Анарен проснулся от холодного прикосновения. Пузырь со льдом? Но лед лежал не на лбу. А на губах, на щеках и на подбородке. И ощутимо вдавливал голову в подушку.

Не помню, чтобы у меня болели зубы, подумал принц.

Он замычал и поерзал головой. Сиделка, если это сиделка, догадается убрать холодный компресс.

Вместо этого лед еще крепче прижался к губам.

— Не шуми, Принц-Звезда, — прошелестел незнакомый голос, от которого мурашки побежали по коже. — И не вырывайся. Лежи смирно и слушай меня.

Как не вовремя, подумал Анарен. Почему не неделю назад, почему не через месяц, а именно сегодня, когда приехал Дик и привез письмо?

Письмо. Оно спрятано на груди, в повязках, может, не найдут.

Нож с краю, под периной. Достать незаметно...

Энери расслабился под чужой рукой и открыл глаза.

Заморгал и зажмурился снова.

Лицо, склонившееся над ним, сияло во мраке как лунный серп — бледным ровным фосфорным свечением — и казалось таким же узким и острым. И тотчас на внутренней стороне век, в зелено-багровом пятне, поплыло его темное изображение, больше всего напоминающее жуткий нечеловеческий череп. Слепые слезы выдавились меж ресниц и поползли по вискам в волосы.

— Боишься, Звезда? — прошептал все тот же странный ночной голос. — Правильно. Бойся. Ибо ты мертв и принадлежишь теперь моему отцу.

Энери снова открыл глаза. Сморгнул слезы. Нет, не почудилось. Ночной гость был совершенно голым и светился как гнилушка. За спиной у гостя громоздилось что-то складчатое, темное, словно очень большой, откинутый за плечи плащ. И лицо его, заключенное в эту черную раму ... Господи помилуй, какое лицо! У людей таких лиц не бывает, даже у высших лордов. Даже у Лавенгов.

У Анарена перехватило дыхание. Такое только в бреду может явиться. В балладу бы это чудо... нет, чудовище. Воображение невольно начало подбирать слова, способные передать темный ужас этой красоты.

— Сейчас я уберу руку, — сказал ночной пришелец. — У тебя хватит выдержки не кричать и не метаться? Я должен передать тебе слова моего и твоего господина.

Энери согласно опустил ресницы. За последний месяц он досыта нагляделся на разнообразных уродов с клыками и рогами, толпами посещавших его беспамятство. Но чудовища были лучше, чем старые друзья и старые враги, в большинстве своем уже мертвые. И намного лучше, чем Летта — потому что терять ее раз за разом становилось совсем уже нестерпимо, а ничего другого больной рассудок породить не мог. Правда, прежние кошмары не вступали в переговоры. Это что-то новенькое.

Видно, я вчера сглупил, подумал принц. Вскочил, пытался уехать... ну вот, теперь лежи и любуйся на светящегося монстра. И не жалуйся. Сам виноват.

Ледяная ладонь соскользнула с губ. Ночной гость выпрямился, стоя над постелью. Нагое тело его пылало бледной зеленью, будто и впрямь было вырезано из того же волшебного материала, что и луна. Он медленно завел руку себе за шею, приподнял и перебросил на грудь спутанный клубок волос. Они развернулись, упали вдоль его бедер и колен — смоляным потоком, черной рекой, скупо поблескивающей изумрудной искрой.

Энери разглядывал его с вялым интересом. Волосы до земли развесил, чучело. Красуется, как женщина. А этот плащ за спиной, видать, крылья. Может, он этот... как его? Инкуб?

— Ты ошибся дверью, красавчик, — прохрипел принц. — Этажом, пожалуй, тоже. К девушкам — это на кухню или в прачечную.

Инкуб вскинул голову и нахмурился. Энери нахмурился тоже — когти у чучела были длинные и изогнутые, как парусные иглы. Такими когтями легко вспороть горло или живот.

Голос, темнее и холоднее зимней ночи:

— Ты что-то сказал?

— Я спросил. — Анарен откашлялся, здоровой рукой пошарил под подушкой, достал тряпицу и сплюнул в нее. — Спросил, какого черта? Кто таков? Докладывайся, раз пришел.

Глупо требовать у собственной галлюцинации отчета в том, кто она такая и что ей, собственно, нужно. С другой стороны — а чего стеснятся? Посторонние в кошмар не заглядывают, все население бреда — плоды собственного воображения.

Бледный гость улыбнулся, не размыкая губ. Глаза его были похожи на прорези в маске. Ни белка, ни радужки, меж веками — тьма непроглядная.

— Меня зовут Полночь, — ответил он.

— Полночь?

— По-нашему — Наэ.

Опять улыбка. Теперь губы разомкнулись, и сверкнули шилья клыков.

— Я пришел за тобой. Ты принадлежишь моему отцу, Холодному Господину, и он призывает тебя. Призывает во плоти, но ты имеешь право от плоти отказаться.

Невнятная какая-то галлюцинация. Ахинея какая-то. Нормальный монстр давно бы кинулся и загрыз без лишних слов.

— Чаво? — переспросил Принц-Звезда с непередаваемой интонацией Мирна Макарька. И даже ладонь к уху приставил. Мол, ась? повтори, милок, старому деду, глуховат старый дед.

Но инкуб шутку не принял. Снова вскинул голову, зло сощурил глаза-прорези, а черная тень за его плечами громоздко шевельнулась.

— Отец призывает тебя, Анарен Лавенг, ибо твой земной путь окончен. У тебя есть выбор: дорога испытаний, или дорога мучений, служение или искупление.

Инкуб говорил, а странный голос его трогал невидимые струны, протянутые сквозь ночь, от горизонта к горизонту. Он говорил, и слова его были похожи на лодочки, плывущие одна за другой, а за бортами их, за гранью смысла, множились отзвуки, тревожащие и ранящие слух. Он говорил, а Энери слышал, как в этом голосе шелестят снежинки — летят наискосок ветру и стачивают хребты белым островам, слышал, как жадно вздыхает вода в темных промоинах, слышал эхо ледяных пустот и медленные удары морского сердца, полного горечи и соли. И — как хлопает сорванный парус, грохочут налезающие друг на друга льдины, трещат сминаемые борта, и снова белым снегом — негромкий ровный голос:

— Отныне ты или вассал Холодного Господина, или его раб. Выбирай, и выбирай сейчас. У тебя есть время до рассвета. — Ночной гость подумал и добавил: — Нет. Времени еще меньше. Как тут у вас считают? Шестая четверти, не более того.

Анарен под одеялом крепко ущипнул себя за бок. Больно! От неосторожного движения заныла вся грудь, сверху донизу — и ключица, и плечо, и даже примотанная к телу левая рука.

— Какого господина? — осторожно спросил Энери.

Инкуб скрестил на груди когтистые руки.

— Любая душа, — сказал он, — рано или поздно попадает в дом моего Господина.

— Хочешь сказать, я умираю?

Брешешь, чучело, подумал принц. Ему хорошо была знакома тягучая клейкая боль выздоровления. Левая рука, конечно, прежней уже никогда не станет, но это не беда, она всего-навсего левая.

— Ты умер месяц назад, — усмехнулся инкуб, красуясь клыками. — Король-Ворон убил тебя. Сейчас ты живешь взаймы, по воле моего и твоего Господина.

Он замолчал, и Анарен вдруг услышал, что внизу, во дворе, воет собака. Еще он услышал шум ветра снаружи, за стеной его комнаты — особый, осенний шум, когда ветер перебрасывает в кронах массы тяжелой, вот-вот готовой сорваться листвы. Ни весной, ни в середине лета ветер не шумит так... обреченно. Вот скрипнула тихонько оконная рама. Зашуршал тростник под ступнями пришельца, когда он переступил с ноги на ногу.

Ноги затекают у посланца ада?

Энери обнаружил, что смотрит в темный угол, и снова перевел взгляд на незваного гостя. Еще и светится, подумал принц с неожиданным раздражением. Как банально. Кто бы мог подумать, что все эти бредни, которыми нас потчуют церковники, оказались правдой. Даже обидно за Господа Бога. Энери надеялся, что когда за ним придет смерть, все будет как-нибудь... ну, как-нибудь иначе. Как угодно, но по-другому. А тут прислали по его душу какого-то безвкусного черта с рогами и копытами... рогов, правда, нет, копыт, вроде, тоже... ну хоть на том спасибо.

А ведь могло быть еще хуже — явилась бы безносая старуха с косой...

Посланец ада снова нетерпеливо шевельнулся.

— Так что ты выбрал, Принц-Звезда?

Анарен поворочался неловко, явственно ощущая самую что ни на есть живую боль в плече, кое-как подтянулся и сел в постели.

— Поподробнее, пожалуйста, о выборе, — потребовал он сварливо. — Что ты мне тут впариваешь?

Быстрое как у змеи движение — демон оказался совсем близко и навис над Энери, приблизив пылающее мертвенной зеленью лицо. Черные волосы пролились на одеяло, и принц коленями ощутил их тяжесть.

— Ты всего лишь смертный, — прошипел посланец. — И уже мертвый.

Ага, а вот и дыхание преисподней. Ничего особенного. А как же запах серы и ужасающий смрад? Или им в аду перед встречей с клиентом раздают мятные пастилки? Энери фыркнул, но спросил о другом:

— А если я не буду делать выбор?

Глаза-провалы сузились.

— К рассвету ты в любом случае отправишься к Господину. Во плоти, как его вассал, или же как все. Тогда плоть твоя останется гнить здесь.

Зеленый демон выпрямился и царственно ткнул пальцем в Энери.

Я не как все, обеспокоился тот. Я особенный.

— А что делать-то надо?

Демон смерил его взглядом и снова скрестил руки на груди.

— Ты знаешь, что такое присяга? Ты должен это знать.

— Я знаю, что такое присяга. Зачем я понадобился твоему господину?

— Он теперь и твой Господин.

— Еще нет.

— Уже да. Ты живешь в долг.

Анарен рассердился:

— Я не просил ни о каком одолжении. Мне его навязали.

Презрительная вампирья улыбка. Частокол очень белых, очень острых, очень длинных зубов.

Вампир! Не о нем ли рассказывали перепуганные женщины — мол, завелся неподалеку, людишек грызет...

— Это ты! — выдохнул Энери. — Это ты упырь. Чертов кровосос. Ты жрешь людей. На кол тебя...

Принц глотнул воздуха, чтобы заорать погромче, но холодная ладонь снова залепила ему рот. Энери рванулся, вцепившись в тонкое запястье, вслепую двинул ногой, надеясь попасть негодяю в промежность. Не попал. Запутался в одеяле, а в следующее мгновение оказался намертво прижат к постели. Грудь разламывалась, в висках стучало. В пору было заскулить от боли.

— Дурак! — зарычал упырь, наваливаясь всей своей немалой тяжестью. — Если сюда прибегут люди, я просто вырву тебе горло. Я тебя просто убью, и твое тело съедят черви.

Анарен задыхался, под веками гуляли черные всполохи. Вдруг он понял, что бороться не следует, и обмяк под упырьими руками. Если проклятая тварь сразу его не прикончила, то и сейчас не убьет.

Сработало — упырь тотчас ослабил хватку. Но ладони с лица не убрал.

— Ты не понимаешь, какая это честь для тебя, мясо, — зашептал он, то и дело скалясь. — Смертные, герои, не чета тебе, из кожи вон лезли, чтобы заслужить эту честь!

Анарен пошевелил губами, и упырь чуть сдвинул ладонь.

— Тьфу! Где они теперь, эти смертные?

— Ледяной Дракон. Лорд Церейн. Даг, король Черной Иреи. Ньето Браво, король-пират. Ивитта-Варвар.

— Они что... договор подписывали? Все? — Энери присвистнул бы, но от боли кривило губы, — В любом случае, эти люди давным-давно мертвы.

Упырь тихонько засмеялся:

— Это один и тот же человек. Один из Ножей Холодного Господина.

— Каких еще ножей?

— Вассалов. Они называют себя Ножами.

— Так это что... бессмертие?

— Да!

Вампир торжествующе улыбнулся, и Энери увидел острые зубы прямо у своих глаз.

— Козел, — разозлился принц. — С этого надо было начинать!

Ледяной Дракон, последний и величайший из созвездия драконидских воителей. Про императора и его полководца говорили так: — "У Белого Дракона два сына, на Закате — Золотой, на Восходе — Ледяной". С тех пор ходит по свету загадка-поговорка: "Что сильнее, золото или лед?" — и ответ: "У золота есть только золото, у льда же — сталь, пламя и золото".

Даг, повелитель Иреи, страны огнепоклонников. Вернее, при нем Алая Ирея стала Черной Иреей, забыв огненных богов и поклонившись дьяволу. Энери всегда думал, что Черный Даг — персонаж из сказок и легенд, и вряд ли жил на самом деле.

Лорд Церейн, непобедимый генерал Натагарна Колдуна. Историки называют его погибелью драконидской империи, а церковники — правой рукой Князя Тьмы. Может, его войска и не брали столицу Белого Дракона, но сам он точно существовал — в библиотеке королевского дворца даже есть несколько свитков с его трудами по военному ремеслу.

Ивитта-Варвар, Человек-с-Гор, вернувший Андалану Андалан и вышвырнувший безбожных мораев обратно за Зеленое Море, на их бесплодные земли, где, говорят, вместо земли — один песок, воды нет вообще, а у лошадей на спинах по два горба...

Все они умерли еще до того, как Лавен Странник с дружиной ступили на земли Дара.

Ньето Браво — герой не столь глубокой древности. Еще при деде Анарена, Ивене Лавенге, этот выскочка-пират собрал лестанские шайки в единый флот и прошелся по всем южным побережьям как божья метла. Южные Уста, самый крупный после Катандераны город, был взят и сожжен за несколько дней. Лорд Нурран, что сидит сейчас в Южных Устах, высоким лордом считается только номинально — "дареную кровь" вырезали под корень, остались только жалкие боковые росточки, женская линия, десятая вода на киселе.

Вампир сказал — это все был один и тот же человек. Водил армии, поднимал государства, сравнивал с землей города, разбойничал, менял богов как перчатки — один и тот же человек... Анарен подсчитал вчерне — получалось, он прожил не меньше семи сотен лет. Ничего себе!

— А сейчас он жив?

— Кто?

— Ну, этот... вассал. Который Ледяной Дракон и остальные?

— Конечно.

Вампир убрал руку и отодвинулся. Присел боком на постель, огромные крылья у него за спиной неловко перекосились. А ведь он, наверное, не сможет сесть на стул со спинкой, подумал Энери ни с того ни с сего. Нет, на стул со спинкой сможет, если крылья разведет, а вот в кресло с подлокотниками точно не сядет.

Боже-господи, о чем я думаю!

Бессмертие.

Он предлагает мне бессмертие. Десятки судеб, слитых в единую, и каждая — яркая, яростная, звездная. Не прозябать, как последние десять лет, не прятаться и маяться — но гореть, творить, сражаться, блистать. Жить. Так, как желает и ждет душа.

Кстати, о душе.

Разве не за мою бессмертную душу я получу бессмертное тело? Как же тогда расплачиваться, если я бессмертен? Или это не бессмертие, а просто очень долгая жизнь? А в итоге, хоть и отдаленном — адские сковородки...

Анарен не верил в сковородки. Но — увы! — в чертей он тоже не верил, однако вот один из них, сидит на одеяле, поджав под себя ногу, накручивает бесконечную прядь на когтистый палец, покусывает клычищами губу. И смотрит, приподняв шикарные брови, всем своим видом являя иронично-снисходительное ожидание.

Но он все-таки не совсем черт. По крайней мере, набивших оскомину рогов и копыт не видно. Хвоста, вроде, тоже нет, хотя кто его знает...

Где-то должен быть подвох. Сделка только кажется выгодной.

"В неизреченной справедливости Своей, сын мой, Господь наш Единый позволяет дьяволу искушать и обманывать детей Своих, ибо таким образом позволяет последним добровольным выбором и свободной волей посрамить искусителя, укрепить в себе веру, спасти душу и подать пример сомневающимся. Ибо дьявол не в силах принудить к греху — он лишь побуждает к нему".

1234

↓ Содержание ↓