Маньяк в Союзе. (Черновик).

Пролог.

— Давай,— кивнул я Косте.

Мы расположились по обеим сторонам от двери, чтобы если что нас не достала пуля или взрывная волна, это уже профессиональная привычка.

Костя Мельников, опер из нашего отдела нажал на дверной звонок.

Адрес был не простой. Я бы даже сказал очень не простой. Он был вторым в списке, где мог находиться Кривой, отморозок которого мы ловим вот уже три дня. Почему второй? Потому что в первом мы уже были, и он там не появлялся.

По второму адресу жил его сослуживец. Кривой с ним не общался, но я поставил его на верхнюю строчку в поисках, чутье редко подводило меня.

Было нас пятеро. Кривой, в миру Всеволод Зиновьев, был бывшим капитаном. Служил в Афгане в мотострелковых войсках, командовал разведротой. Тот еще тип. Тренировок не забросил, жиром за пятнадцать лет не заплыл, опасный соперник, но не для меня, я и не таких делал. Сейчас Зиновьев считался элитным киллером. Но работал он грязно, свидетелей, даже если они дети убирал на месте без всяких сомнений. Именно поэтому мы и работали по нему. Наш райотдел хоть и находился в новостройках, но был на хорошем счету. Восемьдесят процентов раскрываемости, это как? Работаем. Нужно сказать, что мозги у меня всегда варили, поэтому не удивительно, что я уже два года как зам нашего начальника СКМ. Так что все раскрытия были на мне. Нет, реально, почти весь процент раскрытий был на мне. Голова варила, хотя все удивлялись, как-то не вязалась гориллоподобная фигура с титаном мысли, но... Уже три года как должны были дать майора, но я все еще ходил в капитанах из-за одного случая с полковником.

Так вот на последнем деле Зиновьев положил чету предпринимателей. Так еще когда уходил убил и соседей жертв, двух мальчишек семи и девяти лет вышедших на лестничную площадку ожидая родителей.

Плохо было не только в том, что он убил детей, хуже для него было в том, что он сделал это в нашем районе. Сейчас же мы находились в другом районе Питера, проверяя его возможные хаты. Три дня мы пахали как проклятые, пока не смогли его вычислить, и вот теперь очередной адрес. Повезет или нет.

Работали мы как обычно. Один опер в подъезде на первом этаже. Один на улице, и двое со мной.

'Макаров' в руке, уже готов к бою, когда, наконец, мужской голос спросил:

— Кто там?

Глазка в двери не было, и хозяин четырехкомнатной квартиры на одиннадцатом этаже, не видел нас.

Заранее приглашенный сосед, бросив на нас испуганный взгляд, слегка дрожащим голосом сказал:

— Сергей. Это Витя. У тебя стольника до завтра не будет? Трубы горят.

— Что, опять наклюкался вчера? — благожелательно поинтересовался хозяин, щелкая замками.

По моему жесту сосед отошел в сторону и спустился на несколько ступенек вниз, с интересом наблюдая.

Как только деверь чуть немного приоткрылась, я просунул пальцы, и уперевшись ногами о косяк мощным рывком дернул дверь на себя.

Как и думал, цепочку хозяин не снял. Со звоном отлетело порванное звено, и я от толчка покатился назад. Все это отрабатывалось не раз, так что на моем пути никого не было. Пока я вставал, оба опера с криком:

— Лежать! Работает ОМОН! — ворвались в квартиру, положив хозяина на пол. Вскочив, последовал за ними, держа пистолет наготове.

Быстро осматривая комнаты — квартира была четырехкомнатная — мы продвигались дальше. Вдруг сзади раздался щелчок, повернувшись, я чуть не получил было резко распахнувшейся дверью по лицу. Комната, которую только что проверил Костя, была не пустой.

От удара я защитился рукой, но все равно толчок был мощный, и мои сто семнадцать килограмм живого веса полетели назад. С грохотом приземлившись на спину, я тут же вскинул пистолет и, не обращая внимания на боль в спине, дважды нажал на спуск, дырявя дверь.

— Проверка! — крикнул я, вскакивая.

Мы держали дверь на прицеле придвигаясь ближе.

— Граната!!! — заорал второй опер Алексей Мотыльков.

Зиновьев был боевым офицером, так что шансов у нас не было. Граната разорвалась без задержки. Меня спасло то, что это была РГД и все двери были открыты. Взрывная волна приподняв швырнула меня назад. Судя по тому, что упал на мягкое, и это мягкое вскрикнуло, упал я на одного из своих оперов. Леха стоял справа, значит, придавил Костю. Взрыв не прошел бесследно, грудь и живот пекло. Я заслонил собой от осколков и Леху и Костю. Проблема была еще в том, что получил контузию, так как фактически не слышал.

Перед глазами мелькнуло что-то стремительное и выскочило на лестничную площадку.

Шатаясь я встал, обведя взглядом своих парней:

— Как вы?

Судя по тому, что ответа не было, они получили такую же контузию как и я.

— Я за ним, оставайтесь тут! — скомандовав, ринулся вслед за Зиновьевым, а то, что это был он, уверен на сто процентов.

Перепрыгнув через продолжавшего лежать в прихожей хозяина квартиры — судя по тому, как он лежал и ему досталось осколками — поскакал по ступенькам вниз, перепрыгивая сразу через несколько. Бежать было трудно. Сильно пекло грудь и стала проявляться слабость, но сжав челюсть, я продолжал спускаться со всей возможной скоростью.

На нижней площадке полулежал Кирилл — тот опер, что я оставлял внизу — зажимая окровавленный живот.

— У него мой пистолет... и еще нож. Быстрый сука... я удары даже не заметил, — прохрипел он.

Молча пробежав мимо, кровника надо догнать, я рывком распахнул входную дверь и сразу же получил две пули в грудь.

В десяти метрах передо мной стоял Зиновьев с надвинутой на глаза бейсболкой. Он был во всем черном, стоял и стрелял в меня.

'Как глупо попался!' — была последняя мысль.

Костя придерживая сломанную руку, быстро спускался вниз следуя за капитаном.

'Черт, если бы лифт работал!..'

На третьем этаже он услышал как скрипнула входная дверь сразу же за этим раздались выстрелы. Подскочив к окну, Мельников посмотрел вниз. Там стоял разыскиваемый Зиновиев, и стрелял в командира. На глазах Кости происходило страшное.

Капитан Вольных получая в грудь полю за пулей шел на подкашивающихся ногах вперед приближаясь к киллеру, лицо которого все больше становилось изумленным. Вдруг капитан вскинул руку и прозвучала быстрая серия выстрелов. Было такой впечатление как будто в руках у командира не обычный 'Макаров', а пистолет-пулемет.

Получив эту 'очередь' в грудь Зиновьев упал. Поглядев на покачивающегося капитана, Костя собрав силы стремглав побежал вниз. Он прекрасно знал, в этот раз Олег бронежилет не надел.

— Как ты? — спросил он Кирилла, лежавшего на ступеньках.

— Держусь... со скорой бы поторопились... — в два приема выдохнул молодой опер.

— Ща все будет! — проорал Костя продолжая бежать, он уже успел связаться с дежурным отдела.

Выбежав наружу, Константин замер. Вольных лежал на спине изредка по его телу пробегала судорога. Зиновьев лежал без движения. Только сейчас Мельников заметил пятого оперативника, Егора. Он лежал чуть с боку с ножом в горле.

'Метательный' — машинально отметил он.

— Олег? — подбежал Костя к капитану и падая рядом на колени.

Прохрипев несколько слов тот замер.

Завыв, Мельников со всей силы ударил рукой по земле.

* * *

Меня натурально месили ногами. Это была не драка, а убийство, так бьют, чтобы убить. Знаю, сам не раз бывал в такой ситуации, и ногами работать умел.

Сквозь кровь, которая стекала на глаза, я быстро осмотрелся, продолжая закрываться руками. Удивительно, что били меня пизд..ки лет по пятнадцать-шестнадцать. Самое главное — я не понимал где я. Последним что помню, как Зиновьев выпускает в меня магазин пулей за пулей... и все, я почти сразу оказываюсь на земле, и меня месят эти малолетние твари.

До скрипа зубов хотелось ответить, но проблема была в другом, я совершенно не чувствовал своего тела. То есть, мозг давал импульсы конечностям, по крайней мере, когда я захотел закрыть голову раками это произошло, но все так же тела я не чувствовал.

Больше всего меня тревожила непонятность происходящего. Где я? Где мой пистолет? Что это за гаденыши? Где мои парни? Где новостройка, в которой мы проводили столь неожиданный захват? Я успел охватить одним мгновение окружающею нас улицу. Пятиэтажные дома из красного кирпича? Черт, да где я?

Вся эта круговерть молниеносно пронеслась у меня в голове, дальше я уже действовал. Раз не чувствую боль и тело более-менее послушно, так надо показать этим соплякам что может бывший офицер спецназа ФСБ.

Взяв в 'ножницы' ноги одного из салажат, я провел серию ударов по конечностям мелких хищников. Результат был не тот, на какой я рассчитывал. Нет, кость у одного хрустнула и он с воплем упал, но другие просто отскочили.

Что за черт? Я смотрел на не свои руки. Они могли принадлежать какому-нибудь очкарику-музыканту, но ни как здоровой горилле в сто двадцать килограмм живого веса.

— Бей урода! — прозвучал мальчишеский крик. Видимо вожака.

Дальше я крутился на инстинктах, при этом стараясь запомнить лица зверенышей. Месть, одна из болезней, которую я так и не смог преодолеть. Заметив взмах арматуры, машинально откатился в сторону, уходя от удара. Это меня спасло, вместо головы хрустнула рука ниже локтя. Только тут я начал чувствовать тупую боль.

Я уже поплыл когда прозвучал вдали чей-то возмущенный женский крик, и гаденыши подхватив своего прыснули от меня в стороны. На одной силе воли приподнявшись на одной руке, я посмотрел одним глазом на кричавшую, второй был похоже выбит, и увидел бегущих ко мне двух женщин в странной одежде. Это было последним что помню, целая рука внезапно подломилась, и я ткнулся лицом в землю.

Сначала было слово... и это слово было матерным.

— ...утку тут бросила? — послышался несколько интеллигентный голос. Даже не открывая глаз, я понял, что рядом один из представителей древнейших профессий, целитель. Или, проще говоря, врач.

— Извините, Иван Эммануилович, санитарка тут убиралась. Видимо забыла утку убрать.

— Матрена?

— Она.

Наконец мне удалось разлепить один глаз, и чуть повернув голову посмотреть в сторону говорящих, второй категорически отказывался открываться.

Там действительно обнаружились двое. Мужчина лет сорока пяти в странном, но, несомненно медицинском халате, и медсестра примерно лет тридцати с конопатым лицом. Доктор, в это время чуть нагнувшись отряхивал забрызганные штаны, что заставило меня усмехнуться, слегка скривившись от боли в разбитых потрескавшихся губах.

С трудом приподняв левую руку, осмотрел ее. После чего вздохнул, это была не моя рука, правая была в гипсе. Пока доктор выговаривал медсестре, видимо старшей, раз она отвечала за санитарок, быстро прикинул варианты. Единственная пришедшая мысль, это не суетиться, нужно косить под потерявшего память, пока не разберусь что со мной. То, что меня убил киллер я уже не сомневался. Но где я? Кто я? Пока не выясню — ничего и никого не знаю. Я знал, гибкое мышление и достаточно жёсткий характер не дадут мне нервничать и истериковать от всего этого.

— Иван Эммануилович, больной открыл глаза, — отвлекла от себя внимание врача медсестра, заметив, что я рассматриваю их.

— Игорь? Как ты себя чувствуешь? — перестав отряхиваться поинтересовался доктор, подходя ближе.

'Отлично, теперь я знаю, как зовут это тело!' — мелькнула мысль.

— Плохо. Все болит, и второй глаз не открывается, — пробормотал я, с трудом ворочая языком.

Видимо поняв мои затруднения, врач велел медсестре напоить меня. Взяв поилку с тумбочки, женщина подошла и дала напиться через короткий носик.

— Тело болит? Странно было бы если бы не болело. На тебе живого места нет, все тело сплошной синяк. Я до сих пор понять не могу, как так получилось, что кроме сломанной руки и носа, никаких переломов у тебя нет. А глаз? Правый глаз не откроется, пока здоровенная гематома не спадет.

— Понятно. А кто я?

Вопрос повис в воздухе. Доктор открывал и закрывал рот, изумленно глядя на меня. Медсестра, убиравшая поилку, замерла, удивленно обернулась и посмотрела на врача.

— Так! Что ты помнишь?

— Ничего. Совсем. Только ваши голоса, открываю глаза и вижу вас, остальное как в тумане, — после того как попил воды разговаривать стало заметно легче, но я все равно шепелявил, полость рта была странной, не моей, не привычной. Видимо от этого и шла эта невнятность.

— Что это такое? — вдруг спросил меня доктор, тукнув пальцем в стул.

Я на автомате ответил:

— Стул.

— А это?

— Медицинский халат.

— А я кто?

— Доктор, наверное.

— Хм, — врач задумался.

Кстати, когда обзывал врача доктором, медсестра тихо охнула. Проанализировав, чтобы это значило, понял, что доктор это тело знает. И скорее всего, тело тоже знало врача.

— Ты меня помнишь? Посмотри внимательней, может, вспомнишь? — попросил врач, закончив размышлять.

— Вы Иван Эммануилович, — сразу же ответил я.

— Вспомнил? — обрадовано хлопнул себя по колену врач.

— Нет, — расстроил я его. — Слышал, как к вам обращается медсестра.

— Понятно, — он снова задумался.

— Вы еврей? — поинтересовался я с интересом его разглядывая одним глазом.

— Да, это тебя как-то волнует?

На этот вопрос предпочел промолчать. Не то чтобы не любил евреев, я был полностью согласен с одним человеком: 'Убей еврея сделай мир чище'. Хотя он вроде про иудея говорил, но особой разницы я не видел, так что при любой возможности портил им жизнь конкретно. По крайней мере всех Кацов и Рабиновичей из своей девятиэтажки повывел, кто сам уехал, а кто и... Но это другая тема, трупом в речке больше, трупом меньше. Кто их считает?

Видимо доктор понял меня правильно, но почему-то не рассердился, а насмешливо хмыкнул.

— Настя приберись тут, я сейчас вернусь, — велел врач и, бросив на меня быстрый взгляд, вышел из палаты.

— Настя? Вы ведь Настя? Если можно, я бы хотел еще воды, и приподняться, сесть то есть.

Медсестра просьбу выполнила, напоила и помогла принять полусидящую позу, приподняв подушку.

Пользуясь возможностью, осмотрелся, и почти сразу наткнулся на пару внимательных глаз. Палата оказалась четырехместная.

У противоположной стены на кровати лежал мужчина с забинтованным животом, судя по виду или без сознания, или просто спит. У той же стены, но ближе к окну еще один, с забинтованной челюстью, это он меня рассматривал. Кто был сзади, не видел, но судя по сопению, там тоже кто-то был.

Медсестра Настя, сама устроенный бардак убирать не стала, а нагнала целую толпу санитарок, которые быстро придали палате первоначальный вид, даже пол вымоли, причем дважды.

Доктор вернулся не один, а в компании других врачей, причем ни одного молодого, всем на вид за полтинник. Главенствовал среди них сухонький старичок академического вида с орденскими планками, мелькнувшими под расстёгнутым халатом. У этого в отличие от остальных халат расстёгивался спереди. Среди знаков отличий я четко различил и опознал одну — Ордена Ленина. Боевой старик, похоже.

Поправив рукав новенького свежего халата, Иван Эммануилович подошел ко мне и, посмотрев в открытый глаз, сказал: