосадовано отстранился мужчина.

— Алешенька, зачем так говоришь? Я же вижу, что мешаю тебе, — поджимая губки, ответила она. — Мне вообще следовало сидеть дома. Больше никогда не слушайся моих глупых задумок.

Граф привлек ее, погладил по голове.

— Полноте, Анели, твоей вины нет. Собирайся — экипаж будет готов через четверть часа.

Мишель молилась всем богам, благодаря их за ниспосланный выход из ловушки. И клялась, что ноги ее не будет на исламской земле.

"Твоя вновь приобретенная власть сыграла с тобой злую шутку, Мехмед Садык-эфенди", — довольно усмехалась Анелина-Мишель д'Анжельжер, когда экипаж уносил ее прочь от Эдирне, где всего через пару дней будет подписан Адрианопольский мир, что станет одним из первых триумфов графа Орлова на дипломатическом поприще.

Глава 5. Возвращение на круги своя.

Начало 90-х годов ХХ века

Авария была чудовищна. Прицеп грузовика, за рулем которого вздремнул, делающий без передышки уже третий рейс водитель, смял тойоту Мишель. Превратившись в куски гофрированных обломков, она вылетела с трассы. Больше всего Мишель ненавидела умирать по милости этих бензинопитающихся благ цивилизации. Ей повезло — до приезда спасателей она успела вернуться в сию юдоль безалаберности и вытащить ошметки своего чемодана. Главные ценности удалось спасти. К сожалению, подобранному ею парнишке повезло гораздо меньше. Его путешествие автостопом закончилось в поросшем степными колючками кювете под голубым небом Невады. Парамедики констатировали смерти, забрали бренные останки. Мишель же после осмотра весьма симпатичным доктором, напомнившем ей Чейза, была объявлена рожденной в рубашке и доставлена в офис шерифа городка Битти для дачи показаний. Вытерпев все юридические процедуры, миз Анжельжер направилась на поиски новой тачки. До Лас-Вегаса оставались считанные мили, а это означало, очень скоро жизни Клейтона Чейза больше не будет грозить опасность.

Они прожили вместе почти полгода, когда глупый мальчишка связался с дурной кампанией и втихомолку повадился ездить в казино Вегаса. После очередного трехдневного загула он вернулся то ли пьяный, то ли наглотавшийся наркоты и заявил, что его убьют за долги.

— Единственный выход, — проспавшись, сказал он, — если с владельцем казино расплатишься ты, Мишель. Я показывал ему твою фотку в моем бумажнике. Помнишь, где мы на пляже?

— И?

— Ну, он хочет...— Чейз покраснел и сник.

— Он хочет меня! — воскликнула Мишель, готовясь придушить поганца. — Ты проигрался в пух и прах, а мне придется спать с каким-то жирным...

— Он весьма строен, принцесса, — возразил Чейз, — и молод. В твоем вкусе, принцесса.

— Хватит подлизываться, дурак! — осадила его бессмертная красавица, тряхнув собранными в конский хвост волосами.

Она всегда таяла, когда он называл ее так. Ей стало жаль парня, ему недавно стукнуло двадцать пять — слишком мало, чтобы умирать. Поскандалив еще немного для виду, Мишель согласилась. Чейз сообщил ей название гостиницы, куда они должны приехать, но Мишель запретила ему сопровождать ее. Тогда он записал номер телефона, по которому надо связаться с его кредитором.

— Я все сделаю сама.

Добравшись до столицы азарта, девушка отыскала нужный отель, сняла комнату. Сдерживая нервную дрожь, позвонила по телефону.

— За вами придут, — сухо ответил неприятный голос.

Мишель лежала на широком ложе, руки и ноги ее были прикованы к возвышающимся по углам столбикам. Звенящие цепи позволяли ей свободно передвигаться по кровати, но не более: шанса сбежать у нее не было. Да она и не искала путей для побега, ведь пришла сюда по своей воле, чтобы спасти жизнь Чейзу.

"Я оплачу его долг", — одними губами шептала она.

В комнате почувствовалось присутствие еще одного бессмертного. Мишель напряглась.

"Может быть, это просто ловушка? Прощай голова?"

— Не бойся красавица, я не за твоей головой пришла, — пропел женский голосок. — Я хочу твоего тела, как и было договорено.

— Но уговор был... Кто ты?

— Зови меня Хозяйкой.

Особа с коротко остриженными темными волосами одетая в маску и плащ, появилась в поле зрения Мишель. Пальцы с длинными, окрашенными изумрудным лаком ногтями, коснулись ее грудей. Принялись терзать соски. Внизу живота сладко заныло — против воли девушка застонала. Тут же почувствовала холод металла, потом неприятное давление, сменяющееся удовольствием. Незнакомка надела колечки-зажимы на соски Мишель.

— Что? — но теплая ладонь закрыла ей рот.

Неспешными круговыми движениями рука женщины поглаживала губы Мишель, заставляя их раскрываться. Приторно-сладкий вкус наполнил ее рот — рука Хозяйки была смазана ароматическим маслом. Девушка непроизвольно облизнула ладонь и свои губы, желая заполучить еще. Сладость растекалась по языку и небу Мишель, заставляя голову слегка кружиться. Она и не заметила, как ее губы принялись целовать руку женщины в маске, благодаря и прося о большем.

— Хочешь, чтобы другая рука, — поднимая названную часть своего тела, спросила Хозяйка, — гладила тебя между ног?

В приглушенном освещении ее зеленые глаза полыхали как огоньки свечей на ветру. Мишель кивнула, ибо роль придется сыграть до конца, и она уже действительно хотела эту незнакомку. Маску, как мысленно окрестила ее Мишель. Хотела, чтобы Маска прикасалась к ней самыми интимными и изощренными способами. У нее был некий опыт в этом деле, хотя она и предпочитала мужчин.

Хозяйка сняла плащ, присела меж разведенных бедер Мишель, демонстрируя ей верхнюю часть своей точеной фигуры.

— Красивая ты, — прошептала девушка, плохо контролируя свои эмоции. Дурман начинал действовать, выпуская на волю ее похотливое эго.

— Не думаю, что стоит с тобой церемониться, — грубо притягивая ее к себе, ответила женщина, игнорируя комплимент.

Мишель почувствовала, как что-то твердое уперлось в самую нежную часть ее тела. Настойчиво надавливало. Она рывком приподнялась, насколько ей это позволяли цепи, и увидела, что на Хозяйке надет искусственный фаллос внушительных размеров. И та твердо намерилась ним воспользоваться.

Заметив ужас в глазах пленницы, Маска расплылась в улыбке. Ее рука толкнула Мишель обратно на подушки, вжимаясь пятерней в живот.

— Ты ожидала поцелуев, киска?

— Нет, — задыхаясь, замотала головой Мишель. — Но он... твоя игрушка такая большая.

— Ха, как будто ты девственница, Сирита, — послышался из темного угла комнаты мужской баритон.

Мишель закричала одновременно от боли, потому что поддельная плоть вонзилась в нее, и от леденящего ужаса, потому что узнала голос.

— Гален?! — сорвалось с ее губ, прежде чем Хозяйка укусила их. Чувствуя привкус крови, Мишель ответила ей тем же, утопая в страхе и гневе и диком наслаждении. Визгливый смех и хриплые возгласы наполнили комнату, ну и, конечно же, к ним примешались выкрики и всхлипы самой Мишель.

Движения Маски были грубыми и напористыми, истинно мужскими, но заставляли Мишель кончать уже в третий раз.

— Посмотри Гален, как стонет эта шлюха! — рычала Хозяйка. — Тебе удавалось извлекать из нее такие вопли?

Вдруг она остановилась, руки ее схватили девушку за плечи и потянули вверх. Она заставила ее уткнуться лицом в ложбинку меж своих пышных грудей.

— Соси, красавица, — прохрипела она ей на ухо. — Я тоже хочу наслаждения.

Мишель повиновалась. Да она сделала бы что угодно, лишь бы Маска вновь пошевелила той штукой внутри ее пылающего лона. Хотя она точно знала, что ее отравили "шпанской мушкой", и ненавидела в данный миг свое тело. Еще сильней она презирала Галена бен-Тафутта, ибо поняла, что все это его мерзких рук дело.

Кожа Хозяйки была гладкой, а напряженные соски напоминали жемчужинки, и от нее пахло жасмином.

"До конца своих дней буду ненавидеть эти цветы" — пронеслось в воспаленном мозгу Мишель.

После чего она уже не думала, а превратилась в первобытное создание, которое ласкало свою мучительницу и молило только об одном.

— Еще! — кричала Мишель, ощущая новый толчок бедер Маски. — Дай мне еще. Освободи меня!

— Я дам тебе освобождение, Сирита, — раздался где-то сверху голос Галена и его губы властно накрыли ее рот.

Гален с Хозяйкой терзали ее лишенное воли тело до восхода солнца. Мишель то проваливалась в пустоту, то снова приходила в себя, когда очередной оргазм сотрясал ее.

Она проснулась в своем гостиничном номере. Каждый лоскуток тела ныл и саднил, перед глазами стоял красный туман, в горле царапало, губы запеклись и потрескались. Охая, Мишель выбралась из постели и по стенке добралась до ванной. Тут ее поджидал новый сюрприз: в душевой кабинке кто-то плескался. Неуверенно ступая на подгибающихся ногах, Мишель подошла ближе и тут же из душа выглянула знакомая и ненавистная физиономия Галена.

— Ах, прелесть моя, ты уже проснулась?! — воскликнул он, выскакивая ей навстречу. — Я думал, что после этой ночи ты проспишь сутки. Вы были так ненасытны, душенька моя, — прошептал он, гладя ее по груди.

Девушка отшатнулась, но была тотчас подхвачена на руки и через миг оказалась под теплыми струями воды. Хотя ее воротило от шарящих по телу рук эмира, душ показался благословением небес. Вода дарила успокоение измученной плоти, смывала грязь прошлой ночи, уносила картины неистовой оргии.

Из блаженной неги Мишель вырвал жадный поцелуй-укус Галена. Она протестующе дернулась, но он прижал ее к стеклу душевой кабинки. На какое-то мгновение она подчинилась, представляя себе, что они снова в садах Хенералифе, и ее целует без памяти влюбленный мальчишка Гален. Словно и не было этих ужасных шестисот лет. Почувствовав, как твердая мужская плоть упирается в нее, Мишель опомнилась.

— Нет! — простонала она, уворачиваясь от требовательных губ эмира. — Не хочу тебя!

Гален немного отстранился и заглянул ей в глаза.

— Ты лжешь, Сирита. Я вижу разгорающееся пламя в глубине твоих агатовых очей.

Он говорил правду, страсть уже пробуждалась, растекаясь несмелыми ручейками по телу. Мишель поспешно опустила глаза и заметила, что на ее груди все еще красуются те железные штучки, от которых так сладко ноют налитые желанием соски.

— Сними с меня эту дрянь, — негодующе крикнула она.

Мужчина моментально повиновался, однако вместо рук воспользовался ртом. Это лишь усугубило положение. Поцелуи бен-Таффута всегда сводили ее с ума.

— Я говорила снять, а не... — прошипела она, но тут же запнулась, когда он резко рванул зубами за колечко, раня нежную кожу.

— Так тебе нравится больше? — выплевывая железку, поинтересовался он.

— Гален... — выдохнула она, морщась от боли, когда он так же нещадно расправился со вторым зажимом. Принялся покрывать легкими поцелуями поврежденные места, слизывая выступающие капли крови и урча как добравшийся до валерьянки кот. Его руки прижали бедра Мишель к своим, недвусмысленно намекая на неизбежность их соития.

— Не сейчас, — борясь с собой, прохрипела она, упираясь Галену в плечи.

— Тебе пришелся по вкусу дружок нашей партнерши? — сально улыбаясь, спросил он. — Нет проблем — я сейчас надену его, и мы с ним удовлетворим тебя так, как только тебе вздумается.

— Нет! — в ужасе завопила она, вспоминая вчерашний позор. — Никогда!

— Ну, если так, тогда заткнись и разведи свои стройные ножки, — грубо приказал мужчина, снова прижимая ее спиной к стенке. — Давай, Сирита, мне надоели твои игры.

Приподнял ее, готовясь проникнуть.

— Как говорят современные леди: "если изнасилование неизбежно — расслабься и получи удовольствие"

Не стоило ему этого говорить. Ой, не стоило! Потому что гордость древнейшей из бессмертных не позволит подобного пренебрежения. Изнасилование — ха! Черта с два! Мишель изо всех сил ударила его головой. От внезапности нападения и силы удара бен-Тафутт пошатнулся, поскользнулся и, ударившись затылком о кафель, упал на пол.

С отвращением переступая через ручейки окрашенной алым воды, девушка выбралась из душа и кинулась в комнату. Она едва успела достать из тайника свой меч, когда голос эмира раздался у нее за спиной.

— Ты играешь грубо, прелесть моя.

Мишель обернулась — в его руках поблескивал изогнутый шамшир. Эмир оставался верен своим пристрастиям.

Их стычка как всегда скорее напоминала фарс, нежели истинную схватку бессмертных. Гален бен-Тафутт не мог забрать голову Розы Альгамбры, хотя много веков утверждал обратное. Напротив, на дне своего извращенного полученным от Источника бессмертием сердца он лелеял крупицы любви к ней. Любви, что требовала безграничной власти над своим объектом. Гален стремился подчинить бессмертную красавицу, сделать рабыней своих прихотей.

Мишель же, убившая на своем веку несчетное число бессмертных и простых людей, не могла превозмочь воспоминаний прошлого и отнять жизнь некогда столь любимого ею эмира Гранады. Как бы она не ненавидела его сейчас, она не желала пойти до конца. Возможно, где-то в тайниках ее сознания подобное противостояние тешило порочную сторону души Мишель. И все она должна была сбежать от него. Не могла оставаться. Не сейчас, когда осколки Ключа лежат в камере хранения гостиницы.

Разбрасывая немногочисленную мебель гостиничного номера, они кружили, делая выпады и парируя удары. Лязг металла и брань на малопонятных современному человеку языках сопровождала их танец. Наконец-то Мишель сумела выполнить хитромудрый финт и всадила острие своего меча в грудь Галена. Пронзенное насквозь сердце эмира мгновенно перестало биться.

— Прости, мой принц, — выдохнула девушка. — У меня был чудесный учитель... — она замолчала, ошарашенная родившейся идеей. — Дункан!

Мишель бросилась собирать свои вещи, пока не воскрес ее менее удачливый или просто подавшийся ей противник.

— Мальчик мой, — прошептала Мишель, гладя надгробный камень. — Все должно было быть иначе.

Слезы наполнили глаза девушки, когда в памяти всплыл их первый поцелуй. Чейз, пусть она и не любила его, был важен для нее. Такой пылкий, такой нежный, так несправедливо рано ушедший из жизни. Его глупый поступок, за который ей пришлось расплачиваться, был прощен без особых усилий.

— Все так...

Мишель вспомнила статью в газете об убийстве, и страшная мысль постучалась в парадную ее мозга. Способ убийства был извращенно жесток: парня сначала изнасиловали, а потом лишили головы и гениталий. Да еще на спине оказались странные раны, что напоминали некие символы. Девушка закрыла обеими ладонями рот, чтобы не завопить от осознания того, кто совершил это.

— Гален, — прошептал она, чувствуя, как все холодеет внутри.

— Прямо за тобой, прелесть, — услышала Мишель одновременно с тем, как ощущение бессмертного коснулось нервов.

Вскочила на ноги, выхватывая спрятанный в ботинке кинжал. Мужчина, улыбаясь, поймал ее запястье и притянул девушку к себе. Другой рукой обнял за талию, прижимаясь всем телом.

— Моя свирепая Роза Альгамбры, — выдохнул он, заставляя Мишель разжать пальцы.

Оружие упало, жалобно звякнув о плиту надгробия.

— Зачем ты убил этого мальчика, Гален? — надрывно пролепетала она.

Тепло и мощь объятий бен-Тафутта начинали свое опьяняющее воздействие. Она уже хотела его, несмотря на убийство Чейза. Хотела, чтобы жестокая любовь Галена стерла из ее памяти образ светящегося любовью лица Дункана МакЛауда. Как он смотрел на эту Тессу!

"Сет его дери, всегда он путается с ничтожными смертными"

— Он посягнул на то, что может быть только моим, — чеканно произнес Гален, возвращая Мишель к реальности.

Сжимая кулаки, она посмотрела ему в глаза.

— Ты никогда не отпустишь меня, не так ли, мой принц?

Удивленный ласковым обращением Гален ослабил хватку. Мишель взяла его за руки, переплетаясь пальцами, и увлекла прочь от могилы Чейза.

"Прости, мой мальчик", — она мысленно попрощалась с ним в последний раз.

Гален послушно сделал пару шагов; остановился и снова привлек ее к себе. Мишель не дала ему возможности заговорить, прильнув к губам. Жадно, дико, кусая до крови. Ей хотелось выплеснуть на бен-Тафута все: боль от смерти Чейза, злобу на Дункана, ненависть к его очередной избраннице. Странно, но только к самому Галену она не чувствовала почти ничего. Тело желало его объятий и ласк, но и только. Не было ни гнева, ни презрения, ни всепоглощающей страсти, ни тем более отголосков прежней любви.

— Что прямо здесь? — слегка оттолкнув ее от себя, поинтересовался Гален. — На неостывшей могилке?

Девушка тряхнула головой.

— Нет. Уйдем.

Когда утренний свет пробился сквозь замызганные жалюзи мотеля, Гален разбудил подругу настойчивым покусыванием за плечо. Потянувшись, Мишель обернулась к нему.

— Оно все еще там, если ты беспокоишься на этот счет, — сказала она недовольным тоном.

Ей снился замечательный сон эротического толка с МакЛаудом в главной роли: на губах до сих пор чувствовался воображаемый вкус его поцелуев. Ревность мощной дланью стиснула сердце гордой красавицы.

— Ты когда-нибудь любила меня, Мишель? — задумчиво проговорил Гален.

Девушка чертыхнулась и пару минут пристально всматривалась в его красивое, но жестокое лицо, а потом, приподняв брови, спросила:

— Мне притвориться и лгать как во времена Людовика ХV или сказать правду как в Эдирне?

Бен-Тафутт медлительно провел пальцами по ее щеке, чувствуя, как она сжимается, словно ожидая удара.

— Ответь как в Гранаде, — попросил он так покорно, что она расслабилась. — Ведь тогда-то ты уж точно любила меня. Или просто подбиралась к Источнику?

— Любила, Гален, — мягко ответила она. — Сирита до умопомрачения любила тебя.

— А Мишель?

Она грустно улыбнулась, отвела его руку от своего лица, по очереди поцеловала кончик каждого пальца.

— На долю Мишель выпало слишком много жестокости с твоей стороны. Да и ты вряд ли любишь Мишель.

— Люблю, — воскликнул он, хватая девушку за плечи.

— Я не верю тебе. Как ты можешь любить меня после Марселя?

— О, да, ластонька, — крепче впиваясь пальцами в ее тело, процедил он, — я не простил тебе потери Ключа, но... все равно ты — моя.

— Потери? Ключ не... — Мишель осеклась, поняв, что проговорилась. Мужчина перекатился поверх нее, прижимая к кровати.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи мне, килен, что там с Ключом?

Мишель отчаянно желала повернуть время вспять или откусить свой глупый язык. Уже второй раз она проболталась: тогда, во Франции, про предназначение камней и сейчас. Галену хватило и намека, чтобы заподозрить неладное.

— Мой шамшир у тебя, Сирита?!

— У меня его нет. Да имей я Ключ...

Изящные пальцы бен-Тафутта, стиснувшие ее горло, не дали договорить. Глаза эмира полыхали адским пламенем, ноздри раздувались, выпуская горячее дыхание — он изо всех сил боролся с собой, чтобы не придушить свою извечную возлюбленную.

— Отпусти, — прохрипела девушка. — Пожалуйста.

Гален зарычал и впился губами в побледневшие губы Мишель. Поцелуй длился вечность, подчиняя бессмертную красавицу, заставляя тело пылать страстью, а сердце сжиматься от отвращения к самой себе.

"Сет меня забирай! Зачем мне опять связываться с ним? Не будь дурой, Мишель. Не поддавайся, не подд... Он не заменит тебе его..."

Однако в итоге она согласилась на все предложенное бывшим эмиром Гранады: вернуться к нему, поселиться в его особняке неподалеку от Лас-Вегаса, снова делить вечность на двоих. Злую шутку сыграла с ней увиденная идиллия в одном маленьком ресторанчике Парижа.

Глава 6. Старый друг — лучше новых двух.

Осторожно ступая, МакЛауд вышел на корму. Ощущение бессмертного усиливалось с каждым шагом. Черная тень промелькнула, но горец был быстрее — лезвие его меча пленило шею непрошеного гостя.

— Кто ты? — жестко спросил Мак, прижимая тень к борту.

— Славно же ты принимаешь гостей, горец! — раздался мягкий женский голос из-под широкополой, надвинутой на глаза шляпы.

— Ты? — удивленно запнулся Дункан.

— Может, уберешь оружие?

— Неужели это ты, детка? — все еще не веря, МакЛауд опустил меч.

Изящные ручки вынырнули из карманов плаща и откинули скрывавший лицо головной убор. Водопад серебрящихся в свете луны волос, не мог принадлежать никому иному, кроме Мишель д'Анжельжер — милой девчушки из Мэна, встреченной МакЛаудом в конце правления Людовика ХVI.

— Ну, здравствуй, Дункан.

— Здравствуй, детка. Столько лет прошло... Почему ты не давала знать о себе?

— А разве вы искали меня, мессир МакЛауд? Я не пряталась, — обижено надула прелестные губки Мишель.

— Зайдем внутрь, — избежал ответа Дункан, увлекая девушку в уютно обставленные каюты баржи.

Мишель небрежно сбросила плащ и расположилась у камина. Дункан, налив в бокалы бренди, присоединился к ней.

— Рассказывай, как жила все это время, — прервал повисшее молчание, мужчина.

Девушка подняла глаза, легкая улыбка коснулась ее губ, но тут же скрылась в бокале. Дункан пристально рассматривал нежданную гостью — они не виделись двести с лишним лет, с тех пор как ученица покинула его замок на сонном берегу Луары. За это время он не слышал о Мишель ровным счетом ничего. Нельзя сказать, что он пытался усердно наблюдать за ней, но глубоко в душе всегда помнил свою первую ученицу.

— После того как вы прогнали меня, мессир МакЛауд, все дороги были одинаковы. Мир тогда бурлил, ужасы революции лишь начинались...

— Я не прогонял тебя, детка! — резко оборвал ее Дункан.

— Прогнал! — твердо сказала Мишель. — И не говори — ничто не изменит прошлого.

Она поднялась. Прильнув к стеклу круглого окошка, девушка прошептала:

— Я так любила тебя тогда. Ты не услышал — не слышишь и сейчас.

МакЛауд отпил из бокала, вздохнул и растянулся во весь рост на ковре.

"Неужто Мишель все эти годы хранила обиду, но за какие грехи?"

— Я знаю про Тессу, мне очень жаль — такая нелепая смерть, — не глядя на него, произнесла девушка.

МакЛауд рывком поднялся и подошел к незваной гостье.

— Что ты можешь о ней знать. Зачем ты здесь? — спросил он.

— Чтобы увидеть Мастера, нужен повод? Я хотела прийти и раньше, но были причины держаться в стороне.

— Ты следила за мной? — Дункан взял ее за подбородок, заставляя не отводить взор. Сияние ее глаз, столь хорошо знакомое, тянуло магнитом.

— О тебе всегда можно было узнать новости, — усмехнулась Мишель. — МакЛауд — вершитель справедливости, бесстрашный рыцарь. Среди нас мало таких как ты, Дункан.

— Зачем ты здесь? — спросил он опять. — И говори правду.

МакЛауду определенно не нравилось поведение девушки. Не такой он помнил Мишель, она была хрупкой и чистой девчушкой. Сегодняшняя Мишель, та женщина, что стояла сейчас у окна его баржи, лишь внешне была ею.

— Я забыла еще один эпитет, Дункан — правдолюбец.

— Прекрати это, — зажал ей рот мужчина. — Я не узнаю тебя, детка. Я не прогонял тебя: так было надо. Рядом со мной в тот момент было опасно. Ты должна была начать жизнь, Мишель. Свою жизнь!

Он прижался лбом к ее лбу, его ладонь скользнула вниз по шее, плечу. Сжав в объятиях Мишель, МакЛауд закрыл глаза. После гибели Тессы он не был близок ни с одной женщиной, и сейчас ему так хотелось ощутить биение чьего-то сердца у своей груди. Просто чувствовать тепло другого человека.

— Детка, — нежно прошептал он, погружаясь в водопад ее волос. Давно упрятанные на самом дне сердца чувства к ней рвались на волю.

— Так называл меня только ты, — таким же шепотом ответила ему девушка. — Я не думала, что увижу тебя еще когда-нибудь.

Дункан ослабил объятия. Мишель отошла от него и устроилась в кресле.

— Мне нужна твоя помощь, Дункан.

Мужчина присел у ее ног. Девушка нашла недопитый бокал бренди. Отпив немного, она спустилась на ковер к МакЛауду.

— Что случилось, Мишель?

— Мне нужно спрятаться. Это долгая и неприятная история.

— У нас много времени, — усмехнулся МакЛауд, вновь наполняя бокалы.

— Боюсь, у меня, его нет, — передернула плечами Мишель, осушая бокал. — Еще.

Дункан наполнил бокал до самых краев.

— Ты хочешь упиться и уйти от ответа?

— Хочу просто упиться, Мак. У меня нет выхода. Если ты не поможешь мне, я скоро умру.

— Кто-то из бессмертных охотиться за тобой?

Мишель склонила голову на его плечо.

— С твоей проницательностью надо работать на спецслужбы.

Дункан от души рассмеялся. Эта фраза напомнила ему былую Мишель.

— Такая история старше этого мира. Мы все охотимся за кем-то или нас преследуют — так устроена "игра", детка.

— Я помню твои уроки, Мак. Но тут другое — он сумасшедший.

— Ага, мы уже знаем, что это мужчина. Думаю, ты отвергла его, красавица. Биться с ним не пыталась?

— Дункан, ты все очень упрощаешь. Я бы не хотела говорить об этом сейчас. Лучше просто ответь, что ты поможешь мне.

Маклауд погладил ее по волосам, сильнее прижимая голову к плечу.

— Если б ты сомневалась во мне, не пришла бы, правда? — наклоняясь к ее уху, прошептал он.

Его губы были так близко. Дрожь желания побежала по телу Мишель. Сдерживая порыв, девушка прижалась к его груди.

— Так страшно быть одной...

— Я понимаю, о чем ты. Этому я и учил тебя: не бояться, никогда не сомневаться в своих силах — иначе смерть.

— Ты — мужчина. И судишь со своей колокольни. Всегда есть "но".

Она высвободилась из рук МакЛауда. Взяв бутылку, Мишель уселась с ногами в кресло и принялась пить прямо из горла. Дункан с иронией смотрел на нее. Было давно за полночь, и сон властно манил в свои объятия.

— А давай, я начну помогать тебе прямо сейчас — уложу спать, — с этими словами он отобрал у нее пустую бутылку и проводил до двери ванной комнаты. Порядком захмелевшая Мишель осмотрелась вокруг. В углу на вешалке за ворохом мужской одежды она заметила женскую ночную рубашку.

— Все для гостей, — усмехнулась она, раздеваясь. Облачившись в черный шелк, Мишель осмотрела себя в зеркале. Раздался стук в дверь.

— Ты в порядке? — поинтересовался МакЛауд.

Не получив ответа, он вошел.

— Мишель? Мишель! — закричал он, увидев, во что одета девушка.

Точно умалишенный он схватил ее за плечи и стал трясти.

— Где ты это взяла? — орал он. — Как ты посмела?

— Дункан... — только и смога выговорить Мишель.

Но он не слышал.

— Зачем ты надела это?

— Мне больно! Пусти, ненормальный!

Мишель сумела-таки вырваться, оставив одну бретельку в руках МакЛауда. Выбежав в гостиную, она остановилась, оглядываясь в поисках оружия. Забытый горцем меч лежал у камина. Девушка схватила его и направила в грудь подбежавшего МакЛауда.

— Что на тебя нашло, Мак? — взвизгнула она, когда он вплотную подошел к острию.

— Зачем ты взяла одежду, Тессы? Как ты посмела? — бурно дыша, прорычал он.

Поняв в чем дело, Мишель немного успокоилась, но меч не отвела.

— Прости, я без умысла. Она висела в ванной, — попыталась объясниться девушка.

МакЛауд протянул к ней руки:

— Отдай меч, детка.

Ласковое обращение убедило Мишель, что он приходит в себя. Кисть ее дрогнула, пелена слез застлала глаза. Дункан отбросил выпавший клинок, а другой рукой порывисто притянул к себе девушку.

— Прости, — вздрагивая, прошептала Мишель.

— Я не хотел тебя пугать, — в ответ стал оправдываться Дункан. — Когда увидел на тебе это — на миг точно Тесса предстала предо мной. Вы так похожи.

Дункан поднял ее на руки и унес в спальню.

— Ты должна отдохнуть, а говорить будем завтра.

Укутав девушку одеялом, Мак устроился на своей половине кровати.

Хмельной сон Мишель улетучился быстро. Спящий МакЛауд не почувствовал, как она выбралась из постели. Придерживая разорванную рубашку, девушка подошла к окошку баржи. За стеклом мирно плескалась Сена, виден был Нотр-Дам, кое-где сохранившиеся крыши в готическом стиле — дух средневековья еще силен в ночном Париже.

— Люблю этот пейзаж, — раздался позади голос Дункана.

Мишель обернулась — он сидел на краю кровати, глядя на нее снизу вверх.

— Напоминает мне время, когда мы встретились, — сказала она.

— Ты так похожа на нее...

— Я знаю, Дункан, — грустно прошептала девушка.

— Силуэт в лунном свете, — не слушая, продолжал он. — Ты так прекрасна.

МакЛауд поднялся.

— Иди сюда, детка.

Но Мишель не послушалась.

— Не ищи Тессу во мне, — с болью в голосе произнесла она. — Не рви мое сердце.

— Ее нет, Мишель, и уже никогда не будет. Ты понимаешь?

— А ты есть, но только не для меня. Это ты понимаешь? Даже тогда давно, ты дарил свою любовь ничтожным смертным направо и налево...

МакЛауд рывком притянул ее, отвел руку, удерживающую рубашку. Ткань скользнула, приоткрыв грудь. Дункан провел кончиками пальцев вдоль шеи, ключицы, спустился ниже к маленькому, твердеющему от его прикосновений соску. Другой рукой обхватывая спину девушки, изо всех сил прижал к себе. От прикосновения чувствительных сосков к его обнаженному торсу у Мишель перехватило дыхание. Она столько лет мечтала об этом, но...

Всегда эти ужасные "но".

— Ты ищешь во мне ее. Я знаю, что похожа... — пытаясь вырваться из сладкого плена, простонала Мишель. — Я не хочу. Так — не хочу.

МакЛауд не выпустил, покрывая дразнящими поцелуями ее шею.

— А, может быть, в ней я нашел тебя, — сказал он, отрываясь.

— Не играй со мной. Любая согласиться утешить тебя на одну ночь. Только не я...

Приложив все силы, ей удалось отстраниться. Она медленно попятилась к выходу. МакЛауд наступал, призывая вернуться в его объятия.

— Ну, зачем ты убегаешь?

— Дункан, неужели ты не видишь, что я люблю тебя? Любила когда мы встретились — двести пять лет назад. Любила все эти годы, несмотря на то, что ты оттолкнул меня.

Догнав ее, МакЛауд вновь попытался обнять. Мишель вышла в гостиную.

— Детка, иди ко мне. Я не сделаю ничего против твоей воли.

— Даже то, как ты называешь меня, говорит о твоем отношении.

— Какие глупости, Мишель! — вскрикнул он. — Я всегда с нежностью к тебе относился. Я в ответе за тебя.

— А я люблю тебя. Но ты всегда был с кем-то. Если не с Кларой, так с Сарой. Или с Тессой. Я столько глупостей наделала из-за нее!

— Глупостей? — настороженно спросил Дункан.

— Ты не помнишь уже. Вы отдыхали в "Дюнуа", когда я случайно столкнулась с ней. Потом несколько дней я наблюдала за вами. Вы были такими влюбленными. Тогда-то, от отчаяния, я и связалась опять с Галеном.

Мрачнея от ее признаний, МакЛауд подошел в девушке. Она отвернулась, боясь смотреть ему в лицо. Тогда он прижался к ее спине и прошептал на ухо:

— Любовь между бессмертными совсем другая — я не знал этого тогда и не мог научить тебя. Смертные спутники покидают нас — это неизбежно и к этому привыкаешь. Но ты — с тобой все по-другому. Я не подпускал тебя к себе, Мишель, из-за боязни. Боялся, что ты покинешь меня по своей воле.

Он коснулся губами плеча, проводя языком по нежной коже. Мишель застонала, когда его пальцы легли на ее грудь. МакЛауд зубами спустил оставшуюся бретельку рубашки, и та темной лужицей легла у их ног. Откинув волосы, он проложил дорожку жгучих поцелуев по спине Мишель, заставляя девушку изогнуться ему навстречу.

— Люби меня, горец, — задыхаясь, прошептала она. — Я так долго этого ждала.

Дункан развернул ее и склонился над лицом Мишель.

— Хочешь почувствовать мои губы на твоих?

Вместо ответа Мишель подалась вперед, и Дункан поцеловал ее долгим, чувственным поцелуем. С каждым его мигом страсть их возрастала. Теперь стоны вырывались у обоих любовников. Их руки изучали тела друг друга. Облаченные лишь лунным светом, они были прекрасны.

— Пойдем в спальню, — попросила Мишель.

— Не надо спешить, любимая, — остановил ее Дункан. Его пальцы скользили по ее груди, нежно играя сосками. Он опустился на одно колено, чтобы покрыть поцелуями дрожащий живот девушки. Ласково заставил ее раздвинуть колени и осторожно проник языком к самой нежной части тела. Мишель застонала и не удержалась на ногах. МакЛауд поймал ее на лету и понес, как она и просила, в спальню.

Когда волна желания вынесла их опустошенные тела на берег, над Сеной брезжил рассвет. Мишель, уткнувшись лицом в шею горца, гладила мускулы его плеч. Дункан остановил ее руку и прижал ладонью к своему сердцу.

— Оно узнало тебя, Мишель.

— Я так боюсь, что это все — лишь сон.

Дункан погладил ее грудь, легонько ущипнув. Мишель вскрикнула и села на кровати. Он приблизился к ней.

— Итак, ты не спишь, leanabh.

Тень грусти промелькнула во взгляде Мишель.

— Так вы называли ее и всех их, мессир МакЛауд...

— Глупая, — улыбнулся он, притягивая сопротивляющуюся девушку. -Leanabh — это "детка" на языке моих гор. Это имя только для тебя.

— Не выпускай меня из рук, Мак. Сейчас перед рассветом тяжелое время. Никогда мне не удавалось спокойно переждать его.

— Не хочешь рассказать почему? — обнимая вздрагивающее тело Мишель, поинтересовался Дункан. Она отрицательно покачала головой. Тогда он лег, увлекая ее за собой.

Ощущение бессмертного вырвало Мишель из сладостной дремы. Она выскочила в гостиную, не заботясь об одежде, и выхватила свой меч из фалд плаща. Кто-то приближался.

"Он нашел меня", — запаниковала Мишель. Двери в каюту открылись, силуэт мужчины в проеме показался ей знакомым. Она не успела полоснуть его мечом — МакЛауд перехватил ее руку. Оттолкнув девушку вглубь, он вышел навстречу новому гостю.

— Риччи, надо предупреждать о визитах в такую рань.

Вошедший — парень лет двадцати с виду — понимающим взглядом окинул взъерошенного и полуодетого друга. Серый рассвет едва ли скрывал обнаженную Мишель за его спиной.

— Вижу, что не вовремя, Мак, — кивая в сторону девушки, улыбнулся Риччи. — Приду к завтраку, если вы не возражаете, мадемуазель.

МакЛауд, стараясь укрыть собой Мишель, нахмурился.

— Приходи-ка ты лучше к обеду, мальчишка.

Когда Риччи ушел, Дункан недовольно обернулся к Мишель. Но ее растерянное лицо, манящее наготой тело, тонкие пальцы нервно сжимающие эфес меча, того самого, что он подарил ей — все это отбило у него охоту накричать на нее. Дункан поцеловал ее, потом еще и еще, до тех пор, пока не раздался звон упавшего клинка. Мак оторвал ее от пола, и они вновь очутились в спальне.

"Как хорошо, что я отослал Риччи к обеду", — подумал Мак, овладевая Мишель уже в пятый раз.

"А надо бы к ужину", — осклабилось его либидо.

"Эта девочка будит во мне такое желание, как ни одна до нее"

Насладившись ее чувственным трепетом, он перекатился на бок и, запустив руку в волосы, нежно погладил Мишель по затылку.

— Нам бы надо передохнуть, leananna.

Девушка нехотя кивнула, облизывая припухшие от его поцелуев губы. Мак резко вскинул простыню, укутав ею любовницу от подбородка до кончиков пальцев.

— Это единственный способ для меня остановиться, — простонал он.

Мишель нахмурилась.

— А для меня этот, — проворчала она, накрываясь с головой и отворачиваясь на другой бок.

Она знала — плутовка — как изящно обтянет ткань крутой изгиб ее бедер и попку.

В подтверждение этому Дункан прорычал:

— Бог мой, женщина!

Горец подскочил с кровати, буквально выбегая из спальни и громко хлопая дверью. Эти его действия были сродни еще одному оргазму для нее.

Мишель очнулась от дремоты с ощущением чьего-то присутствия. Она повернулась, стаскивая простыню.

— Дункан, ты все же ...

Слова застряли в глотке: на краю ложа ее любви сидел Гален бен-Тафутт.

— Как ты здесь оказался? — запинаясь, прошептала она. — Как ты нашел...

— Я пришел за тобой, Сирита — ответил он и потянул к ней руки.

— Нет! — завопила она, отползая на противоположный край. — Не может этого быть!

"И вправду не может", — отметила та часть ее мозга, которая не была охвачена паникой. На Галене была старинная одежда в мавританском стиле, и она не ощущала его как бессмертного.

"Это сон!"

Но девушка продолжала истошно вопить, даже когда осознала, что одна в комнате, даже когда вбежал перепуганный МакЛауд и встряхнул ее как следует. Она кричала, пока голос не покинул ее. Дункану пришлось влепить ей затрещину, лишь тогда она бессильно склонилась к нему, дрожа от пережитого ужаса.

— Leananna, что с тобой? — спросил он, обнимая ее за плечи.

Она, молча, подняла лицо и прыгнула на него, повиснув на шее.

— Он был здесь, — прошептала девушка.

— Здесь только мы, милая. — Дункан опустил ее обратно на кровать. — Все хорошо, leanabh.

— Не оставляй меня, МакЛауд, — захныкала она.

— Никогда, — уверенно отрезал он, запечатывая обещание поцелуем, от которого у нее захватило дух. Если б Мак не делился своим дыханием, она бы задохнулась. Чувствуя, как страсть вот-вот накроет его с головой, мужчина резко отстранился.

— Пойдем, я обед приготовлю.

— О, Мак, бессмертные не умирают с голоду, — выдохнула Мишель, все еще хрипя от своего крика и его поцелуев.

— Хочешь проверить?

— Не очень, — поднимаясь вслед за ним, ответила она. Но про себя улыбнулась:

"Столько раз, Дункан. Столько раз проверяла"

Завернувшись в простыню, девушка прошла в гостиную и устроилась на софе так, чтобы Дункан постоянно находился в поле зрения.

Наполнив два блюда еще дымящимся ризотто, Мак разлил вино по бокалам и тут лишь сообразил, что уже давно не слыхал от Мишель ни словечка. Хотя поначалу она болтала без умолку.

— Детка, ты будешь есть там?

Тишина.

Мак вышел в гостиную, неся одной рукой обе тарелки.

О, как мило. Его бессмертная любовница спала, откинувшись на спинку и запрокинув голову под тяжестью копны серебряных волос. Дункан приблизился, оставил ношу на столике и переложил Мишель поудобнее. Она лишь что-то пробормотала, не просыпаясь.

— Бедная моя девочка. Совсем я тебя... измучил.

"Затрахал",— проурчало его либидо.

Но Дункан МакЛауд не смог бы так сказать.

Сейчас Мишель была точно такой же, какой он знал ее двести лет назад. Сон стер ту ауру — испорченности что ли? — которую порой улавливал Мак вокруг нее. Может именно поэтому слова любви, готовые сорваться с его губ каждый раз, когда он взрывался в ней, оставались несказанными. Он молчал, теряя голову от ощущения ее экстатического трепета, глотая эти глупые фразочки на родном гаэльском. Что-то было не так с его бессмертной подругой. И Дункан боялся осознать, что именно.

— Я буду охранять тебя, leanabh.

Он сел на пол. Взялся за обед, прикончив и свою порцию, и ту, что принес Мишель.

Приближение бессмертного заставило его подскочить, едва не разбив посуду вдребезги.

— Похоже, страх ее заразен, — недовольно пробурчал МакЛауд, выходя на палубу.

По трапу как раз поднимался Риччи Райен. Мужчины улыбнулись, обменялись приветствиями.

— Видать, твоя воинственная подруга решила все же пощадить меня, и выслала тебя парламентером, — подшутил юноша.

— Она не хотела тебе зла. Просто отреагировала как любой из нас на незнакомого бессмертного, — продолжая улыбаться, ответил Дункан.

— Да я не в обиде. Не каждый день выпадает узреть такую красоту, — Риччи запнулся, видя, как МакЛаудов взор потемнел.

— Не много я и видел. Так, по мелочам.

Челюсти МакЛауда сжались, и желваки заходили в скулах. Риччи отступил на шаг и взмахнул рукой у лба.

— Все — я стер все воспоминания о сегодняшнем утре, — заявил он.

Дункан шумно выдохнул, расслабляясь.

— Она — моя женщина, — чеканно проговорил он.

— Говоришь как настоящий средневековый горец, — поднимая брови, хмыкнул юноша.

— А я и есть средневековый горец, особенно когда речь идет о моей женщине, — упирая руки в бока, вздернул подбородок Дункан.

— Ооо. С ударением на слове "моей", — вновь начал было Риччи, но заметив, как мрачнеет Мак, быстро переключился на другую тему. — Что там с обедом? Ты вроде как приглашал.

— Мишель сейчас спит и я бы не... — пробормотал извиняющимся тоном МакЛауд.

— Ясно, ясно, — едва сдерживаясь от комментариев, выпалил Риччи. — Приду я, лучше, завтра. А еще лучше — сначала позвоню тебе, Мак.

Парень поспешно спрыгнул на камни набережной.

— Риччи! — окликнул Дункан друга.

— Все нормально. Заимей я такую красавицу, мне бы тоже хотелось послать к черту весь мир. Позвоню!

МакЛауд еще какое-то время стоял на палубе, наслаждаясь прохладой осеннего ветра на своем разгоряченном лице.

— Дункан, — услышал он встревоженный и такой сладостный голосок, который заставил его опрометью броситься в каюту.

Мишель стояла посреди гостиной: что-то было в ее глазах, что Мак замер, сбежав по лестнице. Она была воплотившейся фантазией из ночных грез.

От вида буквально скатившегося в каюту мужчину улыбка озарила точеное личико Мишель. Медленно, очень медленно она распахнула укутывавшую ее простынь, позволяя ткани сползти на пол, оглаживая изгибы бедер. Откинула за плечи вьющиеся локоны — бесстыдно открывая его обозрению каждый дюйм своего божественного тела. МакЛауд перестал дышать — огонь разливался по его крови.

— Мне больно, Дункан, — шепотом пожаловалась она, опуская взгляд. — Ужасно болит вот здесь.

С этими словами Мишель накрыла ладошкой свой женский холмик. Нечто напоминающее рык вырвалось из горла МакЛауда, и он через миг оказался на коленях у ее ног. Одной рукой обнял бедра Мишель, сжимая ягодицы, другой отвел ее ладонь и заломил руку за спину. Его язык прочертил влажные дорожки по коже, подбираясь все ближе к самому центру ее естества. Дункан мягко заставил девушку раздвинуть колени, присесть и открыться ему. Он нежно покусывал, ударял языком, целовал, потом принялся лизать, каждый раз глубоко проникая. Находясь в шаге от оргазма, Мишель выгнулась дугой и застонала. МакЛауд тут же повалил ее на пол, накрывая своим телом. Начал грубо вторгаться, заполняя до предела и полностью покидая. Мишель кричала под ним, всаживая ногти в его плечи и грудь, стараясь оттолкнуть. Он крепко держал ее за талию, продолжая свой неистовый натиск. Когда же она подчинилась, ее ноги обвились вокруг него и крики сменились стонами, Дункан прильнул к губам Мишель в жадном поцелуе. Девушка ответила ему, нежно, покорно. Находясь на грани экстаза, мужчина и не заметил, как ее зубы неожиданно впились в его нижнюю губу. Ощущая, как она дрожит, он тоже разрядился.

Опираясь на локти, Дункан нависал над Мишель, пытаясь понять ту странную ауру порочности, что вновь окутала ее. Капля крови упала ей на шею, и он удивился — ведь это кровь из его прокушенной губы. Он вытер свой подбородок и пристально всмотрелся в лицо Мишель.

"Что же с тобой не так, leananna?", — подумалось ему.

Тут она раскрыла глаза, и он увидел в них слезы. Она вновь стала его деточкой — нежной и невинной.

— Зачем ты со мной так, Дункан? Мне больно от твоей грубости, — прошептала она.

— Ты спровоцировала это, детка.

— Я не хотела, чтобы ты насиловал меня. Отпусти, — пытаясь выбраться из-под него, проговорила Мишель.

МакЛауд держал намертво.

— Ты никуда не пойдешь, пока все мне не объяснишь. Я чувствую в тебе что-то, чего не было раньше — какое-то зло. И ты так панически боишься этого Галена. Доверься мне, leanabh. Расскажи все.

Желая приободрить, он ослабил хватку, но вместо исповеди Мишель демонстративно повернулась на бок. Дункан нежно провел ладонью по ее щеке, изгибу шеи, коснулся плеча, откидывая волосы и поглаживая спину. Внезапно подушечки пальцев различили некую шероховатость на идеально-атласной коже. Он нахмурился, чувствуя, как напряглась Мишель, и присмотрелся. Тонкие светло-розовые рубцы сплетались причудливым рисунком, напоминающим арабскую вязь.

— Детка, что это? — спросил Мак, водя пальцем по странным шрамам.

Мишель пару минут молчала, а потом рывком выбралась из его объятий.

— Это, — поводя плечом, выкрикнула девушка, — оставил на мне тот, от кого я бегу!

МакЛауд изумленно уставился на нее, но Мишель не дала ему возможности заговорить, скрывшись за дверью спальни.

Дункан откинулся на спину. Воспоминания о знакомстве с Мишель д'Анжельжер окутали его образами минувших дней.

Ощущение бессмертного захватило его внезапно. Чувства обострились до предела — кто на этот раз? Рыночная площадь Мэна кишела пестрой толпой. Торговцы, купцы, бойкие горожанки, праздные зеваки, заезжие бродяги. МакЛауд медленно осматривался, чтобы не пропустить важных деталей. Он чувствовал, что где-то рядом есть бессмертный, но ощущения были странными, приглушенными. Наконец-то он смог различить источник эманаций силы, и, пробираясь меж лотков, поспешил туда.

Внезапно поднялся шум, и раздались выстрелы. Народ бросился врассыпную. Дункан услышал женский вскрик. Фигурка в светло-синем плаще, к которой он стремился, пошатнулась и рухнула наземь. Горец в считанные секунды оказался рядом. Капюшон сполз, открыв светло-пепельные пряди; прекрасное лицо и тонкая девичья шея — забрызганы кровью.

— Случайная пуля... Первая смерть?

МакЛауд подхватил незнакомку под плечи и колени, поспешно унес в ближайшую подворотню, чтобы избежать незваных свидетелей воскрешения.

Девушка задышала вновь, судорожно вцепившись пальцами в поддерживающие ее руки.

— Спокойно, спокойно, мадемуазель. Вас ранили, но уже все хорошо, — приговаривал МакЛауд, стирая кровавые следы с кожи незнакомки. — Все хорошо...

— Р...ра...нили, — заикаясь спросила она. — Бог мой, кровь!

Искренность ее испуга подтвердила его догадку — только что появилась еще одна бессмертная.

"Поэтому я так слабо ее ощутил"

— Это неопасно, деточка, не...

Он осекся, когда пересеклись их взгляды. Бездонные омуты агатовых глаз незнакомки притягивали, пленили, ресницы отбрасывали остроконечные тени на бледные щеки, а нежные алые губы просили поцелуя.

"Эта красота не увянет с годами, если только она сумеет...", — внезапная мысль изумила его. — "Если только я сумею научить ее!"

Жаркая волна прокатилась по телу, заставляя сжать незнакомку в объятиях. Девушка, очевидно еще не пришедшая полностью в себя, покорно прильнула к нему, позволяя ласкать себя через одежду.

— Я помогу тебе, детка, — проговорил он, снимая ее испачканный плащ. — Ты особенная, тебе нужно...

Словно очнувшись, девушка вскрикнула, желая вырваться из рук МакЛауда. Очевидно, она превратно истолковала его намерения.

— Что Вы... что это... Да что вы себе позволяете! — она с негодованием уперлась ему в плечи.

Их взгляды вновь встретились, и теперь она замерла. Румянец окрасил бархатистую кожу ее щечек, глаза подернулись дымкой, а на губах заиграла мечтательная улыбка.

Дункан улыбнулся, когда личико Мишель отчетливо нарисовалось пред его мысленным взором.

"Глупец, если б я меньше интересовался династическими интригами, то познал бы сладость ее любви еще тогда. И уберег бы от опасностей"

Он вскочил на ноги и ринулся в спальню.

— Leananna!

Мишель крепко спала.

— Спи, любовь моя, — прошептал он, гладя ее по голове. — Признания подождут.

Девушка улыбнулась во сне. Или ему почудилось?

Глава 7. Время тайн... время признаний.

— Знакомься, это моя давняя...приятельница Аманда Дарьё. Француженка, как и ты. А это Мишель Анжельжер.

— Сколько раз говорить тебе, сошедшему с гор дикарю, не француженка я, — недовольно вскинула свою короткостриженную голову Аманда.

"Равно как и я", — подумала Мишель, исподволь изучая женщину.

Не нравилась ей эта "приятельница" Дункана. Уж слишком откровенными взглядами скользили по нему ее хитрые зеленые глазки, слишком призывными были улыбки — девушка явно увидела в ней соперницу.

"Если узнаю, что они были любовниками — заберу башку этой перезрелой мадам без раздумий", — прорычало уязвленное эго бессмертной, не преминув отметить, что с виду Аманде можно было дать лет тридцать. В то время как у Мишель частенько просили документы, чтобы удостовериться, что ей уже исполнился двадцать один. Приходилось постоянно обновлять корочки.

— Да у вас тут намечается вечеринка, — хмыкнул вошедший Риччи. — Замечательно, Мак! И спасибо, что позвал.

— Все гости в один вечер, — усмехнулся Дункан. — Проходи и не болтай ерунды — мы ничего не планировали.

— Не многовато ли нас на одной барже? — приглушенным шепотом поинтересовалась Мишель. От ощущения стольких бессмертных холодок скользнул вдоль спины, заставляя ее поежиться.

"Сюда б еще Галена для полного счастья"

— Leananna, никто из нас не собирается размахивать мечами. Разделим трапезу, поговорим о пустяках.

Ужин близился к концу — Дункан подал десерт. Мишель почти не притронулась к шоколадному крему, зато Аманда уплетала сладости за обе щеки.

— Ой, испачкалась, — раздался громкий выкрик. Все обернулись к размазывающей по светлой блузке коричневые капли Аманде.

— Где ванна?

— Покажешь гостье? — повел бровью Мак.

— А то она не знает, — проворчала Мишель.

Аманда ничуть не заботясь отсутствием нижнего белья, сняла испачканную одежку и принялась мочить в раковине. Прислонившись к дверному косяку, Мишель зачарованно взирала на обнаженную спину приятельницы МакЛауда.

"Такая гладкая кожа", — бесстыдно отметила она. Короткие темные волосы, лак в тон изумрудных глаз, сладковатый аромат духов — что-то до боли знакомое было в этой женщине. Некое воспоминание дразнило сознание Мишель, но не приближалось, чтобы дать себя раскусить. Аманда бросила на пол блузку и воскликнула:

— Испорчена!

Через миг она оказалась прямо перед Мишель, предоставляя на обозрение свой роскошный бюст.

— По лицу вижу, что ты хочешь о чем-то спросить?

— У тебя красивая грудь, — проговорила девушка, не совсем отдавая себе отчет в сказанном.

Заметила, как соски женщины напряглись, точно ее слова сумели к ним притронуться. Длинные пальцы с ногтями темно-зеленого цвета легли на грудь Мишель, пощипывая соски сквозь тонкий свитер и кружево бюстгальтера.

— Красавица, о твоей я часто грежу бессонными ночами, — прошептала Аманда, склоняясь к уху млеющей от неожиданной ласки Мишель.

Их взгляды встретились — наконец-то она поняла, что Аманда — это Маска, сообщница Галена, с которой ей пришлось "столкнуться" около года назад. Острые зубы прикусили мочку уха, заставляя девушку выгнуться. Женщина мгновенно прижалась к ней бедрами.

— Жаль, что я не экипирована. Помнится, тебе очень понравились наши... танцы. Хотя можем позвать на подмогу Дункана. Что скажешь, Галенова шлюха?

Мишель опомнилась, резко высвободилась от грязных объятий мадам Дарьё.

— Чего ты хочешь?

— Поговорим, — облачаясь в попавшийся под руку халат, сказала Аманда. — Завтра в девять у Сакре-Кёр.

— Святая земля? Боишься меня?

— Боюсь за тебя, куколка. Гален в городе.

Пытаясь заснуть в объятиях Дункана, Мишель никак не могла подавить возбуждение, что оставила после себя беседа с Маской. Тело жаждало грубых ласк, а разум терзался предстоящей встречей и новостью о приезде в Париж Галена бен-Тафутта. Всего неделю ей удалось провести, купаясь в безоблачном счастье. Она безумно боялась рассказать правду. Настоящую правду.

Внезапно Дункан сел и включил ночной светильник.

— Мишель, что мучает тебя? — спросил он. — Я должен знать. Иначе как я смогу помочь тебе, leanabh?

Девушка тяжело вздохнула. Перебралась на край кровати к нему, прижимаясь плечом к плечу, словно подпитываясь силой его бессмертия. МакЛауд ощутил дрожь, сотрясающую ее тело. Положил ладонь поверх сцепленных пальцев девушки.

— Поговори со мной, leananna.

Мишель таяла, когда он называл ее этими гаэльскими "детками" и "любимыми". Она подняла взгляд и утонула в притягательном сиянии его карих глаз. Янтарь с Балтийских берегов, которым некогда за баснословные деньги торговали на базарах Константинополя, мог бы позавидовать их оттенку.

— Если ты хочешь говорить с ним, лучше не смотри в его глаза...

Мишель не заметила, что думает вслух. Слова по собственному разумению слетали с губ. Дункан изумленно приподнял брови.

— Если сделаешь это, сразу забудешь, что ты хотела говорить. Когда-то так сказал мне твой наблюд...

На этот раз брови мужчины сошлись на переносице.

— Ты знаешь Джо?!!! — выкрикнул Мак.

Упомянутые глаза цепко впились взглядом в ее личико, выманивая наружу желаемые признания.

"Он сейчас почти похож на Галена: жгучие карие очи, разметавшиеся по плечам темные волосы, пышущие гневным дыханием ноздри... И как же раньше я не замечала сходства? Сет меня забирай, о чем я думаю?!"

— Ты знаешь Джо? — уже намного тише повторил Дункан.

Отпираться не имело смысла. Она кивнула, отчетливо слыша, как жалобно звенят осколки храма ее надуманной любви, разбиваясь о рифы океана реальности. Побег от истины не удался, хотя она наперед знала, что долго он и не продлится.

"Что ж, у нас всегда будет Париж", — грустно подумала девушка, решившись признаться.

Однако горец опередил ее, сжал за плечи и притянул к себе. Их лица почти соприкасались, дыханья смешивались, а взгляды тонули в безднах их бессмертных душ.

— Мишель, я терпеливо ждал, — наконец-то проговорил Дункан, надеясь понять твои мотивы.

Она с изумлением уловила грустные нотки в его тоне. От звука его голоса вся комната словно пропиталась этой грустью. Ощущение усилилось, когда он отпустил ее, поднялся и заходил по комнате. Девушка поджала колени к подбородку, исподтишка наблюдая за ним и обдумывая принятое решение.

"Повременить? Может не стоит выкладывать ему всю правду?"

— Отправляясь на охоту на тигра, я должен быть готов встретиться с ним. Кто такой Гален? Что ты с ним сделала?

"Чего только я с ним не делала", — хмыкнула про себя Мишель.

— Кто такой Гален? — грозно возвышаясь над ней, потребовал ответа горец.

— Он псих, совершенно свихнувшийся тип, — небрежно передернула плечами бессмертная красавица, становясь перед МакЛаудом.

— Очевидно, не такой уж он псих, раз ты подпускала его к себе настолько близко, — прорычал МакЛауд, впиваясь пальцами в клеймо на ее спине. Другая рука запуталась в водопаде ее волос. Он сжал кулак и оттянул голову девушки назад.

— Дункан, — с придыханием проговорила Мишель и потянулась к нему, ощутив легкую дрожь в сдавливающих ее руках. Возможно, ей удастся...

Но нет, он резко выпрямился, почти отталкивая Мишель. Она не удержалась и упала на пол.

— Мне не нравиться, как ты играешь на струнах моей слабости к тебе.

"У тебя тоже есть когти мой горный орел"

Положа руку на сердце, ей самой было стыдно за игру, которую она невольно начала двести лет назад. Поддавшись обаянию мужчины, спасшего ее от публичного разоблачения, и желанию получить заступника, она не стала развенчивать его предположение, что в ее лице он встретил впервые воскресшую. Притворилась. Позволила увезти себя в его замок на берегу Луары.

Оказавшись в спальне Дункана МакЛауда из клана МакЛаудов, как учтиво поклонившись, назвал себя этот бессмертный, Мишель окончательно решила притвориться неоперившимся птенчиком, нуждающимся в учителе.

Он так старательно подбирал слова, поясняя, кто он такой и что теперь она одна из них. Одна из бессмертных. Так трогательно боялся испугать ее, когда в доказательство своих слов полоснул себя по руке, демонстрируя, как быстро затянулся порез. Так нервничал, когда то же решила сделать и она. Кровь из глубокой раны на левом запястье окрасила рукав ее платья, но кожа быстро восстановилась.

— Прости, что был груб с тобой, — услышала она голос Дункана.

"Но он же не это говорил..."

Мужчина присел рядом с ней, погладил кончиками пальцев по щеке, и она поняла, что просто заблудилась в коридорах памяти. Мишель закрыла глаза, растворяясь в тепле его ласки. Ей захотелось расплакаться, захохотать, покрыть его лицо поцелуями и признаться во всем.

"Да он вытолкает тебя взашей, если узнает кто ты. И уже не будет красивых слов, поцелуев"

Прогонит как тогда — двести лет назад.

Мишель торопилась поведать Мастеру, как она успешно преодолела полосу препятствий, сооруженную для ее тренировок во дворе его замка.

Ворвавшись без стука в спальню МакЛауда она оцепенела, застав того с очередной любовницей в весьма интимный момент. Тогда-то она впервые осознала, что мечтает оказаться на месте этих смертных, с которых месье МакЛауд так ловко снимает их незамысловатые одежки. Зарыться руками в его волосах и показать настоящую страсть бессмертной любви. Однако она явственно помнила негодование в его глазах, когда он поднялся с колен, прикрывая собой взвизгнувшую женщину. Мишель бросилась бежать прочь, вытирая на ходу злые слезы, туманившие взор. Дункан не догонял ее.

А на следующее же утро он заметно нервничал во время завтрака, после которого без слов вывел Мишель на крышу самой высокой башни замка.

— Мир огромен, мадемуазель д'Анжельжер, — широкий взмах руки указал ей на окружающий лес и блестящий в утреннем свете изгиб Луары. — Он ждет тебя, детка, желая положить свои тайны к твоим прелестным ножкам. Сегодня наш последний день — завра ты начнешь новую жизнь. Я научил тебя всему.

Он немного помолчал, прикрыв веки, словно не мог подобрать больше слов. Ветер шевелил его распущенные волосы. Сердце Мишель замирало от желания прильнуть к нему, заставить оказаться от этой глупой идеи.

"Да я лучше твоего осведомлена обо всех тайнах мира!"

— Вот мой подарок, — неожиданно проговорил он.

Девушка оторопело взирала, как он извлек из ножен узкий, немного изогнутый меч с красивой рукояткой из слоновой кости.

— Ты прогоняешь меня? — выдохнула она, щурясь, когда солнечный отблеск на лезвии меча попал ей в глаза.

— Отпускаю...

"Что ж проверим, "отпустит" ли он меня на этот раз"

Мишель собиралась с мужеством, чтоб открыть Дункану свои секреты. Губы девушки приоткрылись и... расплылись в улыбке, когда спасительная мысль вынырнула в ее среброкосой голове. Она взяла МакЛауда за руки, сплетаясь пальцами с такой силой, что ногти ее впились в ладони мужчины. Янтарный свет его глаз на миг затуманился болью.

— Leananna...

— Пойдем, Дункан, — неотрывно глядя ему в лицо и добродушно улыбаясь, прошептала она и потянула его вверх. — Я расскажу тебе сказку.

Он изогнул бровь, поднимаясь на ноги вслед за любовницей.

— Очень старую сказку. О "пиги"...

Они присели на краю кровати, не разнимая рук.

— Мишель, — начал, было, Мак, но она качнула головой, призывая к тишине.

— В незапамятные времена над водами океана у Геркулесовых столпов поднимался благодатный остров. Боги по жребию разделили всю землю на владения, и Посейдон, получив в удел сей остров, населил его своими детьми от смертной. Остров в изобилии давал им все, чтоб они не знали забот. Пользуясь этими дарами земли, цари устроили святилища, дворцы, гавани и верфи, перебросили мосты через водные кольца, окружавшие древнюю метрополию. Стены вокруг наружного земляного кольца были украшены медью, стену внутреннего кольца покрывало литье из олова, а стену самого акрополя — испускавший огнистое блистание орихалк. В самом средоточии стоял храм Клейто и Посейдона, обнесенный золотой стеной. Власть этой великой и замечательной империи простиралась далеко за пределами острова.

— Но...

— Но когда унаследованная от бога доля ослабла, многократно растворяясь в примеси крови смертных, жители его, опьянев от роскоши, навлекли на себя гнев небес — их родина сгинула в пучине в одну ночь и один день.

— Детка, я слышал легенду об Атлантиде.

Мишель сжала его пальцы, прося дослушать.

— Спасшиеся вывезли малые остатки былого величия. И среди ценностей имелся некий "пиги" — Источник, что давал избранным особый дар. Вечную жизнь.

От этих слов у Дункана пропало желание перебивать рассказчицу.

— Молва гласит, что Источник был сокрыт в горах Андалусии, а Ключ к нему сгинул во мраке веков вместе с последним жрецом, что обладал чистой кровью атлантов.

Мишель замолчала, пытаясь подавить охватившую ее нервную дрожь. Лишь один раз она повторяла услышанную от Еноха историю. И воспоминания о том разговоре с Галеном заставили ее сердце трепетать.

"Тогда мы еще не были заклятыми врагами. Тогда я еще не знала тебя, мой горный орел"

— Очень необычная концовка у твоей сказки, но... Какое отношение все это имеет к тебе?

— На свою беду я знаю, где находится Ключ к этой легенде.

— И Гален?

— Он хочет заполучить Ключ к Источнику.

— Зачем ему Источник, разве он...

— Он не такой как мы, — едва слышно прошептала девушка, опуская взгляд. Глубоко вдохнула, выдохнула, боясь продолжать.

— Я вижу, как ты боишься говорить о нем, но я должен знать все.

— Он получил отпечаток силы Источника, случайно наткнувшись на него в ущельях Альсабики. Потому он до сих пор жив, потому ищет путь обратно, чтоб пройти полный обряд...

— Откуда ты все это знаешь? — удивлению МакЛауда не было границ.— Неужели это правда? Неужели бессмертие... мы, что тоже... Мишель?

— Я знаю только то, что Гален постепенно теряет силу и жаждет завладеть Ключом, — она подняла глаза и освободила онемевшие пальцы мужчины. — Мы — другие... мы владеем этим даром от рождения. А он умрет, если не доберется до Источника.

— Кто он тебе? — хмурясь, поинтересовался Мак, поднимая руку и вновь касаясь злосчастного клейма на спине Мишель.

— Никто, но у нас с ним долгая ...

"...и нелицеприятная история", — договорила про себя девушка.

— Никто? — изогнул дугой бровь МакЛауд. — У нас вечность для разговора.

"Проклятье, и Гален так говорил. Неужели я обречена бежать по кругу, ища его в Дункане, а Дункана в нем?"

— Уже никто, — огрызнулась девушка, сердясь, что ей не удается положить конец беседе, зашедшей в опасное русло. — Когда-то он любил меня.

— А ты?

— И я, но он свихнулся на "пиги". Оставим эту тему, мне непри...

— Хорошо, — внезапно согласился он, — только тебе все равно придется рассказать, откуда ты знаешь Джо и наблюдателей.

"Вот привязался же. А ты тоже хороша, болтунья древняя. Не смотри в его глаза... Ха!"

Как она могла сказать, откуда знает о наблюдателях, не рассказав, как некогда сама создала их предшественников.

После того как воины Митоса взяли осадой ее Актерон, а культ Амфитритии предали публичному поруганию, божественному благоденствию Мишель пришел конец. Богиня Амфитрития исчезла, зато бессмертная Риа узнала, что не одна она владеет даром вечной жизни. Собрав группу оставшихся верными ей актеронцев, она создала Орден бродячих хронистов, желая собрать сведения о своих собратьях. Иметь возможность предугадать их действия и защитить себя. Конечно же, с тех пор нескончаемые реки песка проскользнули сквозь узкое горлышко часов времени, и она давно утратила былую связь с Орденом.

"Ах, Митос! Такой славный парень, так щедро поделившийся сведениями о современных наблюдателях. Еще бы ему было не поделиться, оказавшись припертым к стене с мечом у холеной белой шеи"

— Милый, ты измучил меня этим допросом, — Мишель попыталась притвориться уставшим ребенком, капризно поджимая губки, но не тут-то было. Дункан сжал ее плечи.

— Говори.

Жар его крепких ладоней плавил атласную кожу Мишель.

— Во время всей той заварухи с Адольфом я была... Понимаешь, меня просто околдовала идея арийского превосходства, чистота крови... Сет, я так хотела бы вычеркнуть это из памяти, а ты... — девушка укоризненно глянула на него, и от внимания Мака не ускользнул стыдливый румянец, заливающий ее щеки. — Из-за тебя мне придется ворошить самую омерзительную историю своей жизни.

— Детка, как бы там ни было — я должен знать.

Мишель ударила его кулаками по груди: в полсилы, словно наказывая за бесконечные вопросы.

— Я была не совсем на той стороне. Точнее совсем не на той: я служила в одной конторе, что прославилась умением добывать ответы из самых упорных...

— Мишель? — изумился Дункан и даже отодвинулся, отдергивая руки, будто испытывая отвращение. — Ты хочешь сказать... что была...

— Предупреждала же. Так вот: попался мне как-то один парень со странной татуировочкой на запястье, а таращился он на меня как на исчадие ада. Догадываешься, что было дальше, или мне продолжить?

— Догадываюсь, — кивнул МакЛауд, отвернулся.

— Что уже противно и смотреть на меня? — ехидно поинтересовалась Мишель, забираясь под одеяло.

От воспоминаний полувековой давности ей самой хотелось пойти и искупаться в серной кислоте, чтоб смыть позор. Конечно, никакого наблюдателя на допрос к ней не приводили, но потрудилась она на пользу Рейха славно. Благо, вовремя успела сообразить, что пора фройляйн Розеншток умирать. Хотя свой плюс в этом признании все же имелся: у МакЛауда испарилось желание расспрашивать ее дальше.

Девушка свернулась калачиком на самом краю — подальше от застывшего мраморным изваянием Дункана.

"Пока он будет это переваривать, можно вздремнуть. Ведь завтра еще встречаться с Маской. Да и эмир прикатили. Ох, как же все это не вовремя!"

— Мишель, — сильные руки притянули ее к широкой груди, в которой оглушительным набатом билось сердце. — Мишель.

Теплые губы на миг прильнули к ее губам, отпустили. Дункан ткнулся носом ей в щеку, потерся своей щекой, уже покрывающейся щетиной, и Мишель почувствовала, что он плачет.

— Мишель, — опять прошептал он.

И шепот этот звучал так виновато, что привел ее в полнейшее замешательство.

"Да ни капли он не похож на Галена", — пронеслось в мыслях девушки. — "Его так трудно понять, а Гален..."

Додумать ей не дал МакЛауд, сжавший в объятиях с таким усердием, что у Мишель затрещали кости.

— Больно, Мак.

Но он не разжал рук.

— Это мне больно, leananna. За все твои ошибки. За то, что был тебе плохим учителем, который отпустил, не справившись с задачей.

— Да перестань. Я сама совершала свои ошибки. Это прошлое и оно прошло...

— Мишель, я ... — он прижал ее так, что сделать вдох оказалось невозможным.

"Ашторет, он решил наказать меня, задушив?"

— Дункан... — просипела девушка, отчаянно стараясь вырваться.

— Я не должен был тебя прогонять, — сокрушенно вздохнул он, прижимаясь лицом к ее макушке.

— Хорошо, что ты признал свою ошибку. А теперь будь добр ... я уже дышать не могу.

— Прости.

Он отпустил ее, но не лег рядом. Поднялся. Помедлив немного, произнес:

— Если ты не возражаешь, детка, я сегодня буду спать в гостиной.

Мишель пожала плечами, решив не удерживать его против воли.

— Спокойно ночи, Дункан.

— Сладких снов, leananna.

Тревожный короткий сон не принес свежести и ясности ума, потому хмуро взглянув на сереющую за окном предрассветную мглу, Мишель завернулась в простыню и вышла из спальни. Взбудораженное признаниями сознание не желало отдыхать, беспрестанно посылая Мишель образы прошлого, опять и опять прокручивая детали их беседы с Дунканом.

— Очевидно, сегодняшняя ночь не предназначена для сна, — пробормотала девушка, останавливаясь в нескольких шагах от софы, где беспокойно ворочаясь, дремал МакЛауд.

Мишель на миг залюбовалась обнаженным торсом мужчины. Как же она любила эту его привычку спать только в пижамных штанах. Пальцы шевельнулись, словно вспомнили ощущение тепла и упругости его тела, когда они скользили по изгибам рельефных мышц, выступающих под еще хранящей летний загар кожей. Она могла бы гладить его часами, водить кончиком языка вдоль ключиц, обводить по кругу соски, сжимать их губами, целовать и покусывать плечи, спускаться поцелуями вниз по спине, легонько дразнить прядью волос чувствительные местечки на ребрах. Дункан при этом всегда так забавно морщился, борясь со щекоткой.

— Проклятье Сета на мою голову! — она уже чувствовала жар в крови, а ведь шла сюда не за этим. — Я никогда и никого так не хотела. Даже эмира. Мак, что в тебе есть? Какой ты знаешь секрет?

Сбросив простынь, она осталась в коротенькой ночной рубашке. Поежившись от утренней прохлады, подошла ближе и опустилась на колени. МакЛауд очередной раз повернулся, махнул руками и что-то невнятно пролепетал. Девушка разобрала только обрывки слов "ошибка" и "оступаться".

— Дункан, — негромко позвала она.

Он не откликнулся, начал бормотать ее имя.

"Как мило: Мак и во сне не может расстаться со мной", — хихикнуло ее эго.

Однако Мишель вовсе не льстило то, что он вообразил себя виновным в ее поступках. Уж слишком превратно он истолковал свою роль учителя.

"Еще не хватало, чтоб ты начал мне проповедь о добре и зле, законе и благодати. Заигралась я с тобой, Горец. Только как из этого выбраться? Как не оказаться в твоих глазах последней грешницей?"

Она шумно выдохнула, ее дыхание пощекотало лицо мужчины, и он наконец-то проснулся. Мишель пару минут всматривалась в его полусонные глаза, пытаясь понять, какую линию поведения стоит выбрать. Очевидно, правды на сегодня уже предостаточно.

Мишель придвинулась ближе, и Мак прижался лбом к ее плечу. Она запустила пальцы в его волосы, поглаживая и легко царапая ногтями.

— Не спится, детка?

— Сказки на ночь не всегда помогают забыться сном праведника.

Дункан улыбнулся, поцеловал прохладную кожу ее плеча. Откинулся на спину и пальцем поманил девушку к себе. Мишель на дух не переносила подобный жест, но МакЛауду за его лукавый прищур и томно приоткрытые губы простила и эту фамильярность.

— Моя девочка замерзла? — обнимая порывисто прильнувшую к нему подругу, поинтересовался он.

— Холодно здесь у вас, мессир.

— Осень, душенька, — сокрушаясь, вздохнул Мак.

Крепче прижал ее к себе, радуясь тому, как быстро откликается на ласку ее тело, как сильнее начинает биться ее сердце.

— Осень, — повторила Мишель. Приложила руку к шее. На миг взгляд ее затуманился, словно мыслями она оказалась где-то далеко от предрассветного Парижа. — Опять осень...

— Мишель, — позвал Дункан, ощутив, что она думает о чем-то своем. — Что-то случилось?

"Хватит воспоминаний. И признаний..."

— Нет. Ведь я с тобой. А когда я с тобой, то все в порядке. Как когда-то давно.

— Я не должен был отпускать...

— Прогонять, — шутливо нахмурившись, поправила его девушка.

— Хорошо. Прогонять тебя. Я твой учитель и был в ответе за тебя. Я и сейчас в ответе за твои поступки и ошибки.

— Ой, Дунки-бой, только не надо мне этой философии от маленького мальчика с маленькой планеты! — садясь, воскликнула Мишель. Лишившись тепла его объятий, она передернула плечами и обхватила себя руками.

— Как ты назвала меня?!

Рывком приняв вертикальное положение, он едва не сбросил Мишель на пол. В тоне его зазвучали недобрые нотки, каких она еще не слышала.

"И сердится он почти совсем так, как Гален. Что ж за наваждение-то?"

— Дунки-бой, — девушка невинно улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку.

— Чтоб больше я этого не слышал!

— Не сердись, — Мишель потянула его за штанину. — Я же ласково хотела...

Он присел на край софы, потрепал ее по волосам.

— Ладно, детка. Но чтоб...

— Поняла, поняла, — обнимая его за шею и опрокидывая на спину, быстро согласилась она.

— Мишель, — прошептал между поцелуями Мак, — ну что ты со мной делаешь? С тобой невозможно быть серьезным.

— А зачем нам это?

— Мне предстоит разобраться с твоей "сказкой" и этим... — он замолчал, не желая произносить имя того, кто посмел заклеймить Мишель. Его Мишель. Каждый раз, чувствуя под пальцами рубцы на спине девушки, МакЛауд был готов на кусочки разрезать соперника.

— Если б дольше оставался рядом с тобой или хотя бы пытался издали следить за твоей судьбой... Может, тогда бы ты не наделала столько ошибок.

— Дункан...

— Не отрицай. Я бы защитил тебя от этого, — он провел рукой по клейму. Мишель услышала, как скрипнули сцепленные зубы мужчины. Волна трепетной нежности окатила ее.

— Дункан, это ничего... это прошлое. Подумаешь, ерунда какая. Шрамы украшают.

Он невесело хмыкнул и прижался лицом к ее шее.

— Ты же не мог уследить за каждым моим шагом, милый. Ты дал мне преданного защитника — твой меч до сих пор со мной. Перестань казнить себя. Подумай лучше: зато ты поможешь мне сейчас.

Девушка почувствовала, как он кивнул.

— Чего бы мне этого ни стоило, — горячее дыхание ласкало ее кожу.

Они опять начали целоваться, но уже без страсти, а успокаивая друг друга, как будто даря взаимные заверения, что все уладится. Сон потихоньку подкрался к уставшим от разговоров любовникам, властно похищая их и унося в мир сладких грез.

Утром Дункана не оказалось на барже. Мишель, как потерянная, бродила из комнаты в комнату, не зная, что и думать. На рассвете она решила, что вышла победительницей из их диалога. Сегодня же корила себя за излишнюю правдивость. МакЛауд странно отреагировал на некие факты ее биографии, просил прощения, переживал, а теперь запропастился Бог весть куда.

Ближе к вечеру Мишель заставила себя выбросить его из головы.

"Придет", — твердо заявила она себе. — "Это его дом, куда он денется?"

Чтобы отвлечься от бесполезного гаданья, девушка достала из тайника в своей сумке золотую цепочку с подвеской в виде геральдической лилии, усыпанной мелкими рубинами. В конце октября она всегда надевала этот подарок лесного отшельника и носила его пару дней. В память о нем. Как и звучное имя его рода — Анжельжер. Ей нравилось, что в Штатах ее порой принимали за французскую аристократку.

— Пора на встречу, — Мишель спрятала меч в фалдах плаща.

— Сюда, куколка, — раздался низкий грудной голос. Из тени колонны выплыла Аманда Дарьё, Маска, помощница бен-Тафутта.

— Итак, я пришла — говори.

— Оказывается ты не только в постели такая торопливая, — ехидно ухмыльнулась Аманда. — Знаешь, ведь я помню, как в этих местах путники тонули по колено в грязи, а теперь... — мечтательно закатив глаза, она раскинула руки и покружилась.

— Милые воспоминания, — небрежно повела плечом Мишель. Именно поэтому я в то время предпочитала просвещенный Магриб.

— Ага, знаю я одного просвещенного, что выбрал тебя своей собственностью, — осадила надменную речь Мишель Аманда. — Раньше мне было жаль тебя — бен-Тафутт настоящий псих. Но теперь ты ступила на мою территорию. И потому скоро умрешь!

— Да о чем ты?

— Дункан — мой, мавританская шлюха, — взвизгнула Аманда, выхватывая меч.

Мишель среагировала автоматически — эфес ее защитника удобно устроился в ладони.

— Это же святая земля, — она еще пробовала успокоить брызжущую ядом соперницу.

— Ха! Разве Мак не говорил, что я обожаю нарушать правила.

Схватка была недолгой. Мишель теснила Аманду с двойным усердием: мстила за пробужденные в себе желания и стремилась забрать голову нахалки, оспаривавшей ее права на Дункана.

"Как она посмела упрекать меня за горца?! Небось, и с эмиром кувыркалась?"

Внезапный укол ревности ослабил защиту — Аманда оцарапала ей спину. Однако боль только придала ей ярости. Сообразив, что проигрывает, мадам Дарьё ретировалась с поля боя. Мишель не погналась ей вослед.

— Потом придется объяснять Маку почему не приходит его "давняя подруга", — переводя дыхание, процедила она.

Успокоившись, девушка спрятала меч и поспешила домой.

"В надежные объятия Дункана, если конечно он соизволил вернуться".

Через несколько кварталов Мишель почувствовала слежку, причем оголенные стычкой с Амандой нервы щекотало приглушенное ощущение бессмертного.

"Гален?"

Девушка прислушалась — шаги приближались. Страх парализовал все конечности, когда сильные руки взяли в захват ее шею. Сведенное судорогой горло не выпустило родившийся в груди вопль.

— Почему ты билась с ней, leanabh?

Успевший стать родным голос МакЛауда вернул способность дышать. Мишель обмякла, прислонилась к нему спиной и вздохнула.

— Говори? — несильно тряхнул ее мужчина.

— Ты следишь за мной?

— Я возвращался и заметил, как ты уходишь с баржи. Удивился, что со своим паническим страхом моя девочка решила прогуляться по темным улицам. Потому и пошел за тобой. А увидев, как вы с Амандой машете мечами...

— Слышал разговор?

— Только нелепое заявление, что я ей принадлежу.

— Интересно знать, есть ли у нее повод так говорить? — отстраняясь, зло прошептала Мишель.

— Как ты любишь говорить: это прошлое и оно прошло, — подразнил Дункан, беря ее за плечи. — Хотя так приятно, что две красивые женщины оспаривают право на мою скромную персону.

— Мак, я не это сейчас хочу слышать, — стряхивая его руки, буркнула девушка. — Ты еще должен объяснить, где шатался весь день. Я места себе не находила, волновалась.

— И решила поразмяться? — Дункан игриво выгнул бровь.

— Да пошел ты... — Мишель осеклась, подавляя гнев.

Повисшее между ними молчание ощущалось как сафьяновый покров, отделяющий их друг от друга.

— Прости, я злюсь, вот меня и заносит.

— Leananna, пойдем домой.

Тон мужчины был на удивление спокоен. На этот раз Мишель сделала шаг вперед и обняла его за шею.

— Я жутко ревную тебя ко всем твоим пассиям, Мак. Так всегда было и будет, — слова с трудом выбирались из сердца бессмертной красавицы. Она презирала свою слабость, от которой глаза наполнялись непрошеными слезами. — Я делаю глупости, когда вижу тебя с другой. И наделаю новых, если...

— Перестань. Я же с тобой. Никаких глупостей не будет. Пойдем домой.

"Домой... Так мило звучит"

Оказавшись в уютной гостиной баржи, покачивающейся на темных водах Сены, Мишель вновь поинтересовалась, где был МакЛауд.

— Расскажу, если ответишь, что вы на самом деле не поделили с Амандой.

Игривое настроение любовника начинало тихо бесить Мишель. Чтоб не сорваться на грубости, она состроила ему рожицу и хотела уйти. Он удержал ее за руку, привлек к себе.

— Сбегаешь с поля боя?

— Не хочешь говорить — дело твое.

— Любопытство сгубило кота, — поучительно проговорил Дункан и легонько ударил девушку по кончику носа.

Мишель рванулась из его объятий, но он рассмеялся и, подхватив на руки, закружил ее по комнате. Запыхавшись, уселся в кресло, не выпуская девушку.

— Я бы съел чего-нибудь.

— Хочешь, я приготовлю? — восторженно взирая на него, предложила Мишель.

Ей нравилось то, как умел порой дурачиться горец.

— А ты умеешь? — он недоверчиво склонил голову на бок. — Судя по твоей тщедушной фигурке, этого не скажешь.

— Тебе не нравится мое тело? Совсем недавно ты доказывал мне обратное.

— Нет предела совершенству. Даже для тебя, leananna.

Чаша, точнее сказать чашечка, терпения Мишель переполнилась, и она спрыгнула с его колен.

— Слушай, если ты не прекратишь дразнить меня, я уйду. Навсегда.

МакЛауд тоже поднялся.

— Пойдешь делать глупости?

Лицо его посерьезнело, в глазах притаилось нечто недоброе. Мишель медленно отступала назад. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

— Остановись, детка, — вкрадчиво приказал он.

— Вот еще!

Девушка бросилась к лестнице, ведущей на палубу. Странные перепады настроения МакЛауда пугали ее, потому она инстинктивно сделала то, что делает преступник, когда чувствует, что может попасться на месте преступления — бежит. Однако мужчина в два шага нагнал ее и сгреб в охапку. Она брыкалась всю дорогу, пока он нес ее на софу.

— Успокойся. Все хорошо.

— Нет, ты ... я не понимаю тебя. Что-то случилось? Ты где-то пропадал весь день, а сейчас так странно себя ведешь.

— Странно? Да, детка. Странности случаются, — Мак смерил ее с ног до головы пристальным взглядом. Мишель показалось, что он заглянул сквозь все тысячи жизней в самую сердцевину ее сущности. — Посиди здесь.

Немного помедлив, добавил:

— Пожалуйста.

Девушка обхватила себя руками, пытаясь заглушить нервную дрожь. Зубы выбивали причудливую дробь, хотя на барже было довольно тепло, а плащ она так и не сняла.

— Я включил отопление, — словно прочитав ее мысли, на ходу бросил Дункан. — Можете раздеться, мадемуазель д'Анжельжер.

"Он что-то узнал. Наверняка, что-то нелицеприятное. Обо мне. Иначе он не вел бы себя так. Ашторет, помоги мне выкрутиться!"

Через четверть часа на маленьком столике дымились две чашки ароматного зеленого чая, тосты и омлет. Как ни в чем не бывало МакЛауд принялся за еду, жестом приглашая Мишель присоединится. Девушка взяла чашку, стала пить большими глотками, обжигая губы.

— Детка, если ты сожмешь чашку еще сильнее — она треснет, и ты поранишься, — заботливым тоном сообщил Дункан.

— Ты прекратишь этот спектакль?!

— Как же ты прелестна в гневе.

— Дункан!

— Извини, leananna. Хорошо, давай начистоту.

Расслабляясь на сотую долю, она сделала последний глоток.

— Я встречался с Митосом...

Мишель поперхнулась, закашлялась, едва не роняя чашку. Была готова сделать что угодно, чтоб скрыть полыхнувшую в ее глазах ненависть.

— Слишком горячо, — выпалила она, ставя спасенную посудину на столик. — Прости, что перебила. Так с кем ты там встречался?

— Митос самый "взрослый" из нас, — пояснил Дункан, подозрительно посматривая на заинтересованно ковыряющую вилкой омлет Мишель. — Хотел узнать о твоем Галене и Источнике...

Девушка отложила вилку, чувствуя, что переигрывает.

— И?

— Странно, но Митос ничего не слыхал о "пиги". А он плавал в ладье фараонов по Нилу. Детка, ты ничего не путаешь? Или обманываешь меня?

Последние слова МакЛауд произнес полушепотом, сверля взглядом Мишель.

— Зачем мне обманывать того, чьей помощи я прошу?! — возмутилась девушка.

"Я помню, как строили зиккурат Мардука! Подумаешь Нил. Откуда он знает Митоса? Круг сужается мадемуазель д'Анжельжер"

— Дункан, то, что этот Митос, или как там его, утверждает, что он самый древний бессмертный, еще не делает его самым осведомленным. Есть тайны, постичь которые суждено лишь избранным.

— И Гален избрал тебя?..

— Зачем мучаешь меня, Дункан? Да, мы были любовниками долгое время. Да, он поделился со мной своей тайной. Да, возможно я плохо поступила, отобрав у него Ключ. Но... если б ты знал, сколько мне пришлось вытерпеть от него! И в последний раз это именно по твоей милости я опять связалась с ним. Такой ужасный год...

— Детка успокойся. Все будет хорошо. Забудь о прошлом.

— Не будет. Он ищет меня, он убьет меня, чтоб получить чертов Ключ.

— Так отдай ему Ключ.

— Если б все было так просто. Я же его собственность. Я принадлежу ему.

— Нет! — прорычал Дункан. — Теперь ты моя. Точнее, — поспешно добавил он, — теперь ты будешь свободна от него.

— Свободна, — растягивая слоги, повторила Мишель. — Я буду свободна, только если он умрет...

— Ты хочешь, чтоб я забрал его голову?

— Да... то есть нет. Нет, я не хочу.

— Ты все еще любишь его? — раздраженно поинтересовался МакЛауд, поднявшись на ноги.

Теперь он нависал над ней, возвышался как темное изваяние. Волосы упали ему на лицо. Сдвинутые на переносице брови, хищно сузившиеся глаза, сжатый в кривой усмешке рот — все это напомнило девушке горгулий НотрДама.

— Ревнуешь? — попыталась пошутить Мишель, желая отогнать приступ страха.

Определенно, она заигралась в невинную овечку.

"А он здорово умеет сердиться!"

— Я задал вопрос, — ответил горец не терпящим промедления тоном.

— Дункан, ну какая любовь? Нет, конечно было время, когда он был моим миром, но сейчас... Да одно имя его вызывает у меня приступ тошноты.

— Тогда почему нет?

— Боюсь за тебя, милый, — всхлипнула Мишель и прильнула к груди МакЛауда. — Не хочу, чтоб ты подвергался опасности.

— Думаешь, такой слабак, как я, с ним не совладает? — отстраняясь, процедил он.

Мишель вновь вошла в его объятия, крепко обхватив Дункана за талию.

— Может, все же лучше подождать пока он утратит силу Источника и сам отправиться к праотцам? — вкрадчивым шепотом ответила она.

— А пока будем шарахаться от каждой тени, — хмыкнул МакЛауд. — Тебе так нравиться прятаться?

— Если в твоих объятиях, то да. Ничего не имею против.

— Мишель, Мишель, — выдохнул он, потрепав ее по волосам. — Не могу долго на тебя сердиться!

— Вставай, соня, — Дункан свободной рукой потрепал Мишель по плечу. В другой мужчина держал чашку, распространяющую аромат кофе.

— Уже утро? — глубоко вдохнув, девушка нехотя приподняла веки.

— Уже ближе к полудню, leanabh. Ты что-то бормотала о своем Галене. Он и во сне преследует тебя? Или это ты не можешь с ним распрощаться?

— Не ревнуй, Мак, тебе это абсолютно не к лицу, — отмахнулась от него Мишель, резко садясь и выхватывая чашку.

Пряный запах кардамона ударил в нос, прогоняя неприятный осадок от кошмаров. Всю ночь ее преследовали воспоминания о времени, прожитом в Лас-Вегасе с бен-Тафуттом. Она так неосмотрительно поддалась его заверениям в любви, так стремилась вытеснить из сердца обиду на влюбленного в другую МакЛауда, что опять ввергла себя в пучину страстей мавританского принца.

Первые месяцы они неплохо уживались. Гален сорил деньгами своего игорного бизнеса налево и направо, желая потешить вновь обретенную возлюбленную. Но клетка, пусть даже инкрустированная синими бриллиантами, прискучила Мишель. Ее деятельная натура не позволяла праздно возлежать на шелках и менять наряды семь раз в день. Любовники начали ссориться.

Мишель заметила, что за прошедшие со времен Эдирне годы Гален еще сильнее сдал. Нет, конечно же, ни седины, ни морщин, ни лишнего веса — ничего этого не было и в помине. Внешне он сохранял молодость, но в облике его чувствовалась усталость. Огонь, что некогда плясал в жгучих очах эмира Гранады, угас.

Как-то он признался, что и сам ощущает, как тяжесть прожитых лет все настойчивее давит ему на плечи. Мишель поспешила отвлечь его заверениями, что такое бывает и с ней.

"Надо сменить обстановку", — предложила она, опасаясь, как бы он вновь не начал жалеть об утрате Ключа.

В тот роковой вечер он опять завел разговор об усталости и бесцельности своего бытия.

— Когда у меня был мой шамшир с камнями от горы Источника, подобного не случалось. Стоило лишь подержать его в руках — жизнь начинала клокотать в моем теле.

Мишель слушала вполуха, занятая своими переживаниями: до нее дошел слух о смерти Тессы, подруги МакЛауда. Погруженная в размышления, она обмолвилась, что Гален плетет ерунду и ничего подобного за все эти годы она не чувствовала.

— Так мои камни все-таки у тебя?! — взревел бен-Тафутт. — Ты врала мне... Сирита!!!

Эмир с безумным взглядом кинулся к ней через просторную гостиную, что располагалась на втором этаже его особняка. Мишель спаслась от неминуемой расправы, выпрыгнув из окна. Ей повезло, что подобной храбростью Гален не обзавелся за шесть веков своего существования.

Затеряться в людной столице азарта не составило труда. К тому же главные ее ценности — меч и Ключ — хранились в надежном депозитном боксе, вне досягаемости бен-Тафутта.

— Ты будешь пить или рассматривать? — насмешливый тон МакЛауда вернул Мишель к реальности. Она демонстративно приложила чашку к губам, прикрывая веки, едва бархатистая жидкость прошлась по языку.

— Проклятье, leananna, — прохрипел Дункан прямо над ее ухом. — В одной женщине не может быть столько секса.

Через миг она лишилась и кофе, и ночной рубашки, и остатков сна. Горец властно прижал ее к кровати. Мишель поощряюще сжала бедрами его талию.

— А в одном мужчине может? — с придыханием промурлыкала она, ощущая, как пульсирующая плоть требовательно упирается в нее. Удовольствие молниеносными вспышками разметалось по телу, окончательно избавляя ее от неприятных воспоминаний.

Внезапно Дункан замер, приподнялся на руках. Мишель протестующее воскликнула и осеклась, поняв, что смутило ее любовника. Он заметил поблескивающий на ее шее "флер-де-лис".

— Новенькое?

— Нет, это подарок, Мак. Очень давний.

— Чей, хотелось бы знать. Его? — он покинул ее и сел на краю кровати. — Во сне ты называла его "принц", а это — воистину королевский подарок.

— Разве стала бы я надевать Галенов подарок? Дункан, скажи честно, я что, совсем дура? — устраиваясь рядом, поинтересовалась Мишель.

Мужчина недоуменно уставился на нее, озадаченный постановкой вопроса, потом отрицательно покачал головой.

— Напротив, — грусть засквозила в его тоне, — ты слишком умна. И порой мне кажется, что дураком выгляжу именно я. Ты хранишь столько тайн... А мне рассказываешь лишь крупицы правды.

Тяжелое молчание повисло в воздухе, остужая горевшую меж ними страсть.

— Знаешь, детка, — продолжил МакЛауд, — а ведь как раз поэтому я избегал того, чтоб проводить с себе подобными женщинами больше одной ночи. Наше прошлое слишком часто преподносит сюрпризы сегодняшнему дню. А двое нас — это вдвое больше сюрпризов.

— Конечно, со смертными куклами тебе проще, Мак, — зло процедила Мишель. — Особенно с такими, как Тесса. Наверное, до сих пор обнимая меня, воображаешь ее...

— Детка, — укоризненно вздохнул горец. — Теперь моя очередь утверждать, что ревность тебе не к лицу.

Мишель скупо улыбнулась и, порывисто поднявшись, встала перед Дунканом, ничуть не смущаясь своей наготы.

— Вот я стою здесь пред тобой. Без оружия, без покровов прошлых жизней, без груза тайн и бремени бессмертия... Это просто Я. Посмотри на меня, — она потянулась и взяла его за подбородок. — Скажи: мне уйти? Оставить тебя? Я даю тебе шанс выбирать. Я подчинюсь любому решению...

Томительно долгие минуты он просто смотрел на нее. В потемневшем янтаре глаз невозможно было прочесть, что творилось в его голове. Мишель уже начала сожалеть о своих опрометчиво-щедрых словах. Разве сможет она покинуть его? Сердце бессмертной красавицы почти остановилось в ожидании вердикта. Пальцы, все еще прикасающиеся к лицу возлюбленного, онемели и наверняка жгли его холодом.

— Leananna, — наконец-то прошептал он. Положил руки ей на талию и вмиг согрел, заставил пульс бешено колотиться. — Я хочу, чтобы сегодня вечером вдобавок к этому украшению на тебе красовалось платье такого же рубинового цвета.

Горячая ладонь скользнула вверх по ее животу и легла меж грудей.

— Чтоб я мог сорвать его с тебя и вытрясти из твоей милой головенки подобную чушь!

Девушка радостно взвизгнула и уселась ему на колени, обхватила за шею. Прижалась изо всех сил.

— Мак, это подарил мне человек, чье имя я ношу. Он...

Губы горца не дали ей договорить.

Хождение по магазинам или как говорили теперь смертные "шопинг" не доставляло особой радости Мишель. Однако выполняя пожелание МакЛауда, она пополнила свой спартанский гардероб. Поспешно покидая бен-Тафутта и Лас-Вегас, она мало заботилась об изысканности одежды. Главные сокровища были при ней, а остальное ее не волновало.

Устроив пакеты с покупками на стуле уличного кафе, Мишель присела рядом и перевела дыхание. Сделав заказ, она постаралась отбросить мысли о неприятной встрече: в примерочной одного из бутиков ей "посчастливилось" столкнуться с Амандой. И теперь растревоженное темной похотью либидо снова и снова возвращалось к той злополучной ночи, когда ей пришлось выкупать жизнь Чейза. Маска оставила свое клеймо на порочной частице ее души, точно так же, как Гален заклеймил ее тело.

Аманда весьма недвусмысленно намекнула, что знает нечто, что может помочь Мишель избавиться от бен-Тафутта раз и навсегда. За символичную плату.

"Ты знаешь какую, куколка", — хрипловатый голос звучал в ушах девушки. — "У тебя богатый опыт по этой части"

Клочок бумаги с адресом Парижской квартиры мадам Дарьё покоился в заднем кармане джинсов и жег ее кожу сквозь слои материи.

"Да что она может знать?!" — отмахивалась здравомыслящая половина Мишель.

"Пойдем — узнаем", — убеждало либидо, предвкушая чувственные утехи.

"Заткнись!" — негодовало влюбленное в МакЛауда сердце.

"И когда ты успела стать трусихой?" — интересовалась гордыня. — "Мужчина рядом — тебе не на пользу"

Мишель сжала кулаки и низко зарычала, до полусмерти напугав принесшего минералку гарсона. Он оставил стакан и поспешил исчезнуть из поля зрения красивой, но ужасно странно посетительницы.

Мишель залпом проглотила содержимое и долго рассматривала на солнце стакан. Пару капель остались на дне.

— Наполовину пуст... — бормотала она. — Наполовину полон... Вся моя треклятая жизнь — оттенки серого...

Ужин не получился романтичным из-за подавленной молчаливости Дункана и нервной дерганости Мишель. Даже надетое специально по заказу горца платье не помогало. Сославшись на усталость, девушка легла спать. МакЛауд не возражал, казалось, даже обрадовался выпавшему случаю побыть наедине. Убедившись, что Мишель уснула, он плотно прикрыл двери спальни и вышел в гостиную. Плеснул виски в пузатый бокал и достал из кармана пиджака белый конверт.

Он обнаружил его днем на палубе. И перечитал его содержимое сотню раз, не веря тому, что видит собственными глазами. Гален бен-Тафутт, бывший возлюбленный его Мишель, приглашал МакЛауда на встречу: ближе к полночи на знаменитом кладбище Парижа. Также письмо содержало обещание "открыть глаза на мадемуазель д'Анжельжер".

Часы пробили одиннадцать, и Дункан решил, что все-таки пойдет. Хотя Мишель и не хотела их стычки, ее страху перед загадочным человеком, чье бессмертие зиждилось на мифическом Источнике, должен быть положен конец.

"Клан МакЛаудов привык смотреть врагу в лицо", — процедил Дункан, покидая баржу.

Этой барже, что так любовно прильнула к зашитому в камень берегу Сены, суждено было коротать ночь в одиночестве. Мишель, изменившая затертым джинсам с обновками из сегодняшних покупок, сбежала по трапу. Немного неловко ступая на высоких каблуках, она на ходу застегивала длинное кашемировое пальто. Бессмертные, конечно же, не болеют, но дрожать от холода тоже не любят. Хотя, невзирая на теплую одежду, бессмертная красавица тряслась как осиновый листок. Ожидание встречи с Маской будоражило воображение, а снедаемое темной страстью либидо настойчиво требовало идти быстрее.

— Ты явилась даже раньше, чем я ожидала, — хлопнула в ладоши Аманда, открыв двери после трели взвинчено-нетерпеливых звонков Мишель.

— Хочу знать, что есть у тебя на Галена. Нам надо поговорить, — скороговоркой ответила девушка, умоляя свой голос не дрожать.

— Погоди-ка, дай вспомню, куда задевала свой меч, — насмешливо проговорила Аманда. — Знаю я твои разговоры.

— Я ведь не за этим пришла! — почти перешла на крик Мишель.

— Что ж, проходи.

Мадам Дарьё поджала губы, задумчиво прищуриваясь. Мишель сбросила пальто, едва переступив порог. Хозяйка дома вопросительно подняла брови, но не проронила ни слова.

— Твои слова ... твои намеки ... — девушка запнулась, собираясь с духом, чтобы озвучить правду. — Я не могу ни о чем думать, кроме как о сексе с тобой, — выдохнула она, чувствуя, что краснеет до ушей.

— Куколка, совсем недавно ты жаждала убить меня.

— Жаль, что не удалось — не пришлось бы сейчас унижаться.

— Я не буду тебя унижать. Разве что сама попросишь, — хихикнула Аманда, запуская пальцы под пояс мини-юбки Мишель. — Вот забавно как: секси-горец не удовлетворяет свою подружку, и та бежит ко мне!

Мишель отпрыгнула. Гневно сверкнула глазами, выкрикивая:

— Не вмешивай его сюда. Тебе не понять.

— Да ну, — пальцы Аманды заскользили по собственной шее, лаская каждый дюйм кожи.

Мишель едва не взвыла, представляя прикосновение этих изумрудных ноготков.

— Пож...

Женщина порывисто схватила ее в свои объятия и прильнула к губам. Коленки Мишель подогнулись, но не по-женски сильные руки партнерши удержали ее.

Отпустив губы, она прошлась языком по щеке, к уху:

— Ты будешь называть меня как тогда, — горячее дыхание ворвалось в пульсирующую раковинку.

— Маска, — простонала девушка.

Аманда изумленно заглянула ей в глаза, но вспомнив, расплылась в улыбке. Облизнулась, прикусывая нижнюю губу.

— Тоже неплохо.

Не выпуская ночную гостью из объятий и целуя с каждым разом все неистовей, Аманда направилась в спальню. Перед тем как распахнуть дверь она прижала к ней девушку.

Медленно расстегнула пуговки на блузке. Присев, спустила на щиколотки юбку. Мишель нетерпеливо переступила через нее, попутно сбрасывая туфли. Теперь она едва смогла бы достать губами до подбородка Аманды.

— Разве я говорила тебе это делать? — прошипела Аманда, впиваясь зубами в бедро там, где чулки уже не скрывали кожу. — Никакой самодеятельности.

Мишель кивнула, задрожав, когда, поднимаясь на ноги, Аманда потерлась об нее всем телом.

— Пожалуйста, о, пожалуйста...

Дразнящие губы припали к ее шее, заставляя выгибаться и бесстыдно прижиматься к вожделенному телу. Колено Аманды раздвинуло ноги Мишель, и она радостно начала тереться о бедро Маски, постанывая и обнимая ее за талию.

— Потише, куколка, — руки женщины обездвижили Мишель. — Не спеши.

Она толкнула двери и завела их в спальню. Торшер в углу осветил кровать с балдахином. Заставляя Мишель пятится, Аманда подвела ее к кровати, прижала к одному из поддерживающих полог витых столбов. Снова поцеловала, наконец-то начав поглаживать через кружевной бюстгальтер. Чтобы дать ей лучший доступ и удержаться на ногах девушка вскинула руки и ухватилась за столбик. Аманда повторила ее движение, гладя кисти, переплетаясь пальцами. Через миг Мишель поняла, что запястья ее оказались привязаны.

— Всегда хотела использовать этот бесполезно болтающийся шнур, — шепнула Маска. — Не против?

— Только если твои пальцы вернуться на ход назад.

Усмехнувшись, Аманда приспустила ее бюстгальтер, выпуская на свободу набухшие соски. Губы принялись неспешно исследовать ложбинку меж грудей Мишель, а изумрудные ноготки — пощипывать твердеющие бусинки сосков.

— Нравиться?

Ответом ей был стон.

— По себе знаю, что да. А так?

Мишель почувствовала неприятное давление и холод металла — Аманда, как и в прошлый раз, надела ей колечки-зажимы.

— Помнишь их, красавица?

Девушка посмотрела на свою грудь и поймала себя на мысли, что хочет увидать то же самое на Аманде.

— Надень и себе, — попросила она срывающимся шепотом. — Я хочу...

Рот Аманды завладел левым соском Мишель, втягивая и подразнивая языком ноющую плоть. Не в силах удержаться она закричала, выгибаясь дугой. Горячая ладонь накрыла правую грудь, подушечки пальцев заскользили по ее плененной вершинке. Новый крик прорезал тишину комнаты.

— Я буду делать это, пока ты не кончишь.

— Нет, не так, — тяжело дыша, взмолилась Мишель. — Как тогда, возьми меня.

Аманда отступила на шаг. Склонив голову на бок, задумчиво осмотрела дрожащую от вожделения соперницу.

"И что такого особенного Мак находит в ней? Красива? Да. Секси? Бесспорно. Но пустоголова, как чучело посреди поля..."

— Хорошо, — уже вслух произнесла она, — но мне придется оставить тебя на пару минут. Потерпишь?

— После поцелуя.

— Ненасытная, — прошептала женщина у самых губ Мишель и покинула спальню.

Могилы, шорох опавшей листвы, луна... Белая и огромная, она освещала небо и землю пронзительным серебряным светом. В нем мир казался черно-белым, краски утонули в серебре. Первым появился темный силуэт, и лишь потом ощущение бессмертного коснулось натянутых до предела нервов МакЛауда.

— Ну, здравствуй, гяур, — услышал он и подался вперед, желая наконец-то лицезреть того, кто посмел причинить вред его leanabh.

— Так ты и есть Гален?

— Да, я — Гален бен-Тафутт. Я родился в 1375 году в благословенной Аллахом земле в роду Насридов, что правил Гранадой. Я стал эмиром под именем Мухаммада Седьмого и полюбил Розу Альгамбры.

— Все мы как-то начинали наши жизни, а любовь твоя...— поспешно перебил его напыщенную тираду Дункан.

— Ты думаешь, что тебе она неинтересна? — изогнул смоляную бровь эмир. — Погоди, гяур я поведаю тебе, какова она — Роза Альгамбры. —

Он шумно перевел дыхание, словно готовился поделиться самым сокровенным своим знанием.— Она была восхитительна, моя Сирита. Черные очи газели, в которых порой танцевало пламя. А как танцевала она, извиваясь как то же пламя в каминах моей Альгамбры. Я так любил смотреть, как серебрятся ее локоны, рассыпаясь по подушкам в моем алькове.

— Она была красавица — твоя Сирита — это я уже понял. Но к чему...

— А ты не спеши перебивать меня, гяур. Не спеши. Почему же "была"? Она и сейчас безумно пленительна. Хотя и не желает носить свое имя. Предпочитает более современное — Мишель.

МакЛауд почувствовал, что не может сделать новый вдох. Воздух вокруг него будто загустел и нагрелся. Легкие жгло огнем.

— Мишель? — проглатывая вставший в горле ком, сумел повторить он.

— Да, та самая Мишель, которую ты прячешь от меня на своей барже. Она — моя Сирита, Роза Альгамбры. Она моя возлюбленная, на ней мой знак. Мое имя.

— Не верю, — стараясь говорить спокойно, Дункан покачал головой. — Ведь тогда получается...

— Чему не веришь?

— Это не может быть Мишель. Ей всего двести...

— Думаешь ей двести лет? Ха! Твоя подружка рассказывала, как ты доверяешь своей ллян... — эмир умолк, споткнувшись на гаэльском. — Не выговоришь. Кстати, Аманда весьма милая женщина. Я оставлю ее тебе, если ты отступишься от моей Розы. Все будут довольны. Сиритка хоть не разыгрывала пред тобой потерю девственности? Это у нее коронный номер!

— Что ты несешь?! Я никогда не отдам тебе Мишель! Даже... даже если ты и говоришь правду.

— Правду? Я всегда говорю правду, гяур. Мишель... Сирита... да у нее сотни имен! Она старше нас с тобой взятых в десять раз. Она рассказывала мне такие истории, о столь неизмеримо давних днях... Пустыни зеленели травами, — напевно заговорил бен-Тафутт, — волны плескались на месте былых городов, толпы кочевников сметали на своем пути храмы и дворцы, новые города поднимались на руинах...

Эмир обладал превосходным даром сказителя, сама Шагразада позавидовала бы. МакЛауд утратил бдительность и после молниеносной схватки оказался пленником того, кого некогда в Гранаде величали Аль-Мустаином.

— И все это наблюдала собственными глазами моя Сирита, которая не помнит, где появилась на свет, — продолжал Гален, защелкивая наручники на заведенных за спину руках Дункана. — Она столько жизней прожила, что нам с тобой вообразить трудно. В ее прелестной голове таится столько знаний, столько умений дремлет в ее маленьких ручках...

Сигнал пейджера оборвал его. Гален чертыхнулся пару раз, неумело нажимая на кнопки. Потом раздался довольный смех, и чудо техники ХХ века вернулось в карман эмира Гранады.

— Вот сейчас мы и отправимся прямиком к Сирите и расспросим. Я покажу тебе истинное лицо Розы Альгамбры, графини д'Анжельжер, твоей детки Мишель.

Аманда вернулась более чем через четверть часа. Теперь на ней красовался лишь светлый шелковый халат, красиво струящийся вдоль изгибов тела. Измученная ожиданием Мишель недоуменно уставилась на нее, поскольку та явно не собиралась выполнять ее просьбу.

— Почему так долго?

Вместо ответа женщина порывисто привлекла ее в объятия и опалила горячим дыханием пересохшие губы пленницы. Мишель потянулась за поцелуем, сходя с ума от струившейся по венам яда похоти. Простонала, когда Аманда, проведя языком по ее верхней губе, безжалостно прикусила нижнюю. Но Мишель не успела насладиться приторной горечью ласк Маски — в коридоре раздались шаги и в спальню ввалились двое мужчин. В неверном свете единственной лампочки Мишель различила лица и не смогла сдержать испуганного выкрика. Гален бен-Тафутт держал за скрученные за спиной руки Дункана МакЛауда и подталкивал его вперед.

— Погляди на нее! — рявкнул эмир.

— И вот это создание ты называл leanabh? Хороша детка, — злобно сверкая глазами, ухмыльнулась Аманда. Хозяйски огладила мгновенно напрягшееся тело девушки и с явным нежеланием разомкнула объятия. Мишель рванулась, силясь освободить руки, чтобы...

Чтобы сделать что? Врезать мадам Дарьё — но ведь она сама пришла в ловушку. Ногой пнуть Галена в самодовольную физиономию — он играючи скрутит ее. Бежать к Дункану — наручники вряд ли позволят ему помочь ей. Да и захочет ли он? Недоумение, ужас, тоска, написанные на его лице, обоюдоострым мечом срезали кожу с ее полуголого тела. Боль его разочарования пульсировала в груди Мишель, стальными обручами давила легкие, не позволяя вдохнуть. Она опустила голову, жалея о своих некогда длинных до пят косах, что могли бы скрыть ее позорную наготу. Все же светлые пряди, упавшие на лицо и грудь девушки, окружили ее шелковой завесой.

"Не могу смотреть на него, не сейчас. Потом, Дункан, может быть, когда-нибудь потом я придумаю, как это тебе объяснить"

— Ну что, Сирита, больше не спрячешься за своего защитника? — фыркнул Гален. — Или ты все еще не веришь мне, гяур?

Он отпустил МакЛауда, толкнул в спину. Не удержав равновесия, тот упал на колени, но пылающий взгляд остался прикованным к Мишель.

— Мак! — взвизгнула Аманда. Бросилась через спальню, попыталась помочь подняться.

— Шайтан вас забирай, девочки. И что вы все так льнете к нему? — недовольно пробурчал эмир, вытаскивая из кармана пистолет.

— Хабиб, нет! — закричала Мишель, понимая, что надумал бен-Тафутт.

— Я обещал мадемуазель Дарьё, что отдам ей МакЛауда, если она поможет взять тебя. Что же они чудесно отдохнут здесь, пока мы займемся Ключом.

Выстрелы оборвали протестующие возгласы Аманды. Мишель побледнела, наблюдая, как пули следующего залпа вошли в шею Дункана. Он смотрел на нее, пока кровь не пошла у него горлом, и веки не прикрыли потускневший блеск янтарных глаз. Горячие слезы покатились по щекам Мишель: она плакала не о нем — он воскреснет; она плакала о той бессмертной, что умирала сейчас вместе с Дунканом, о той Мишель, которую он считал своей ученицей и которую называл leananna.

— Прощай Дункан, — немеющими губами прошептала девушка.

— Как романтично, — зашипел бен-Тафутт, пряча оружие. — Прям садись и пиши с натуры: хоть маслом, хоть тушью.

Хищно осклабившись, он провел рукой по своим волосам, приглаживая непокорные пряди. Потом с неспешной грацией леопарда приблизился к Мишель.

— Какое очаровательное зрелище, килен. С трудом сдерживаюсь, чтоб не овладеть тобой. Аманда — да упокоит Аллах ее душонку на пару часиков — подготовила все наилучшим образом.

— И так ты отблагодарил ее, — выплевывая каждое слово, проговорила Мишель, кивая в сторону распростертых на полу тел.

Гален разорвал путы, связывающие руки девушки и притянул упирающуюся Розу Альгамбры к себе.

— Сирита, — прошептал он, лаская кончиками пальцев губы Мишель. — Моя Сирита...

Нежность и желание на краткий миг озарили злой взгляд эмира Гранады. Девушка дернулась и хотела ударить его головой. Гален ловко уклонился и рассмеялся, выпуская ее из объятий.

— Я изучил твои штучки, прелесть моя. Ты пойдешь со мной сама или мне придется пристрелить и тебя?

Мужчина вопросительно изогнул бровь, похлопав по карману брюк.

— Как скажешь, хабиб, — обреченно вздохнула она, делая попытку застегнуть блузку.

— Тогда ступай — оденься, — он кивнул в сторону коридора.

Девушка послушно вышла из спальни, не оборачиваясь на лежащего лицом вниз МакЛауда. Сердце Мишель превратилось в ворох пожухлой листвы, которую ветер разносил по пустынным аллеям ее почерневшей души. Накинув валявшееся у входной двери пальто, она прислонилась лбом к деревянному косяку. Воспоминания о проведенных с Дунканом днях сонмом видений окружили ее — колени девушки подогнулись, и Мишель сползла на пол.

— Дункан, — всхлипнула она, — Дункан, — сжимая пальцы в кулак так, что ногти впились в ладонь, проговорила Мишель. — Дункан, — кулак бессмертной врезался в стену, до крови стирая кожу на костяшках. — Дун...

Звук новых выстрелов, донесшийся из спальни, пригвоздил ее на месте. На секунду. Вскочив, Мишель кинулась было обратно, но дорогу ей преградил бен-Тафутт. Картинно подув на дуло пистолета, он подмигнул ей:

— Контрольный выстрел — вежливость киллера.

Мишель пожала плечами, вздохнула. Груз бесконечных перевоплощений за тысячи ее лет опустился на хрупкие плечи мадемуазель д'Анжельжер.

— Ну же, ластонька, хватит разыгрывать безутешную... Мишель!

Гален подхватил на лету сдавшуюся-таки на милость беспамятства девушку.

Жизненная энергия струилась по его венам, но мужчина отказывался поднимать веки. Отказывался увидеть комнату, в которой ему пришлось встретиться с самым жутким кошмаром за всю свою четырехвековую жизнь. Он мог не поверить словам незнакомца, который назвался эмиром Гранады, но в глазах Мишель, стонущей в объятиях... Дункан тряхнул головой, прогоняя постыдную картинку. В глазах своей возлюбленной, своей leanabh, он прочел истину, которой не мог отрицать. Бен-Тафутт не солгал ему. Солгала ему Мишель.

"Нет, она просто не сказала всей правды", — желание оправдать ее оказалась сильнее здравого смысла.

— Проклятье, Мак! Ты и сейчас выгораживаешь ее, — раздался над его ухом недовольный голос Аманды и он понял, что размышляет вслух. Захотел встать, но скованные наручниками запястья напомнили о себе.

— Лучше помоги.

Женщина коротко рассмеялась, переворачивая его на спину и садясь верхом. Халат ее распахнулся, демонстрируя стройные бедра и отсутствие белья. Аманда принялась расстегивать пуговицы на рубашке МакЛауда, нетерпеливо покусывая свою нижнюю губу. Находясь в странном оцепенении, горец не оказывал сопротивления, пока острые зубки не прикусили его сосок.

— Что ты творишь? — крикнул он, отрывая голову от пола и пронзая Аманду злым взглядом. Определенно, он много не знал о ней.

"А о Мишель?" — ехидно напомнило либидо.

— Эмир пришел немного раньше и помешал нам. Эта маленькая шлюшка распалила меня, а ты сможешь довершить начатое твоей деткой.

Дункан зарычал и рывком сел, сталкивая с себя Аманду. Изловчившись, сумел прыжком подняться на ноги.

Обиженно взирая на него снизу вверх, женщина поправила халат.

— Ты раньше не возражал против моих объятий, когда очередная смертная женушка покидала тебя в сей юдоли слез. Только на этот раз белобрысая Галенова шлюха опередила меня.

Дункан вскипел и с грохотом поставил обутую в тяжелый ботинок ногу в опасной близости от изящных пальцев приятельницы.

— Еще слово, — предупредил он.

Аманда нехотя поднялась, расстроено вздохнула и оглянулась в поисках ключей.

— Вот ведь мавританский ублюдок, — процедила она, заметив лежащие на кровати рядом с клочком бумаги ключи.

"Fun is fun, but done is done. Было весело, но дельце мы таки обстряпали", — гласила прощальная записка бен-Тафутта

— Мы не договаривались о смертоубийстве. И я любила этот халатик, а теперь он весь в крови.

— Аманда, — одернул ее Дункан, — я жду и попусту теряю время. Он успеет далеко уйти.

Женщина поспешила освободить его руки от наручников.

— Мак, а ты что хочешь отправиться за ним? Ну, зачем тебе это надо?! У них свои давнишние разборки и нам...

— Аманда, больше нет никаких "нас", — с трудом удерживая гнев, проговорил горец. — Я даже другом тебя больше назвать не могу после сегодняшнего.

— Ревнуешь к "детке"? — сально осклабилась она. — Или ее ко мне?

— Хватит! — гаркнул Дункан, покидая комнату.

— Мак, ну подожди!

Аманде удалось нагнать его только у входной двери.

— Мак! — она схватила его за локоть. — Под...

Пальцы МакЛауда сжались на шее женщины, а взгляд остановился на припухших от поцелуев губах. Поцелуев его Мишель!

Он зарычал, вспомнив полураздетую девушку, привязанную к кровати.

— Если хочешь помочь — дай свой меч. Мой, должно быть, валяется где-то на ПерЛашез.

— Да нет. Гален был так любезен, что прихватил его...

Едва рукоять катаны из слоновой кости оказалась в руке МакЛауда, он выбежал из квартиры мадам Дарьё.

— Я найду тебя, моя Мишель. И тогда...

Что он сделает, он и сам пока еще не знал. Знал только, что не сможет жить, если не найдет свою leanabh.

Глава 8. Время на ноль боль умножает.

Ощущение бессмертного привело Дункана на корму.

— Мишель, — благоговейно выдохнул он, увидев стоящую там светловолосую девушку.

— Прости, — только и успела выговорить она до того, как МакЛауд степным торнадо налетел и впился в ее губы жадным поцелуем. Увлек внутрь, ни на секунду не выпуская из объятий. Мишель тихо стонала, покорно подчиняясь его натиску и постепенно начиная столь же неистово отвечать.

Дункан вплел пальцы в ее локоны, сжал их в кулаки и оторвал от своих губ пылающее лицо Мишель.

— Давай, скажи это, — тяжело переводя дыхание, приказал он.

Непонимание отразилось в глубине агатовых глаз, но уже через секунду бессмертная, что помнила юность Парфенона, пленительно улыбнулась. Мужчина задрожал от силы охватившего его желания.

— Я люблю тебя, Дункан.

Тот дико зарычал и вновь прижал ее к себе. Он был готов с первой минуты, с первого поцелуя, и если б не одежда, то пронзил бы Мишель сразу. Любовники целовались, яростно кусая друг друга до крови, тут же зализывая нанесенные раны, разрывали на клочки мешавшие им одежды.

И вот уже его ладони гладят атласную кожу ее груди, а она, ломая ногти, борется с застежкой его джинсов. Победив, стягивает вместе с нижним бельем.

МакЛауд взревел, когда пальцы Мишель сжали его плоть. Удовольствие оказалось столь упоительно интенсивным, что он... проснулся.

Проснулся и понял, что это его собственные руки держат его пульсирующее естество. Дункан громко, отчаянно взвыл и перевернулся на живот. Горячие слезы обожгли глаза в тот же момент, когда семя покинуло его тело. На краткое мгновение он испытал удовлетворение и покой. Но реальность властно вернула его в свои владения. Все это лишь ночной кошмар и самая потайная фантазия, что преследовали Дункана МакЛауда в течение последних пяти лет.

— Пять лет без тебя, — прохрипел мужчина, ударяя кулаком по подушке и пряча в ней же мокрое от слез лицо. — Проклятье, Мишель, — глухо прорычал он через минуту, — Leananna, ну почему все так? Где мне искать тебя?

— Ударь меня, — презрительно бросила Мишель. — Убей. Что хочешь делай — все равно мне. Понимаешь? В-с-е р-а-в-н-о.

Последние слова она проговорила по буквам, надеясь вывести из себя на удивление терпеливого сегодня Риенгароса. Пусть лучше вновь изобьет ее до смерти, чтоб она опять смогла на короткие, но столь благословенно сладостные мгновения, обрести свободу. Погрузиться в жаркий лед небытия. Когда-то она боялась умирать, не любила эти жуткие секунды, когда слышишь, как затихает стук твоего сердца, когда воздух больше не приносит живительной свежести, а все вокруг подергивается дымкой и теряет очертания. Раньше Мишель не любила тьму смертельного забытья. Теперь же она радостно призывала ее, умоляя прийти скорее и избавить от вида их тюремщика.

Их? По правде говоря, она уже и не знала, был ли эмир где-то рядом. Мишель очень давно не видела Галена бен-Тафутта. С того самого дня или ночи — в этом богами забытом узилище всегда горят факелы, и никто не знает, светит ли солнце за каменными стенами — когда Риенгарос пообещал, что лишит несчастного эмира жизненных сил. Он наивно полагал, что Мишель ценит того превыше Ключа.

"Ключ", — мысленно простонала девушка. — "Ашторет, и зачем мне все это?"

"Власть", — тут же напомнила гордыня.

Мишель прикрыла веки, успокаивая внезапно ставшее сбивчивым дыхание.

— И не подумаю, айэлет — раздался совсем близко ледяной голос.

Так близко, что по коже побежали мурашки. Она ненавидела этот голос, а еще сильнее — реакции своего тела на него. Риенгаросу даже не надо было прикасаться, чтобы причинить боль. Медоточивые вибрации его гортанного выговора растекались под кожей, то опаляя, то окатывая холодом.

Не открывая глаз, она обхватила себя за плечи, старательно пытаясь унять предательскую дрожь. Необычайное спокойствие тюремщика вряд ли сулило ей нечто хорошее. Мишель давно разучилась верить внешности, словам и улыбкам. Хотя Риенгарос никогда и не пытался скрыть свои истинные стремления и цели. Ему — последнему жрецу с божественной кровью детей Клейто — нужен был Ключ.

— Айэлет, — снова раздалось рядом уже привычное обращение. Риенгарос редко называл ее по имени, предпочитая это "айэлет" — странное слово, значения которого он не пояснял. Впрочем, Мишель и не спрашивала.

Поток морозного воздуха от его дыхания коснулся шеи бессмертной, а через миг она почувствовала, как сильные пальцы с острыми ногтями легли ей на затылок. Погладили, начали играть растрепанными, отрастающими неровными клочьями волосами. Ее серебрящиеся лунным светом косы оказались первой жертвой на алтаре Источника, путь к которому потерял сей нерадивый жрец.

Мишель хотела, было, отстраниться, но тут же оказалась в стальном захвате. Риенгарос сжал ее плечи и развернул к себе. Она уткнулась лицом в его могучую грудную клетку, впервые изумленно слыша стук сердца атланта. В безумии плена она сочла, что ее тюремщик не владеет этим органом. Ведь только тот, у кого не было сердца, мог творить то, что делал с ней Риенгарос, и улыбаться. А после с заботой и повинной лаской во взгляде интересоваться, не изменила ли она своего решения.

" — Скажешь мне, где Ключ, айэлет?"

" — Нет!"

Эхо подобного диалога отражалось от каменных стен узилища несчетное число раз. По нему можно было делать зарубки — как Робинзон на острове — чтоб измерить время плена. Однако Мишель не утруждалась подобными глупостями. Древняя бессмертная твердо решила, что тайна местонахождения Ключа, а значит и Источника, будет жить, пока ее палач не придумает настолько изощренной пытки, что... Думать об этом не хотелось. Тайна должна умереть вместе с ней.

Но сейчас, стоя в объятиях этого ужасного человека (называя Риенгароса человеком, Мишель сильно льстила ему) она поняла, что вовсе не хочет умирать. Она слишком давно жила и привыкла к этому миру. Внезапно ей стало трудно дышать — Риенгарос обнял еще сильней и уперся подбородком о ее макушку. Мишель зажмурилась, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Так любил делать Дункан.

"Он уже и думать про меня забыл", — поспешно напомнила она себе, — "особенно после той грязной сцены. Не надо, Мишель, не надо. Прошу — будет только больнее"

Образ горца, который начало любезно рисовать воображение, померк, так и не успев полностью оформиться. Она выдохнула, чувствуя, как возвращается замогильное безразличие.

— Ты сегодня решил удушить меня ласково? — севшим от усилия голосом спросила Мишель.

— Помолчи, айэлет, — едва уловимая дрожь в его тоне заставила девушку в очередной раз удивиться, но повиноваться она не собиралась.

— И не подумаю. Отпусти!

Риенгарос тоже не намеревался выполнять ее просьбу. Он лишь только слегка отстранил ее от себя, сжимая за плечи и удерживая на вытянутых руках. Искорки вспыхнули в обсидиановой тьме его слегка раскосых глаз, опушенных черными стрелами-ресницами. Обычно в них не отражалось ни одной эмоции. Или же это Мишель не было дела до того, что в них можно было рассмотреть?

Сейчас же там плясала такая вселенская тоска, что у бессмертной красавицы захватило дух. Странно, оказывается, она еще может сопереживать. И кому? Этому...

Она не успела додумать. Риенгарос убрал руки — пошатнувшись, Мишель упала к его ногам. Тут же атлант оказался рядом, погладил указательным пальцем по подбородку и потянул вверх, принуждая смотреть в глаза. Тоска в них проступила еще отчетливей. С приоткрытых губ мужчины слетел короткий вздох, и Мишель неожиданно облизала свои собственные губы, понимая, что в ее голове родилась чудная идея.

"Каков он на вкус?"

— Сегодня великий день, — отвлекая ее от опасных вопросов, проговорил Риенгарос. — Сегодня я не могу причинять зло...

Подушечки его холодных пальцев погладили влажные губы Мишель. Она мотнула головой и отползла в сторону. Поджав колени к груди, натянула подол внезапно показавшегося слишком коротким платья. Сто чертей! Раньше ее никогда не беспокоило то, что тюремщик может видеть ее наготу.

— Не бойся, айэлет, — оставаясь на месте, проговорил Риенгарос. — В день, посвященный праматери Клейто, нам запрещено...

Новый вздох. Пристальный взгляд обжигал Мишель, которая старательно отводила глаза, опасаясь очередных сумбурных мыслей.

— Ты не слушаешь меня? А ведь я не говорил об этом ни с кем пару тысяч лет... Посмотри на меня.

Девушка раздраженно передернула плечами и отодвинулась еще дальше.

— Оставь меня.

— Но только сегодня!

Риенгрос рывком вскочил на ноги и буквально бегом покинул камеру.

Мишель проводила его недоуменным взглядом.

"Даже если дать скидку на его "великий праздник" очень странно он себя ведет... Ну и пусть проваливает к Сету!"

Добралась до потертого, видавшего виды матраса, который был единственным предметом роскоши в ее камере, если не считать нехитрых туалетных принадлежностей в дальнем углу. Хотя нет — Риенгарос не так давно приволок огромное, в человеческий рост, зеркало в облущенной оправе. Она еще ни разу не смотрелась в него, и так зная, что ничего благовидного там не отразится. Тюремщик тоже пока не принуждал ее это сделать. Очевидно, вынашивал некие иные соображения о предназначении этой вещи.

Мишель свернулась клубочком и закрыла глаза. В тысячный раз пытаясь вспомнить, как она здесь оказалась. И в тысячный раз память подсовывала ей одну и ту же неизменную цепочку картинок: спальня Маски, изумленное лицо МакЛауда, распростертые на полу Дункан и Аманда, ухмыляющийся Гален, а потом... внимательно всматривающиеся в нее злые черные глаза незнакомца.

Да, тогда он был для нее незнакомцем! Это теперь Мишель изучила каждую черточку, каждый изгиб, каждую треклятую линию на лице Риенгароса. Он назвал ей свое имя не сразу, поначалу он вообще разговаривал только с Галеном. Поток воспоминаний накрыл сознание Мишель, и, застонав, она обхватила голову руками.

— Хватит!

Крик получился хриплым, едва слышным, словно память душила ее физически. Образы того, как Риенгарос пытал на ее глазах эмира, зажили своей собственной жизнью. Танцуя, искажаясь в бешенном хороводе пред ее мысленным взором. Жалость на миг приподняла голову, но Мишель тут же влепила ей звонкую затрещину. Океан боли, в котором выкупал ее Риенгарос, поняв, что не добьется шантажом ничего, затопил все человеческие эмоции, что еще оставались в душе самой древней из бессмертных. Хотя в свете знакомства со жрецом-атлантом она уже не так остро ощущала свой возраст.

Мишель резко села и хлопнула себя по лбу.

— Вот ведь гад! Сегодня он не может "причинять зло", — передразнивая тон Риенгароса, прошипела девушка. — Так он решил позволить мне самой затрахать себе мозги! А эта пытка будет похуже его уловок.

Посмотрев по сторонам, Мишель неожиданно счастливо заулыбалась и вскочила на ноги.

— Против лома нет приема? — немного истерично хохотнула она.

Разбежавшись, девушка ударилась головой о стену камеры. Упала, наслаждаясь звуками хруста собственных костей и теряя сознание от резкой боли.

В закрытой от туристов части дворцового комплекса Альгамбры облокотившись об испещренный выемками каменный парапет, стоял облаченный в черное, высокий мужчина. Длинные, достающие до пояса, столь же темные, как и его одежда, волосы безжалостно трепал по-зимнему морозный ветер. Хотя Андалусию искренне любило золотое небесное светило, порой в горах Альсабики, куда прихотливой рукой Гранадских эмиров была заброшена их резиденция, царили настоящие снежные вьюги.

Приподнятые к вискам глаза одинокого наблюдателя лучились торжественным удовлетворением — Риенгарос обожал такие дни. Рваные тучи неслись по небу, горные отроги мрачно темнели в неверном свете — природа словно замирала в ожидании тепла и яркого солнца. Все это идеально соответствовало внутреннему миру жреца-атланта.

В остальное время он страдал, взирая на ликующую в своей прелести природу. Он терпеть не мог ни ярких красок лета, ни заливистых трелей пернатых певунов, ни... совершенства своей пленницы. Если б мог, то растерзал ее на мелкие кусочки, едва она очутилась в полной его власти. Но... но она была нужна ему! Вернее не она, а то, что она хранила в своей маленькой светловолосой головенке. Хотя и сама она...

— Проклятье! — прорычал он, вторя завыванию бури. — Я бы запросто расплющил ее ладонями, если... если б так не нуждался в знании. Айэлет!!!!!!!!!!!!!!!

Он запрокинул голову и разразился диким смехом. Распущенные по ветру волосы заплясали первобытный танец, окутывая атланта шелковой завесой. Раз за разом он выкрикивал имя, которым называл свою пленницу с несгибаемой волей. Волны злости, исходившие от него, ударялись о стены дворца Насридов, пытаясь сокрушить каменную мощь.

Выпустив накопившуюся злобу, Риенгарос растерянно огляделся по сторонам. Словно искал поддержки у хмурого дня.

— Мне нужен Ключ, айэлет, — холодным тоном проговорил он. — Придется пожертвовать нашим другом...

Спускаясь в подземелья, куда давно не ступала нога смертного, Риенгарос что-то довольно мурлыкал себе под нос. Напев на древнем праязыке отражался от стен их красноватого камня и дарил темным коридорам ощущение жизни.

Достигнув цели, он открыл тяжелый засов двери и ступил внутрь слабоосвещенной камеры. Тихий шорох и слабый полустон-полувздох возвестили жреца о том, что обитающий здесь пленник еще жив.

— Тебе придется расплатиться за упрямство твоей Розы, — скрежеща зубами на последних словах, процедил Риенгарос. — Подойди.

— Нет! Не делай этого, прошу.

Мухаммад VII, бывший эмир Гранады, подполз к ногам своего тюремщика.

— Ты обещал, что она все расскажет. Пять лет я верил твоему обещанию — сегодня моя вера иссякла. Ты умрешь.

Он помедлил.

— А потом и она...

— НЕТ! — истошный вопль Галена заставил Риенгароса поморщиться.

Жрец присел на корточки и заглянул в расширенные от ужаса глаза пленника.

— Ты ТАК любишь ее?

Тот кивнул и припал губами к сапогу атланта, вымаливая жизнь для Розы Альгамбры.

"Она может умереть только от моей руки", — про себя простонал бен-Тафутт. — "Только я имею право нанести смертельный удар"

Риенгарос брезгливо пнул мавританского принца и отступил на шаг.

— Встань, — приказ, требующий сиюминутного выполнения.

Гален тяжело поднялся на ноги. Он был ниже атланта — ему доводилось закидывать голову, чтобы посмотреть тому в лицо.

— Что можешь предложить взамен ее жизни?

— Я... я... могу...

— Видишь, ничего не можешь, — усмехнулся Риенгарос.

— Нет, я могу, только сейчас вспомнить не в силах, — затараторил Гален. — Но я точно знаю, что еще не все перепробовано... Просто дай мне время, и я вспомню.

Эмир сжал ладонями виски.

— Я вспомню, клянусь.

Жрец склонил голову на бок, осматривая жалкие остатки того, кто не так давно осмеливался разговаривать с ним на равных. Ставить условия и требовать полного обряда приобщения к Источнику.

— Хорошо. Завтра ты скажешь, что вспомнил. Иначе — смерть.

— Но...

— Смерть.

Дверь камеры закрылась, отрезая Галена бен-Тафутта от мира.

— Завтра... Килен, ну почему ты так упряма? Я должен вспомнить. Что-то ... что-то... что-то!

Скрип дверных петель, как бесплатно трубящий глашатай, возвестил о приходе тюремщика. Мишель повернула голову, ей ужасно не хотелось выбираться из кокона одеял, в котором она так уютно устроилась.

"Неужели день праматери Клейто уже закончился, и мы снова будем играть в "где Ключ?" Сет, хоть разок бы взглянуть на солнечный свет!"

Риенгарос подошел вплотную к матрасу. Пару минут он пристально всматривался, выискивая в лице пленницы нечто одному ему известное. Затем уголки плотно сжатых губ поползли вверх, обозначая улыбку.

— Говорят, что больше всего красивая женщина боится утратить свою красоту... Это так, айэлет?

Молчание.

— Нет?

Опять молчание.

— Что ж тогда придется проверить опытным путем.

Он нагнулся и выдернул Мишель из ее гнездышка. Не успев понять как, девушка оказалась перед зеркалом. Вставший позади Риенгарос крепко прижал ее к себе, почти лишая возможности сделать вдох. Околдованная, но не обманутая мелодичностью его голоса, Мишель воззрилась на свое отражение.

"А все еще не так ужасно, как я опасалась", — мелькнуло в ее голове.

— Знаешь, что бы сделала кисть времени с твоим милым личиком? Если б могла, то разрисовала морщинками эту гладкую кожу.

Риенгарос достал из кармана небольшой стилет, прерывая размышления Мишель о степени ущерба, нанесенного ее внешности. Она обмерла — догадка повергла ее в шок. И тут, как подтверждение рука мучителя поднесла стилет к ее лицу. Тонкое лезвие прошлось по лбу, оставляя на коже багряную "морщину".

— Так было бы, если б ты часто удивлялась.

Следующим жестом Риенгарос прорисовал линию между бровями девушки.

— А так, если б часто хмурилась.

Серия уколов — в уголках глаз бессмертной образовалось подобие того, что люди называют "гусиные лапки". Но больше они напомнили Мишель кровавые слезинки, словно она решила плачем разжалобить своего истязателя.

Повертев острием стилета у носа Мишель, атлант резко очертил носогубные складки.

— А от частого смеха бывают такие неприятности.

Он говорил что-то еще, водя сталью по податливой коже, оставляя багряные порезы, разрисовывая послушный холст кровавыми "морщинами".

Мишель уже не слушала. Она едва дышала сквозь сцепленные зубы. Ее беспокоила не боль, хотя, само собой разумеется, что радости та не доставляла. Бессмертная красавица дрожала от вида уродующих ее, всегда столь трогательно-нежное, личико морщин. Она точно знала, что все это заживет и исчезнет без следа, но не могла унять липкий страх, угнездившийся где-то на дне сознания.

Мишель никогда не тряслась над своей внешностью, принимая красоту как данность. Но вот сейчас рука Риенгароса уродовала ее, принося невыносимые душевные терзания. Ей изо всех сил приходилось удерживать рвущийся наружу вопль и подавлять желание рассказать все, что он хочет. Лишь бы только эта пытка прекратилась.

Довольно ухмыляясь, Риенгарос отвел в сторону стилет и приподнял голову Мишель за подбородок, поворачивая влево-вправо, словно наслаждаясь картиной страданий, которая отчетливо виднелась в широко распахнутых глазах пленницы.

— Боишься, айэлет? — пропел он над самым ухом девушки, опаляя кипящим зноем своего гортанного выговора.

"Стоп!" — приказала себе Мишель. — "От него же обычно льдом веет... Что он опять удумал?"

Будто откликаясь на немой вопрос, Риенгарос поддел стилетом окантовку горловины и разрезал ткань. Спрятал орудие в рукаве. Цепкие пальцы легли на дрожащие против воли плечи Мишель. Несколько мучительно долгих мгновений он не шевелился, просто обжигал девушку силой своего прикосновения.

Мишель подняла глаза и встретилась взглядом с пристально всматривавшимся в ее отражение атлантом. Он словно только и ждал этого, пожар полыхнул во тьме его глаз, а от ладоней потек плавящий кожу жар. Девушка вздрогнула и замерла, заметив, как начали светлеть радужки его глаз. Пылающую тьму затопил океан синевы. Лицо атланта приобрело абсолютно иной — нежный и ранимый — вид. Заигравшая на губах застенчивая улыбка словно выманила крупицы добра из тайников его души. На миг он даже показался привлекательным. Мишель зачарованно тонула в лазурном омуте его взгляда, но стоило ей робко улыбнуться в ответ, как тьма мгновенно окутала Риенгароса, вернув ему привычный облик тюремщика. Лежащие на ее плечах руки впились в плоть с неимоверным усилием.

К вскрику Мишель присоединился треск разрываемой материи. Платье упало, окутывая щиколотки серой лужицей.

— Видишь, как ты слаба, айэлет?

Его холодные, как ледышки, пальцы принялись шарить по телу Мишель. Тиская. Сжимая. Оцарапывая. Впиваясь ногтями, словно он пытался влезть ей под кожу.

— Время исказило бы идеальные очертания твоего тела, — прохрипел он ей прямо в ухо, замораживая бесстрастностью своего голоса. Пальцы Риенгароса сжали подбородок Мишель, в то время как другая рука, скользнув по груди, взяла в захват шею девушки.

— Время сломало бы тебя, как куклу! — рявкнул он и молниеносным движением извлек хруст из шейных позвонков Мишель. Отступил на шаг, позволяя умирающей бессмертной рухнуть к своим ногам.

Он взирал на неподвижную нагую красавицу, храня молчание. И лишь только увядающая чернота его глаз свидетельствовала о бушующих внутри твердокаменной оболочки эмоциях. Стоило только морской лазури победить — Риенгарос взвыл и пал на колени рядом со своей пленницей.

— Айэлет, — прошептал он, проводя кончиком пальца по бледным губам девушки. Водопад его смоляных локонов укрыл от холода темницы бесчувственное тело Мишель, когда он на краткий миг прижался лбом к ее плечу. Отпрянул, будто обжегся или же обуздал непроизвольный порыв.

Достав платок, он тщательно оттер уже частично подсохшие кровавые дорожки с ее лица. Ранки начинали подживать, возвращая красоту пленнице. Мужчина бережно, точно фарфоровую куклу, поднял Мишель на руки. Отнес к спальному уголку. Помедлил, прижимая безвольное тело к груди и пряча лицо в жестких, спутанных прядях ее волос. Зарычал, отпустил, почти бросая на матрас. Скрестил руки на груди и, молча, подождал, пока первые судороги воскрешения не заставят Мишель пошевелиться. Удостоверившись, что бессмертная возвращается к жизни, он покинул камеру.

Глава 9. Образы минувшего

Скорчившись на лежанке в углу темницы, Гален бен-Тафутт поочередно прикусывал костяшки сжатых в кулаки пальцев.

В неверном свете нескольких дюжин горящих свечей, полукругом расставленных у ног эмира его лицо напоминало костяную маску, изготовленную неумелой рукой подмастерья. Пережитые телом и душой страдания наложили явный отпечаток на некогда безупречный лик мавританского принца.

Сомнения, страх, скорбь плясали в затравленном взгляде его глаз, которые казались неестественно огромными на исхудавшем лице.

— Роза... Сирита... Мишель... — без устали шептал он, перебирая имена женщины, страсть к которой стала проклятьем его жизни.

Скрежет открываемого замка привлек внимание узника.

— Господин здесь. Наступило завтра? Так быстро...

Гален провел ладонью по лицу.

— А я не вспомнил, не придумал, — пробормотал он, пытаясь подняться на ноги.

Старания оказались напрасны — во время своего последнего визита атлант не принес ему даже привычно скудной порции еды. Не владей бен-Тафутт остатками силы Источника, он давно бы умер от истощения.

Яркий свет ворвался в камеру, обрисовывая в дверном проеме высокую фигуру жреца в черной хламиде.

"Как я мог быть таким дураком, полагая, что смогу получить его знания. Заставлю Господина сделать что-то по-моему?"

Риенгарос вставил принесенные факелы в скобы на стенах и подошел к так и не сумевшему подняться Галену.

— Время пришло, эмир, — с издевкой коверкая былой титул бен-Тафутта, проговорил Риенгарос.

Атлант наклонился и, взяв за ворот рубахи, поставил Галена на ноги. Заметив отрешенный вид, он тряхнул его и выволок на середину комнаты.

— Время пришло! — повторил он, повышая голос.

— Да, да, Господин, — сбрасывая оцепенение, затараторил Гален. — И я... я...

— Что ты? — брови Риенгароса грозно сошлись на переносице.

— Я придумал! — внезапно пришедшая на ум идея потрясла его так, что он едва не осел на пол от изумления.

"Ведь все так просто!" — подумал он, хлопая себя по лбу.

— Я жду.

— Ты должен отпустить меня, Риенгарос.

Атлант на миг позволил недоумению отразиться на своем каменно-неподвижном лице, потом красиво изогнутая бровь вопросительно приподнялась. А через миг камеру наполнили переливы его хохота, поднимая небольшой ураган, который погасил пламя факелов.

— Ты полагаешь, — насмеявшись, сурово спросил он, — что умилившись моим великодушием, она откроет нам тайну?

Гален мотнул головой, прогоняя как наваждение воспоминание о том, когда Риенгарос в последний раз вот так радовался его словам.

"Чудесный был день", — простонал принц.

— Нет, мой Господин, ведь мы уже поняли, что Роза Альгамбры не сопереживает моим мукам, — прозвучал вздох, скорее злобный, чем печальный. — Нет. Я отправлюсь и отыщу одного гяура, который укрывал Мишель от меня. Он может...

— Этот... мужчина... близок ей?

Гален кивнул, не в силах озвучить тот факт, что его Сирита добровольно отдавалась другому... другим, если быть точным.

— Думаешь, он знает?

— Возможно. А если нет, то я приведу его сюда, и с его помощью нам удастся разговорить Сириту.

— Он так дорог ей? — сомнение звенело в голосе жреца.

Гален вздохнул.

— Уверен, что сможешь заманить его сюда?

— В прошлый раз мне это легко удалось — он готов на все ради нее.

— Время прошло, возможно, он забыл...— задумчиво протянул атлант, склоняя голову к плечу.

— Кто хоть раз вкусил страсть Розы Альгамбры, проклят вечно жаждать ее, — выпалил бен-Тафутт.

Риенгарос помолчал, скользя настойчивым взглядом по лицу пленника. Подошел, коснулся заострившейся скулы эмира кончиками пальцев.

— Ты так и не забыл ее, мальчик нежный? Все годы моих стараний пошли прахом...

Горечь в тоне атланта заставила сердце Галена участить свой ритм.

— Мой Господин, — прикрывая веки, прошептал он, понимая, что сейчас разрыдается.

"Зачем он вытягивает из меня ошметки души? Мстит..."

— Я не смог вырвать из твоего разума и сердца эту... эту... — Риенгарос запнулся, шумно выдохнул и взял лицо Галена в ладони.

— А ведь я мог подарить тебе мир!

Глаза эмира распахнулись — тяжелый, обвинительный взгляд пронзил тьму очей атланта. Тот сглотнул, словно ему на самом деле стало больно.

— Знаю, мой мальчик, знаю, что лгу, но...

— Но ты сам опять подтолкнул меня к ней шесть лет назад, — прохрипел Гален с трудом преодолевая сопротивление сжимающихся мышц гортани.

— Ты вечно ныл, что сила покидает тебя, требовал обряда, а для него нам нужен Ключ... нужно вернуться к Источнику.

— Это правда, силы почти не осталось во мне, Риен, — Гален закрыл глаза и потерся о теплые ладони своего тюремщика.

— Я бы нашел другой способ, я бы делился своей силой. Но ты хотел всего, мой принц.

— Глупец... — губы Галена прижались к руке Риенгароса. — Но после всего, что я вынес, всего, что... Отступать поздно.

Атлант заставил его посмотреть себе в глаза. Эмир задохнулся при виде того, как тьма уходит — уступая место лазури.

— Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Риен... мне нужна сила...

— Знаю, мальчик мой, знаю.

Он притянул Галена к себе, опаляя даже сквозь слои ткани жаром, клокочущим в его сильном теле. Бен-Тафутт застонал, покорно принимая ласку, тоску по которой он тщательно топил на дне океана ненависти к Мишель.

— Мне так холодно.

— Знаю, мальчик, все знаю. Согрею тебя.

Риенгарос прильнул к его губам, принося в дар дыхание, тепло, саму жизнь выплескивая на дрожащую плоть эмира. Гален вцепился в плечи атланта, потому что ноги отказались его держать.

Не прерывая контакта, жрец поднял его и отнес к лежанке, возле которой продолжало гореть множество свечей. Но поставил на ноги, удерживая за талию.

— Хочу, чтобы свет был рядом с нами.

Гален кивнул и, осмелев, обвил шею Риенгароса руками. Потянулся за новым поцелуем. В отличие от нежности атланта, бен-Тафуттом овладела горячечная жажда. Он терзал податливо открытые губы, прокусывая и смакуя на языке кровь бессмертного Хранителя. Не чувствуя сопротивления, Гален спустился к шее, сжимая зубами нежную кожу, сильно втягивая, словно желая оставить клеймо.

Риенгарос тихо стонал, но позволял любовнику маленькие вольности, и лишь только плотнее вжимался пульсирующим естеством в живот эмира. Его руки блуждали по спине, талии, груди Галена, ища и находя пуговицы и молнии, лишая его одежды.

Оставшись нагим, мавританский принц зябко поежился. Риенгарос передернул плечами, сбрасывая шерстяную хламиду, и вновь привлек эмира к себе, пьянея от нежности кожи под своими ладонями.

— Мой принц, — зарываясь пальцами в спутанных волосах Галена, позвал он. — Ты простишь меня?

— За что, Господин? — утыкаясь лицом в глубокий вырез рубахи атланта и вдыхая его запах, недоуменно спросил бен-Тафутт.

— За то, что все так... так...

— Сейчас все хорошо, когда ты вот так держишь меня.

— Я бы держал тебя вечность, но тебе было мало...

— Ты душил меня, Риен.

— И ты сбежал... и сбегал не один раз.

Гален отстранился, вглядываясь в бурлящий лазурный шторм глаз Хранителя.

— Мне все еще холодно.

— Я согрею тебя, мой отчаянный принц! — прорычал Риенгарос и толкнул Галена на лежанку.

Освободившись от остатков одежды, атлант помедлил, любуясь отблесками огня на смуглой коже эмира, вспоминая, какова она на вкус.

— Иди ко мне, мой Господин.

Риенгарос улыбнулся, неспешно опустился на колени, попутно выдергивая заколку, удерживающую тяжелый узел его волос.

— Всегда любил твои волосы, мой Господин, — простонал Гален, подаваясь вперед.

Риенгарос перехватил тянущиеся к нему руки и лег сверху, вырывая восхищенный вздох из груди любовника.

Несколько бесконечно тянущихся мгновений они неподвижно наслаждались позабытым ощущением близости, когда тела соприкасаются и разговаривают на особом, понятном лишь только им двоим, языке.

Первым не выдержал Гален и впился зубами в гладко выбритый подбородок Риенгароса.

— Возьми меня, люби, как когда-то давно. Дай мне силу, Риен, — взмолился он.

— Шшш, — губы атланта накрыли его рот.

Ласково, неспешно, томительно-нежно лаская, пробуя на вкус, но не подчиняя. Пальцы заскользили вниз, оглаживая плечи, бока, сжимая ягодицы, сплавляя воедино жар их чресл.

— Риен... — прохрипел эмир, чувствуя, как на бешеной скорости несется навстречу финальной черте.

Яркая вспышка удовольствия заставила его выгнуться дугой, почти сбрасывая любовника. Но Риенгарос держал крепко, бормоча успокоительные нежности, урча, как довольный леопард.

— Вот так, мальчик, — горячий шепот коснулся его уха.

Вслед за ним острые зубы прикусили кожу, и Гален вновь запылал, чувствуя, как скользкий от его же семени палец атланта проникает внутрь. Растягивает, готовит для вторжения своего хозяина.

— Да, — выдохнул он, когда твердая плоть Риенгароса пронзила его, причиняя минутную боль и тут же даря радость заполненности. Необъяснимое понимание причастности к чему-то очень древнему и очень правильному, напитало его душу, как и всегда, когда Хранитель Источника снисходил до подобного единения с бывшим эмиром Гранады.

Последующее Гален смутно помнил, погрузившись в водоворот ошеломительной страсти Риенгароса. Атлант щедро купал его в потоках своей силы, не жалея ни капли, отдавая любовнику столько, чтобы довести того до грани, чтобы сила омыла его тело и душу, принося очищение и покой.

Крики и стоны бессмертных отражались от холодных каменных стен темницы, заставляя трепетать скудное пламя прогоревших свечей. Тьма медленно подбиралась к сплетающимся в сакральном танце телам, властно погружая их в сон небытия.

Гален проснулся, ощущая вокруг себя ритмично пульсирующий кокон, жаркий, бархатистый, окутывающий ароматом хвои и лимона.

"Аллах Всеблагий... или кто там отвечает за мою жалкую душонку?.. Неужели ты решил смилостивиться надо мной, безумцем?"

— Риен... — прошептал он, не открывая глаз, отчаянно надеясь, что воспоминания о страстном танце с атлантом не окажутся всего лишь жестоким, обманчивым сном.

Сильные руки притянули его к твердой груди, оглушая знакомым стуком сердца — жизненная энергия мгновенно заструилась толчками по венам, прогоняя опасения. Теплые волны пережитого наслаждения обволакивали, защищали от холода подземелья, заставляли похороненные далеко в тайниках памяти чувства рваться наружу.

— Господин, — следуя давней привычке, позвал Гален.

— Я рядом, мальчик мой, — мелодичный голос атланта побудил эмира открыть глаза.

Пристальный, ярко-лазурный взгляд Риенгароса манил утонуть в своих глубинах. Гален хотел улыбнуться, но внезапно пересохшие губы не желали повиноваться, лишь глаза вспыхнули страстью. Прочитав бессловесный призыв, Риенгарос прижался к его рту, делясь спасительной влагой. Кончик языка атланта дразнящими поглаживаниями прошелся по нижней губе эмира. Гален застонал, впуская его внутрь, скользя навстречу своим, сплетаясь, подчиняясь и полностью отдаваясь на милость Хранителя.

Поцелуй моментально разжег новый пожар из тлеющих углей. Риенгарос тихо рычал, вылизывая припухшие губы принца, поворачивая голову так, чтобы максимально углубить проникновение, словно намекая на предстоящие утехи плоти.

"Я уже и забыл, какой может быть страсть Риена"

— Еще, — задыхаясь, взмолился Гален. — Хочу тебя, мой Господин.

— Мальчик мой, мой принц, — ласкающий шепот вызвал волну трепетной дрожи.

Атлант обнял его, вжимаясь всем телом, покрывая быстрыми поцелуями лицо льнущего к нему бен-Тафутта.

— Приходи и моим оставайся во имя любви, — напевно произнес Риенгарос, отрываясь на миг от жадных Галеновых губ.

— Изукрашу созвездьями черные косы твои, — пальцы скользнули в спутанный шелк волос эмира, играя прядями, оглаживая затылок, притягивая ближе.

Так, чтобы смешивались дыхания, растворялись взгляды, сливались воедино сердца.

— Подарю золотую серьгу — молодую луну, — шершавый язык очертил ушную раковину, зубы сжали мочку, потянули, вынуждая Галена повернуть голову.

— Только ты приходи, только милым меня назови, — хриплый шепот проник прямо в душу.

— Господин... — благоговейно выдохнул эмир, касаясь щеки атланта.

— Только ты приходи, я всегда тебя жду, я готов, — продолжил тот, —

приходи — я забуду безумье прошедших годов...

— Риен, не надо... не говори так, — взмолился Гален. — Прошу...

— Почему же? — атлант лукаво улыбнулся. — Ведь тебе нравится...

Ловкие пальцы сжали налитую плоть эмира, вырывая громкий стон, многократно отраженный и усиленный каменными стенами.

— И слетит с моих пальцев на смуглую шею к тебе, — нежный укус, капли крови на коже, легкий всхлип, — лебединая стая — гирлянда из белых цветов.

Ласки атланта становились все неистовей с каждой новой фразой.

Гален и не заметил, как оказался перевернутым на живот. Застонал, ощущая, что любовник осторожно проникает в него, неспешно погружаясь и отстраняясь в такт рифмам самого трогательного признания, которое он слышал за всю жизнь. Слова любовной тоски срывались с губ Риенгароса и острыми гранями врезались в лишенное защитных покровов сердце бен-Тафутта.

Резкий, почти грубый толчок, заставивший принца вскрикнуть.

Столь же резко наступившая внезапная пустота там, внизу, где сейчас сосредоточились все чувства, от которой захотелось взвыть, умолять Хранителя сжалиться и вернуться.

— Только ты приходи.

Риенгарос, как пушинку, подхватил эмира и перекатил на спину, накрывая своим клокочущим энергией телом.

— Оставайся во имя любви.

Мимолетное касание жарких губ к затвердевшему бисеринкой соску. Глубокое погружение одним мощным толчком, от которого у Галена потемнело в глазах.

— Приходи!

Пальцы, сминающие ягодицы, в такт ускоряющихся скольжений тела.

— Без тебя задыхаются песни мои.

Иступленный поцелуй, отбирающий остатки дыхания. Мир вокруг вертится бешеным волчком.

— Только ты приходи! — выкрикнул атлант, поднимаясь на руках и отбрасывая назад гриву черных, как небо ада, волос.

— Для тебя переливы зарниц. Приходи!

Гален задрожал, цепляясь за плечи Хранителя, выстанывая его имя.

— Для тебя разольются мои соловьи, — надрывно прохрипел Риенгарос, доводя принца до грани, выпивая по капле эманации его удовольствия. И лишь после этого он позволил себе присоединиться к нему, обрушивая на любовника удвоенную энергию их экстаза.

Хранитель очнулся первым, заботливо укутал Галена своей хламидой, обнял, пытаясь отогреть заледеневшее тело.

— Только ты приходи... моя Роза... — прошептал во сне бен-Тафутт.

Атлант отшатнулся, разобрав имя.

Резко сел, сжал ладонями виски, отчаянно сопротивляясь шквалу накатившихся воспоминаний.

Внутренний сигнал тревоги оповестил, что кто-то чужой находился у Источника, оберегать который призван он — последний Хранитель. Сбрасывая остатки тяжелого наркотического дурмана, Риенгарос бегом помчался в Зал сакральных линий.

Увиденное повергло жреца в шок. Он замер, не в силах ни двинуться, ни закричать.

Незнакомец в запыленной одежде стоял, склонившись над Чашей, а сияющие знакомым зеленым светом осколки — во имя Посейдона, как здесь оказались они? — лежали на некоторых из углубленных в пол линий, заставляя те оживать. Вцепившись в края Чаши, мужчина наклонялся все ниже — пробуждающаяся сила Источника манила его.

Риенгрос закричал, нет, он взвыл, завопил от ужаса. Ужаса и злобы — на себя, на этого пришлого сумасшедшего. На весь опостылевший ему мир.

Незнакомец вздрогнул и на краткий миг обернулся.

Новый поток ужаса окатил жреца — глаза мужчины уже светились потусторонним хризолитовым пламенем.

"Источник успел отыскать лазейку в его сознание"

— Нет, глупец, — выкрикнул атлант и ринулся вперед, отчаянно надеясь предотвратить гибель несчастного.

Источник, почувствовавший добычу, выстроил меж ними невидимый барьер, при соприкосновении с которым атлант был отброшен словно тряпичная кукла.

Ударившись о каменную стену, Риенгарос потерял сознание. Нечеловеческий, полный боли и страха вопль, вернул его в действительность.

— Глупый смертный...

Часть переплетенных в магическом рисунке линий светилась на полу зала, бросая отблески на покрытые фресками стены. Пробужденный зовом Ключа Источник опутывал незнакомца энергетическими нитями, которые пронзали тело мужчины, заставляя извиваться и корежиться. Источник ломал его суть, изучал и перестраивал заново.

Вот только вызван он был без полагающихся церемоний и сдерживающих формул. По правде говоря, Риенгарос вообще не понимал, как этому человечишке удалось пробраться сквозь лабиринты, специально созданные на пути к тайнику Хранителя.

"Ключ", — вспомнил он. — "Этот идиот выцарапал осколки Ключа из надписи. Нет, это я идиот. Тщеславный, самонадеянный идиот... "

Он тоскливо окинул взглядом корчащуюся в сплетении ярких молний фигурку и опустил веки, желая незнакомцу скорейшей смерти.

Крики оборвались внезапно, словно от удара клинка.

— Конец, — пробормотал атлант.

Посмотрел в сторону Чаши, ожидая увидеть изувеченные остатки и наперед сокрушаясь тем, что ему предстоит убирать весь этот беспорядок.

Изумленный возглас сорвался с его брезгливо поджатых губ, когда вместо обугленного трупа он увидел целого и невредимого, разметавшегося, будто во сне, молодого мужчину. Тот лежал на спине, а линии рисунка вокруг него мягко светились зеленью, пульсируя в такт рваным вздохам.

Риенгарос подошел ближе. Не веря своим глазам, опустился на колени и приложил пальцы к сонной артерии — сердце билось, неровно, но сильно.

— Прародитель Посейдон, — прошептал Риенгарос, всматриваясь в лицо чудом выжившего счастливчика, неожиданно для себя отмечая его изысканную красоту.

— Источник пощадил тебя, маленький глупый смертный, но я... Я...— он запнулся.

Он — Хранитель, защитник силы Источника от чужаков с грязной кровью.

Он — атлант, потомок детей Клейто — должен убить любого, посягнувшего на тайны, сокрытые в глубине этих гор.

Риенгарос, чья рука вся еще лежала на шее мужчины, сжал пальцы.

"Источник не убил его, и ты не смей", — вскричал внутренний голос. — "Пока. Стоит узнать, что он дал ему. Зачем оставил в живых. Убить — успеешь всегда"

Жрец отдернул руку.

Незнакомец глубоко вздохнул и открыл глаза. Риенгарос вздрогнул, будто заглянув в саму суть Источника, отблески энергии которого еще плясали в карих радужках огромных глаз мужчины. Атлант отвел волосы с его лба, желая лучше рассмотреть лицо, манящее словно магнитом. Он склонился ниже, внезапно утонув в приторном аромате живой человеческой плоти. Одиночество его длилось так много веков, что он начал забывать, что такое живой человек.

Кареглазый мужчина неуверенно улыбнулся, скользя невидящим взглядом по лицу жреца.

— Господин, — раздался низкий голос незнакомца перед тем, как он окончательно впал в беспамятство.

Риенгарос не понял, как его назвали.

Лишь много позже, пережив долгую разлуку с бен-Тафуттом, он осознал, что именно в тот момент первая искра привязанности зажглась в его каменном сердце.

Хранитель унес мужчину в свои покои и, убедившись, что он крепко спит, вернулся в Зал сакральных линий. Собирая осколки Ключа, он не переставал дивиться тому, как смог простой смертный выдержать эманации силы, которые даже его заставляли поежиться от боли.

— Почему же он не погиб? Неужели его естество сумело вобрать энергию и преобразиться?

Вопросы терзали атланта. Вопросы, воспоминания о красоте этого глупца. Ему нестерпимо хотелось вновь заглянуть в его глаза, ощутить под пальцами теплую кожу, вдохнуть горьковатый запах волос, услышать голос.

Атлант взвыл, сжимая в кулаках камни, оставляющие ожоги на ладонях.

— Милостивая Клейто, избавь от мыслей суетных!

Мольба осталась безответной — образ кареглазого красавца вернулся.

— Я должен узнать, что с ним произошло.

Риенгарос вернулся в жилую часть пещер, даже не озаботившись тем, чтобы спрятать Ключ. Загадочный незнакомец, выживший после неподготовленной по правилам встречи с Источником, всецело завладел его мыслями.

Ожидание пробуждения незваного гостя показалось атланту вечностью, такой же бесконечной, как и его собственная жизнь отшельника.

Но он терпеливо сидел на краю лежанки, не осмеливаясь будить мужчину. На подсознательном уровне Риенгарос чувствовал, что энергия Источника все еще бурлит в теле незнакомца, доводя преобразования до совершенства.

Робкая надежда, несмелая догадка родилась в мозгу атланта, когда практически позабытое ощущение бессмертного коснулось его струной натянутых нервов.

— Возможно ли? — прошептал он, склоняясь над спящим.

Чужая и в то же время до боли знакомая энергия соприкоснулась с его силой, заставляя вздрогнуть.

— Источник подарил тебе вечность, — сам до конца не веря своим словам, проговорил Риенгарос. — Только особенные могли получить такой дар... только атланты... А ты? Кто ты, мальчик?

Будто услышав вопрос, словно голос Хранителя пробился к нему сквозь хаос творения, незнакомец пошевелился, с тяжелым стоном открывая глаза.

Риенгарос облегченно выдохнул — и как давно он затаил дыхание? — увидев, что хризолитовое пламя Источника покинуло его взгляд.

Мужчина смотрел на него осознанно, пытливо, но в то же время растерянно и по-детски доверчиво.

— Небо...— услышал атлант тихий шепот, с удивлением понимая, что Источник кроме бессмертия одарил счастливчика еще и знанием праязыка.

Он поежился от странного ощущения, что время поворачивается вспять — мир давно не слышал говора его родины.

Риенгарос улыбнулся, прислушиваясь к тому, как незнакомец продолжает повторять одно и то же.

— Небо, небо...

"Неужели он все-таки сошел с ума? Мы же в пещере..."

Легкое касание к лицу заставило его вздрогнуть — пальцы мужчины заскользили по его лбу.

— Небо.

"Мои глаза!" — сообразил Риенгарос, неосознанно улыбаясь.

Руки мужчины гладили его веки, спускались вниз по щекам. Холеные руки, непривычные к труду, вызывающие теплое волнение в крови, желание прикоснуться к ним губами. Он уже было потянулся, чтобы воплотить это в жизнь, но резкий вскрик нарушил очарование момента.

Кареглазый красавец выгнулся дугой, конвульсии вновь охватили его. Из прокушенной губы потекла кровь, а кулаки сжимались так, что суставы грозились сместиться, разрывая кожу и сухожилия.

— Ну, сколько еще? — зло прошипел Риенгарос и навалился на него всем корпусом, прижимая к лежанке, стискивая ладонями его голову.

— Сейчас, потерпи. Все это скоро закончится, — увещевал он трясущегося бедолагу.

— Больно, — скулил тот, впиваясь в плечи атланта с неимоверной силой. — Небо... так больно... больно...

Затухающие вспышки силы скользили по ауре атланта, обжигая.

— Проклятье, оставь уже его в покое, — молил он, обнимая безвольно обмякшее под его руками тело.

Чувствуя, как дыхание незнакомца выравнивается, он отстранился и посмотрел в карие омуты широко распахнутых глаз, чувствуя, что тонет, погружается на дно.

— Кто ты? — спросил Риенгарос, подавляя минутную слабость, вовсе не приличествующую Хранителю.

— Гален... — после недолгого молчания уверенно ответил мужчина.

— Гален, — повторил атлант. — И кто же ты, Гален?

— Я... — запнулся он. — Я...

Риенгарос сжал его плечо, молчаливо обещая страшную кару за ложь.

— Говори же, — приказ в его тоне был смешан с любопытством.

— Не знаю, — рассеянно ответил Гален.

Риенгарос не понял, какое чувство испытал первым: злость, разочарование, испуг, но совершенно четко почувствовал, что ему не лгут.

И потянулись дни, наполненные новыми заботами, новыми переживаниями, неведомыми до сих пор Хранителю.

Незнакомца — Галена, чье имя сладко плыло, срываясь с уст — пришлось выхаживать, буквально заново уча жить. Бурлящая энергия Источника продолжала перекраивать его естество. Приступы повторялись с завидным постоянством.

Приступы, во время которых Риенгаросу приходилось крепко держать бьющегося в судорогах Галена. Успокаивать его, перепуганного на смерть творящимися переменами.

Благо, он не помнил ничего о прошлом, за исключением своего имени, и потому воспринимал все с обреченной покорностью. Когда нет памяти — нет выбора, нет сравнений и мучительных раздумий. Есть только сегодня со своими маленькими радостями и вполне преодолимыми трудностями.

Гален заново познавал мир, руководимый заботливой рукой Хранителя, находящего в этом свое особое удовольствие. Одиночество ушло, отпала потребность убивать время в наркотической полудреме. Не надо было вызывать воспоминания, творить иллюзии, чтобы не сойти с ума от однообразия вереницы дней.

Ведь рядом — полностью зависящий от своего "господина" — товарищ по вечности.

Неразгаданный.

Риенгарос мог лишь предполагать, что он пришел с населенных маврами земель, некогда принадлежавшим его царству.

Потерянный для всех, кроме него.

Атлант никогда по своей воле не поможет миру отыскать своего заблудшего сына, кем бы он ни был в его иерархии.

"Чистый лист" под пером мастера.

Хранитель исподволь лепил свое подобие — бессмертного, надменного, своенравного хозяина вечности.

Манящий искус, пленительный, ускользающий. Тревожащий утонченной, чувственной красотой.

"Мой", — тихо рычал Риенгарос, сжимая в объятиях отходящего после очередного приступа Галена.

Голова кружилась от близости столь желанного тела.

Сердце билось, грозясь проломить ребра и обретя свободу, устремиться в вожделенные ладони.

К нему.

Слиться плотью, силой, жизненной энергией. Отдать себя и взамен забрать возлюбленного, испить до капли его восторги и подарить свой экстаз, чтобы ни прошлое, ни будущее не смело нарушить трепетный миг настоящего.

— Ты так красив, Господин, — проговорил Гален, вырывая Риенгароса из мира грез. — Ты мое небо — пред тобой отступает любая боль.

— Тебе еще больно, мальчик? — нежно улыбаясь, атлант провел пальцами по лбу мавра, откидывая влажные пряди.

— Нет. Уже почти нет.

Но атлант заметил, как сжались его челюсти.

— Не обманывай, никогда не обманывай меня, — он приложил ладонь к его щеке.

Гален прикрыл веки, чувствуя, как успокаивающая прохлада от прикосновения Хранителя растекается по его пылающему внутренним огнем телу.

— Если откроешься, если только позволишь, я заберу твою боль.

Он нагнулся над Галеном так низко, что слова, слетая с его уст, щекотали полные губы мавра.

— Ты позволишь? — голос атланта дрогнул, выдавая охватившую его неуверенность.

Гален едва заметно кивнул и сам подался вперед, прижимаясь к Риенгаросу, прося обещанного облегчения.

Первый поцелуй.

Неловкий, но настойчивый. Неуклюжий, но жадный.

Поспешные касание, сталкивающиеся руки, запутывающиеся в волосах пальцы — подспудно зреющая страсть искала выход, не желая больше скрываться во взглядах, улыбках и вздохах.

— Не бойся, мальчик нежный, — попросил Риенгарос, осторожно вжимаясь меж его разведенных бедер.

— Я верю тебе, Господин. Чувствую, как сила твоя тянется ко мне. Ты... ты...

— Да, Гален, я не причиню тебе вреда, — договорил за него атлант, прижимаясь губами к его груди.

— Твоя сила усмиряет пожар внутри меня, не позволяя ему выжигать меня, заставляет отступить...

Заново переживая шквал эмоций первого единения с Галеном, Риенгарос улыбался и слепо тянулся к принцу, пытаясь обнять некогда столь дорогое ему существо.

— Почему же я не сберег тебя, мальчик мой? Когда все полетело в бездну? — простонал он, уткнувшись мокрым от непрошеных слез лицом в спину бен-Тафутта.

Память услужливо подкинула очередную порцию воспоминаний.

— Опять дурной сон, Гален?

— Это не просто сон, мой Господин. Я знаю, что где-то там, в большом мире меня ждут, любят и оплакивают. Я чувствую, только не могу вспомнить... Но чья-то сила ищет меня, хочет быть ближе ко мне.

— Тебя люблю я, мальчик нежный, — голос атланта дрожал от одновременно нахлынувшей ревности и тревоги. — Это я постоянно стремлюсь быть ближе!

— Нет, Риен, — резко оборвал его мавр. — Прости, но мои сны говорят мне иное: я вижу черные глаза, ощущаю светлый шелк волос в своих руках, слышу смех. Она где-то там, тоскует обо мне, считая умершим...

— Хватит! — взревел Риенгарос, хватая Галена за ворот рубахи. Прижав всем телом любовника к стене, он недобро прищурился и прошипел:

— Так, значит, черные глаза оплакивают тебя?

— Агатовые звезды на белом атласе, — выдохнул Гален, мечтательно прикрывая веки.

Он не заметил, как начали темнеть лазурные радужки сузившихся от клокочущего гнева очей атланта. Его "небо" заволокла непроглядная тьма.

Риенгарос рванул ткань с плеч Галена, впиваясь зубами в ямочку над ключицей, яростно терзая кожу, вылизывая рану. Он рычал, разрывая одежду молчаливо замершего любовника.

Вжатый лицом в покрытую фресками стену, мавр покорно отдавался своему Господину, позабывшему бесчисленные клятвы и обещания никогда не причинять вреда "нежному принцу".

Атлант рвал его плоть, обрушивал шквал дикой энергии на беззащитную ауру — будто заново плавил любовника в горниле Источника.

Вцепившись пальцами в шероховатую стену, Гален молчал, мысленно любуясь хризолитовыми вспышками, что плясали на внутренней стороне его век.

"Да, мой Господин, да. Научи меня заново. Покажи, что есть гнев. Дай смелости. Еще, дай силы!"

Боль — огненная, искрящая, перетекающая кристалликами жженого сахара по венам — уносила сознание прочь, позволяла подняться над бренной оболочкой и обрести покой, свободу, уединение.

— Спасибо, Риен, — прохрипел Гален, когда наконец-то утихомирившийся атлант сжал его в объятиях.

— Что? — Риенгарос поднял голову с его плеча, ошарашено всматриваясь в повернутый к нему профиль мавра. — Ты благодаришь? За это?

Он неловко выскользнул из его тела, ощущая как, влага стекает по бедрам. Резкий запах крови, семени, пота ударил по обонянию, вызывая у Хранителя приступ отвращения к самому себе.

Гален развернулся, но не устоял и сполз на пол.

— Все хорошо, Господин. Это... всего лишь тело...

Благодарно улыбнулся и протянул руку, демонстрируя, как затягиваются раны там, где кожа оказалась содранной с мясом.

— Уйди с глаз моих, — взвыл Риенгарос, отшатываясь от вида покрытого ссадинами и кровоподтеками, но светящегося неземным удовольствием лица любовника.

— Как скажешь, Господин.

Гален, больше напоминавший изодранную куклу на шарнирах, неуклюже поднялся и сделал несколько шагов вдоль стены.

Не в силах изгнать из мыслей искаженный образ принца, атлант страшно закричал и побежал. В лабиринты, во тьму переходов, куда угодно, лишь бы не видеть творение рук своих.

— Дурак, какой же дурак, — простонал Риенгарос, прижимая по-прежнему спящего эмира. — Должен был держать в узде свою глупую ревность. Но примирение... Посейдон, каким же сладостным было наше примирение!

Гален бродил по пещерам, тщетно пытаясь отыскать место, где бы измученная разлукой с Риенгаросом душа перестала болеть. Напрасно. Без атланта в этих переходах и комнатах было холодно, темно и пусто. Он и не подозревал, что Хранитель поддерживал жилую часть пещер в пригодном для обитания состоянии при помощи каких-то своих сверхсил. Обычно наполненные светом, помещения погрузились в полумрак, готовящийся поглотить мавра. Изо всех углов тянуло сыростью и затхлым тленом веков.

Гален замерзал. Сила, полученная от Источника, казалось, вытекала из него. Словно с уходом Хранителя его тело дало трещину и не могло больше вмещать энергию.

Он добрел до комнаты Риенгароса, где Хранитель жил до того, как обустроил для них двоих роскошную спальню. Гален давно не заходил сюда, но сейчас его непреодолимо влекло туда, где он впервые увидел свое "небо" — синие глаза атланта.

Повалившись на узкую лежанку, сохранившую запах Риенгароса, Гален зарылся лицом в жесткую материю давно не перестилавшихся покрывал. Сколько он так пролежал, мавр не знал. Воспоминания о счастливых минутах с Риенгаросом превратились в единственную тонкую нить, удерживающую его над пропастью небытия. Замерзнув без движения, Гален заставил себя подняться.

Слоняясь вдоль покрытых странными рисунками стен, он наткнулся на углубление, завешанное тканью. Тепло и слабая пульсация энергии коснулась руки эмира, когда он отвел в сторону гобелен. Что-то знакомое — почти до боли родное — ощущалось в этой энергии. Он присмотрелся, но не смог ничего разглядеть. Пошарив, но ничего не найдя, он разочарованно вздохнул и сел на пол. Пульсация энергии не прекращалась. Гален явственно чувствовал, как жизненная сила понемногу просачивается в его заледеневшее тело.

— Что же это такое? — пробормотал он. — Тайник Хранителя?

Он поднялся и обыскал нишу. Пусто. Только шершавая поверхность камня под пальцами, но не холодная, а удивительным образом согревающая кожу.

— Здесь точно что-то есть, но Господин умело скрыл это ото всех.

Всего несколько мгновений радости, пара капель силы. Гален свернулся клубочком на полу, пытаясь уснуть, согретый нежданным чудом.

Очнувшись от принесшего временное облегчение забытья, он поднялся. Стремясь почувствовать тепло, Гален вновь ощупал нишу, но на этот раз ничего не произошло. Холодный камень и отсыревшая ткань — вот и все, чего касались его руки.

Взвыв от отчаяния, мужчина побрел прочь.

"Наверное, я схожу с ума, и все это мне пригрезилось" — решил он.

Не разбирая дороги, Гален бродил по пещерам, пока не оказался в Зале сакральных линий.

— Здесь все началось, — с кривой ухмылкой проговорил он, — здесь, видимо, всему и наступит конец.

Привалившись к колодцу Источника, мужчина закрыл глаза, мысленно в тысячный раз прося прощения у возлюбленного за неуместные рассказы о странном образе из обманчивых снов, которые вызывали у того — боги, как он мог не понимать этого? — бешеную ревность.

— Риен, — всхлипнул Гален и почувствовал, как теплая влага стекает по щеке.

Жизнь покидала его, словно остатки ее вытекали со слезами.

— Нет, лучше подохнуть на его постели.

Попытка встать не увенчалась успехом. Пришлось ползти. Но силы таяли с каждым вздохом.

— Гален! — громогласный крик сотряс своды Зала, и одновременно с ним сладкая волна энергии захлестнула мавра.

Он застонал, пытаясь обернуться на голос, но не смог.

— Господин, — беззвучно взмолился он.

Плечи тисками сжали родные горячие руки, поднимая над холодной бездной, увлекая вверх к свету, теплу. К небу.

— Мое небо, — прошептал Гален, утопая в синеве Риенгаросовых глаз.

— Мальчик нежный, прости, — жаркий шепот у самых губ.

— Возьми меня, Риен, — только и ответил Гален. — Успокой и согрей.

— Успокой и согрей, — зачарованно повторил атлант. — Мать моя Клейто! Гален, как тебе удается так подбирать слова? Ты проникаешь в самое сердце, забираешься под кожу... ты... О, что ты творишь со мной?! — Голос Риенгароса звенел почти злобой — Мне без тебя даже дышать больно.

Гален улыбнулся признанию Хранителя и сильнее прижался к его груди, упиваясь учащенным ритмом сердца.

— Пока я бродил по склонам в ярком свете дня и под луной в надежде прогнать тебя из мыслей... Думаешь, был хоть миг, чтобы я не волновался о тебе? Не переживал, что стало без меня с моим нежным мальчиком?

— Мне тоже было плохо без тебя Господин. Очень.

— Ему было плохо без меня, — проговорил Риенгарос, скользя взглядом по лицу спящего эмира. — Он не врал, рассказывая, как замерзал в темноте моих пещер без меня. Дикий восторг от нашего воссоединения ясно читался в его глазах. Но позже... потом он научился врать, сумел справиться со всем, научился притворяться, играть на моих слабостях.

Пальцы атланта погладили спутанные волосы Галена.

— Мальчик мой, ты думал, что обманул меня, украв Ключ и сбежав. Ты обманул самого себя.

Закрыв за собой дверь, Риенгарос на миг прислонился лбом к шершавому дереву.

— Прощай, мальчик трепетный.

Зарычав, он резко выпрямился и бросился прочь. Измотанный воспоминаниями и утехами плоти атлант не мог совладать с кипящим в груди гневом. На принца, на пленницу, на весь мир. Дикий бег по темным коридорам остудил его пыл и, подходя к темнице Мишель, он мыслил абсолютно ясно.

"Оказывается, в твоем сердце, айэлет, уже живет образ возлюбленного... Гяур... Что еще за имя такое дурацкое?"

У этой двери он вновь помедлил, позволив недавним образам вторгнуться и нарушить спокойствие.

Светящееся, сыто-довольное лицо принца... но вместо слов любви, просьб остановить все это безумие... мольба о свидании с Розой Альгамбры.

"Мальчишка, ты своими руками рушишь все... и делал так уже не раз", — прошипел мысленно атлант. — "Что ж выбор сделан — путь начертан"

Войдя, он застал девушку стоящей у зеркала. Оставленный ранее факел почти догорел, но и в полумраке он рассмотрел красоту ее нагого тела. Благо, пресыщенное ласками эмира естество осталось равнодушным к прелестям бессмертной пленницы.

— Айэлет, — медленно приближаясь, позвал Риенгарос.

Мишель не шелохнулась, но он заметил, что она закрывает руками лицо, а плечи ее вздрагивают, словно их сотрясает немое рыдание.

— Айэлет,— он встал позади, рассматривая элегантный изгиб ее спины, узкую талию, плавно расходящиеся бедра.

"Проклятье, я понимаю Галена. К тому же она была у него до меня. Такую забыть не так-то просто"

— Что ты делаешь? Отвечай мне!

Не дождавшись и малейшей реакции, он развернул ее и отнял руки от лица. Глаза Мишель были полны слез, мокрые ресницы слиплись, превратившись в острые наконечники стрел, пронзившие его внезапной жалостью и умилением.

Он поймал себя на том, что тянется собрать губами эти прозрачные алмазы ее страданий.

Обругав последними словами на праязыке свое не к месту разгулявшееся либидо, он отпрянул и зарычал:

— Кого оплакиваешь? Себя? Галена?

Девушка не отвечала, но боль страданий плескалась в ее взгляде.

— Хороший спектакль, айэлет. Решила показать, что умеешь сыграть слабую жертву? Хороший спектакль, — повторил атлант, — но со мной этот фокус не пройдет.

Повинуясь минутному желанию, Риенгарос стянул с себя рубашку и бросил ее девушке.

— Прикройся. Там, куда мы пойдем, без одежды можно замерзнуть.

Мишель недоуменно взглянула на него, но не смогла в угасающем свете уловить выражение его лица.

Тонкая, мягкая шерсть приятно заскользила по коже, даря умиротворяющее тепло.

"Вот бы еще он свалил отсюда" — успела подумать она до того, как тюремщик схватил ее за руку и поволок за собой по бесконечным коридорам.

Когда впереди забрезжил свет, Мишель с трудом поверила своим глазам, а когда в лицо дохнуло свежестью горного воздуха, она едва не лишилась сознания.

Риенгарос замедлил шаг. Потом остановился, позволяя ей восстановить дыхание и привыкнуть к дневному свету.

— Пошли, ты должна это видеть, — подтолкнул ее вперед, выводя на крепостную стену.

— Великая Мать! — воскликнула Мишель. — Это же... это же... Альгамбра, — выдохнула она, прижимаясь к красноватому камню. — Гален... Гален знает, где ты нас держишь?

Внезапная догадка выбила остатки воздуха из ее легких.

— О, конечно же, он знает! Это был с самого начала его сумасшедший план. Да?

— У него свои причины, у меня — свои.

— Да пошли вы оба со своими причинами. Источника вам не видать.

Риенгарос схватил ее за плечи и, оторвав от земли, тряхнул так, что у Мишель клацнули зубы.

— Ты — красивая, безмозглая кукла, упрямая как сотня морских чертей. Источник — это не игрушка для твоих тонких пальчиков. Это средоточие такой мощи, что тебе и не снилось. И он где-то там, — кивок в сторону гор, — вот уже пять сотен лет без своего Хранителя. Понимаешь? Можешь понять это своим скудным умишкой? Айэлет?

Мишель слизнула кровь из прокушенного языка и улыбнулась.

— Обидно не быть всесильным, Господин? — почти помурлыкала она.

Тяжелый кулак атланта свалил ее молниеносным ударом.

— У тебя нет права так называть меня, — рявкнул он и отвернулся. Облокотившись о парапет, он уставился вдаль, будто взглядом пытаясь пронизать склоны Альсабики и отыскать заветную пещеру, много столетий служившую ему домом. Позабыв об упрямой пленнице, атлант грезил наяву, воскрешая в памяти картины далекого прошлого.

Донесшийся со стороны шорох вернул его в сегодняшний день.

— Проклятье!

Он едва успел подбежать к взобравшейся между зубцов Мишель. Девушка, очевидно, вознамерилась спрыгнуть и освободиться таким образом из плена. Риенгарос схватил ее за волосы и одежду, стянул со стены и резко отпустил. Мишель упала на камни и сжалась, закрывая голову руками в ожидании побоев.

Риенгарос посмотрел вниз.

Жалкая, беспомощная, но даже сейчас красива в этом своеволии.

"Железный воробышек..." — пронеслось в голове атланта. — "Хм, последняя карта, Хранитель?"

Улыбка искривила его губы, но глаза остались черными ущельями.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, — негромко произнес он, наклоняясь вниз.

— Конечно, ведь я нужна тебе, — зло прошептала Мишель, вцепляясь в протянутую руку.

"Помощь? От него? Странно"

— Отнюдь. Просто смерть — ценный подарок для таких, как мы. Ты его не заслужила. Еще слишком мало видела в жизни.

Атлант сжал лицо Мишель в ладонях.

— Я? Мало видела? Думай, что говоришь! Я...

— Да-да, я чувствую груз веков в твоей памяти, но ты ходила по кругу. Жила одними целями, стремилась к одному. А мир... он намного больше, чем власть, чем сила, чем любовь. И кому как не нам это понимать? А ты... так и не научилась видеть, айэлет.

— Много ты понимаешь... — фыркнула девушка.

— Много, — звенящая в его голосе грусть смутила Мишель.

Но произошедшее потом повергло ее в шок.

Глаза его утратили тьму. Привычная чернота втянулась в зрачок, уступая место лазури.

— Это... как это... — хватая ртом воздух, пролепетала она.

— Разве такая умудренная веками бессмертная, как ты, не помнит рассказов о кудесниках-атлантах из-за моря?

— Кудесники — фигляры. Это же не фокус.

— Нет, не фокус. Это настоящий я.

Они молчали, смотря друг на друга, словно в первый раз.

— А еще я могу так.

Он запустил пальцы в ее волосы, легко перебирая и лаская, аккуратно массируя кожу головы. Приятное тепло растекалось от его рук, и Мишель прикрыла глаза, блаженно утопая в объятиях нежданной ласки. Дрожь удовольствия охватила все ее тело.

— Смотри.

— На что? — не желая покидать сладкий плен иллюзорного уединения, возмутилась она.

— А ты глаза открой.

Мишель нехотя подчинилась и ахнула, когда увидела, какой длины стали ее волосы.

— Как? — выдохнула она, не веря глазам, сжимая длинные, как некогда, пряди.

— Скажем так, я слегка ускорил время для твоих волос.

— Ускорил? Ты и такое умеешь?

— Я многое умею.

— Но с такой силой... почему же ты...

— Всему есть предел, — зло перебил он. — С волосами — это детский лепет, очень просто. Не будем об этом.

Мишель уже не слушала его, рассматривая и гладя вновь приобретенные волосы. Она не плакала ни разу за все время плена, а сегодня разрыдалась уже второй раз.

"Неужели красота — самое уязвимое место женщины?" — недоумевал Риенгарос. — "Или я таки сломал ее? Почему она плачет опять?"

Он протянул руку и кончиками пальцев подхватил ее слезы. Накрыл другой рукой.

— Держи, — на ладони атланта лежала россыпь идеальных, молочно-белых жемчужин.

— Камень слез, — криво усмехнулась девушка. — Конечно, именно это ты и можешь мне предложить.

— А еще это, — выбросив жемчужины, он на мгновение завел руку за спину. — Нравится больше?

Мишель прижала руки к груди, не веря своим глазам.

На этот раз Хранитель протягивал ей флер-де-лис. Рубины в утраченном, как она думала навсегда, украшении переливались всеми оттенками крови в ярком солнечном свете.

— Он все время был у тебя? — забирая драгоценность из рук атланта, спросила Мишель. Быстро застегнула цепочку на шее, наслаждаясь прикосновением металла к коже.

— Да, он был на тебе, когда я впервые увидел тебя. Когда Гален принес твое бесчувственное тело... — он осекся, понимая, что лишнее знание пленнице ни к чему.

— Тело? Что этот мерзавец сделал со мной?

— Думаю, лишал жизни несколько раз подряд, избавляя себя от лишних хлопот, пока не доставил в условленное место. Твоя одежда была пропитана кровью.

— Он... и ты... Ненавижу! — выкрикнула Мишель. — Вы оба с самого начала были в сговоре! Ненавижу!

Девушка бросилась на него, но Риенгарос легко поймал ее руки и заломил их ей за спину.

— Тише, айэлет, тише. Скоро я отведу тебя к нему, и ты сможешь выплеснуть свой гнев. Или простить.

— Простить? — оторопело проговорила девушка, прекратив сопротивляться. — Его?

— Умирающих легко прощать. Силы Галена иссякли, — скорбно прошептал Риенгарос. — Ты хочешь проститься с ним, айэлет?

Океан эмоций поглотил Мишель. Она сумела лишь кивнуть.

— Хорошо. Тогда пошли, я дам тебе одежду и отведу к нему.

— Чем-то недовольна, айэлет? — вкрадчиво поинтересовался Хранитель.

— Опять эти серые унылые тряпки, — возмутилась Мишель.

— А ты хочешь нарядиться для своего возлюбленного?

— А ты, я так понимаю, ревнуешь, Господин?

Риенгарос резко шагнул к ней — изящные в своей силе пальцы стиснули шею Мишель. Через миг девушка оказалась в воздухе, ноги ее болтались в полуметре от пола.

— Предупреждал: никогда не смей так меня называть. Ясно?

Мишель вцепилась в его руку, желая освободиться, но он лишь силе стиснул ее горло.

— Ясно?

Девушка опустила веки, выражая молчаливое согласие. Губы Риенгароса дернулись, едва обозначая улыбку, а пальцы разжались. Мишель упала, ударяясь коленями, и грязно выругалась. Атлант молниеносным движением поставил ее на ноги и влепил звонкую затрещину.

— Айэлет, красивой женщине не пристало выражаться, как последнему портовому грузчику.

— Откуда тебе знать! Много ты видел красивых женщин?

— Достаточно.

— Неудивительно, что Источник остался без присмотра. С таким-то хранителем!

— Айэлет, — тихим, сочащимся злостью голосом, произнес атлант, — ты не знаешь ровным счетом ничего... потому не смей судить о том, чего не знаешь. И одевайся, не серди меня. Эмир ждет.

Девушка хотела было возразить, но гневный взгляд Хранителя все же убедил ее прикусить язык и, быстро сбросив рубашку атланта, облачиться в унылое серое платье.

Риенгарос знаком приказал ей следовать за ним. Очевидно, разговоры утомили его.

Втолкнув девушку в камеру, он с силой захлопнул за ней дверь. Осмотревшись, Мишель заметила у дальней стены тень, смутно напоминающую очертания сидящего человека.

— Гален? — позвала она, делая шаг вперед. — Гален, это ты?

Застоявшийся воздух подземелья и сырость смешивались с неприятными запахами человеческой жизнедеятельности.

— Господи, Гален, что он с тобой сотворил?

Девушка подошла совсем близко, с ужасом рассматривая бледное осунувшееся лицо бывшего эмира, лихорадочный блеск глаз, казавшихся теперь еще огромнее, и безвольно лежащие на коленях красивые руки со сбитыми костяшками и сорванными ногтями.

— Гален...— прошептала она.

Мужчина вздрогнул, медленно повернулся к ней. Радость узнавания заискрилась в его взгляде.

— Сирита... моя Роза, — прохрипел Гален, цепляясь дрожащими пальцами за край ее платья.

Мишель присела, борясь с брезгливостью изо всех сил.

— Гален, — она все же заставила себя погладить его по голове. — Что он с тобой сделал?

— Просто оставил здесь, — жалобно простонал бен-Тафутт, — ведь ты отказалась помочь мне.

— Помочь?

— Ты не захотела отдать то, что не принадлежит тебе. То, без чего я умираю сейчас, ведь силы почти не осталось... Сирита, почему ты так жестока?

Упоминание о Ключе мгновенно очистило сердце Мишель от жалости, которая затопила его при виде плачевного состояния эмира.

— Я — жестока? Я? — выкрикнула она, и эхо мгновенно приумножило и разнесло ее крик. — Это вы разыграли представление "злой тюремщик — добрый тюремщик". Отдать Ключ твоему сообщнику? Ха! Никогда. Вы слегка просчитались, друзья мои.

— Сирита, умоляю...

— Это не мое имя, я устала тебе напоминать, Гален, — проворчала девушка, немного успокаиваясь. — Знаешь, ведь я шла сюда проститься... Упокойся с миром.

— Нет, Мишель, помоги мне! — прокричал он и повалился на спину, словно это усилие лишило его остатков жизни. — Ведь ты любишь меня. Сирита всегда любила Мухаммада... Моя Роза...

— Ты бредишь, эмир. И я давно уже не Сирита!

Девушка поднялась и направилась, было, к выходу, но мавританский принц не желал так запросто сдаваться, не желал верить, что задумка его не сработает.

Он пополз за ней и вцепился в ее ноги стальной хваткой, понимая, что время притворства ушло.

Сила — единственное оружие.

Теряя равновесие, Мишель выругалась и упала на пол рядом с ним. Гален охнул, но ловко перехватил ее поперек туловища, жадными губами тычась в лицо бывшей любовницы, чтобы впиться поцелуем.

Мишель передернуло от гадливости, но эмир прижал ее руки к плитам пола, терзая нежные губы, поглощая, зло прикусывая и упиваясь ее болезненными стонами. Лишившись дыхания, она могла только стонать под натиском непонятным образом мгновенно окрепшего эмира.

"Он притворялся, мерзкий подлец"

— Ты будешь моей опять, — прорычал Гален, запуская руки ей под платье.

Внезапная вспышка света озарила камеру — неведомая сила оторвала тяжесть бен-Тафутта от Мишель. Звук падающего тела и вопль боли ворвались в ее сознание, возвращая из-за грани безразличия.

Мрачный силуэт Риаенгароса возвышался над нею, а Гален тихо скулил, отброшенный к стене.

— Вставай, айэлет, — атлант наклонился, протянул ей руку.

Не желая его помощи, Мишель встала сама, но дрожащие колени подогнулись, возвращая ее на холодный пол.

— Похоже, время ничему не учит тебя, айэлет, — покачал головой Риенгарос, но во взгляде его вместо привычной злобы промелькнула печаль.

— Не называй ее так, это же... она моя Роза! — подал голос Гален, пришедший в себя и вновь потянувшийся к безвольно сидящей девушке.

— Сирита, — он оказался рядом и коснулся ладонью ее щеки, потом прижался лицом к лицу возлюбленной.

Мишель ощутила влагу и характерный запах старых монет на его коже — должно быть, Риенгарос разбил бедолаге нос.

— Чего ты хочешь от меня Гален? — устало пробормотала Мишель, невольно обнимая его за плечи, чтобы помочь удержаться от падения: эмир дрожал, как осиновый лист на ветру.

— Хочу, чтобы ты любила меня как прежде, — он потерся о ее щеку и нашел губами губы. Вкус его крови вызвал волну тошноты, которую она едва сумела подавить.

— Гален, — проговорила Мишель, заставляя голос звучать как можно более печально и искренне. — У любых чувств есть срок. Наши исчерпали свой много лет тому назад.

— Нет, я по-прежнему люблю тебя! — запротестовал принц.

— Ошибаешься, — раздраженно проговорила Мишель и оттолкнула его. Но Гален не поддался, сжал ее в объятиях.

— Это ты ошибаешься, килен. Вспомни...

— Повторяю, наш срок истек!

— Да! — громогласно подтвердил Риенгарос, уставший и разозленный затянувшейся сценой прощания.

"Еще мои поцелуи не остыли на его губах, а он опять ноет о любви к своей Розе!" — ярость пульсировала по венам атланта.

Он молниеносным движением выдернул свою пленницу из объятий Галена и подтолкнул ее к двери камеры.

— Нет, ты же обещал дать мне время! — взвыл бен-Тафутт, пытаясь устремиться за ней.

Риенгарос пнул его носком сапога под ребра, отчего эмир отлетел в дальний угол.

— Отдохни, принц, тебе дорога предстоит, — очень тихо, чтобы не услышала Мишель, проговорил он.

Гален бен-Тафутт свернулся клубочком и, стискивая зубы, проглотил рыдания, готовые сорваться с разбитых губ.

"Теперь, Сирита, это конец. Теперь у меня нет жалости к тебе. Теперь я сделаю так, что ты умрешь. И этот гяур пойдет за тобой!" — мысленно бормотал он.

Мишель прислонилась к окованной железными пластинами двери и пыталась унять охватившую ее дрожь. Пока Риенгарос оставался в камере, не забирая факел из скобы, она не отрываясь смотрела на груду хлама, которая когда-то была Мухаммадом Седьмым, владетелем Альгамбры.

"Когда-то он был моим миром", — горько усмехнулась бессмертная. — "А теперь... Неужели Риенгарос сумеет и меня вот так сломать? Прости, Гален, но... Прощай"

— Пойдем, айэлет, — теплая ладонь сжала ее запястье, вырывая из раздумий.

Она подняла лицо и встретилась с взглядом небесно-голубых глаз жреца-атланта. Непривычное участие светилось в них.

— Что? — переспросила девушка, ощущая, как новая волна головокружения заставляет сильнее вцепиться в дверной откос.

— Пойдем, здесь для тебя ничего не осталось

Мишель сделала шаг, оступилась, прислоняясь вновь к шершавой поверхности двери.

Злой рык — сильные руки подхватили ее. Она оказалась перекинутой через плечо Риенгароса.

— Поставь, — успела потребовать девушка прежде, чем он стиснул ее так, что легкие лишились воздуха.

— Молчи.

И в первый раз за все время плена бессмертная красавица выполнила приказ своего тюремщика. Закрыв глаза, она зарылась лицом в шелковый водопад его волос.

Риенгарос принес Мишель обратно в ее камеру и бесцеремонно сгрузил на тюфяк. Ударившись затылком, она вышла из оцепенения и прожгла атланта гневным взглядом.

— Побудь здесь, айэлет, — игнорируя красноречие ее глаз, произнес он, — я приду за тобой.

Вернувшись в камеру бен-Тафутта, Риенгарос увидел, что тот по-прежнему лежит, скорчившись, на полу. Вид эмира всколыхнул волну липкого страха, страха за родное существо — атлант в два шага оказался рядом.

— Мальчик мой, — позвал он, склоняясь над бен-Тафуттом. — Слышишь меня? Гален! О, Клейто, что я наделал...

Он оттер кровь с лица принца, потом легко коснулся висков, снимая иллюзию, что должна была разжалобить "стального воробушка", но с треском провалилась.

Бен-Тафутт медленно открыл глаза, согреваясь и словно оживая от бережных касаний.

— Господин, — прошептал он.

— Ты испугал меня, — признался атлант.

Помедлив, успокаивая сбивчивое дыхание, он продолжил:

— И разозлил. К чему весь этот спектакль?

— Господин...

— Ты ведь знаешь, как я ревную тебя к ней! Мог ведь и все кости тебе переломать...

Гален криво улыбнулся.

— Ты... да, ты мог бы... Знаешь, Риен... Смешно мне было бы оправдываться, но порой я не властен над собой. Во мне словно двое: эмир Мухаммад, безумно любящий власть и свою Розу, и мальчик Гален, без памяти, без роду-племени, для которого единственным благом есть радость подчинения и единения с его Господином. И эти двое рвут меня на части.

— Мальчик мой, — Риенгарос осторожно обнял его, помогая подняться. — Пойдем отсюда, тебе надо отдохнуть.

Гален покачал головой.

— Не могу идти, Риен. Последние силы ушли на спектакль.

— Всегда любил твои шутки, мой принц.

Риенгарос подхватил его под колени, беря на руки как ребенка.

Унес прочь от сырости и сумрака подземелий, в одну из угловых северных башен, в которой обустроил свое жилище.

Устроив Галена в кресле, Риенгарос присел у его ног. Погладил по колену, опаляя жаром своим через покровы одежды.

— Послушай, мальчик мой, — вкрадчиво начал он, — это наш последний шанс вынырнуть из всего этого безумия. Гален, прошу, давай бросим все. Уйдем, затеряемся... Уверен, что сумею позаботиться о тебе, моих сил хватит...

Бен-Тафутт отрицательно мотнул головой.

— Поверь мне, нежный мой! — воскликнул атлант.

— Нет, Риен, не в вере дело...

— Гален, прошу, подумай. Мы будем вместе, будем свободны от этой одержимости, от жестокости и насилия.

— Я не буду свободен, Господин мой, никогда. Если не получу силу, я всегда буду зависим.

Риенгарос помолчал. Шумно перевел дыхание, поднялся и сел в кресло напротив.

— Значит, ты никогда по-настоящему не любил меня.

— Любовь? — вопросительно выгнул бровь Гален. — Любовь, мой Господин, придумали слабаки. Любовь — это так мало...Ты — источник моей жизни, ты спасал меня много раз... ты сводишь меня с ума, твоя ревность радует меня сверх меры... Ты...

— Замолчи, замолчи, безумный принц! — прорычал атлант, вскакивая и стаскивая бен-Тафутта с кресла. — Замолчи, любимый, — сжимая его до хруста в ребрах, взмолился он. — Мне все равно любовь это или иное слово... Гален, пожалуйста, давай оставим эту затею и просто будем рядом. Вечно...

— И ты так легко бросишь Источник? Ты? Хранитель? — прохрипел эмир.

— Источник уже столько лет без своего Хранителя и мир не развалился на куски. Возможно, лучший выход — это оставить его там, утраченным навсегда.

— Риен, ведь это такая сила, такая власть. Ты сможешь от нее отказаться?

— Мальчик мой, я не получил от Источника ничего из того о чем ты так мечтаешь. Единственный его подарок — это ты, принц.

Он отпустил Галена, бережно усаживая обратно в кресло и вновь сел на пол у его ног.

— Хорош подарок, — хмыкнул бен-Тафутт, — с изъяном.

— Самый лучший, мне не с чем сравнивать, — улыбнулся, а потом уже тише добавил, — почти...

Гален молчал, думая о своем, не обращая больше внимание на слова атланта. Когда же заговорил, то голос его звучал твердо.

— Риен, прошу, давай доведем наше безумие до конца.

— Мальчик! — Хранитель вздрогнул, словно от пощечины. — Ты не слышишь меня совсем? Тебе безразличны мои мольбы?

— Неужели ты не понимаешь?! — прорычал Гален. — Я как треснувший сосуд. Сколько бы Силы ты не влил в меня, я не могу удержать ее. Она по капле утекает, оставляя меня пустым, слабым, никчемным, как последний смертный... Я, такой, не достоин тебя, Господин.

Атлант обреченно вздохнул, поднимаясь и притягивая к себе непокорного своего принца. Коснувшись губ, прошептал, разделяя одно дыхание на двоих:

— Тебе понадобится моя Сила... дорога в мир длинна...

Глава 10. Вечность ради одного дня.

Стена холодная и причиняет боль, но Мишель упрямо прижимается к ней, словно желая убедиться, что она еще жива.

Тюремщик-атлант давно не тревожил ее покой. Единственный собеседник и товарищ по заточению — факел, что горит, казалось бы, вечным огнем.

— Магические штучки, — зло ворчит Мишель, невольно касаясь своих вновь длинных волос.

После свидания с Галеном и всего, что наговорил ей Хранитель, она надеялась на перемены. На развитие событий и смену декораций. Бесконечный, вращающийся по кругу сюжет утомил Мишель. Если раньше визиты атланта разнообразили ее пребывание здесь, то сейчас будучи предоставлена самой себе, она тихо сходила с ума.

— Ох, нет... — спохватывается бессмертная. — Только не допросы!

Мишель поднимается с пола. Проходит своим привычным маршрутом. Вдоль стен: раз, два, три, четыре. Из угла в угол, по диагонали: раз, опять вдоль стены, два. Потом можно изобразить подобие цветка, если доходя до середины камеры, менять угол назначения.

— Сет, чего только не выдумаешь! — выкрикивает Мишель и продолжает ступать по видимым только ей линиям на полу.

Под ногами — ее собственный лабиринт, исхоженный тысячу раз. Но тем он и хорошо, что в ее власти менять узор и направление прохождения.

— Жаль, — шепчет Мишель, — что мои фантазии не имеют Силы. Если б только я могла оживить их... Ах, это только в книгах. В глупых книгах глупых смертных!

Девушка злится и останавливается. Возвращается на тюфяк у стены, прижимается к холодному камню. Губы беззвучно шевелятся.

— Кто-то помнит мои старые имена и перебирает их — бисер, — мысленно шепчет она.

— Кто-то не знает новых имен — они там и остались.

Вы знаете, что чувствуешь, когда тебя называют старым именем? У меня их было много, и каждое из них что-то означало.

Вы не помните. Может быть, я расскажу. Потом.

Кто-то считает мои имена, а я забыла их — давно их забыла.

Чьи-то имена перебираю я, и они, наверно, давно забыли меня.

Время писать стихи.

Мишель закрывает глаза и улыбается.

Париж. Сена. Баржа.

Возвращаться... вновь...

Сколько раз МакЛауд порывался продать свое "водное" жилище! И столько же раз отказывался от этого решения. Слишком много воспоминаний. Груз тяжел. И даже избавившись от плавучего дома, память не сотрешь.

— Здравствуй, дружочек, — перепрыгнув на палубу, улыбается Дункан.

Покидать Альгамбру — старая добрая привычка.

Проклятая привычка!

Гален бен-Тафутт легко ступает по каменистой дороге, но сердце тяжело стучит о клетку ребер. Словно желает остаться там, в ладонях Господина. Принц одергивает его, ругает себя последними словами.

— Не смей раскисать! — рычит он. — Это в последний раз. Если удастся провернуть все с гяуром — мы получим все!

Остановившись, он поворачивает голову и пару минут всматривается в охряные стены Альгамбры.

— Все получится, мой Господин!

Идет дальше, на ходу проверяя карманы, убеждаясь что документы-деньги не месте. Странно, он так много веков пользуется плодами Силы Хранителя, но все равно не верит в нее полностью. Порой его посещает мысль, что он все еще бродит где-то, безумный оборванец. Или спит вечным сном в горном ущелье. А все это — послежизнь. Кара Аллаха за преданную веру предков.

— Хватит! — эмир зло ударяет себя ладонью по лбу. — Важное дело впереди, а я думаю о всякой ерунде.

Продолжая спуск, он купается в лучах жаркого солнца.

Риенгарос сидит в кресле, пальцы его играют с недопитым бокалом вина, рубиновые капли орошают одежду при каждом не слишком удачном кульбите. Внезапно бокал летит прочь, разбиваясь с жалобным звоном о стену.

— Я просто древний идиот! — выкрикивает он. — Безумный, старый идиот! Я должен был давно сделать это, а не цепляться за долг и честь.

Вскакивая на ноги, Риенгарос отшвыривает кресло и подходит к узкому окну.

Лучи заходящего солнца окрасили окрестности крепости багрянцем.

— Да, я сделаю это, — шепчет он.

— Пойдем со мной, айэлет, — атлант склонился к ней, протягивая руку. — Давай помогу.

Его бессмертная пленница не спешила повиноваться, внимательно всматриваясь в лицо тюремщика, с недоумением пытаясь разгадать причину внезапного дружелюбия.

— Давай руку. Не бойся — я больше не причиню тебе боли, обещаю.

— Даже так?!! — воскликнула Мишель. — Что еще ты затеял, Хранитель?

— Ничего нового, — небрежно пожал плечами Риенгарос. — Зачем тебе Ключ, айэлет? Почему бы не отдать его?

Девушка посмотрела на него, как на безумного, просящего снега посреди пустыни.

— Видишь, наша диспозиция все та же: мне нужен Ключ, ты не желаешь его отдавать. Изменилось лишь то, что теперь тебе известно, где мы находимся.

Он помолчал, оценивая ее реакцию на свои слова. Мишель же изо всех сил старалась выглядеть равнодушно.

— И? — напомнила она. — Что из того?

— А то, то нам больше нет нужды сидеть в этом мрачном подземелье, — с плохо скрываемым весельем, сообщил он и схватил ее за руки, заставляя встать и следовать за собой.

Атлант буквально волок девушку за собой по коридорам, лестницам и переходам.

— Вот чумной... Сет тебя забирай! — сотый раз спотыкаясь об очередной порог, выругалась Мишель.

— Хватит шипеть — мы уже пришли, — сохраняя благодушный тон, сообщил Риенгарос. — Надеюсь, здесь тебе будет удобнее.

Мишель осмотрелась и поняла, что он привел ее в покои одной из башен Альгамбры. Комнаты, соединенные плетеной перегородкой, были красиво обставлены старинной мебелью.

— Ты все это время жил здесь?

Получив сдержанный кивок в качестве ответа, девушка прошлась по комнате. Сквозь узкие окна лился солнечный свет, причиняя легкую боль привыкшим к полумраку глазам.

— Как?

Риенгарос вопросительно уставился на нее.

— Как ты можешь тут жить? А люди...

— Ты забыла, айэлет, рассказы о кудесниках-атлантах из-за моря.

Девушка помолчала, осознавая бесконечность его силы.

— Ты отвел всем глаза, да? Что ни видят, когда проходят мимо? Развалины?

— Пустые комнаты, — уточнил Риенгарос. — Никто не сможет увидеть, пока я того не пожелаю.

Мишель прислонилась к стене у окна, закрывая глаза и подставляя лицо солнечным лучам, в надежде насладиться давно забытым теплом. Тихий стон сорвался с ее губ. Удовольствие было таким всепоглощающим, что она не удержалась на ногах — сползла вдоль стены. Поджала ноги у груди и, уткнувшись лбом в колени, расплакалась.

Риенгарос молча пронаблюдавший эту трогательную интермедию, подошел к столику и наполнил бокал вином. Сохраняя молчание, он оказался рядом с ней на полу и предложил ей выпить.

Мишель оттолкнула его руку.

— Оставь меня.

— Все с самого начала было неправильно, — вздохнул он.

— Думаешь, если бы попросил у меня Ключ...кхм, вежливо, то... что бы я сделала? Прослезилась и отдала?

— Возможно...

Девушка одарила его злым взглядом и поднялась на ноги.

— Вся эта бессмысленная задумка Галена не привела бы ни к чему, — проговорил за ее спиной Риенгарос.

— Где он? — оборачиваясь, спросила Мишель.

— Ушел, — последовал краткий ответ.

Атлант тоже встал на ноги, отбросил бокал и пошел к пленнице. Она непроизвольно отступила назад, не позволяя себе поверить его недавнему обещанию.

Если Гален, с которым они были в сговоре с самого начала, "ушел", то что этот Хранитель-неудачник может сотворить с ней? Одной Великой Матери известно!

— Айэлет, скажи, как ты это делаешь?

Странный вопрос поставил девушку в тупик, но отвлек от страхов.

— О чем ты?

— Почему принц так и не смог забыть тебя? Скажи мне, айэлет, как ты делаешь это?

Девушка перевела дух, улыбнулась. Перепады настроения атланта уже не удивляли ее.

— Посмотри на меня... подойди ближе... смотри!

Риенгарос приблизился вплотную к ней. Не касался, просто скользил взглядом.

Мишель улыбнулась едва заметно, одними лишь уголками губ. Веки на считанные миллиметры опустились ниже, прикрывая магнетическую тьму, что переливалась в ее взгляде.

— А теперь отвернись! — резко приказала она.

Хранитель повиновался.

— Закрой глаза и скажи, что видишь.

Риенгарос сдавленно вздохнул, не сдержав возглас удивления.

— Видишь...— прошептала бессмертная. — Никакой магии.

Атлант обернулся на звук ее голоса, все еще не открывая глаз.

— Видишь, — повторила Мишель. — Это просто я.

— Ты...— согласился он.

Отвернулся, отошел, словно от прокаженной сбежал. Ему потребовалось какое-то время, чтобы привести дыхание в норму, замедлить бешенный ритм сердца, стереть с обратной стороны век колдовской образ прекрасной пленницы.

Когда же он вновь заговорил с ней, только ледяное спокойствие сквозило в его словах и взгляде.

— И вот так запросто ты свела принца с ума.

— А тебе что до того? — выкрикнула Мишель, так и не разобрав, вопрос ли это был или констатация факта. Впрочем, она была полностью согласна с тем, что Гален сошел с ума.

— Думаешь, Ключ так уж нужен мне, айэлет? — насмешливо поинтересовался атлант. — Что он может означать для меня? Того, чьи руки разбили его когда-то? Что ты вообще знаешь о силе Источника, глупый железный воробышек?

Мишель сердито фыркнула, прожгла его злым взглядом, сжимая кулаки, и подошла к нему.

— Больше никогда не смей называть меня так, — тщательно выговаривая каждый слог, предупредила она.

Хранитель снисходительно улыбнулся.

— Сочтем, что я очень испугался. Так ты не ответила, а ведь я уже дважды спросил. Повторить?

— Зачем мне Ключ? Что я могу знать? Я — глупый железный воробышек, — передразнивая его, воскликнула Мишель. — Хорошо, я скажу. Кому-то же надо первым переступить через порог упрямства! Не думаю, что откровением для тебя будет то, что мне известно о даре Источника. Бессмертие и вечная юность!

— Ты уже владеешь ими, айэлет! — перебил ее Риенгарос.

— Ты во всех делах такой торопыга? — стараясь придать своему голосу как можно более развратное звучание, поинтересовалась Мишель и провела кончиком языка по губам.

— Ох, нет, айэлет, не ступай по этой тропинке. Она заведет нас в никуда.

Девушка удивленно приподняла брови.

— Полагаешь за все это время я ни разу не рассматривал возможность изысканного соблазна? Думаешь, искусство совращения доступно лишь тебе?

— Что? — от неожиданности Мишель отшатнулась, внезапно ощутив слабость в коленях.

— Я мог бы заставить тебя, очаровать, навязать желание... Ты могла бы оказаться на моем ложе в первый же день

Мишель отступила еще на шаг. Его слова, казалось, проникали в кровь, заставляя бежать быстрее, принуждая закипать и будить страстные образы в ее воображении.

— Прекрати, — прошептала она.

— Видишь, я мог бы сделать это с тобой миллион раз... но не стал. Подойди, я покажу причину.

— Нет, — всхлипнула девушка, — Стой, где стоишь. Не приближайся!

Ее сердце билось так, что было больно дышать. Жаркие волны вожделения окатывали ее раз за разом. Мишель прислонилась к стене, блаженно впитывая холод камня.

Тогда Риенгарос сам подошел и, невзирая на сопротивление, взял в ладони ее лицо.

— Откройся! Смотри моими глазами.

Мишель задохнулась, когда его лицо подернулось рябью, расплылось, а сама она словно лишившись притяжения, воспарила. Ощущение близкой свободы было ошеломляющим, сродни пику наслаждения, подобно освобождению от мучительного желания.

— Нееет, не так быстро, — насмешливый голос врезался в ее сознание, а воля Хранителя удержала на месте. — Просто смотри.

Картинка пред ее мысленным взором изменилась, приобрела очертания.

Те же покои, то же роскошное ложе, но полумрак, свечи, цветы и прочие мелочи, привносящие романтичный настрой.

Мужчина на ложе, чьи волосы черным водопадом укутывали его и... женщину, с которой он занимался любовью.

— Ты?

Кивок в ответ.

"Восхитительное тело", — мелькнула мысль, которую она не успела сдержать, рассматривая точеные линии его спины и ягодиц.

— Спасибо, но не отвлекайся, айэлет.

Угол обзора сменился. Мишель с замиранием сердца убедилась в том, что подозревала с самого начала. На ложе с Риенгаросом была она.

— Ох, — пытаясь вдохнуть глубже, простонала она.

Наблюдать за самой собой во время акта любви было... странно, и любопытно, и завораживающе. Одновременно. Вихрь эмоций теснился в груди.

"А я очень мило краснею в процессе и..."

"Ты можешь хоть секунду быть чуть менее самовлюбленной", — зло прошипел в ее сознании Хранитель. — "Хватит любоваться. Смотри, чем это закончится!"

"А что могут быть варианты? Ты не..."

"Молчи!"

Раскаленные стальные иглы впились в ее виски.

— Вот же мстительный уб...—

Она всхлипнула от боли — иглы впились глубже, а действие на ложе вновь сменилось.

Они уже просто лежали, переводя дыхание. Риенгарос склонился к ее уху и что-то зашептал.

Мишель прислушалась.

— Прости, я сделал тебе больно... я так хотел... так хотел тебя... я просто не мог...

— Хватит! — оборвала его сбивчивый лепет та, другая Мишель, и попыталась выбраться из рук того, другого Риенароса.

— Нет, нет. Не уходи, — воспротивился он, крепче прижимая ее к себе. Принялся сцеловывать соленые следы слез со щек. Провел кончиком языка по прокушенной губе — Мишель зашипела.

— Хватит, — повторила она уже не таким злым тоном. — Мне ли привыкать к боли?

Риенгарос виновато потупил взор, чем несказанно удивил ее.

— Я много боли причинил тебе, — согласно вздохнул Хранитель. — Но... но ты сама виновата. Если б сразу отдала мне Ключ...

— Ключ, — встрепенулась другая Мишель и вырвалась-таки из его объятий. Откатилась на край ложа. — Так это всего лишь новая тактика?!

— Мишель, — позвал, тоже садясь, мужчина.

— Ты решил соблазнить меня и выманить тайну, пока наши головы будут покоиться на одной подушке? Хотя твои действия нельзя назвать "соблазнением".

— Почему ты просто не можешь отдать мне его? — как-то устало спросил он.

Бессмертная передернула плечами.

— Если сила Источника не будет моей, то и никто другой не сможет отыскать к нему путь.

Атлант с плавной грацией пантеры оказался рядом с ней.

— А разве он не может быть нашим?

— А не слишком ли много ты на себя берешь после одного траха?

Тяжелая ладонь зажала ей рот.

— Не смей опошлять мой ... первый раз, айэлет.

Он прижался лбом к ее лбу и что-то быстро зашептал на непонятном наречии.

— Так у тебя не было никогда женщины?

— Каста жрецов должна хранить чистоту.

— Значит, ее ты сберег лучше, чем вверенный твоим заботам Ключ.

Хлесткая пощечина свалила девушку на пол.

— Добро пожаловать, Риенгарос, а то эта тряпка, что заменяла тебя, несет такую несусветную чушь...

Новый удар прервал словесный поток бессмертной красавицы. Сплюнув кровь, она подняла глаза на возвышающегося над ней атланта. Улыбнулась, словно вспомнив нечто комичное. Отползла к дальней стене, пользуясь неподвижностью своего тюремщика. Лишь когда холод каменной кладки соприкоснулся с ее разгоряченной кожей, она перестала улыбаться.

— Если б точно не знала, то решила бы, что вы с Галеном родственники. И почему мне всегда везет на подобных психов?

Видение расплылось и померкло.

— И так каждый раз, — сообщил атлант. — Это — дорога в бездну.

— Потому что ты... ты...— Мишель запнулась, отголоски пережитых ее двойником эмоций бурлили в крови. — Ты просто... псих! И... ублюдок! И псих!

Риенгарос молча проглотил ее ругань.

— Потому что это, — он провел раскрытой ладонью по ее шее, ключице, лаская грудь, вниз по животу.

Девушка дернулась, больше не желая испытывать влечения.

Хранитель не удерживал ее.

— Это... всего лишь тело, — грустно усмехнувшись, договорил он.

Мишель тяжело переводила дыхание, увиденное спутало ее мысли, лишило тех крупиц понимания, которые, как она полагала, ей удалось собрать на его счет. Теперь она совсем не понимала его мотивов.

— Что удивляет тебя, айэлет? — нарушил повисшую тишину Риенгарос. — Да, я могу соблазнить, очаровать, заколдовать... твое тело. Могу заставить его испытывать все, что мне будет угодно. Но это всего лишь тело. Твой дух я не смог ни подчинить, ни сломить.

— Твоя воля так же сильна, как и моя, — помолчав, он добавил.

— Это какая-то новая игра, Хранитель? — не в силах отринуть сомнения, спросила Мишель.

— Увы...точнее, ах, если бы. Вынужден признать, что ни в силе, ни в лукавстве я не смог превзойти тебя, айэлет. Так почему бы не разыграть наш последний козырь?

— И что же это?

— Откровенность, — ровно, без эмоций, озвучил Риенгарос.

И все же бессмертной показалось, что слово с трудом сорвалось с его губ. Словно лишившись сил, он тяжело опустился на край ложа.

Мишель замерла, чувствуя, как произнесенное им тысячи раз отражается в уголках ее разума.

— Откровенность, — повторила она.

— Да, — подтвердил атлант. — Потому поведай мне причины своего упорного стремления к Источнику. Молодость и бессмертие у тебя есть. Чего же ты хочешь? Что еще он в силах тебе дать?

Мишель несколько мгновений всматривалась в его лицо, словно ища нечто, какую-то прореху в маске спокойствия и усталости, сковавших черты Хранителя. Не сумев, она зло проговорила.

— Ты, должно бы совсем за дуру меня держишь? "Откровенность", — в который раз передразнила атланта Мишель. — Где же твоя откровенность? Молодость и жизнь это лишь... побочный эффект. Тебе ли не знать? Хватит ломать комедию! Источник дает власть над миром, силу знать и повелевать мыслями и поступками людей, силу изменять по своему усмотрению этот мир. Разве ради этого не стоит к нему стремиться? Ведь это дар абсолютной власти!

Мишель не в силах держать в узде гнев, волнение, почти священный трепет пред могуществом, которого жаждала, заходила по комнате, то и дело натыкаясь на предметы обстановки.

— Так вот что рассказывают ваши легенды...— ноты искреннего изумления сквозили в тоне Хранителя. — Теперь понятно почему... Почему ты столь упрямо защищаешь тайну Ключа. Почему принц с радостью согласился играть свою ужасную роль. Почему добровольно терпел все это. Почему так... Ах, какие же глупцы!!!

Девушка остановилась возле него.

— Что ты там бормочешь? Опять хочешь сбить меня с толку?

Он посмотрел на нее. Мишель встретила его взгляд, словно опять пытаясь оказаться в его мыслях.

Атлант улыбнулся.

— Ты не сможешь, айэлет. Пока я не позволю.

Девушка покраснела и зло топнула ногой.

— Но я и так все тебе скажу. Все, о чем сейчас думаю. Вы — глупые маленькие людишки. Что бы вы о себе не возомнили и сколько бы ни прожили. И ты, и Гален. Особенно он! Столько веков рядом со мной... молчал, скрывал эту чушь в своих мыслях. Власть над миром! Власть изменять...

Риенгарос обхватил голову руками, повалился на спину и зашелся громогласным хохотом. Он смеялся долго, разве что не катаясь по ложу.

Мишель недоуменно наблюдала за ним, не зная, что и думать.

"Он лишился рассудка? Или это я сумасшедшая наивная дурочка? Неужели легенды Еноха — всего лишь выдумка? Старый лис отплатил мне через века?"

Остатки сил покинули ее — девушка опустилась на пол прямо там, где и стояла.

— Это неправда... этого не может быть...Этого просто не может быть. Это не я ошибалась...

Она не заметила, поглощенная своими переживания и разочарованием, что готовилось раздавить ее, как стих хохот атланта.

Риенгарос сел, нашел взглядом пленницу и устало вздохнул.

— Железный воробышек...

Подойдя к ней, он опустился рядом, внимательно вслушиваясь в ее шепот.

— Айэлет, — позвал Риенгарос, — айэлет!

Бессмертная не обращала на него внимания. Тогда он взял ее за плечи, сжал и хорошенько встряхнул.

Мишель умолкла и подняла на него полные слез глаза.

— Больно разочаровываться?

— Да пошел ты! — взвизгнула она.

Атлант не сильно, но ощутимо, ударил ее по лицу, предотвращая истерику, в которую намеревалась скатиться его пленница.

Девушка прижала ладонь к пылающей щеке.

— И все равно я не верю тебе, Хранитель.

— Подумай сама. Спокойно подумай. Если бы Источник мог дать подобный дар... Разве был бы я сейчас здесь? Был бы я последним из своего рода? Неужели бы атланты, обладай мы столь могущественным Источником безграничной власти, позволили людям и времени стереть нас и наше наследие с лица земли?

Риенгарос поднялся и пошел к двери.

— Подумай об это хорошо, айэлет, — повторил он перед тем, как оставить ее одну.

Казалось, спасение бегством от этой тщедушной девчонки прочно вошло в привычку атланта. Запереть на ключ, отгородить в самом дальнем уголке памяти образ непокорной бессмертной упрямицы и бежать прочь. К свежему ветру, что порывисто ласкает камни древних башен. К красным камням, напитанным солнечным теплом так, что одно прикосновение к ним отгоняет холод подземелий и стылую тоску, живущую на дне сердца Хранителя.

За века жизни здесь Риенгарос полюбил Альгамбру. Место, где ему вновь волей Провидения удалось отыскать потерянного возлюбленного.

Он любил Галена — творенье рук своих, покорного, нуждающегося в силе и поддержке, страстного и нежного, стремящегося всегда быть ближе к Господину.

Риенгарос вздрогнул, вспомнив, как принц просил не оставлять его одного, не уходить в мир грез. Атлант не мог избавиться от стремления видеть свое прошлое хотя бы в наркотических снах. Хотя бы на несколько мгновений окунуться в былое могущество. Даже обретенная любовь не могла всецело удержать его в настоящем.

Каждый раз, просыпаясь, он обнаруживал Галена рядом с собой. По-разному принц встречал его: с улыбкой, если атлант находился в забытьи совсем недолго, и одиночество не успело привести принца в ярость; с упреками и жалобами, когда Гален был измучен холодом и пустотой коридоров и переходов пещеры.

— Я так боюсь, Господин, — однажды робко признался принц.

— Чего, мой нежный? Разве рядом со мной есть место страхам? — искренне удивился Риенгарос.

— Вот именно. Рядом с тобой. А когда ты... ты... уходишь в свои грезы... Разве тогда ты рядом?

Обвинительный тон резанул слух атланта, и он впервые задумался о том, чем занят его возлюбленный, пока он спит, одурманенный и странствующий.

— Я так боюсь, Господин, каждый раз, когда ты покидаешь меня. Я жду. Я прихожу сюда и сажусь у ног твоих. Я жду, смотрю, как ты дышишь, как приоткрываются твои губы, как дрожат ресницы. Порой... когда ты не со мной слишком долго, я прикасаюсь к тебе, чтобы разбудить. Глажу твои пальцы, целую тебя, ловлю каждое движение, чувствую вкус твоего дыхания...Это такая мука, Господин, если бы ты только знал... мог понять...Ты здесь, в моих руках, но в то же время тебя нет. И я жду, жду, когда же ты очнешься. Посмотришь на меня, назовешь по имени. И безумно боюсь, что этого может не произойти. Что однажды ты уснешь и уйдешь навсегда... Что я так и буду сидеть в ожидании...

— Нежный мой, — атлант порывисто обнял Галена, пытаясь заглушить силой его страхи, — я никогда не покину тебя. В моих грезах нет ничего, что ценнее тебя. Это всего лишь... привычка.

— Так избавься от нее! — выкрикнул принц.

— Обещаю...

Не смог, не выполнил, не сдержал слова.

И принц сбежал. Забрал камни Ключа, пока атлант путешествовал в грезах.

Риенгаросу некого было винить, кроме себя самого.

Только теперь, когда атлант наконец-то узнал причину — истинную причину своего принца к Источнику — только теперь он понял, что ничего бы не смог изменить в череде их встреч и расставаний.

Гален, сколько бы ни сбегал, всегда возвращался к нему.

Атлант криво усмехнулся.

— Ко мне, — зло процедил он. — Он возвращался с надеждой попасть к Источнику! А вовсе не ко мне. В тот первый раз, когда я сломя голову ринулся прочь из лабиринта, ощутив Ключ и связь с ним... Ах, мой принц, тогда я по-настоящему потерял тебя. Тогда я не сумел отыскать тебя и путь в пещеру Источника потерял.

Риенгарос сел, прислоняясь к каменному парапету башни.

— Тебя так не просто было найти, мой принц. Ты жаловался, что страшно ждать меня из мира грез. Быть рядом и ждать, держать меня за руку и ждать. А не видеть тебя годами, почти столетиями, жить здесь и утешаться мыслью, что ты вновь вернешься? Или бродить среди людей, надеясь отыскать? Ах, мой принц... я спас тебя из того ужасного могильника. А что сделал ты, едва очнувшись? Позвал ее, свою бесценную Мишель. Вместо упоения нашим воссоединением, мне пришлось искать и преследовать ее. Как же ты сердился, когда мне это не удалось. И с каким жаром окунулся в нашу страсть! Гален, Гален... как же глуп я был... Ты — настоящий ты, вернувший свою память — всегда любил только ее. Розу Альгамбры. Изысканная усмешка Судьбы.

Атлант прикрыл глаза. Губы его дрогнули и тихий шепот слетел, мгновенно подхваченный порывом ветра.

С тобой прощался в череде столетий:

"Я дам тебе хорошего коня.

Тот конь взволнован, дай гнедому плети.

И не забудь... Ты не забудь меня"

Касанье губ в прощальном поцелуе

Мне б сердце из холодного кремня:

"Не поминай меня, мой милый, всуе,

И не забудь... Ты не забудь меня"

Прошли года невольных испытаний

И я, свое бессмертие кляня,

Сквозь время неоконченных скитаний,

Шепчу: "Забыл... Ты позабыл меня"

Риенгарос помолчал, вспоминая финальные строки, которые всегда произносил Гален, разрушая мрачную меланхолию своего Господина.

И здесь, разбив тревогу страшной силой,

Как лучник ты стрелой меня настиг:

"Возможно, ты забыл меня, мой милый

Но о тебе я помнил каждый миг"

— Возможно, Источник и не даст тебе власть над миром, мой мальчик нежный. Но я знаю кое-что лучше этого!

Знакомое ощущение бессмертного прервало полусон, что терзал Дункана путанными видениями прошлого пополам с несбыточными грезами.

Поднявшись рывком, он в два шага приблизился к тайнику с мечом и приготовился к встрече с незваным гостем.

— Вижу, гяур, ты рад мне? — раздался насмешливый , оттененный легкой хрипотцой, голос.

По лестнице спускался Гален.

МакЛауд направил острие катаны, целясь в сердце ненавистного соперника.

— Ты! -с радостной злостью процедил он. — Я ждал тебя!

— Какая честь... — насмешливо поцокивая языком, ответил эмир. — Но я пришел говорить, а не размахивать мечами. Должно быть, ты...

— У меня с тобой краткий разговор, — прервал его Дункан. — К оружию!

— Убей меня и никогда не узнаешь, где твоя обожаемая Мишель.

Драгоценное имя с отчетливым пренебрежением слетевшее с губ эмира на мгновение выбило дыхание из легких горца.

Совладав с бурей эмоций, он отвел меч от груди противника, но не расстался с оружием.

— Говори.

— Ха! Ее имя все еще действует на тебя? Как заклинание?

Дункан подавил рвущийся из горла низкий рык.

— Говори.

Острие меча вновь коснулось плеча бен-Тафутта.

— Твоя бесценная Мишель у нас! И в моей воле пожелать ей смерти — через миг ее не станет.

Призвав на помощь всю силу, МакЛауд сохранил ледяное спокойствие и уточнил:

— Все это время?

Эмир, явно ожидавший более бурной реакции, слегка опешил. Отступил на шаг, чтобы прервать неприятное касание стали и кивнул.

— Так почему же ты пришел только сейчас? Через столько лет? — поинтересовался Дункан, наступая на собеседника.

Лезвие катаны прошлось вдоль руки Галена, хлопнуло по плечу и прижалось к шее, словно изголодавшийся любовник прильнул к давно разлученной с ним возлюбленной.

— Повторюсь: убей меня — никогда не узнаешь, где твоя обожаемая Мишель.

— Тогда некому будет отдать приказ, — парировал МакЛауд. — Пусть вдали, но она будет жива.

— Глупая надежда, гяур. Мой Господин все равно убьет ее. Если я не вернусь... а если пойдешь со мной и поможешь нам...

— Что за "господин"? Думаешь, я вновь поверю твоим байкам? Вновь пойду за тобой в ловушку?

Гален хмыкнул, душа приступ безудержного веселья при упоминании о прошлой их встрече.

— Неужели так так мало ценишь ее жизнь? — эмир продолжал настойчиво давить на нежные чувства МакЛауда к Розе Альгамбры.

— Это связано с той историей о ключе и источнике? — вопросом на вопрос ответил горец. — Неужели это безумство все еще длится?

— Верно! — игнорируя укол о безумии, воскликнул Гален. — Надеюсь, твой талант убеждения ни в чем не уступает твоей догадливости. Он будет нужен тебе, чтобы помочь Мишель. Эта маленькая...мерзкая... воровка должна вернуть то, что не ей принадлежит.

— Выбирай слова! — Дункан опустил меч.

Свободной рукой схватил эмира за ворот и тряхнул, но тот мгновенно отбил удар. Потоптался на месте, прошелся из стороны в сторону, шумно перевел дыхание и наконец-то произнес:

— Поговорим спокойно.

— Почему только сейчас? Почему только сейчас ты пришел? — спросил Дункан, убирая прочь катану.

— Мы должны получить Ключ как можно скорее. Грядут великие дни...

— Дни?

— Ночь посреди дня, — мечтательно выдохнул Гален.

Маклауд задумался на минуту, потом вспомнил шумиху поднятую вокруг ожидаемого в конце лета солнечного затмения.

Будь он обычным человеком Дункан бы снисходительно ухмыльнулся, но он был Горцем не так давно разменявшим пятую сотню лет, не так давно выстоявшим в поединке с демоном Ариманом, потому ,мог верить в мистическую силу небесных явлений, магические обряды и священные реликвии.

— И что помешает тебе убить нас сразу после этого?

Гален нахмурился, подпер кулаком подбородок изображая усиленное обдумывание ответа. Хмыкнул, опустил руки и, растягивая гласные, ответил:

— Ни-че-го.

Дункан отразил его улыбку.

— Если таково было искусство дипломатии в твою бытность эмиром Гранады... то не удивительно что Реконкиста смела вас в море.

— Ах... — Гален картинно схватился за сердце, даже пошатнулся, словно готовясь упасть. — Сразил насмерть! —

Потом распрямил спину и холодно продолжил:

— Дела из истории Гранады это последнее, что волнует меня сейчас. Не расходуй зря свою иронию.

Бен-Тафутт умолк и выжидательно уставился на Дункана. Горец молчал.

— Что ж, вижу тебе сложно решиться прямо сейчас. Понимаю... тепло Мишель давно не согревало твое ложе уже много лет, чтоб вот так ради нее шагнуть в неизвестное...

— Ты ничего не понимаешь, подлый безумец! Дай мне 10 минут.

— Отлично. Успеем на вечерний рейс.

Мак на минуту замер.

— Рейс? Куда?

— На мою родину. Гранада ждет тебя, гяур.

Продолжение следует...