|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Предупреждение: могут быть неточности в названиях... эээ... атакующих мерзавцев. Но виною всему — мой склероз, инглиш и тест на АйКью.
Дверь он открыл сам. И посторонился, впуская позднего гостя. И провёл в знакомые покои, и помог сбросить верхнюю одежду, и только после этого сел в кресло, потянув за собой любовника. На сей раз — без маски.
Долго вглядывался в знакомые и незнакомые черты лица, кончиками пальцев вычерчивал, стараясь запомнить всё, до малейших штрихов.
— Кажется, мы так друг другу и не представились... — Дерил улыбнулся и покачал головой. — Меня ты знаешь, и даже весьма неплохо. Ну а я не знаю и такой малости, как тебя зовут, радость моя.
Вивиан не был уверен даже в том, откроет ли ему сегодня Рон — но дверь не просто открылась, ее отворил Дерил... и все слова, сколько их есть, замерли у Вивиана на устах. И пока Дерил вел его в свои покои, и пока сам помогал ему сбросить плащ, и пока кончиками пальцев все вычерчивал, дотрагивался, привыкал к его лицу... Вивиан едва мог сдержать трепет от этих касаний...
— Меня зовут Вивиан, — улыбнулся юноша, и Дерил ощутил кончиками пальцев, как забилось сердце Вивиана при словах "радость моя". — Но имя, которое ты мне только что дал, для меня дороже...
Я был прав — ты узнал меня, потому и подошел, ты даже имени моего не знаешь, а фамилию тебе, скорее всего, кто-то подсказал или упомянул... ты никогда раньше не замечал меня, а сегодня просто узнал — по голосу ли, по осанке... меня зовут Вивиан, любовь моя... но ты неправ, считая, что не знаешь меня — во многом уже знаешь, и лучше, чем я тебя... потому что я никак не могу удержать свой проклятый язык — и свою дурацкую откровенность, я все время открываюсь, обрушивая на тебя то, что у меня в душе — и причиняю боль, а мне и в самом деле лучше горящий уголь держать, чем делать тебе больно неосторожным словом... слово может причинить боль — и оттого ты не пускаешь меня в себя... ты закрыт от меня, жизнь моя... и я теряюсь, не зная, что я могу говорить, а о чем лучше молчать... нет — я не так хорошо знаю тебя, как ты думаешь... я всего лишь люблю тебя... и знаю тебя знанием любви...
— Их будет много... и это, и счастье, и, может быть... — Дерил на миг прикрыл глаза, лбом касаясь высокого лба молодого человека.
Может быть, однажды, он проснётся, и поймёт, что это — любовь. Видеть, как открываются после сна затуманенные глаза, ловить на себе лучистый взгляд, греться улыбкой, ласкать дыханием... Это всё любовь. И она не может не быть там, где искренне любят.
Дерил улыбался и целовал... целовал робкую ответную улыбку, и радовался несхожести двоих... и забывал мало-помалу другой образ, едва не выстудивший душу и сердце.
Он ведь даже не надеялся, этот мальчик. Не надеялся, не ждал, не верил... Может быть просто мечтал. А мечты иногда сбываются. И именно тогда, когда уже ничего не ждёшь. Хотелось бы думать, что Вивиан не разочаруется и не охладеет. Потому что тогда Дерилу останется только просто быть. Держать собственное слово и с честью... нет, не умереть. Это было бы слишком просто. С частью жить, не слышать пересудов, и жить ради страны, обманувшей его столько раз...
Но этого не будет, пока в ясных глазах светится любовь... настоящая любовь, которой можно верить.
— Ты балуешь меня, жизнь моя... — выдохнул Вивиан в поцелуй.
О да — он отлично понимал, какого слова Дерил не сказал — и скажет ли хоть когда-нибудь?.. — но если он может быть для Дерила его радостью и даже счастьем — вправе ли он желать большего? Быть радостью для любимого, делать его счастливым... это так много, что даже страшно становится... Дерил, неужели твоя радость, твое счастье — в моих руках? Но ведь и боль твоя тогда в моих руках... и это так... боже, молю, сохрани меня от неосторожных слов, от лишних просьб, от всего, что может ранить, задеть... я знаю, никогда не причинить боль — не в силах человеческих... но как же мне хочется быть для тебя больно радостью — и никогда болью!...
— Дерил... — Вивиан взял его руку в свои, обнаженную правую и все еще затянутую в перчатку левую, — если бы ты знал... я здесь, я держу твою руку, и у меня сердце тает... смотрю на изгиб твоих губ, и это такое счастье, что мне от него больно.... смотреть и ждать, что они скажут... и целовать за каждое слово...
— За некоторые слова не стоит целовать. За некоторые — убить мало... Иных же лучше бы и никогда не слышать. Ты уверен, что это хорошая идея, целовать за слова? — Теперь ясно было, почему Вивиан не мой пойти к Моранди, почему скрывался под маской. Всё понятно. Не рискнул открыться после Ринальдо. Мало кто бы решился. Но ведь Вив пришёл... просто пришёл, потому что сил терпеть одинокую безответность не стало?
— Я заберу тебя с собой, когда настанет весна. Если только того ещё будешь хотеть. Я не стану принуждать тебя силой, и если ты чего-то опасаешься или... не желаешь, только скажи.
Я так надеюсь, что ты не станешь молчать. Что скажешь о том, что на душе, и если твоя любовь остынет, ты не будешь об этом молчать. Потому что я не хочу однажды в ответ на мои признания увидеть в твоих глазах лишь безразличие.
Дерил перехватил руки любовника и губами коснулся тыльной стороны обнажённой ладони. Прижался и отпустил.
— Опасаюсь, — тихо сказал Вивиан, опуская глаза. — Хуже того — боюсь. Боюсь ранить тебя необдуманным словом, неудачным вопросом, неосторожной шуткой... я же привык от всего отсмеиваться, понимаешь...
Да — понимаешь... потому что теперь знаешь, кто я... и что только это мне и оставалось... смех тоже иногда бывает маской — и очень недурной...
— Я так боюсь задеть тебя, сделать что-то для тебя неприятное... наверное, это глупо звучит, да? Ведь я ворвался в твою жизнь — а теперь шаг сделать боюсь... но это правда. — Вивиан поднял на Дерила взгляд, полный любви. — Дерил... я... я привык носить маски, хоть и невидимые... и потому могу нечаянно задеть тебя, а я не хочу... я хочу для тебя носить только эту маску! — пальцы, затянутые в перчатку, коснулись броши-маски. — Она мне и в самом деле к лицу... — Вивиан неожиданно улыбнулся — смущенно, почти робко. — Знаешь, мне так хотелось сделать тебе подарок — а я не посмел... испугался, что тебе это будет неприятно... ну — что я слишком много о себе возомнил — подарки тебе делать...
А еще — что ты узнаешь меня когда-нибудь — и тебе будет противно все, что может напомнить обо мне...
— Действительно противен мне только один человек. И только моя вина, что он попался мне на дороге, что я сделал неверный выбор. Кто-то носит маску мерзавца, а кто-то им просто является, несмотря на маску добродетели и любви. Кто-то готов на край света и дальше, а чья-то любовь заканчивается у выхода из командного шатра...
Вспоминать всегда горько. Отчаянно горько. Наверное, ещё и потому, что тогда он мечтал и надеялся. Теперь уже не надеялся, и давно позабыл о том, что такое мечты.
— В конечном итоге, ты сделал мне драгоценнейший подарок. Так что мне как раз не на что жаловаться... Не все получают в дар собственную душу. А ты мне её вернул. И за это тебе спасибо, радость моя. А что заденешь, так это не страшно. Ты же не нарочно. А нарочно меня не пробить. Даже если долго ковырять, и то не выйдет. На войне как на войне. Убить меня смогли однажды. Но убийца и сам расплачивается... хоть не знает об этом.
Нет — это не "я люблю тебя".
Это... гораздо больше.
Это настолько больше, что дыхание замирает, кровь отливает от щек и сердце рвется от нежности — вот это самое сердце, которое давно уже отдано любимому...
— Значит, твоя душа живет в моем сердце? — дрогнувшими губами улыбнулся Вивиан. — Это ведь его я тебе отдал...
И комок в горле, и трудно говорить... вот только взять руку Дерила в свои, обнаженную и скрытую перчаткой, и поднести к губам, и поцеловать в самую середину ладони, и сжать эту руку, спрятать в этой ладони свой поцелуй...
— Тебе... мое сердце... и твою душу... а мне... — Вивиан еще раз поцеловал руку Дерила, не разжимая ее — поцеловал сжатые им пальцы, словно запечатывая этим вторым поцелуем тайное хранилище. — А мне ты споешь когда-нибудь... когда будет настроение и это доставит тебе радость...
Не призраку, пожиравшему твою жизнь, не прошлому — мне... может быть, тогда оно перестанет терзать тебя...
— Непременно. — Кивнул Дерил. — Но и ты тоже будешь петь. Прекратишь прятаться по углам, цедить вино и прикидываться снисходительным мерзавцем. Станешь моим помощником, ответственным и отважным офицером, примерным воякой и войдёшь в историю как лучший военачальник Севера. И попробуй только не оправдать моего высокого доверия!
Граф взъерошил волосы любовника и легонько покачал его на руках. Как же отдаётся этот молодой мужчина. О да, его отличие от Ринальдо ещё и в том, что Рин в свои годы так и остался мальчишкой, а Вивиан — возмужал. И себя отдаёт без остатка, ничего не оставляет в душе, потому что и душу на изнанку выворачивает. А это так опасно... В масках можно потеряться, а без них — пораниться. Но куда сложнее просто быть собой.
Но Виву и это удалось...
— Ну что ты, разве твой адъютант и помощник может прятаться по углам, — тихо засмеялся Вивиан. — Это невозможно... мой маршал...
Поцелую в основание шеи — и прижаться щекой к плечу — и снова, снова, снова радостно удивляться прикосновению...
— И петь я буду... когда захочешь — только скажи...
— И поднимать боевой дух, — господин маршал шутливо-чопорно поджал губы.
Естественно, Налю и остальным ещё только предстоит примириться с решением маршала. Более того, не просто примириться, но и даже понять то, что понял и принял сам Дерил. Шакал шакалу рознь.
Он долго от этого открещивался, и слишком долго бежал от такого простого понимания. А когда однажды убеждать себя не стало сил — продолжил думать так по инерции. Пока не налетел на излёте на совершенно иного человека...
— Но знаешь, Моранди тебя примет с дорогой душой, особенно после того как выслушал, какую характеристику тебе дал Себастиан... А он тебя считает таким себе шутом... Слишком умным, чтоб к тебе цепляться и слишком отличающимся от остальной своры, чтоб равнять тебя с остальными... Как-то так.
Они будут слушать и услышат его. Услышат иначе, чем сам Дерил. И поймут немного иначе. И каждый увидит и поймёт что-то своё. Но помогут... И никто больше не назовёт Вива — шакалом. Равно как и Амьена не назовут шакалёнышем... Никогда.
Виван тихо, но от души засмеялся.
— Дерил — они меня примут, потому что ты этого хочешь, а ты им дорог. Ради тебя они примут кого угодно. Даже если бы ты привел крокодила и назвал бы его своим адъютантом... хотя крокодила они бы приняли с большей охотой, чем меня... но это поправимо. Хотя и потребует времени. — Вивиан усмехнулся своим воспоминаниям. — Это ведь Себастьян мне отказал, когда я подавал прошение... к самому генералу тогда обращаться не стал... у меня с ним едва дуэль не вышла... ну, не совсем у меня, а... вроде как сегодня, из-за моего кузена. Если честно, он не то чтобы трус, но боли боится, а на дуэли могут ранить... так и сидел бы тихо! Ну вот же нет — то и дело попадает в истории, а я его вытаскиваю... и если не удается его отшутить, приходится в конечном итоге драться. Я за него четыре раза дрался, и если бы не удалось отшутиться от генерала, дрался бы тоже... хотя сопляк я тогда был полнейший, семнадцать лет — думаю, Моранди просто не стал с таким юнцом связываться... ну и я потом со своим прошением к нему не полез, а пошел к Себастьяну — а вот уже Себастьян посоветовал мне мое прошение скатать в трубочку и засунуть... думаю, ты догадываешься, куда. Так что крокодила они бы приняли охотнее — но ради тебя примут и меня... а я в конечном итоге справлюсь.
— Они оба знали за кого ты дерёшься. А Ринальдо... трус и... — хотел сказать мразь. Но смолчал. Потому что хуже, чем мразь. Грязь — и та чище него. Впрочем, грязь — земля. А земля плодородна и благородна, если так рассуждать. А Ринальдо благородным не назовёт и подонок в притоне...
— Знаю, что боится боли. Иначе не прятался бы за моей спиной... А я надеялся... Верил до последнего... И было бы безумно жаль, если бы из-за него с тобой что приключилось.
Дерил спрятал лицо на плече Вивиана, и тихо вздохнул. Вот и сказал что накипело. Вернее, не досказал. Но так ли это важно? Главное, самому себе высказал. А это уже пол дела.
— Ринальдо?! — неверящий, полный ужаса шепот.
Так вот кто вырвал из тебя сердце... вот кто посмел — о господи, Дерил... Дерил... если бы я только знал...
Я бы на их месте не забыл... не забыл мерзавца, который помог тому, кто причинил тебе боль, избежать заслуженного возмездия... Дерил, я бы сам убил его, если бы знал!... вот и открылся ларчик... теперь понятно, что нужно было генералу Моранди и отчего Себастьян не был со мной даже для виду вежлив...
— Как же они оба должны меня ненавидеть за это... — Вивиан крепко обнял любовника. — Дерил... а ведь я похож на него лицом — хоть и не очень, но похож... и я выручал его... а ты... ты все равно не ненавидишь меня... и... Дерил — ну как же я мог бы не полюбить тебя — такого, какой ты есть... мой великодушный маршал?...
— Вот и прояснили... — тихонько рассмеялся Дерил. — Наль-то догадывался обо всех масках. Молчал, хоть и пинал меня иногда. Всё думал, когда ж я... переболею. Ну вот и переболел... Я ведь сказал ему, что ты — моя последняя маска. Больше никого не будет. Кроме тебя.
...Потому что если предашь ты...
...Захочется ли мне тогда жить?..
Если не будет тебя... Наля у меня нет. Уже нет. Ты моя последняя надежда. Моя соломинка. На тебя я смотрю. И к тебе стану приходить, когда пойму, что без тепла твоих рук не смогу сдержаться и снова пошлю канцлера, или твоего властительного родственничка.
Не сердись на меня, моя радость. Не сердись.
Я не стану больше от тебя ничего скрывать. Спросишь — отвечу.
Однажды твоя нежность непременно воскресит меня. И я скажу тебе три слова, которые ты так ждёшь. Во всяком случае, в это я верю.
— Маска... — улыбнулся Вивиан, и даже тот, кто знает его хорошо, не заметил бы в этой улыбке тень печали. — Я не маска, любимый... я — это я, и я твой... весь... всем телом и душой...
Он поцеловал Дерила в уголок губ.
— Только если ты захочешь...
Только если захочешь — потому что я не хочу... я боюсь, что не мое лицо тебе будет мерещиться под маской, что прошлое будет прятаться под ней, чтобы ударить... что оно не умрет, пока жива маска...
— Я твой — без маски и в маске, днем и ночью... такой, каким ты меня хочешь, сердце мое...
Дерил поудобнее подхватил любовника, поднялся из кресла и перебрался на постель. Усадил Вива, опустился перед ним на колено, и принялся медленно расстегивать пряжки сапог, спускать голенища, снимать их, освобождая ноги.
— Без маски даже лучше... — граф сбросил собственную обувь и с ногами устроился на кровати.
Ему доставляло неимоверное удовольствие освобождать любовника от каждой детали одежды. Просто так. Расстегнуть пуговки и пряжечки камзола, сбросить это парадное великолепие куда-то на кресло, выпростать рубашку и отбросить тяжёлый пояс, оставляя Вива только в брюках и рубашке. А потом откинуться на высокие подушки, потянув за собою и молодого человека.
— Я много чего могу захотеть.
Это неимоверное удовольствие — когда любимый поднимает тебя на руки... и когда потом эти единственные во всем мире руки начинают так неторопливо, с таким явным удовольствием освобождать тебя от одежды... и все-таки слишком неторопливо — скорее всего, продолжения не будет...
Его и не было, и Вивиану удалось подавить и стон желания, и вздох сожаления.
Он устроился чуть поудобнее, прижавшись к боку Дерила и опустив голову ему на плечо.
— Ну, в этом мы сходимся, — улыбнулся он. — Я тоже могу много чего захотеть...
— Захочешь, и непременно скажешь... А я издам приказ, за подписью и печатью. И, вероятно, удовлетворю твою просьбу... ммм... корнет! — Дерил обвил ноги любовника ногою и чуть лукаво заглянул в глаза.
Ещё очень нескоро он сможет оторваться от созерцания его лица. Чётких нежных черт, росчерков пера. И очень не скоро он сможет заставить себя не вырисовывать их кончиками пальцев, повторяя контуры.
— Или будут какие-либо иные пожелания... некоторые, к сожалению, выполнить не смогу... они, знаешь ли, не в человеческих силах. Да... Итак... чего бы тебе хотелось? Пока я добр и благостен, обещаю исполнить прямо сейчас. Кроме звезды с неба, супа из солнца и облаков для подкладки плаща.
— "Непременно скажешь" — вот с этим у меня трудности... — улыбнулся Вив. — Я не привык выражать свои желания... да и вообще обращать на них внимание... — Иначе впору было рехнуться. — Но я привыкну... постараюсь...
Вивиан потерся щекой о плечо любовника.
— Я много что хочу, любовь моя. Так много, что буду доволен чем угодно. Я хочу... остаться здесь, хочу уснуть и проснуться рядом с тобой, ты даже не представляешь, как мне хочется проснуться рядом с тобой... хочу, чтобы тебе когда-нибудь и в самом деле захотелось услышать мои песни...
Хоть когда-нибудь, я так устал петь самому себе — и так хотел когда-нибудь спеть для тебя, ведь все они — для тебя...
— Хочу научиться быть с тобой... так, чтобы тебе было хорошо, действительно хорошо, хочу понимать твои настроения, чтобы не задеть тебя неосторожно... хочу быть твоим, ласкать тебя, целовать, говорить тебе, как я люблю тебя... хочу тебя, до боли внутри... хочу быть твоим...
Хочу чтобы ты был счастлив... но это не в моей власти, я могу только любить тебя...
— Хочу говорить с тобой вечерами, хочу придумывать тебе подарки и ласковые имена... хочу всего, что хочет любовь — Дерил, Дерил, ненаглядный мой...
Вивиан теснее прижался к Дерилу — но в этом не было просьбы или требования, это можно было принять как угодно — и как страсть, и как простую ласку.
Уснёшь и проснёшься... и переберёшься в другую комнату в моей рубашке, и будешь ласкать мою гитару и петь, сидеть на моих коленях у камина, и я буду пить вино с твоих губ... Ты забудешь о своём страхе задеть меня, а я забуду призрака, терзающего меня... навсегда...
Дерил коснулся его губ легко, почти целомудренно. Не приказ и не просьба — печать на уста. Ты хотел быть моим — ты будешь... ты сказал об этом, ты об этом просил, и я тебя услышал... Я дал тебе слово, что не будет никого, кроме тебя... Потому что я твой. Разумом, телом... А моя душа — она тоже будет твоей, об этом я пока что только догадываюсь, а ты об этом узнаешь. Однажды узнаешь...
Это увидят все. Увидят и поймут. И, как водится, мы сами узнаем об этом самыми последними, когда я стану ловить твой призрачный след в толпе, а искры твоего смеха безошибочно станут приводить меня к тебе... Так будет, так обязательно будет. Иначе не может статься...
— Спасибо тебе... За тебя спасибо...
Каким бы ни был невесомым поцелуй, он мгновенно разбудил вновь желание — и Вив, скрывая пронизавший его трепет, потянулся, всем телом обласкав любовника... нет, в том-то и дело, что не всем, а стараясь извернуться при этом так, чтобы по возможности скрыть нахлынувшее возбуждение: ясно же, что Дерил сейчас не в настроении, что настроен он на тихую ласку и сон рядом, в крайнем случае — на беседу... но вот что такого сказать прямо сейчас, Вивиан катастрофически не знал. Все слова куда-то делись... ну вот никогда он за словом в карман не лез, а сейчас растерялся.
Что с тобой делать... нежным и отзывчивым, таким податливым и жарким... любить... когда нет сил на отчаяние и страхи, любить, исцеловывать каждый изящный пальчик, каждый напряжённый мускул, так медленно, чтоб совершенное тело изнемогало под прикосновениями, чтоб в один прекрасный момент разум отказался припомнить имя, данное при рождении... Раз за разом входить в распростёртое дрожащее от желание тело, заглушать стоны поцелуями и видеть, как в глазах клочьями утреннего тумана рассеивается понимание происходящего... Ты не вспомнишь, не вспомнишь... не вспомнишь мыслей, что терзали тебя. Потому что в твоей памяти будет только то, что помнит твоё тело... жадное, неистовое...
Твои глаза прикрыты... губы же, напротив, приоткрыты, а грудь всё ещё тяжело вздымается... но ты прекрасен. Ты восхитительно-прекрасен. Наивен и порочен, свят и грешен... и я не хочу, чтоб твоё лицо ещё когда-нибудь скрыла маска...
Дерил обнимал любовника, легонько поглаживая припухшие губы кончиками пальцев. Это нехитрое действо доставляло, поистине, море удовольствия, так же как лихорадочный румянец, влажный блеск глаз, подёрнутых поволокой полузабытья...
— Пора выполнить ещё одну часть просьбы... Кто-то хотел рядом уснуть и проснуться... Мне кажется, тебе спешить некуда, мне тем более, так что, нам никто не мешает познать ещё и эту часть твоих мечтаний...
Припухшие от поцелуев губы были невероятно, обостренно чувствительны, и каждое поглаживание пальцев Дерила отправляло Вивиана почти в беспамятство от наслаждения... как, оказывается, мало иногда надо, чтобы попасть на небеса — прикосновение любимых пальцев к исцелованным губам, и ты уже в раю...
— Да, любовь моя...
Да — тысячу раз... уснуть рядом, растворяясь в ласке, обнимая, положив голову на плечо, и даже во сне ощущая, вдыхая родной запах, слыша дыхание...
Он не стал писать письма. Просто подумал, что Моранди от ума отстанет, когда всё поймёт. Хотя, с Наля станется, явиться с утреца пораньше, для душевной беседы, за чашкой утреннего чаю. Более того, Наля можно будет ждать прямёхонько тут, в этой самой комнате. Главное, чтоб Вивиан не... подумал чего дурного.
Если завернуть полусонного графа в меха, меньше соблазна разбудить его среди ночи. С другой стороны, замёрзнуть ночью ему не улыбалось абсолютно. Потому — проще скользнуть под нежный мех тоже, прижать к себе млеющего молодого человека и счастливо вздохнуть.
Не один... спустя столько времени больше не один...
Утро началось, как и предполагал Дерил, с грохота сапог по коридору и ровного бухтения Рона.
— Господин граф ещё изволит почивать... Господин граф не велел его беспокоить в столь ранний час... — судя по тому, что из-под опущенных штор в комнату пробивался розоватый луч света, Моранди не утерпел.
— Рон, если я пощекочу пятки господину графу, он мне только спасибо скажет! — не слушая больше возражений дворецкого, Наль открыл дверь, и наткнулся на ироничный взгляд Дерила.
— Ну... мог бы как все посетители подождать завтрака... Я же не могу пригласить тебя в собственную постель. — Виор фыркнул, глядя на сконфуженного друга. — Рон, принеси нам кофе...
— Слушаюсь, господин граф. — Дворецкий прикрыл дверь с другой стороны.
— Итак, какое такое неотложное дело привело тебя в столь ранний час ко мне?.. — Дерил осторожно подвернул одеяло, поскольку в комнате было ощутимо холодно. А совершенно заморозить спящее сокровище ему не улыбалось.
— Неприятные новости с границ...
Сокровище было каким угодно, но не спящим. Вивиан проснулся сразу же, как только послышался голос Рона из-за двери — но сообщить об этом не успел. Наль — а для Вивиана, бесспорно, генерал Моранди — появился слишком быстро.
Вивиан, укутанный одеялом, не мог с ходу сообразить, видит ли его Моранди или же он полностью укрыт, а если нет — не лучше ли пока оставаться "спящим" из соображений тактичности. Но как только речь зашла о новостях с границ, положение поменялось радикально. И Вив тут же нашарил под одеялом руку Дерила и сжал ее легонько — "я не сплю, но не знаю, следует ли мне просыпаться и показывать себя".
— Ритерийцы решились форсировать Дасию... Одно из двух: либо обнесут Мариино и внутреннюю Арвилью и свалят, либо получат поддержку Дайсена и пойдут на затяжной конфликт. Не знаю как ты, а я давно собирался высказать всё, что считаю нужным его... толстозадому величеству, мать его... Если бы не полки генерала Тремера, мы бы потеряли уже три города...
Дерил осторожно сжал ладонь Вивиана и рывком выбрался с постели, совершенно не смущаясь собственной наготы. Наль его видел и не раз, и не в таком состоянии, так что прочь ложную стыдливость.
Вот одеваться пришлось поспешно, ибо после тёплой постели холод, вцепившийся в разомлевшее тело, казался попросту непереносимым.
— Когда ты получил вести?
— Час назад, — бросил Наль, пытаясь умоститься в кресле, и... заметил сброшенную одежду, явно не принадлежавшую Дерилу. — Ты не один?..
— Угадал. — Граф улыбнулся. — Радость моя, хорош блаженствовать... Мы сейчас выйдем и будем ждать тебя в столовой. Кажется, ты вступаешь в должность раньше, чем я предполагал... Будь добр, разбуди моего оруженосца и начинайте готовиться к отбытию в части.
Дьявол, как же глупо получилось — как будто он не то подслушивал, не то разгильдяйствовал... ничего, один случай погоды не делает, пусть он и ложится еще одним кирпичиком в стену его уже сложившейся репутации. И вообще — нет такой стены, которую нельзя пробить... даже если это придется делать головой.
Когда Дерил и Моранди вышли, Вивиан мигом вылетел из постели, привел себя в порядок с совершенно армейской скоростью — будто по тревоге подняли — и появился в столовой полностью одетый, подтянутый... и даже при обеих перчатках — чтобы одинокая левая хотя бы до пору не бросалась в глаза.
Вот юный оруженосец с непривычки проснулся не сразу, а потом не был готов уразуметь, с какой стати Вивиан Ланнуа имеет право его будить. Однако волшебное слово "приказ маршала" и умывание лица холодной водой все же помогли делу — и когда оба юноши объявились в столовой, оруженосец выглядел вполне приемлемо.
Стол был сервирован на четверых, при том так, чтоб сразу сняться и за малым не лететь. Оба вояки на двоих приговорили целый кофейник кофе, и теперь терпеливо дожидались, пока вновь прибывшие займут места.
— Тремер удерживает центр. С востока подходы к столице удерживают Лацето и Арман. Не знаю каков из себя этот новый маршал, это ста...вленник короля. Твою мать, Дерил... предупреждать надо.
— Я и предупредил. — Дерил улыбнулся. — Не суди только по имени, в лужу сядешь. Вот Вивиан нам и поведает о новом маршале Востока. Дурак или вполне сможет удержать противника в случае чего. Мне не улыбается носиться по дорогам, прикрывать границу и спасать его величество... Я не разорвусь, а армии не железные, чтоб выдерживать всё на свете, сумасшедшие переходы и быть готовыми ко всему.
— Он не удержит границу, — ответил Вивиан. — Он.. скажем так... к сожалению, храбр, но лучше бы наоборот. Неумен, но с самомнением, бешено амбициозен, считает, что его обошли и рвется доказать это. На самом деле звание полковника — это его потолок, и то под присмотром. Бредит чужими успехами. Считает, что если кому-то удалось разбить превосходящие силы противника, то и он на это способен — при этом совершенно не просчитывает, при каких условиях это возможно. Рвется вперед, очертя голову. Отступать не склонен, организовать стратегическое отступление неспособен. Удерживать что бы то ни было не станет — просто рванет вперед, сразу же, не просчитав противника. В общем... лучшее, что может случиться — это если его сразу кто-нибудь пристрелит втихую.
Он налил себе кофе и выпил его залпом.
— Шшшшшшёрд... — Наль скис, что, впрочем не помешало ему с остервенением вцепиться зубами в кусок холодного мяса, сдвинув в сторону кусочек хлеба, на котором тот лежал. — Если мы его пристрелим, потом пристрелят кого-то из нас. Я бы был готов пойти на эту жертву только если бы... В общем, да...
— Что да? Отправим к нему Тикса и полковников Нэсти и Майру. Парни неглупые, и в случае необходимости и пристрелят и сделают так, что наградят нашего генерала... посмертно. Да вы кушайте, Амьен, кушайте... Мне голодные обмороки мало интересны, знаете ли... — оруженосец судорожно кивнул и принялся уплетать поднесенные ему блюда.
Дерил выглядел даже не спокойным. Он выглядел невозмутимым и... лихорадочно-весёлым, как если бы вся ситуация развлекала его, или доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Вот уж жизнь этого балбеса за любую из ваших — неравный обмен, — покачал головой Вивиан.
На самом деле даже при мысли о том, что такой обмен мог бы совершиться, что за жизнь бесполезного честолюбца могла бы быть взята жизнь Дерила, в желудке его сразу образовался ледяной ком — но Вив и виду не показал.
— Только если это возможно и вправду... тихо.
В отличие от Амьена, Вивиана упрашивать кушать не пришлось. Он отдавал должное завтраку — и не предполагал даже, что несмотря на вот это мгновение тревоги за Дерила, глаза его светятся почти что тем же азартным весельем, что и у маршала... потому что кое-какие соображения ему тоже пришли в голову — и хотя он точно знал, что не ему их осуществлять, но был уверен, что Нэсти и Майру додуматься до таких же выводов, а то и лучших.
— Возможно. Этим — вполне возможно. — Кивнул Наль. — Оба были под моим началом, а дураков не держу. Но ты думаешь, Тикс сможет удержать границу? Нет, я, конечно, понимаю, что ему давно пора дать свободу действий, он способный командир и всё такое, но сейчас не те обстоятельства, чтоб обкатывать...
— А когда? Когда придётся отбиваться, отступать, или совсем в критической ситуации, если ритерийцы пойдут на столицу? — Дерил склонил к плечу голову, рассматривая Моранди из-под полуопущенных ресниц. — Я не вижу альтернатив. Нет, вижу, устроить ещё один переворот и посадить на трон тебя. Тогда нас не тронут. Но ни у тебя, ни у меня нет желания разбираться с целой страной, особо когда на тебе гроздьями повиснут прихлебатели. Вы этого не слышали. — не оборачиваясь к Амьену бросил Виор. — Я не давал присяги королю, зато остаюсь верен стране. Мы слишком за многое в ответе, чтоб просто ждать, Наль. Потому, будем играть с теми картами, что нам уже розданы. Ты готов, Вивиан?
— Конечно, — улыбнулся Вивиан. — По крайней мере я готов сделать все, что от меня потребуется.
Действительно все. Что бы ни думал генерал Моранди...
Соображения у Вивиана были — но он отдавал себе отчет, что по званию он корнет, да и то со вчерашнего дня, а рядом с ним сидят люди, куда получше него разбирающиеся в военном деле. На крайний случай он решил потом высказать свои сумасшедшие идеи Дерилу с глазу на глаз... по крайней мере, смеяться он не станет... а возможно, и сочтет хоть что-нибудь полезным — а большего счастья Вив сейчас и представить бы себе не мог.
Он готов отпустить парня на войну? Пусть рядом с собой, пусть постоянно на глазах, но... Это война, там стреляют и убивают. И не важно кто ты: солдат или поэт. Там не щадят, а смерть не выбирает за кем приходить... Она слепа, как правосудие... Она судия, она не палач... Бездушная, безразличная.
— Вот и чудесно. — И всё равно он сверкнул улыбкой. Потому что наступало его время. Время, когда от него будет зависеть свора, и тот, кто держит этой своры поводок.
Он самолично написал несколько писем, здесь же, допивая кофе, и запечатал собственной печатью. Вручил Рону с тем, чтоб дворецкий отправил их с курьерами, а после приказал собираться и выступать.
— На северо-западе не нападут. Милан не станет гадить, тем более, что мы здорово прикрываем его зад. Что до прочих... постарайся не особо оголять фланг. Я на тебя надеюсь...
О да, надеюсь. Что не придётся разрываться, что нужно будет только опрокинуть центр, и всё. И забыть о том, что ритерийцы существуют на ближайшие лет десять...
Наль кивнул, собрал наскоро написанные планы и покинул дом.
— Ну что, господа... Какие будут вопросы ко мне в связи со сложившейся ситуацией?
— Когда... мы выступаем? — спросил Амьен, сглотнув и явно надеясь, что это не слишком заметно. Это была его первая кампания — и он был растерян. Нет, он не боялся — он был именно что растерян. Все было новым, незнакомым — и жизнь повернулась неожиданной стороной слишком быстро.
— В чем будут заключаться наши непосредственные обязанности? — спросил Вивиан. — Да, и еще... можно мне поговорить с тобой с глазу на глаз... точнее, в отсутствие твоего штаба и генерала Моранди? Не обязательно сейчас, можно и в дороге — как будет удобнее...
— Выступаем, как только соберёмся. Медлить нельзя. Впрочем, думаю, всё необходимое нам доставят. Рон на сей счёт осведомлён куда лучше вас, господа... Так что если у вас, Амьен, возникли особые пожелания, у вас есть час на то, чтоб собрать то, что необходимым считаете лично вы... — Кажется, оруженосец воспринял всё довольно близко к сердцу, поскольку его точно ветром сдуло, а Дерил повернулся к Вивиану. — Я тебя слушаю самым внимательным образом... Извини за утро, но такой прыти от наших... соседей я никак не ожидал.
Времени терять он тоже не стал, и, легонько поцеловав любовника, дабы загладить собственную вину и поспешность, принялся собирать то, что необходимым считал сам Виор. Сменные рубашки, брюки, бельё. Всё вмещается в пару седельных сумок. Куртка, плащ... И оружие. Шпага, пистолеты... всё остальное, непременно, сыщется на месте.
Вивиану собирать было нечего — ему в этом доме принадлежало только то, что на нем...
— Придется тебе поделиться со мной парой рубашек, — заметил Вив. — Посылать ко мне за одеждой некогда, оружие при мне, а без остального как-нибудь пока обойдусь.
Он присел на край стола.
— Дерил, я хотел сказать... только ты не смейся... — Вивиан густо покраснел, — понимаешь, я ведь и правда мечтал вступить в армию, и карты изучал, и стратегию... ну, я понимаю, что маршал здесь ты, но мне пришло в голову... только не смейся, ладно? Вот смотри... насколько я помню тамошнюю границу, там слишком широкий фронт, чтобы его удерживать, и они наверняка на это рассчитывают... и на внезапность удара, и на панику... смотри — если дать им поверить, что у нас и правда паника... вроде как мы отступаем, и от нашей стоянки остается сто тысяч костров — это же огромная армия... а на следующей — меньше... и еще меньше — ну, как будто армия разбегается... и так до входа в Рангайское ущелье, к этому времени они будут думать, что преследуют остатки, ошметки армии, маленький отряд... а стрелки уже будут ждать наверху, и запереть рангайцев в ущелье вполне возможно. Как тебе кажется — они поверят в такое бегство... если не будут знать, что ты прибыл к армии, что тебя там нет?
— Пара рубашек никогда не была для меня проблемой... — Дерил сбросил сумки на пол и обнял Вивиана за талию, с улыбкой глядя ему в лицо. Потом, вдруг, сильно прижал к себе, и поцеловал, жарко, с каким-то непонятным отчаянием. — Я бы никогда не стал маршалом, если бы отказывался от дельных мыслей, радость моя... Сто тысяч как-то многовато. У меня людей не хватит их все разжечь. Но идея весьма себе дельная... Как жаль, что ты не попался мне раньше... Как чертовски жаль... ты уже был бы полковником... Ничего, успеется. Всё равно успеется. И знаешь что... Новым маршалом Севера будешь ты! И не возражай... Надменная улыбка, сударь... Ещё надменнее, ты ж не какой-то там Виор, ты целый Ланнуа! И ты к чертям порвёшь всех этих рангайцев... А я при тебе адъютантом пребуду. И всё у нас получится!
— Ну, если новым маршалом Севера буду я, рангайцы точно поверят, что мы удираем в полной панике! — засмеялся Вивиан. — Какой-то юнец, совсем еще необстрелянный, паркетный шаркун, ставленник короля — за успехи в придворных любезностях, надо полагать... армия должна быть в полном ужасе, заполучив такого маршала, и дать деру из-под его командования при первой же возможности. Это годится... уж потом назначай кем хочешь, хоть третьим денщиком твоего оруженосца, главное, дело ведь будет уже сделано!
Он обнял Дерила и тоже поцеловал его, дивясь непонятному отчаянию любовника и стараясь хоть этой мимолетной лаской развеять его.
— Мы должны успеть... Мы обязательно должны успеть, понимаешь...
В дверь постучали. Дерил откликнулся, и в комнату с достоинством вплыл Рон.
— Господин граф... лошади готовы, ваши люди будут ожидать вас у южных ворот, курьеры разосланы. Юный господин Амьен уже внизу.
— Прекрасно, Рон, спасибо. Надеюсь, вы сохраните дом в порядке...
— Вы можете положиться на меня, сир...
Дерил не стал говорить о том, чего подспудно боялся. Ни о том, что страшно увидеть однажды в глазах любовника боязнь боли, и страшно потерять его, едва обретя, если парню вздумается вдруг геройствовать. Страшно наткнуться на непонимание и безразличие, хорошо скрытое чем-то иным, но он очень хотел верить. И верил.
— Пообещай мне, что... уцелеешь.
— Мы успеем, — серьезно ответил Вивиан, на мгновение сжав пальцы Дерила своими. — И я уцелею. Я просто не позволю себе не уцелеть.
Не позволю себе оставить тебя одного... снова одного... оставить на растерзание кошмарам твоей памяти... пусть ты скорее позволяешь мне любить, чем любишь сам — но все же я нужен тебе... и я не оставлю тебя, любимый...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
