Факультет истинного Чувства

Глава 1. Оленин день

— Фея, иди к нам! — звонкий голосок Сии разнесся над лугом, заставив примолкнуть птиц в лесу.

— А обереги за меня кто плести будет? Ты, горлодерка?

— Нет уж! Ты у нас теперь ведунья, вот тебе и плести! — залилась хохотом сестричка, продолжая кататься по траве.

— Вот как ты теперь заговорила! Ладно-ладно! — притворно заворчала я, но тут же ойкнула и сунула в рот обожженный палец.

— Давай я помогу! — вызвалась Дора, натягивая рубаху.

— Да хватит и того, что у меня все пальцы изранены, чего всем-то жечься. Но за заботу — спасибо!

Глядя, как резвятся в траве девчата, я даже немного позавидовала их беззаботности: если я буду так валяться по земле, у меня вместо волос сплошной колтун образуется. Так что в целебную оленскую росу я только разок окунулась, а потом оделась и пошла собирать крапиву с полынью. Скоро начнется русалья седмица, нельзя без оберегов. Пряди так и норовили зацепиться за каждую былку — умаялась отцеплять, но в оленин день не положено девицам косу плести и голову покрывать, чтобы сила в волосах была, чтоб росли они густыми да длинными.

— Это тебя впору за заботу благодарить! — присела рядом со мной дружечка. — Ума не приложу, как ты с нами со всеми столько лет справлялась! Я за год чуть не поседела с этими стрекозами!

— Привыкай! Скоро Анютка бегать начнет, вот тогда наплачешься!

— До-о-обрая ты, гляжу! — сморщила нос Дора. — Лучше расскажи еще про столицу.

— Хоть ты меня пожалей! У меня уже язык стесался рассказывать!

— Так ты ж про самое главное-то молчишь!

— Это про что? — мгновенно насторожилась я. Единственное, о чем я умолчала, это покушения на мою жизнь. Не хотелось волновать родню понапрасну, ведь все уже позади. Неужто выдала себя неосторожным словом?

— Про кавалеров, конечно! — улыбнулась сестра. — Ни за что не поверю, что во всей столице никто тобой не заинтересовался!

— А я много бывала в той столице? Я ж без продыху над книжками сидела. Даже не выходила из Академии почти.

— И что, так-таки никто и не пытался за тобой ухаживать? — придвинулась поближе Дора, пользуясь тем, что младшие затеяли играть в догонялки. — Ну, был же кто-то, я же вижу!

— Ну, был, — пришлось сознаться, иначе ведь не отстанет.

— Красивый? — у сестрицы аж глаза загорелись.

— Красивый.

— Ну, давай, давай, говори: какой он?

— Высокий. Волосы очень светлые, почти как седые. Глаза голубые-голубые. Сильный очень.

— И что?

— И ничего.

— Как ничего? — оторопела сестра.

— Погуляли-погуляли, а потом поссорились, — я старательно сплетала крапиву с полынью, не желая встречаться глазами с Дорой.

— Из-за чего?

— Ему была нужна не я сама по себе, а ведунья. Его народ живет далеко-далеко на севере, там очень суровый край. Без ведуньи им очень тяжело. Вот их провидица прознала, что в Академии появится ведунья, и подослала ко мне Питера.

— Ничего себе! — ахнула дружечка и прихлопнула рот ладошкой. Я заозиралась, не подкрались ли к нам девочки, но младшие весело играли, не обращая на нас внимания.

— У них там все не как у нас, — пояснила я, продолжив работу.

— Слушай, а Семен-то что?

— А что Семен? — удивилась я.

— Птицу его ты куда дела? — девчонки умудрились залезть в саквояж в поисках гостинцев еще до того, как матушка закончила накрывать на стол по случаю моего возвращения. Перемеряли все мои новые платья, пересмотрели все обновки. Так что Доре было точно известно содержимое моей поклажи.

— У подруги оставила.

— У соседки своей?

— Нет, у художницы. Они живут в поместье рядом с Веритеррой.

— Кто 'они'?

— Брианда с братом, — я сделала вид, что безумно занята плетением.

— А ты покраснела! — шепнула Дора мне в самое ухо.

— Не выдумывай! Это от солнца.

— Сама не выдумывай! Солнце еще из-за леса не вышло! Значит, был еще и брат!

— Вот пристала, как банный лист! — я поднялась, отряхивая запону. Вот не привыкла я врать, да выкручиваться! Не получается!

— И какой он? — не унималась сестрица.

— Какой-какой... магистр он с факультета истинного Слова.

— Так он ста-а-арый? — разочарованно протянула Дора, подымаясь следом.

— Ничего он не старый. Девчата, заканчивайте. Домой пора! — кликнула я младших.

— Мы сейчас! — донесся в ответ нестройный хор голосов.

— Гляди-ка, обиделась, — фыркнула Дора. — А ты с кем-нибудь из них целовалась? — жарко выдохнула она мне в ухо.

— Тебе-то какое дело? — постаралась отвертеться я, да не тут-то было.

— Ну, я же вижу, что целовалась! С кем? — не отставала сестренка.

— С обоими, — одними губами ответила я, боясь, как бы девчонки ни услыхали.

— Да ты что! — Дора повисла на моей руке, аж повизгивая от нетерпения. — И как?

— Ну, как я тебе объясню? — пытаясь вырвать руку, прошипела я.

— Ну, как-нибудь! — не уступала сестра.

— Сперва страшно, потом ничего... приятно, — сделав большие глаза, я указала на приближающихся девочек.

— А с кем больше понравилось? — продолжала выпытывать дружка.

— С магистром, — еле слышно бросила я, отцепляясь, наконец, от этой пролазы.

При девочках, конечно, Дора помалкивала, но, когда мы медленно потянулись в сторону заимки, придержала меня за локоть, побуждая приотстать от сестер.

— А этот твой магистр моложе батюшки? — шепотом спросила дружка.

— Конечно, моложе, что ты такое выдумываешь! — аж приостановилась я.

— Хорошо! Красивый? — продолжала вопрошать Дора.

— Ну-у-у... — я не сразу нашлась, что ответить. Все же, положа руку на сердце, красавцем верита Филиппа я назвать не могла, — интересный! — вспомнила, наконец, меткое определение Чеккины.

— Значит, блондин красивше? — не дала сбить себя с толку сестрица.

— Пожалуй, — вынуждена была согласиться я.

— А магистр богатый?

— Да, насколько я могу судить: у них хозяйство большое, прислугу держат, дом мебелью битком набит — я даже не знаю назначения половины предметов.

— Ты с ним целовалась, потому что он богат?

— Ты что городишь? Конечно, нет! Как тебе такое только в голову взбрело? — я была так потрясена, что чуть не растеряла обереги, на изготовление которых ухлопала все утро и все пальцы.

— Прости! — личико Доры стало очень серьезным. — Просто матушка каждый день молилась Великой Веритассии, чтобы та послала тебе богатого мужа!

— Матушка, несомненно, желает мне добра, но я выйду замуж только за того, кого полюблю. Если он будет богат — прекрасно, но если беден — сами все наживем, — твердо ответила я.

— А магистра ты не любишь? — внимательно поглядела на меня Дора.

— Не знаю, милая... Все так сложно...

— Но он тебе нравится?

— Да, — еле слышно ответила я.

'А еще он спас мне жизнь, и я не знаю, чего больше в моих чувствах: признательности или приязни!' — подумала про себя.

День обещал быть ясным — хорошо бы, тогда и осень тихой будет. Матушка уже успела приволочь в огород старый лапоть, чтобы огурцы заплетались гуще. Нынче, кроме огурцов, полагалось воздавать должное еще и льну, но мы, конечно, лен не сеяли. А вот окрестные селяне все вечером будут обмывать посев льна. Девчата заранее радовались предстоящему визиту к хуторянам, а я все старалась придумать повод никуда не ходить... Там Семен будет, а что я ему скажу? Лучше уж дома посижу с малышами, да поплету кружева. Я привезла из столицы все необходимое для рукоделий, так что мы с сестрицами собирались за лето наверстать упущенное.

— Матушка, может, мне с малыми посидеть? Ты тогда сможешь в гости сходить, отдохнуть немного. Все одно мне с распущенной гривой в такую даль идти не с руки: пока доберусь, вместо волос пакля будет! — приступила я к месившей тесто матери.

— Что ты, ясочка! Все же тебя ждут! Соскучились, да и любопытство гложет. В наших краях магов днем с огнем не сыщешь! — матушка явно гордилась такой необычной дочерью. — А я с соседками и после твоего отъезда побалакать успею. Ты ж оглянуться не успеешь, как лето кончится, и опять окажется моя деточка в Академии! — Мама устало отерла лоб тыльной стороной ладони, оставив на лице белые полосы. Я поспешно подала ей рушник. — Иди, красавица, не то вся в муке будешь!

У глаз мамули уже залегли морщинки, да и вообще она за прошедший год довольно сильно осунулась. Оно и понятно: с моим отбытием помощников у нее поубавилось, а вот хлопот, напротив, прибавилось. Так что я уже совершенно искренне захотела дать ей хоть один вечер роздыха.

Обняла маму за талию, положила подбородок ей на плечо и запыхтела в ухо ежиком, как в детстве, а когда матушка рассмеялась, сразу же будто помолодев лет на десять, еще раз предложила:

— Я же вижу, что ты устала. Я и в другой день могу на хутор сбегать, а у тебя вечно дел невпроворот: отдохни сегодня, я малышей покараулю!

— Да будет тебе, Феюшка! Погуляй, пока возможность есть: еще успеешь наломаться, когда замуж выйдешь! Да и нужней тебе: над книгами-то совсем, гляжу, зачахла! Под глазами сине — будто наведено!

— А волосы?

— Тут ты права! Скажи отцу, чтоб на телеге вас отвез, иначе, и впрямь, концы волос состригать придется.

Ну, что ты будешь делать? Оставалось смириться.

— Феюшка, может, ты из новых платьев какое наденешь? Больно хороши! Тут такого сроду никто не носил.

— Матушка, да что ж я в городском платье среди полей делать буду? Подол ведь вчистую ухайдокаю!

— И то верно! Тогда выбери из старого что-нибудь понаряднее, благо, ты не располнела, должно все впору прийтись.

— Да я хотела прям так пойти...

— Ишь, удумала! Что люди-то скажут? Не позорь меня: на праздник — в затрапезном! Иди, поищи в сундуке что-нибудь поприличней!

Дору ради гулянья слегка подкрасила: немножко совсем, просто чтоб поярче была. Ева с Сией, разумеется, тоже начали канючить макияж, но этих быстро прищучила — малы еще! Матушка попыталась настоять, чтоб я и сама накрасилась, но тут уж я отказалась наотрез: мол, в городе от этой краски устала, хоть здесь лицо отдохнет, да и ради кого мне стараться, ежели маменька сама наказывала сыскать жениха в столице. На том и порешили.

Дорочка, конечно, от радости прям расцвела: она и без косметики хорошенькая, а тут просто глаз отвесть не можно! На телеге расселась важная такая, ну, прямо невеста! За сестренку-то я радовалась, а вот на сердце, отчего-то, было неспокойно: ни в какую не хотелось мне ехать на хутор! Если бы не уверенность, что маменька обязательно начнет дознаваться, почему я сбежала, спрыгнула бы с телеги и дала деру обратно!

На пасечном хуторе мало что изменилось за время моего отсутствия, разве что баушка Феня сильно сдала. Она уже с трудом ходила, опираясь на палочку, и почти ничего не видела. Тяжело смотреть, как медленно угасает такая добрая и заботливая женщина. Только вот поделать ничего нельзя: от старости припарки не существует.

Мы сегодня оказались не единственными гостями: народ собрался с трех окрестных поселений.

Девчата потащили к кострам узелки с провизией: на такие праздники принято было приносить угощение к общему столу. Мы привезли вдосталь печеных яиц и свежих пирогов, а также немного столичных сластей — я предусмотрительно захватила из города лакомств с запасом. Теперь вот сестрички дружно хвастали необычной снедью. Я же, чтобы избежать бесконечных расспросов, вызвалась проводить за околицу баушку.

Оказывается, я уже успела отвыкнуть в столице от нашего духмяного воздуха, от бесконечных просторов и прозрачной студеной воды в роднике, от повседневных звуков, вроде стрекота кузнечика или пенья ночного соловья. Да, в Академии огромный парк, там тоже поют птицы, но у них совершенно другие, более резкие голоса. И речка в Академии есть, но медленная и илистая, ощутимо отдающая нестиранными портянками. А воздух там словно бы гуще и пахнет едче. Здесь же меня со всех сторон окружали привычные с детства краски, запахи и звуки! Только вот, странное дело, теперь я чувствовала себя тут неуютно, будто чужачка.

Может, конечно, это мои тягостные предчувствия так повлияли на настроение, но хотелось забиться куда-нибудь в подклет и не вылезать.

К счастью, сестрицы и без меня прекрасно справлялись с рассказами о столичном житье-бытье, так что мне оставалось лишь тихонько сидеть в сторонке и вежливо улыбаться. Я пристроилась у самого края леса, подальше от костров. Малодушно, наверное, но я никак не могла себя заставить подойти ближе: все еще слишком живы были в памяти вонь горящих волос и боль от бегающих по рукам струек 'Жидкой саламандры'.

После трапезы с обязательным подношением угощения полевикам, положено было рассказать полям сказку, чтобы всходам было интересно, и они дружнее поспешали из земли. Больше всех, конечно, сказок знала баушка Феня. Ее и попросили быть сказительницей.

Все примолкли, даже солидные мужики, попихав друг дружку локтями и изобразив на лицах презрение к бабьим сказкам, невольно подобрались и поворотили головы в сторону сухонькой старушки, сидящей между кострами.

— Охтеньки, память-то у меня уже не та, что прежде, — задребезжал надтреснутый голосок, — но вот одну сказку помню хорошо. Я ее сызмальства очень уважала. Говорится в ней про сестру Тьмы!

Сердце будто подпрыгнуло в груди и тут же забилось часто-часто. Я воровато оглядела собравшихся: неужели кто-то знает? Вроде, все внимают сказительнице, никто не глядит на меня, никто не перешептывается украдкой. Мне же, все равно, стало зябко. Поежившись, я сжалась в комочек, обхватив себя руками за плечи.

Давным-давно жила в наших краях одна девица. Звали ее Тьмою. Была она красива, почти как Прекрасная Аморита. Но только с лица. Душа же у нее была злая и жестокая. Многие парни сватались к Тьме, но никто из них не сумел растопить ее ледяное сердце. Однако ж и прямого отказа от нее никто не получал. Заместо этого выдумывала красавица для женихов самые невыполнимые задания. Мол, кто сумеет достать мне звезду с неба, али вычерпать реку решетом, тот и станет моим мужем.

Влюбленные, очарованные красотою Тьмы, один за другим отправлялись выполнять ее прихоти, да никто из них так и не вернулся. Кроме одного.

Был это умный паренек. Он не пошел мыкать горя по чужим краям, отыскивая способ выполнить задание красавицы, а отправился прямиком в Храм Великой Веритассии. Там он взмолился богине, чтобы указала ему небесная покровительница средство добиться любви Тьмы. Сжалилась богиня над влюбленным юношей, и помогла ему справиться с невыполнимой задачей.

Героем вернулся парень к возлюбленной. Принес он Тьме в узелочке яркую звездочку. Подивилась красавица, стала приступать с вопросами: как же сумел ты добиться того, чего до тебя никто не смог? Честно ответил юноша, что попросил о помощи Великую Веритассию. Разозлилась девица. Сказала, что не пойдет за него никогда в жизни, потому как обманщик он и не сам выполнил задание.

Закручинился парень, да поделать-то нечего. Не принудишь же строптивую девку силой замуж идти. Взроптала тут вся деревня, староста попытался усовестить негодную девицу, а та знай себе смеется над неугодным женихом. Так бы эта история и закончилась, не вмешайся вновь Великая Веритассия.