Скрытые параллели

СКРЫТЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ

In rebus bellicis maxime dominatur Fortuna.

— А ну вас... с вашими проклятыми кошками!

Эти слова звучали и звучали в голове Хантера Сноу так, как будто кто-то запустил "магнитофон" памяти на бесконечное повторение.

Нет, ему приходилось слышать фразы и покрепче, но... Но вот такого посыла ненависти и боли, что исходил от этой девушки, ему ощущать ещё не доводилось.

— ...с вашими проклятыми кошками!

У любой монеты — две стороны. То, что делает нас сильнее в чём либо, в то же время делает более уязвимым в другом.

Это — банально, это — общеизвестно. Но знание не защищает от эмоций, не делает менее восприимчивыми и ранимыми. Тем более, если они приходят вот так — как удар ножом в спину от друга. Сноу знал, как это бывает, причём знал по собственному опыту: "повезло", когда учился в колледже... Так вот, боль, причинённая сталью — ничто, по сравнению с тем, что может почувствовать телепат, невольно прикоснувшись к чужим эмоциям. Впрочем, ни о какой случайности и речи быть не может: и бывший друг, и девушка совершили именно то, что хотели совершить.

Сноу подошёл к двери, постучал... Формально, это было ни к чему: их правила вежливости отличались от тех, что были приняты у людей, но... Но для Сноу макото(1) были именно людьми. В чём-то — людьми даже в большей мере, чем многие из тех, кого так называли.

Он постучал...

Обычно Хантер посылал мысленное приветствие-вопрос, но не сегодня. Он не был уверен, что чужая боль, пульсирующая внутри, не вырвется наружу и не заденет Её.

Из-за двери донеслось узнавание-приветствие, разрешение-радость.

И Сноу не замедлил воспользоваться приглашением.

Она сидела на подоконнике, в профиль к вошедшему. Глаза — полуприкрыты. В скупых, еле заметных движениях — усталость и отголосок боли, притупленных лекарствами и временем.

Хантер подошёл, присел рядом — в пол-оборота. Их глаза оказались почти на одном уровне друг с другом: близко-близко и, всё же, бесконечно далеко друг от друга.

Сноу почувствовал, как набегают тёплые волны, омывают душу и тело, смывая его боль и усталость, раздражение, изморозь и гулкое эхо одиночества.

...Кто же сравнится с ней?

Впрочем, что все эти люди — не телепаты, могут знать о макото? Для них они всего лишь странные кошки со странными — радужно светящимися — глазами. Обычные люди не видят и не чувствуют то же, что и они — сражающиеся, живущие и умирающие рядом с ними. Да и сами телепаты — чужие среди людей. Если бы не калмы, то их бы вообще не существовало, да и Земля никогда бы не узнала ни о Тёмных Меридианах, ни об иных Параллелях, ни о многом, многом другом.

Калмы.

Они пришли около ста лет назад. Однажды в полдень (по Гринвичу) в кабинетах глав всех государств мира появились некие объекты, удивительным образом напоминающие саркофаги фараонов. Были, конечно, и некоторые отличия. Во-первых, это сразу бросалось в глаза, они были оснащёны восемью маленькими колёсиками. Во-вторых, а это в глаза не бросалось, да и выяснилось далеко не сразу, саркофаги невозможно было ни с места сдвинуть, ни открыть. Даже просто выяснить — что же внутри? — не удалось ни с помощью рентгена, ни с помощью других, более хитрых и навороченных штучек. Ну а то, что такие штучки применялись, сомневаться не приходилось. В некоторых странах службы безопасности действовали настолько энергично и настойчиво, что главам государств пришлось где ремонтировать апартаменты, а где и вообще искать себе новые.

Переполох был жуткий. Казалось, что хуже уже быть не может, но тут в полночь (опять-таки по Гринвичу) "саркофаги" открылись...

Это потом выяснилось, что у калмов — очень странное чувство юмора, да к тому же они обожают театральные эффекты... Ну а тогда людям было не до смеха. Особенно — главам государств.

Как бы то ни было, но Земле сделали такой подарок, от которого она не смогла отказаться: калмы рассказали, как можно добраться до параллельных миров. Осторожные люди уже тогда предостерегали, что это очень подозрительный подарок. Что как бы не вышло, как у троянцев с конём... Но кто же слушает осторожных людей, когда манят новые горизонты и несметные сокровища?

Так или иначе, Хантер Сноу был рад, что всё свершилось именно так. Кем бы он был сейчас? Обычным работягой — грузчиком, продавцом обуви или водителем автобуса? Или тем, кто живёт на пособие и медленно травит себя одним из легальных зелий?

Он вспомнил, как начинался сегодняшний день. Вспомнил и улыбнулся.

Да, сегодня много чего было: и смешного, и не очень.

— Ну что, все в сборе?

Капитан Мейсон Пруст обожал говорить банальности. Говорят, в прошлом он был школьным учителем математики в каком-то маленьком городке. Ну да мало ли, что говорят люди. К тому же все телепаты, работающие с макото, не любят, когда их расспрашивают о том, чем они занимались раньше. В каком-то смысле капитану Прусту не повезло. Его способности открылись очень поздно: в сорок пять лет. Обычно это происходит между тринадцатью и шестнадцатью годами. Иногда, как это случилось с Хантером Сноу, даже раньше — в одиннадцать.

Почему так происходит, не знали даже калмы. Или — не хотели говорить. Учёные на Земле, как и на других Параллелях, только руками разводили: вирус, который, собственно, и вызывал инициацию телепатических способностей, иногда мутировал, и последствия этих изменений могли быть самыми неожиданными. Хорошо ещё, что случалось это не слишком часто, да и настоящие неприятности доставляло крайне редко: за последний миллион лет погибло всего две Параллели. Но, опять-таки, об этом известно лишь со слов калмов. Кстати, до сих пор неясно, когда именно они распространили этот вирус на Земле: до или после официального появления. С них вполне бы сталось...

— Сноу, вы опять витаете где-то в облаках?

...ведь разрешения на что-либо калмы никогда и ни у кого не спрашивали.

— Сноу!

— Я готов, мой капитан!

— К чему именно вы готовы, Сноу?

— Готов идти исполнять долг, мой капитан!

Пруст, с высоты своего роста — почти два метра — глянул на Хантера как на маленького ребёнка, покачал головой.

— Я буду драться за двоих, нет, за троих, за шестерых!..

— Сноу!

— Так точно, мой капитан! Разрешите начать, мой капитан!

— Хантер Сноу, уберите руку от стаканчика с костями!

— Но капитан, я только...

— Мы все знаем, чего вы хотели, Хантер. Вы хотели сжульничать при жеребьевке.

— Никак нет, мой капитан! Я просто хотел передать кости Марселю: на этот раз его очередь бросать.

Мейсон Пруст тяжело вздохнул.

— Хорошо, передайте. И ради бога, помолчите хотя бы пять минут!

Сноу послушно умолк. Почему бы не помолчать? Ведь то, что он хотел сделать — сделано.

Марсель Акопян — маленький, кругленький и живенький — получив кости, заулыбался, как ребёнок, выпросивший конфету. Он быстро-быстро, энергично-энергично потряс стаканчиком, накрыл его ладонью, перевернул над столом и убрал ладонь.

Кости упали.

— Сноу!!!

Если бы Мейсон Пруст был львом, то от его рычания можно было бы здорово струхнуть. Но, увы, он был всего лишь немолодым, высоким и желчным человеком с надтреснутым тенором.

Капитан Пруст двумя пальцами взял одну из шести — белую, цвета Сноу — костяшку, и поднёс её к лицу Хантера:

— Ну как это понимать?

Обвиняемый развёл руками:

— Простите, капитан, а при чём тут я? Это судьба.

Капитан — молча — взял стаканчик, аккуратно положил в него кость, встряхнул, перевернул... Помолчал. Снова взял кость, аккуратно положил её в стаканчик, встряхнул, перевернул... Сгрёб со стола все разноцветные костяшки...

— Капитан! — Марсель Акопян вскочил со стула и энергично зажестикулировал. — Капитан, вы же знаете — тарнийские кости нельзя бросать дважды за один день!

— Не гневите духов, капитан, — поддержал коллегу Густав Ли. — Вы же видели, что всё честно: каждый раз выпадала новая цифра.

Мейсон Пруст поочерёдно посмотрел на каждого из присутствующих, смерил тяжёлым взгляд Хантера.

Сноу вновь развёл руками. Молча.

А что он мог сказать? Он ведь и правда сжульничал.

— Хорошо. Все всё видели. Поднимаемся и идём.

Капитан вышел первым, за ним потянулись остальные. Густав Ли напоследок посмотрел на Сноу, нахмурился, покачал головой. Хисикава Моронобу и Франсина Мальгаш сделали вид, что ничего и не было, либо это их не касается.

Хантер придержал Акопяна за рукав:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — заулыбался тот в ответ. — С тебя причитается.

— Разумеется. А как ты это сделал? Я ничего не заметил...

— Ах! Ах!.. — Акопян взмахнул ручками. — Всего лишь немного практической магии!

Сноу хмыкнул.

— Как!? Вы не верите в магию, молодой человек?!

Акопян сделал неуловимо быстрый жест и вынул из уха скептика куриное яйцо.

— Глядя на тебя, Марсель, — Хантер улыбнулся в ответ, — я охотнее поверю в генетику и наследственность.

— Эх, Сноу, Сноу... — Акопян как-то враз посерьёзнел, — наш шведский китаец абсолютно прав: не следует гневать духов удачи.

— А это тут при чём?

— Да что вы, молодой человек, такое говорите! Это же тарнийские кости!

— Ну и?.. Всего то и дел, что если бросать шесть костяшек разом, то на всех и всегда будут выпадать разные цифры.

— Но как вы это объясните?

— Пусть яйцеголовые объясняют. Мне то откуда знать?

— Так и они не понимают! Да и не могут учёные ничего знать о магии, не их это сфера.

— Да ну вас! — отмахнулся Сноу. — Мало ли каких диковинок напривозили с других Параллелей!

— Сноу! Акопян! Чем вы там занимаетесь! — донесся крик капитана Пруста.

Марсель Акопян покачал головой, всплеснул ручками и побежал догонять остальных. Хантер вздохнул и поплёлся следом.

Врата похожи на что угодно, но только не на то, что представляется людям, слышащим или читающим это слово: они не похожи на некую Дверь... или что-либо ещё, открывающееся куда-нибудь. Если уж выискивать земные аналогии, то более всего они похожи на... площадку для танцев под открытым небом, устроенную в весьма экзотичном месте.

Представьте себе бетонный пятачок — около сотни метров в диаметре, — окруженный двумя дюжинами высоченных деревьев гвонфу... Ну да, это сейчас все знают, что они похожи совсем не на то, чем являются на самом деле... Но ведь то же самое можно сказать почти обо всём, что принесли калмы. Так вот, издали круг гвонфу напоминает камни Стоунхенджа — стоячие "монолиты", вершины которых соединёны горизонтальными камнями-ветвями поменьше.

Подавляющая массивность и нереальная — акварельная? — лёгкость, грубые стёсы, тёмно-зелёный мох, неуловимый, то ли пряный, то ли прелый, беспокоящий аромат вечности... — вот что такое круг гвонфу. И всё это, словно в издёвку, перевито легкомысленными гирляндами — старомодными лампочками накаливания и цветными стёклышками, жгутами проводов и листочками золотой фольги. А над центром площадки, на перекрестии массивных цепей из чернёного серебра, висит блистающий шар, окруженный мириадами бликов — гигантский алмаз неземной огранки.

— Эхе-хе! — вздохнул Марсель Акопян. — Эхе-хе... Не могли придумать что-нибудь попрактичнее и менее выпендрёжное?

— Ты это каждый раз говоришь, — откликнулся Хантер. — Не надоело?

Акопян лишь улыбнулся. Вместо него откликнулся Густав Ли:

— Уважаемый Марсель каждый раз использует новые выражения. Некоторые считают, что это один из способов заинтересовать духов удачи.

— Вообще-то, товарищ Густав, — Хантер Сноу усмехнулся, — изрекать банальности — прерогатива нашего капитана.

— Товарищ? Что за архаичное обращение вы используете, Хантер?

— Парни, хватит трепаться! Наши идут...

После слов Франсины бессодержательный разговор увял и не возобновлялся.

Наши...

Наши — макото.

Шесть — по одной на каждого телепата: боевые товарищи, коллеги, друзья... часть души...

Такие близкие, но, всё же — иные.

Думаете, зачем нужна жеребьёвка?

Если человек-телепат будет постоянно работать с одним напарником, то станет не просто привязан к нему эмоционально, нет, он может... Тут есть несколько вариантов. Например, он перестанет думать о себе как о человеке. Станет, пусть не телом, но частицей души — макото. Он преобразится не полностью, чуть-чуть, но будет чем-то иным, не принадлежащим ни одному из миров.

Но телепаты третьего уровня — слишком ценный ресурс. Их на Земле всё ещё мало. Слишком дорого стоит их обучение. Нет, Земля не может допустить, чтобы у кого-то из них крыша поехала.

Что делать? Каждый раз давать человеку нового партнёра — нерационально. Контакт будет неустойчивый. А это, в критической ситуации, может грозить большими неприятностями. Экспериментальным путём было установлено, что рациональнее всего работать небольшими — шесть плюс шесть — группами со стабильным составом, тасуя членов команды в произвольном порядке.

А почему при жеребьёвке пользуются именно тарнийскими костями, а не обычными кубиками из пластмассы? Так ведь люди-телепаты, в первую очередь — люди. И как все люди они верят в разные, подчас глупые, подчас не такие уж и глупые, но — приметы.

— Посторонись, долговязый!

— И тебе привет, Черри!

— Сашка! Привет!

— Звягинцев! Это ты, что ли!? Где пропадал?!

— Эй!.. С дороги!..

С приходом каравана "площадка для танцев" словно уменьшилась в размерах. Вот только что она, казалось, занимала полмира, обособленная от земли и неба живыми мегалитами, и вот — обычный бетонный пятачок, заполненный суетой, криками, запахами, организованным хаосом и тайным логосом то ли аэровокзала, то ли морского порта. Впрочем, все, кто регулярно путешествует по Меридианам, так и говорят: "Мы ушли в рейс".

Рейс — спейс...

Море мрака...

Единственное что портило сравнение — котобусы. Они походили на что угодно, но только не на корабли. Ни на морские, ни на воздушные. Они не были похожи даже на пресловутые "корабли пустыни". А на что же?..

В самом деле, на что похоже существо тридцати футов в длину (не считая хвоста) и десяти в высоту, передвигающееся на восьми ногах? На кого похоже существо, покрытое коротким, но густым, как у калана, мехом, матово поблёскивающим в свете старомодных лампочек? С кем сравнить существо, чью огромную круглую голову спереди украшают здоровенные — более фута диаметром — круглые же глаза со щелевидным зрачком, а сверху — треугольные уши с маленькими пушистыми кисточками на концах?

Вообще-то, у красавцев-октаподов — созданных на одной из отдалённых от Земли Параллелей — уже было название, но оно показалось людям слишком длинным и неудобопроизносимым. Но кто-то, в своё время, вспомнил старый японский мультфильм "Тоторо". Была там забавная зверушка... Вот и пошло — котобусы.

Ага, а вот и кошки — на котобусах.

"Кошки на котобусах..."

Хантер Сноу улыбнулся, взмахнул рукой:

— Я здесь!

Она восседала на голове серебристо-серого, в чёрную полоску, котобуса. Восседала словно на троне: царственно-строгая и грациозная. Выпущенные коготки прочно удерживали её на кожаном наголовнике (одной из деталей упряжи), и она лишь едва заметно покачивалась в такт движениям.