Детство Вадима Ляховицкого

Детство Вадима Ляховицкого

Юрий Ижевчанин

Оглавление

1. Младенчество

2. Наставник Варсонофий

3. Сотник Аскольд

4. Маг Омар

5. Пустой год, пустой поход

Действующие лица

Король Дюк Ярославич Земли Ляховицкия, Димитрий во Святом Крещении

Королева Рогнеда Фряжская, Руфь во Святом Крещении

Наследный принц Владимир Дюкович

Средний принц Рюрик Дюкович, Родион во Святом Крещении

Младший принц Вадим Дюкович, Виссарион во Святом Крещении

Наставник Омар Хазареин

Духовник отец Варсонофий

Савватий, схимник диколесский, исповедник Вадима.

Военный наставник Аскольд (Андрей) Рогволодович

Оруженосец Свенельд (Сергий) Добрынич

Кобяк (Константин), хан торкский, царь задонский.

Пимен, архиепископ, затем митрополит.

Кисек, придворный маг Дюка

1. Младенчество

На Рождество королева Рогнеда сообщила мужу, что в их семействе ожидается прибавление. Хоть и грешно это было, но добрый король Дюк обратился к придворному магу, чтобы тот погадал о ребенке. Мудрец внимательно осмотрел королеву, сверился со звездами и сказал, что у короля будет еще один сын. Как и полагается, король разослал подарки в соседние монастыри и соседним магам, чтобы те молили Бога и Высшие Силы о благополучии принца. Конечно же, не забыли и дружественный Высший Совет Белогорья. Но, поскольку сын был уже

третий, он не очень внимательно просмотрел списки и забыл одарить волхву Купаву, недавно поселившуюся на Лысом холме в Замостье.

Та, естественно, обиделась, и наслала проклятие на принца. Что там онаговорила на тайном языке, не разберешь, даже будучи магом другой школы, а закончила она такими словами:

Нескладный сын скупца и скряги,

Ты горя много принесешь.

Характеры, что на бумаге

В один клубок переплетешь!

И она сожгла четыре бумаги со знаками Воды, Огня, Земли и Воздуха.

Дежурный маг из Совета Семи Белогорья почувствовал злое заклятье и смягчил его, насколько мог, завершив свое заклятье словами:

То, что в клубок заплетено,

Во времени разделено!

Вот и родился у королевской четы сын, сочетавший все четыре темперамента, но довольно долго они об этом даже не подозревали. Нарекли они его Вадимом, а окрестили Виссарионом. Младенец хорошо ел, много спал, был тихим, здоровым, спокойным ребенком, и королевская чета прозвала его Бутузом. Короля это устраивало, он говорил жене, что наши старшие сыновья — хорошие воины, наследник мой будет добрым королем. Если, не дай Бог, что случится, то средний сын не хуже его будет, а младшему все равно нужно было бы завоевывать какое-то княжество или графство либо отделять и давать в удел, так уж лучше пусть он пойдет по церковной линии и станет архиепископом, а то и митрополитом, если Богу будет угодно.

Вадим довольно поздно начал говорить, но в полтора года уже мучил всех вопросами, а к двум годам родители обнаружили, что он уже научился читать.

Воспитательница его Анна Гноевская очень любила стихи и романы. Принц посмотрел, как она читает, и спросил:

— Это со?

— Буквы.

— Кака бука?

— А, аз.

— Кака бука?

— С, слово.

Через месяц он уже спрашивал:

— Какое слово? — — а потом взял книгу и начал четко читать стихи Рода Боянича:

Была в огне земная твердь

Драконьего гнезда.

Я знал, что там таится смерть,

И все же шел туда.

Дочь боярская Анна несколько дней колебалась, рассказывать ли венценосным родителям, но во дворце ничего не утаишь. Да и родители уже заметили, что, когда отец в присутствии сына подписывал бумагу, сын ткнул в нее пальчиком и сказал:

— Указ.

Анна бросилась им в ноги и просила не наказывать, если она расскажет всю правду. Изумленные родители дали сыну книгу, и он уверенно прочитал несколько строчек. Отец вышел в дворцовую часовню, дабы помолиться и прийти в себя, и мать последовала за ним. После молитвы он сказал жене:

— Надеюсь, это — благословение Бога нашей семье. Не смею выговаривать вслух, но, наверно, действительно духовная стезя для нашего младшенького.

Митрополит Ляшский и Подляшский был уже очень стар, и поэтому родители велели заложить повозку и поехали к архиепископу Холмскому, тем более, что он считался самым образованным из иерархов королевства. Встревоженный неожиданным визитом, архиепископ вышел к воротам обители встречать земных владык, они подошли под его благословение и после приветствий и вопросов о здоровье рассказали ему, что же обнаружилось и пригласили его посмотреть принца. Владыко Пимен велел заложить свой возок и хотел ехать вдвоем с секретарем, но затем остановился и велел позвать из библиотеки отца Варсонофия. Через час они уже были во дворце.

После молитвы в дворцовой церкви и ужина архиепископ прошел в покои принца вместе с родителями и своими спутниками. Бледная Анна подошла под его благословение (ведь царственная чета так ничего ей и не сказала после испытания принца). Архиепископ дал знак Варсонофию, тот раскрыл свою сумку и достал Изборник Солуньский, переведенный на современный язык владыкой Пименом, когда он был еще братом Питиримом, переписанный и роскошно иллюстрированный самим грешным Варсонофием. Маленький Вадим глянул не на роскошную картинку, а на текст под ней и начал читать:

— Отроку царского рода надлежит учиться вежеству, военному делу, светской грамоте и Закону Божьему, быть благочестиву духом и крепку телом, дабы отражать недругов духовных и мирских.

Архиепископ сказал:

— Довольно, сын мой. Прочитай теперь "Отче Наш."

— Отче наш, иже сиди на небеси...

— Довольно, сын мой. А еще какие молитвы ты знаешь?

И обнаружилось, что молитв-то он еще не знает.

Архиепископ задал еще несколько вопросов, а затем попросил царственных родителей пройти вместе в светелку и поговорить наедине. Что говорилось там, никто не знает, но на следующий же день дочь боярская Анна была с кошелем денег и деревенькой вдобавок к условленной плате отправлена к родителям (чем она была очень недовольна, так как уже положила глаз на молодого богатого рыцаря и надеялась в ближайшее время выйти за него замуж). А владыко Пимен, выйдя из светлицы, тут же рукоположил Варсонофия в сан протопопа и благословил его на работу в качестве наставника юного принца. Родители не могли ничего возразить, поскольку отец Варсонофий прославился победой в диспутах с крыжацкими богословами и с докторами магами из Белогорья. Так что гнезнинский мужик вошел в королевский дворец.

Говорят, что, сев в свою коляску, владыко сказал секретарю:

— Чадо сие станет или патриархом, или (упаси Бог) ересиархом.

Но святой отец оказался неважным пророком.

2. Наставник Варсонофий

Протопоп Варсонофий был из крестьян Гнезнинской волости, что на северо-востоке Ляховицкого королества, в Пустозерском воеводстве. Тамошние крестьяне почти не знали панов и рыцарей, которым нечего было делать в глухих лесах и болотах, жили мелкими деревушками, были обязаны лично королю пограничной службой и в случае войны пешим ополчением: по ратнику с пяти дворов. Короли их не любили и традиционно не подпускали ко дворцу, ибо мужики каждый раз восставали, когда их пытались обложить податями, и многократно сильно били королевские войска. Но ратников тамошних они ценили за стойкость и выносливость, за хорошее вооружение и неплохую выучку. Это была лучшая королевская пехота, намного превосходившая сброд, поставлявшийся в Коронное войско городами. И когда возмущались города, король объявлял ополчение в Гнезно. В королевском Сейме посреди панов, духовенства и именитых горожан был один мужик — — выборный от Гнезно. Гнезнинских мужиков прозвали кержаками.

Поскольку от налогов кержаки были освобождены, жили они крепко и зажиточно, грамотны были не только мужики, но и почти все бабы. Их священники и дьячки, как правило, также пахали землю, поскольку в маленьких деревушках поборами не прокормишься, ведь даже в хуторке на одного ратника было делом чести иметь хотя бы часовню и дьячка, а в деревушке на пять ратников — церквушку и попа. Так что многие крестьянские дети приходили учиться в бурсы и монастыри, и гнезнинские книжники славились не только в королевстве, но и в соседнем Царстве Полянском. Сам Варсонофий был замечен выдающимся усердием и памятью и истинным благочестием и был послан на учение во Влашскую землю, в город Антон. Затем он три года провел в Царстве Еллинском, в Солуни и в самом Царьграде и год в Святой Земле. Архиепископ порою мягко журил его за излишнее увлечение светскими науками, но ценил за усердие по переводу книг с влашского, дожского, фряжского, еллинского, жидовского и арапского языков на словенский. Только такой человек мог совладать с его библиотекой, в которой были книги не только на живых и священных, но и на многих мертвых языках, и не только людского племени, но древлян, волхвов, кикимор, горняков и рудокопов (эльфов, магов, орков, гномов и дворфов по-дожски). И их языки грешный Варсонофий разбирал, и, хоть и не осмеливался переводить с них, но сделал опись книг с их кратким содержанием, а самые интересные места пересказывал в своих Изборниках.

Первым делом Варсонофий начал учить принца церковной грамоте, молитвам и церковному пению, а в качестве награды давал почитать свои Изборники (принц страшно не любил, когда ему читают) и рассказывал про дальние страны, про обычаи разных народов, про зверей, про растения и минералы. Много чего знал протопоп, и рассказы его в свободные минуты любили слушать и королева со старшими сыновьями, а то и сам король.

— Кикиморские княжата в Крапатах привечают драконов, и каждый удел считает делом чести иметь драконье гнездо. Поэтому люди боятся попадать в плен тамошним злыдням, дабы их чуду-юду не скормили. Рассказывают, что, если дракону скормить годовалую белую телку и потом, когда он потянется и дохнет огнем, подставить под огненную струю плуг, то семь лет вспаханная им земля будет родить вдвое больше. Посему кикиморы часто крадут белых телок у окрестных жителей, а ежели не удается своровать или отбить, выменивают за хорошую цену.

— А сами кикиморы почему телок не разводят? — — спросил средний сын.

— А потому, что коровы не выносят их запаха и выкидывают мертвых детенышей, — ответил ему Вадим.

Отец Варсонофий недовольно погрозил ему пальцем:

— Чадо, не положено тебе говорить, ежели тебя не спрашивают. И не кичись своими знаниями, гордыня светлейших ангелов губила. В древлянских книгах, и правда, такое написано, но ведь древляне кикимор не переносят. Вот читал я в одной еллинской книге, что кикиморы просто молока пить не могут и коровье мясо не любят. Они предпочитают ослятину. Но ведь и хины, хоть и люди, а тоже коровьего мяса не едят и молока не пьют.

Король кивнул протопопу, но при этом довольно улыбнулся в усы: хорошо, что его сын так быстро учится и к зрелости будет сажать в лужу этих наглых мужицких попов, расползшихся по всему королевству. Западные христиане держат своих мужиков в узде: у них почти все священство из младших сыновей дворян. А наши дворянские сынки учиться не хотят, предпочитают идти конными ополченцами в Коронное войско или наниматься на службу в соседние государства. Не зря в Холмском университете учатся и жмудины, и земгалы, и дони, и фряги, и даже поляне и торки, а вот ляхов маловато. Да и те в основном кержаки.

К пяти годам Вадим уже свободно читал и церковные книги, немного знал по-влашски, по-еллински, по-фряжски, по-древлянски, по-торкски и по-арапски (здесь протопоп подобрал принцу учителей из иноземных лекарей и купцов и из заложников, живших при королевском дворце).

Король не мог сдержать свое тщеславие, и показывал принца посольствам из древлянских королевств, Царства Полянского и Белогорья. Сам царь Можайский и Всех Словен, великий князь Великополья, Вятичской и Кривичской земель прислал в подарок принцу роскошное Евангелие и не менее роскошную книгу "Страны словенские." Король, хотя традиционно и обижался на полян за титул их государя, сейчас был в мире и дружбе с ними, воевал с фрягами и донями, а тут еще доги из-за моря приплыли и стали грабить Поморье. Так что книгу с благодарностью приняли, но король объяснил сыну после ухода послов, что, хоть в ней и написано о том, что царь Можайский — самый главный среди всех словенских государей и все ему подчиняются, на самом деле это не так. Королевство Ляшское никогда под царем не было, и Царство Булгарское тоже, а уж короли и князья западной веры царей никогда выше себя не считали, ни словенского, ни даже еллинского.

Маги подарили принцу амулет, который просветляет ум и дает устойчивость от чернокнижья, амулет исследовали у архиепископа и освятили в церкви, после чего разрешили принцу носить его. Один из магов, Омар Хазареин, попросил у государя чести быть наставником принца в светских науках, когда тому исполнятся соответственные года. Король, хоть и удивлялся познаниям Варсонофия, видел, что тот слабоват в науках численных и в музыке, да и немного разрешенной для особ царского рода охранительной магии сыну не мешало бы знать, ежели у него будут способности (а что они есть, монарх уже не сомневался.) Протопоп, прослышав об этом, немало обиделся и отписал архиепископу. Владыко Пимен собрал сведения о маге Омаре, вызвал к себе Варсонофия для исповеди и наставления отеческого и сказал ему, что препятствовать воле монаршьей нельзя, но надо будет укреплять дух чада царского Виссариона, поелику и князьям церкви разрешается изучать магические науки, но под неусыпным надзором, дабы, с одной стороны, распознавать козни враждебных волхвов и чернокнижников, и, с другой, защищать верных.

В один прекрасный весенний день протопоп дал почитать ему книгу Бытия, они поговорили об Адаме и Еве и об изгнании из рая. Потом они вернулись к Евангелиям и прочитали о страстях Христовых во искупление первородного греха, в связи с приближающейся Пасхой. Вечером принц вышел к ужину весь в слезах.

— Что случилось?

— Смилуйся, Господь, над нами! Какие же мы, люди, грешные! Если бы не соблазнил Змей Еву, жили бы мы в раю и оставили бы землю древлянам... А древлян тоже жалко. У них ведь душа бессмертная, а в гордыне своей они пытаются спастись сами и отвергли Спасителя, когда он повстречался с ними в лесу. А волхвы сами свои души губят. И даже у кикимор ведь тоже душа бессмертная... Всем нам в аду гореть, если Господь не простит и сын его не заступится.

Король и королева обеспокоились, велели сыну ложиться в постель, но посреди ночи мамка застала его на коленях пред иконой, всего в слезах. Он молился:

— Боже святый, прости моих родителей, ибо они в роскоши живут и пользуются всеми благами мира сего. Боже святый, прости меня, грешного, ибо увлекся я мудрствованием человеческим и забыл о душе своей...

Утром за завтраком принц съел только маленький кусочек хлеба и выпил воды. Король-отец, отложив на полчаса дела, сделал строгий выговор отцу Варсонофию, сказав, что рано еще сыну налагать на себя епитимьи, что протопоп обязан был вечером исповедовать его и наложить на него епитимью сам. Он велел ему быть поосторожнее со святыми книгами, сказав, что время их еще придет. Но в душе отец был рад, что невинное чадо заступается за них перед Господом. Он подумал, что в нашем роду будет еще один святой, и на сей раз не мирской князь, как Мешко Креститель, а заступник, но сразу же отогнал горделивую мысль. А королева-мать, в свою очередь, отчитала протопопа и сказала, что он обязан нынче же вечером прекратить этот пост.