Маска. Часть 5. Не отрекаются...

Предупреждение: могут быть неточности в названиях... эээ... атакующих мерзавцев. Но виною всему — мой склероз, инглиш и тест на АйКью.

Дверь он открыл сам. И посторонился, впуская позднего гостя. И провёл в знакомые покои, и помог сбросить верхнюю одежду, и только после этого сел в кресло, потянув за собой любовника. На сей раз — без маски.

Долго вглядывался в знакомые и незнакомые черты лица, кончиками пальцев вычерчивал, стараясь запомнить всё, до малейших штрихов.

— Кажется, мы так друг другу и не представились... — Дерил улыбнулся и покачал головой. — Меня ты знаешь, и даже весьма неплохо. Ну а я не знаю и такой малости, как тебя зовут, радость моя.

Вивиан не был уверен даже в том, откроет ли ему сегодня Рон — но дверь не просто открылась, ее отворил Дерил... и все слова, сколько их есть, замерли у Вивиана на устах. И пока Дерил вел его в свои покои, и пока сам помогал ему сбросить плащ, и пока кончиками пальцев все вычерчивал, дотрагивался, привыкал к его лицу... Вивиан едва мог сдержать трепет от этих касаний...

— Меня зовут Вивиан, — улыбнулся юноша, и Дерил ощутил кончиками пальцев, как забилось сердце Вивиана при словах "радость моя". — Но имя, которое ты мне только что дал, для меня дороже...

Я был прав — ты узнал меня, потому и подошел, ты даже имени моего не знаешь, а фамилию тебе, скорее всего, кто-то подсказал или упомянул... ты никогда раньше не замечал меня, а сегодня просто узнал — по голосу ли, по осанке... меня зовут Вивиан, любовь моя... но ты неправ, считая, что не знаешь меня — во многом уже знаешь, и лучше, чем я тебя... потому что я никак не могу удержать свой проклятый язык — и свою дурацкую откровенность, я все время открываюсь, обрушивая на тебя то, что у меня в душе — и причиняю боль, а мне и в самом деле лучше горящий уголь держать, чем делать тебе больно неосторожным словом... слово может причинить боль — и оттого ты не пускаешь меня в себя... ты закрыт от меня, жизнь моя... и я теряюсь, не зная, что я могу говорить, а о чем лучше молчать... нет — я не так хорошо знаю тебя, как ты думаешь... я всего лишь люблю тебя... и знаю тебя знанием любви...

— Их будет много... и это, и счастье, и, может быть... — Дерил на миг прикрыл глаза, лбом касаясь высокого лба молодого человека.

Может быть, однажды, он проснётся, и поймёт, что это — любовь. Видеть, как открываются после сна затуманенные глаза, ловить на себе лучистый взгляд, греться улыбкой, ласкать дыханием... Это всё любовь. И она не может не быть там, где искренне любят.

Дерил улыбался и целовал... целовал робкую ответную улыбку, и радовался несхожести двоих... и забывал мало-помалу другой образ, едва не выстудивший душу и сердце.

Он ведь даже не надеялся, этот мальчик. Не надеялся, не ждал, не верил... Может быть просто мечтал. А мечты иногда сбываются. И именно тогда, когда уже ничего не ждёшь. Хотелось бы думать, что Вивиан не разочаруется и не охладеет. Потому что тогда Дерилу останется только просто быть. Держать собственное слово и с честью... нет, не умереть. Это было бы слишком просто. С частью жить, не слышать пересудов, и жить ради страны, обманувшей его столько раз...

Но этого не будет, пока в ясных глазах светится любовь... настоящая любовь, которой можно верить.

— Ты балуешь меня, жизнь моя... — выдохнул Вивиан в поцелуй.

О да — он отлично понимал, какого слова Дерил не сказал — и скажет ли хоть когда-нибудь?.. — но если он может быть для Дерила его радостью и даже счастьем — вправе ли он желать большего? Быть радостью для любимого, делать его счастливым... это так много, что даже страшно становится... Дерил, неужели твоя радость, твое счастье — в моих руках? Но ведь и боль твоя тогда в моих руках... и это так... боже, молю, сохрани меня от неосторожных слов, от лишних просьб, от всего, что может ранить, задеть... я знаю, никогда не причинить боль — не в силах человеческих... но как же мне хочется быть для тебя больно радостью — и никогда болью!...

— Дерил... — Вивиан взял его руку в свои, обнаженную правую и все еще затянутую в перчатку левую, — если бы ты знал... я здесь, я держу твою руку, и у меня сердце тает... смотрю на изгиб твоих губ, и это такое счастье, что мне от него больно.... смотреть и ждать, что они скажут... и целовать за каждое слово...

— За некоторые слова не стоит целовать. За некоторые — убить мало... Иных же лучше бы и никогда не слышать. Ты уверен, что это хорошая идея, целовать за слова? — Теперь ясно было, почему Вивиан не мой пойти к Моранди, почему скрывался под маской. Всё понятно. Не рискнул открыться после Ринальдо. Мало кто бы решился. Но ведь Вив пришёл... просто пришёл, потому что сил терпеть одинокую безответность не стало?

— Я заберу тебя с собой, когда настанет весна. Если только того ещё будешь хотеть. Я не стану принуждать тебя силой, и если ты чего-то опасаешься или... не желаешь, только скажи.

Я так надеюсь, что ты не станешь молчать. Что скажешь о том, что на душе, и если твоя любовь остынет, ты не будешь об этом молчать. Потому что я не хочу однажды в ответ на мои признания увидеть в твоих глазах лишь безразличие.

Дерил перехватил руки любовника и губами коснулся тыльной стороны обнажённой ладони. Прижался и отпустил.

— Опасаюсь, — тихо сказал Вивиан, опуская глаза. — Хуже того — боюсь. Боюсь ранить тебя необдуманным словом, неудачным вопросом, неосторожной шуткой... я же привык от всего отсмеиваться, понимаешь...

Да — понимаешь... потому что теперь знаешь, кто я... и что только это мне и оставалось... смех тоже иногда бывает маской — и очень недурной...

— Я так боюсь задеть тебя, сделать что-то для тебя неприятное... наверное, это глупо звучит, да? Ведь я ворвался в твою жизнь — а теперь шаг сделать боюсь... но это правда. — Вивиан поднял на Дерила взгляд, полный любви. — Дерил... я... я привык носить маски, хоть и невидимые... и потому могу нечаянно задеть тебя, а я не хочу... я хочу для тебя носить только эту маску! — пальцы, затянутые в перчатку, коснулись броши-маски. — Она мне и в самом деле к лицу... — Вивиан неожиданно улыбнулся — смущенно, почти робко. — Знаешь, мне так хотелось сделать тебе подарок — а я не посмел... испугался, что тебе это будет неприятно... ну — что я слишком много о себе возомнил — подарки тебе делать...

А еще — что ты узнаешь меня когда-нибудь — и тебе будет противно все, что может напомнить обо мне...

— Действительно противен мне только один человек. И только моя вина, что он попался мне на дороге, что я сделал неверный выбор. Кто-то носит маску мерзавца, а кто-то им просто является, несмотря на маску добродетели и любви. Кто-то готов на край света и дальше, а чья-то любовь заканчивается у выхода из командного шатра...

Вспоминать всегда горько. Отчаянно горько. Наверное, ещё и потому, что тогда он мечтал и надеялся. Теперь уже не надеялся, и давно позабыл о том, что такое мечты.

— В конечном итоге, ты сделал мне драгоценнейший подарок. Так что мне как раз не на что жаловаться... Не все получают в дар собственную душу. А ты мне её вернул. И за это тебе спасибо, радость моя. А что заденешь, так это не страшно. Ты же не нарочно. А нарочно меня не пробить. Даже если долго ковырять, и то не выйдет. На войне как на войне. Убить меня смогли однажды. Но убийца и сам расплачивается... хоть не знает об этом.

Нет — это не "я люблю тебя".

Это... гораздо больше.

Это настолько больше, что дыхание замирает, кровь отливает от щек и сердце рвется от нежности — вот это самое сердце, которое давно уже отдано любимому...

— Значит, твоя душа живет в моем сердце? — дрогнувшими губами улыбнулся Вивиан. — Это ведь его я тебе отдал...

И комок в горле, и трудно говорить... вот только взять руку Дерила в свои, обнаженную и скрытую перчаткой, и поднести к губам, и поцеловать в самую середину ладони, и сжать эту руку, спрятать в этой ладони свой поцелуй...

— Тебе... мое сердце... и твою душу... а мне... — Вивиан еще раз поцеловал руку Дерила, не разжимая ее — поцеловал сжатые им пальцы, словно запечатывая этим вторым поцелуем тайное хранилище. — А мне ты споешь когда-нибудь... когда будет настроение и это доставит тебе радость...

Не призраку, пожиравшему твою жизнь, не прошлому — мне... может быть, тогда оно перестанет терзать тебя...

— Непременно. — Кивнул Дерил. — Но и ты тоже будешь петь. Прекратишь прятаться по углам, цедить вино и прикидываться снисходительным мерзавцем. Станешь моим помощником, ответственным и отважным офицером, примерным воякой и войдёшь в историю как лучший военачальник Севера. И попробуй только не оправдать моего высокого доверия!

Граф взъерошил волосы любовника и легонько покачал его на руках. Как же отдаётся этот молодой мужчина. О да, его отличие от Ринальдо ещё и в том, что Рин в свои годы так и остался мальчишкой, а Вивиан — возмужал. И себя отдаёт без остатка, ничего не оставляет в душе, потому что и душу на изнанку выворачивает. А это так опасно... В масках можно потеряться, а без них — пораниться. Но куда сложнее просто быть собой.

Но Виву и это удалось...

— Ну что ты, разве твой адъютант и помощник может прятаться по углам, — тихо засмеялся Вивиан. — Это невозможно... мой маршал...

Поцелую в основание шеи — и прижаться щекой к плечу — и снова, снова, снова радостно удивляться прикосновению...

— И петь я буду... когда захочешь — только скажи...

— И поднимать боевой дух, — господин маршал шутливо-чопорно поджал губы.

Естественно, Налю и остальным ещё только предстоит примириться с решением маршала. Более того, не просто примириться, но и даже понять то, что понял и принял сам Дерил. Шакал шакалу рознь.

Он долго от этого открещивался, и слишком долго бежал от такого простого понимания. А когда однажды убеждать себя не стало сил — продолжил думать так по инерции. Пока не налетел на излёте на совершенно иного человека...

— Но знаешь, Моранди тебя примет с дорогой душой, особенно после того как выслушал, какую характеристику тебе дал Себастиан... А он тебя считает таким себе шутом... Слишком умным, чтоб к тебе цепляться и слишком отличающимся от остальной своры, чтоб равнять тебя с остальными... Как-то так.

Они будут слушать и услышат его. Услышат иначе, чем сам Дерил. И поймут немного иначе. И каждый увидит и поймёт что-то своё. Но помогут... И никто больше не назовёт Вива — шакалом. Равно как и Амьена не назовут шакалёнышем... Никогда.

Виван тихо, но от души засмеялся.

— Дерил — они меня примут, потому что ты этого хочешь, а ты им дорог. Ради тебя они примут кого угодно. Даже если бы ты привел крокодила и назвал бы его своим адъютантом... хотя крокодила они бы приняли с большей охотой, чем меня... но это поправимо. Хотя и потребует времени. — Вивиан усмехнулся своим воспоминаниям. — Это ведь Себастьян мне отказал, когда я подавал прошение... к самому генералу тогда обращаться не стал... у меня с ним едва дуэль не вышла... ну, не совсем у меня, а... вроде как сегодня, из-за моего кузена. Если честно, он не то чтобы трус, но боли боится, а на дуэли могут ранить... так и сидел бы тихо! Ну вот же нет — то и дело попадает в истории, а я его вытаскиваю... и если не удается его отшутить, приходится в конечном итоге драться. Я за него четыре раза дрался, и если бы не удалось отшутиться от генерала, дрался бы тоже... хотя сопляк я тогда был полнейший, семнадцать лет — думаю, Моранди просто не стал с таким юнцом связываться... ну и я потом со своим прошением к нему не полез, а пошел к Себастьяну — а вот уже Себастьян посоветовал мне мое прошение скатать в трубочку и засунуть... думаю, ты догадываешься, куда. Так что крокодила они бы приняли охотнее — но ради тебя примут и меня... а я в конечном итоге справлюсь.

— Они оба знали за кого ты дерёшься. А Ринальдо... трус и... — хотел сказать мразь. Но смолчал. Потому что хуже, чем мразь. Грязь — и та чище него. Впрочем, грязь — земля. А земля плодородна и благородна, если так рассуждать. А Ринальдо благородным не назовёт и подонок в притоне...

— Знаю, что боится боли. Иначе не прятался бы за моей спиной... А я надеялся... Верил до последнего... И было бы безумно жаль, если бы из-за него с тобой что приключилось.

Дерил спрятал лицо на плече Вивиана, и тихо вздохнул. Вот и сказал что накипело. Вернее, не досказал. Но так ли это важно? Главное, самому себе высказал. А это уже пол дела.

— Ринальдо?! — неверящий, полный ужаса шепот.

Так вот кто вырвал из тебя сердце... вот кто посмел — о господи, Дерил... Дерил... если бы я только знал...

Я бы на их месте не забыл... не забыл мерзавца, который помог тому, кто причинил тебе боль, избежать заслуженного возмездия... Дерил, я бы сам убил его, если бы знал!... вот и открылся ларчик... теперь понятно, что нужно было генералу Моранди и отчего Себастьян не был со мной даже для виду вежлив...

— Как же они оба должны меня ненавидеть за это... — Вивиан крепко обнял любовника. — Дерил... а ведь я похож на него лицом — хоть и не очень, но похож... и я выручал его... а ты... ты все равно не ненавидишь меня... и... Дерил — ну как же я мог бы не полюбить тебя — такого, какой ты есть... мой великодушный маршал?...

— Вот и прояснили... — тихонько рассмеялся Дерил. — Наль-то догадывался обо всех масках. Молчал, хоть и пинал меня иногда. Всё думал, когда ж я... переболею. Ну вот и переболел... Я ведь сказал ему, что ты — моя последняя маска. Больше никого не будет. Кроме тебя.

...Потому что если предашь ты...

...Захочется ли мне тогда жить?..

Если не будет тебя... Наля у меня нет. Уже нет. Ты моя последняя надежда. Моя соломинка. На тебя я смотрю. И к тебе стану приходить, когда пойму, что без тепла твоих рук не смогу сдержаться и снова пошлю канцлера, или твоего властительного родственничка.

Не сердись на меня, моя радость. Не сердись.

Я не стану больше от тебя ничего скрывать. Спросишь — отвечу.

Однажды твоя нежность непременно воскресит меня. И я скажу тебе три слова, которые ты так ждёшь. Во всяком случае, в это я верю.

— Маска... — улыбнулся Вивиан, и даже тот, кто знает его хорошо, не заметил бы в этой улыбке тень печали. — Я не маска, любимый... я — это я, и я твой... весь... всем телом и душой...

Он поцеловал Дерила в уголок губ.

— Только если ты захочешь...

Только если захочешь — потому что я не хочу... я боюсь, что не мое лицо тебе будет мерещиться под маской, что прошлое будет прятаться под ней, чтобы ударить... что оно не умрет, пока жива маска...

— Я твой — без маски и в маске, днем и ночью... такой, каким ты меня хочешь, сердце мое...

Дерил поудобнее подхватил любовника, поднялся из кресла и перебрался на постель. Усадил Вива, опустился перед ним на колено, и принялся медленно расстегивать пряжки сапог, спускать голенища, снимать их, освобождая ноги.

— Без маски даже лучше... — граф сбросил собственную обувь и с ногами устроился на кровати.

Ему доставляло неимоверное удовольствие освобождать любовника от каждой детали одежды. Просто так. Расстегнуть пуговки и пряжечки камзола, сбросить это парадное великолепие куда-то на кресло, выпростать рубашку и отбросить тяжёлый пояс, оставляя Вива только в брюках и рубашке. А потом откинуться на высокие подушки, потянув за собою и молодого человека.