Длинное замыкание

Длинное замыкание.

А ты, Афина, свое сердце не жалей
А ты, Восьмая, поторапливай коней
А ты покоя-да не узнаешь никогда
Глаза-то серые, да Алая звезда...

— Ну и как, идут мне серые глаза?

Когда девушка так спрашивает, отвечать вообще-то опасно. Скажешь — идут, а в ответ: "Так тебе мой натуральный цвет не нравится? Мне что, в контактных линзах теперь везде ходить?" Скажешь — не идут... ну, тут все ясно. Сам ходить не будешь. Надо срочно тему переменить, пусть и неуклюже:

— А что за образ?

Шумно в омнибусе: проезжие гомонят; лязгают старые оси; а рессоры скрипят как в последний день Помпеи. Еще и паровик выдыхает простуженным слоном... Не разобрать ответа. Но и так ясно — принцесса Афина Октаво. Сколько Аврелий игр устраивал по эпохе Перелома, сколько на них девушек было — все поначалу принцессу отыгрывать кидаются. И даже не в том дело, что любая другая женщина в ту далекую пору была так уж бесправна. Вот хотя бы тетушка Мерцелла, железной рукой державшая Гильдию Фортос. А дочь и невестки тетушки устроили свару, оспаривая в этой гильдии верховную власть... Сир Луций Зайцехвост — Волк Зайцехвост, вот наградили же прозвищем! — свидетель и самой свары и блистательного явления тетушки; да с ней и принцессы. Зайцеволк оставил весьма красочные мемуары, дышащие столь живым и непосредственным духом эпохи, что сняли по тексту многосоставной фильм, увидели ту синематографию миллионы и миллионы...

А из тех миллионов нашлись десятки и сотни, кто захотел примерить на себя лорику и взвесить в правой руке гасту, а на макушке ощутить тяжесть гребенчатого шлема. Кто первую игру сделал, Аврелию неизвестно — да и неинтересно, если начистоту.

Пару лет назад Аврелий совершенно мальчиком был, играл не задумываясь. Оттого, вероятно, и прослыл великолепным ролевиком, что вживался полностью. С игры домой приезжал, по нескольку дней то оговорки проскакивали, то жесты от персонажа — родня ужасалась.

Что теперь изменилось, Тацит Аврелий-младший сказать не мог. Точно так же сидел он в переполненном омнибусе — под ногами заплечные мешки; на коленях Алфи Великолепная... За ней Тацит полгода бегал, год назад вообще слюной бы захлебнулся при первом прикосновении... А тут вот — представьте, еще и думал, как девушке повежливее ответить. Не обидеть, но дать понять: на новогоднем балу таких снежинок восемнадцать девочек... спасибо за платье, мама — твоя неповторимая дочь...

Короче: все девушки Афину играть бросятся. И вместо первого дня, вместо вживания и примеривания ролей — выйдет такая ругань, что не до сюжета совсем никому станет...

Так что Аврелий-младший слушал девушку внимательно, в нужных местах кивал и поддакивал, а сам все кручинился да беспокоился... пока не сообразил: он же сегодня игроком едет! Игроком, а не устроителем игры! И едут они — вся Илионская команда — на Великое Кольцо под Новорим... да, в те вот самые легендарные места... Говорят, подняли там старые Врата, не пожалели сил из осколков собрать... места бы ладно, но соберется народу больше половины легиона... а устраивают игру не менее легендарные Охотники — клуб известный, опытный, многочисленный, имеющий мощную поддержку... слух идет, в нем дочь Императора под маской иногда появляется...

Вот пусть у Охотников обо всем голова и болит!

И так радостно сделалось Аврелию-младшему, что в кои-то веки не он будет записывать прибывших, не ему проверять игровое оружие на безопасность, доспех на надежность, а одежду и украшения на историческую достоверность... Не ему споры игровые разбирать; не ему беспокоиться о неизбежных ссадинах, ушибах, рассеченных бровях! Пусть о том устроители заботятся; Аврелий-младший обычнейшим чародеем на игре будет!

Может быть, у него наконец-то сыщется время... и... и будем откровенны, сыщется храбрость... да, храбрость... Алфи Великолепной кое-что сказать.

Важное.

* * *

Важное — дойти. Жить необязательно, а плыть необходимо — так в школе заучивали слова Божественного Юлия... когда он еще не звался Августом. Потому, наверное, и мог разбрасываться афоризмами, не особо заботясь о сбережении здравого рассудка переводчиков и биографов.

Или это Гней Помпей Магнус отчеканил, когда пришлось ему отплывать из Египта в самую бурю, потому что Рим требовал хлеба?

Как дали по башке, так все и перемешалось. Юлий... Помпей... Красс...

Все из прошлого слова.

Из того мира, из бывшей жизни.

От которой совершенно ничего не осталось.

Разве что либурна уцелела.

Здешние мореходы совсем никакие. Надставить борта на долбленую лодку — их самое большое достижение. И то порой получается, левый борт кривее... нет, круглее... правого. И оба они длиннее килевой линии. От чего вертлявость лодки исключительная, а способность нахватывать воду превосходит воображение... Такими лодками римский корабль не утопишь. Так что либурна, скорее всего, есть на берегу.

А вот, например, имени — нет.

Есть белый парус, есть щит лазоревый с золотыми стрелами Девятого Испанского. И красная пена, красные берега залива — нелюди все же взяли Марсию, отсекли Новый Рим от рудных гор... Ну, то есть, думали, что отсекли. Правду говорят старики, нелюдь боится воды. В их кровавой столице даже мост через Тибр удерживался канатами, а не опорами и арками — лишь бы повыше, лишь бы от зеркала подальше. Да, парусные плоты с камнем и малые лодки по Тибру ходили, даже и под парусом. Но на тех лодках все делали люди — рабы и слуги кровавого царства.

Но как же голова трещит! На ощупь — шишка огромная. Что за комната вокруг? Почему не получается встать с постели?

Комната.. к воронам... Важнее вспомнить...

Имя... Какое все-таки имя?

* * *

— Имя?

— Аврелий Тацит Бальбий... Тацит-младший

— Игровое?

— Аристоклес Сулла, магистр Имперской школы.

— Ваша команда?

— Граф Туллий Сулла, Хранитель Восточного Предела.

— Записано. Вы боевой персонаж?

— Нет, не намерен...

— Тогда белый жетон... Вот карточка... К четвертому столику — магию...

Аврелий вытирает лоб. Все происходящее напоминает вербовочный пункт легиона. Парень делал сравнительно много игр человек на тридцать; два раза собирал по семьдесят участников — это уже с помощниками; а однажды вписался помогать более крупному клубу — те сделали игру по Дикой Охоте двенадцатого апостола Эрин Меркурий, и собрали сто двадцать человек. Центурия!

Но даже на той игре регистрация проходила патриархально. Команда связывалась с мастерами, выбирала на полигоне место для своего лагеря или там крепости, куда по приезду и проходила прямо с омнибуса. А мастера сами являлись в лагерь, проверяли исправность снаряжения и соответствие выбранным ролям. На этом бумажная работа заканчивалась, и начиналось то неуловимое, за чем люди вообще приезжали.

Аврелий опустил взгляд: номер на игровой карточке? Один, семь, два, пять. Допустим, первые сто карточек взяты под служебных персонажей, да еще штук сто выведено в резерв, да и наверняка в суматохе кого-то уже сдублировали номером, а кого-то не посчитали...

Все равно — полторы тысячи.

Тацит-младший огляделся.

Для регистрации отвели просторную затравелую поляну среди огромных секвой, этакая ротонда без крыши, образованная рядами светло-коричневых колонн. Сейчас, к полудню, траву уже вытоптали — но шатры никуда не делись. Прежде всего прибывающий гость видел десяток светло-серых войсковых палаток, сквозь которые был доступ на игру. Палатки перекрывали вход на поляну, а влево и вправо от них уходила, растворяясь в коричневом полусвете секвоевой рощи, декоративная изгородь — по колено, только порядка ради. Аврелий, как порядочный, проходил именно сквозь устроенный вход, сквозь мужскую раздевалку, показавшись дежурному лекарю. И сейчас находился на обширной поляне, охваченной гигантским лесом со всех сторон, а понизу обставленной шатрами и сооружениями.

На левом краю поляны коробки туалетов. Там же знакомая по школьной военной подготовке раскоряка армейского полевого умывальника — сверху труба, снизу десяток раковин. А вон та груда армейских же зеленых ящиков с навесными замками — камера хранения для вещей, которые жаль или не к месту таскать по буеракам игровой судьбы. Здорово придумано! Обидно в пылу атаки выронить кошелек или получить мечом по дорогим точным часам.

На правом краю — стена из белых парусиновых квадратных палаток. Тут живут мастера-устроители игры. Большая игра — большое обеспечение. Куда там сто человек — пара центурий, не меньше. Какой только работы нет на игре! Вот, например: из раздевалок выходят уже не граждане, а игроки — в костюмах и в образах. Чтобы в роль скорее и полнее погрузиться, выделен целый десяток Охотников, тоже одетых по эпохе и статусу. Хозяева встречают каждого приветствием, положенным по рангу и гильдии: с поклонами, реверансами, характерными словечками. Вот паренек в блеклой мантии студиозуса кланяется дородному важному господину профессору в лиловом и золотом; а вот оборванец панибратски хлопает по плечу рослого хлопца в стеганом синем поддоспешнике, с криво повязанным шарфом гильдии Фортос... А здесь неловко ступают в особых сложных костюмах — чуть ли не экзоскелетах — две нахмуренные девушки, играющие кентавров. Следом еще девушка... Ну, уши лисьи легко; а вот хвост! У нее хвост как живой, и вроде как она тем хвостом по-настоящему метет, проталкиваясь сквозь пеструю толпу в доспехах, шубах, мантиях, платьях. Ее спутник — ничего особенного, потертая кожа и темные ткани — странствующий торговец; разве что броские белые волосы... Без цветов гильдии? Так ведь он еще только идет на регистрацию — к противоположному от раздевалки краю поляны, где шатры разноцветные, яркие. Там уже все на языке эпохи Перелома — грамотных мало, грамота — козырь, и потому язык той эпохи — вывески, гербы, щиты, картинки.

Вот крайний слева шатер. Сшит из желтых и алых полос. Вывеска — меч, коротко и ясно. К нему первая очередь. Все бойцы — легионеры и дружинники. Здесь и пузатые дядьки, которые будут играть городскую стражу и всю неделю игры просто просидят на лавке у ворот, отдыхая от дома. Тут же худощавые окольчуженные мечники; а вот пяток лесных фиари в расшитых рубашках, с изящными луками; а вот гильдейские гастаты в глухих шлемах-барбютах с Т-образной прорезью против глаз, в бочкообразных кирасах, сегментной броне на руках и коленях; там щурятся коварные наемные убийцы, покрытые черной кожей, с вычерненными же ночными ножами; тут переминается странствующий паладин, блестя начищенной чешуей с приметной бронзовой рукой на ведрошлеме; поодаль ворчат два северных варвара, скрипя огромными круглыми щитами...

Полуденное солнце кипит на доспехах и клинках; щиты гремят. Кузнец с лекалами кривизну затупленного оружия проверяет, громко произносит "антинародные выражения", помощники мельтешат с заклепками и плоскогубцами, туда-сюда вдоль очереди перетаскивают маленькую наковальню; лязг и звон, когда выбивают в жетоне приемную метку; шорох светлого металла цепи, когда жетон игрового паспорта вешают поверх брони...

Игра есть игра. Принято как условность, что невооруженный человек во всех ситуациях подчиняется вооруженному — чтобы исключить стычки одоспешенных и подготовленных бойцов с голопузыми адептами рукопашного боя. Если идешь к первому шатру, предъяви защиту по всему телу. Да предъяви еще и копии музейных свитков — как на самом деле выглядел тогда твой персонаж. Тяжелая турнирная кираса Северного Предела под шишаком Восточного с деревянными шнурованными наплечниками Южного — это разве на провинциальных игрушках примут, где важнее уберечься от рассечений, нежели создать правильный образ.

На большой игре все по-взрослому. Игроки должны выглядеть точь-в-точь как на сохранившихся картинах и гравюрах — с расстояния в десять шагов никаких отличий, хоть сейчас кино снимай... А вот, кстати, и столичная киногруппа. Камеры, табуретки, режиссер с листками, помощницы со звукоуловителями, ведущий уже в кадре руками разводит и курлычет в объектив — про культурные связи и международный резонанс, не иначе...

Следующий шатер — зеленый и фиолетовый; на вывеске чернильница и сумка. Вторая очередь — "люди мантии". Гражданские роли. Бургомистры и служащие ратуши; письмоводители и жрецы. Тут свитки шуршат, тут монеты звенят, тут знание событий исторических спрашивают, оценивают умение играть жестами и голосом так, как сделал бы это давно умерший прототип. Колдуны, к которым записался Аврелий, по этому цеху не проходят. Так что Аристоклес Сулла движется дальше по залитой солнцем шумной поляне, плывет сквозь море выкликаемых имен. Паспортных имен тысячи, родовых и кличек почти столько же; а сколько же еще игровых!

Третья очередь — земледельческое сословие, ремесленники. Шатер у них огромный, но тоже выгоревший и потому почти бесцветный. Вывески нет. На малых провинциальных играх шорник или пекарь только вид показывает, будто делает товар. А тут никакого притворства, все настоящее. Пивовары с чанами и настоящими дрожжами... Ну и что у них там за три дня созреет? Аристоклес остановился полюбопытствовать, и узнал даже с некоторым страхом, что пивовары-то заехали на полигон еще весной. И три месяца — ничего себе верность идее, а? — прожили в построенном "длинном доме". Попутно наварили пива, сберегли полигонные постройки от разрушения мимохожими пейзанами, а сам полигон от закидывания мусором. Тут Аврелий Тацит-младший только головой покрутил. Оно конечно, здорово так погрузиться в эпоху... страшно подумать, как всплывать потом... Да и где взять эти месяцы, работать же надо?

За пивоварами пекари с мешками муки — всю неделю игры будут печь хлеб; каменщики, чеканщики... конечно же, оружейники... кто сказал "кузнецы"? Луки тоже кузнецы клеят? Или стрелы точат и вытягивают под грузом? Ох тут и приспособлений показано, ох и кипит хитровывернутая мысль человеческая... Вот эти железяки, например, не инструменты палача. А самый что ни на есть новейший... Ну, новейший на эпоху Перелома, на триста лет назад, в смысле. Так вот — хирургический набор для лечения зубов. Аристоклес Сулла передернул плечами чуть презрительно, уже в образе — со снисхождением столичного мага к жалким потугам зубодралов-коновалов.

В четвертой очереди — женские персонажи. Шатер светло-лазоревый, на вывеске вырисована белая пушистая кошка. Чисто выметенная площадка, дощатые настилы — чтобы платье со шлейфом по траве не волочилось. Ну, а уж в платьях народу — глаза разбегаются. Лучше ничего не говорить, молча смотреть. Заденешь которую неосторожным словом — из первой очереди мигом защитник прибежит. Может и два прибежать; может и десять. Так что — бессловесно восхищайся, благо есть чем. Кто выбрал придворную роль — те в полупрозрачном. В танцах блистать да на креслах томно и загадочно сидеть. Кто выбрал воительниц, странствующих колдуний или еще какие активные амплуа — те в обтягивающем или в свободном, чтобы ногами и руками вольно размахивать. А кто выбрал играть нечеловеческие расы — коянов там, сатиров — те меха носят да раскраску. Одежды — совсем чуть-чуть. Среди них особенно выделяется та самая девушка — коян или оборотень — с огромным пушистым хвостом — ну вот как ей хвост сшили, чтобы сам двигался?