Аленка его понимала. Приходил Ратмир, великан, с которым ничего не страшно, сгружал гитару с плеча, одаривал чем-то — то яблоком, то брелоком для ключей. Играли в карты; посверкивал медальон на шее у Машки, Пашка хрюкал немного, как это с ним бывает, юзал кучу носовых платков. На столешницу сыпались воображаемые миры.

Все прошло, кончилось. Осталось только сидеть в закутке и скулить. И чувствовать, как клыки вылезают сами собой.

Далеко, за много километров и на другом плане существования, лаяла собака — спаниель. Женька зажал уши, чтобы не слышать, но это не очень помогло.

* * *

Очень многие истории в городе начинаются с того, что парень встречает девушку. Я об этом очень хорошо осведомлен, поэтому обычно стараюсь проходить мимо незнакомых особ женского пола (особенно молодых и привлекательных), опустив голову и глядя куда-нибудь в другую сторону. Оглянуться не успеешь, как тебя схватит какая-нибудь история и затянет.

Но на краю того двора я потерял осторожность и полез в карман за сигаретами. А нарративу только того и надо было.

Она сидела на детских качелях — живая аллегория отчаяния.

Зеленая краска с качелей облупилась, рюкзак, лежавший у ног, запылился и покрылся брызгами из ближайшей лужи; голову девушка свесила, и светлые волосы с отросшими темными корнями закрывали лицо. Неприглядная картина. Только вот над головой сидящей светило солнце, позеленевшие лучи падали сквозь совсем юную листву на светлую макушку. Все небо закрыто тучами, а над ней просвет.

Девушка была одета в узкие джинсы, кроссовки и клетчатую рубашку с короткими рукавами поверх свитера. По нынешней погоде легковато, но я сразу ощутил — это не позерство. Просто ей больше надеть нечего.

Я подошел и встал рядом.

— Антон, — сказал я. — Помощь не нужна?

Она посмотрела снизу вверх.

Красивая. Правильные черты, огромные серые глазищи. Только замученная сверх всякой меры, выглядит лет на десять старше, чем должна бы.

— Если твоя фамилия не Городецкий, то вали отсюда, — сказала она грубо

— Рябчиков, — я присел на соседние качели. — Я не волшебник, я мент.

— Коп? — хмыкнула она.

А, ну да, молодежь так начала говорить после переименования.

— Копом побыть не успел, — ответил я в тон.

— А чего так? Ушел на вольные хлеба?

— Убили меня, — ответил я.

Она посмотрела на меня без особого страха, с любопытством даже. В ее состоянии она уже не боялась психов.

Я протянул ей кулак с еще зажатой в нем зажигалкой. Она сперва не поняла, к чему, потом догадалась и, как-то скривившись, дотронулась. Конечно, ее пальцы прошли насквозь.

Пальцы, кстати, некрасивые, узловатые. У таких девушек положено быть изящным длинным пальцам, но тут уж ничего не поделаешь. Главное, огромные глаза на месте, на остальное нарративу пофиг.

— Бля, — сказала она.

Я подумал: встанет и уйдет. Или убежит. Это нормальная реакция. Хотя по-настоящему убегают редко — это как-то неприлично, это значит, признать, что нечто невероятное в самом деле случилось. Чаще торопливо уходят, оглядываясь через плечо: а то вдруг я следом пойду.

Но у девушки все было так хреново, что инстинкт самосохранения то ли отключился совсем, то ли вышел на совсем другие обороты. Значит, я все-таки подошел к ней не зря.

— А может, ты и поможешь, — сказала она. — Сигареты тоже призрачные?

Я протянул ей одну, и на сей раз она взяла легко. Повертела и вернула:

— Не курю.

— Правильно. А я, с твоего разрешения...

Пока я раскуривал, она собралась с мыслями.

— То есть, — сказала она, — раз призраки есть, вампиры, значит, тоже бывают?

— Угу, — сказал я. — Большинство — те еще мудаки.

— То есть, Женька не сошел с ума?..

— Может, и сошел, — сказал я. — Это у нас раз плюнуть. Тебя как зовут, дама в беде?

— Алена, — сказала она, сверкнув глазами. — А ты правда Антон Рябчиков?

— Запомнила, надо же. А говорят, у молодежи от смартфонов память отказывает.

Она пялилась на меня со сладкой-пресладкой смесью откровенного восхищения и раздражения. С одной стороны, я был призраком, с другой — знатно ее фрустрировал, потому что она меня не понимала. С третьей (а главная сторона всегда третья), она во мне нуждалась. Или этот Женька, кто бы он ни был, во мне нуждался.

— Ты правда можешь помочь? Вот так, ни с того ни с сего?

— Может, и могу, — ответил я. — За долю малую. Расскажи, Аленушка, что случилось у тебя с братцем Иванушкой.

* * *

Собака продолжала выть.

Может быть, само по себе оно и неплохо — Женьку сюда и послали отыскать чертову псину.

Что-то подсказывало ему, что его развели как последнего лоха, и вместо одной напуганной собачки его ждет целая стая. Отнюдь не напуганная.

Хуже того, и вой, и лай становились ближе.

Насколько хороший у них нюх? Говорят, вампиров унюхать нельзя, но Женька все-таки стремался проверять это на себе.

Он подумал, не выбраться ли из укрытия. Но там может быть все, что угодно. Хищные дома. Хищные дорожки. Хищные деревья. Или эти... на кривых ногах...

Женьке казалось, что лучше сидеть тихо и надеяться, что наглую собаку привлек не он.

Хуже того, клыки никак не хотели убираться — очень есть хотелось. А начать пить свою кровь — это... ну, это ужас что. Хуже этого места, как говорила мама, хуже всего.

* * *

— Я из обычной семьи, — говорила Алена устало, пиная рюкзак.

Это был заслуженный рюкзак, увешанный значками и подвесками. Чувствовалось, что до сегодняшнего утра за ним ухаживали и даже вряд ли ставили просто так на землю. Если присмотреться, можно было увидеть, что молния на клапане, слегка расстегнутая, кривится в недоумении от такого обхождения.

— Ну, отец у меня спился и бьет мать. Нигде не работает, конечно. Мама ишачит в столовой. Двоюродного брата за наркоту посадили. Его мамаша, отцова сеструха, тоже пьет. Папаня уговаривает ее продать хату, он в долги какие-то там влез. Тогда она в нашу однушку переедет, — Алена пожала плечами. — Обычная, короче, семья, как у всех. У нас полкласса таких было. Я решила найти не таких, нормальных ребят!

— Да, — сказал я. — Нашла?

У меня было чувство, что вряд ли она сказала бы это первому встречному. Просто я оказался в нужное время в нужном месте, когда она опустила свою защиту. И я был призраком, а значит, как бы не считался. Призрак — лучше, чем попутчик в поезде. Да и в солнечном дворе ранней весной в пять утра субботы немногие могли бы подслушать наш разговор.

— Угу, — хмуро продолжила Алена. — Сперва трудно было. Я на двух работах, чтобы за комнату платить и за учебу, учусь в вечерке. Везде все... ненормальные какие-то. Но потом нашла... Ратмир — он на бас-гитаре в клубе играет... но вы не подумайте, он не из этих, творческих личностей, — она выплюнула как ругательство. — Он водопроводчиком работает, и водопроводчик хороший. А бас-гитарист — так себе. Но он трезвый и на все репетиции ходит, это у них редкость. Потом, говорят, от бас-гитариста много таланта не надо. Пашка юридический окончил, но где-то в тьмутаракани, приехал в Москву, здесь на рынке работает. Говорит, ему больше нравится, чем в офисе. У него семья какая-то подозрительная, но он клянется, что в это не запутан. Машка — вообще хорошая девочка типичная, отличница, в семье порядок, вся такая веселая, жизнерадостная всегда... Учится на нашем факультете, но на дневном, я ее на лабах словила. Ее хочется иногда прибить за эту жизнерадостность, но она правда ничего. Еще Женька... ну вообще мальчик-одуванчик, он с нашей вечерки, но умный. Я не знаю, почему он на дневном не учится, он сам говорит — болеет много. Только с нами он встречается каждую среду, как штык, не заболел ни разу. А теперь вот заявил, что вампир, — она говорила сердито, монотонно. — Я думала, спятил, но он мне зубы показал. Говорит, пощупай, не игрушечные. Что я, идиотка, в рот ему лезть! Но он потом шагнул так в тень — и исчез.

Что-то меня в рассказе Алены насторожило. Не видел я еще этих таинственных личностей, ее друзей, которых она "собирала" и "искала", да еще с такими трудностями. Но уже руку готов был отдать на отсечение — что что-то в этой компашке было не так. Я чувствовал, в какую ловушку внезапно попала Алена. Собери группу славных, милых и умных ребят, которые "понимают"; не слишком удачливых, но и не полных неудачников; трудолюбивых, но не особо пробивных; тех, которые знают, что мир не вращается вокруг них, но и втоптать себя в грязь не позволят, — и среди них ты обязательно найдешь... кого-то.

Кого-то вдвойне особенного.

То, что Женька оказался вампиром, может, еще меньшая из их неприятностей.

— И что? — спросил я. — В чем беда-то? Убедиться, что твой друг не спятил?

— Нет, — сказала Алена. — Я Машу к нам недавно привела, пару недель назад. Ну, она всем понравилась. Она шоколадки в рюкзаке носит. А Женька мне сказал, чтобы я Машке не доверяла. И что у него из-за нее неприятности. И что он должен пойти в другой город...

— Пойти? — жестко переспросил я.

— Да, — сказала Алена, — я тоже зацепилась. Говорю, пешком, что ли? Как крестный ход? А он говорит — нет, ты не понимаешь, в другой город.

— Другой город, — сказал я. — Будь мы в одной из этих фэнтези-книжек, ты бы услышала большие буквы.

— Ого, — произнесла Алена. — Что, как... Сумрак? Темная сторона? Кривой переулок?

— Безлюдные пространства, — ответил я. — Только если бы их писал Кинг , а не Крапивин. Или Гейман.

Алена посмотрела на меня с некоторым недоумением: ни Крапивина, ни Кинга она не читала, хотя упоминание Геймана что-то ей сказало. Ну что ж, в целом, она демонстрировала удивительную для своих обстоятельств начитанность. Как и я, кстати, — от ментов эрудиции не ждут. По крайней мере, не ждали, пока я был жив. Просто после смерти график занятости не слишком плотный, а книжные магазины — это дело совершенно особое. Пока не удалось обзавестись смартфоном лет десять назад, только в книжных я и общался с людьми. Меня не так-то просто увидеть, нужен своеобразный склад ума.

— Можно пойти туда за ним и найти его? — спросила Алена.

— Нетривиальная реакция, — заметил я.

— Да?

— Обычно меня спрашивают, есть ли какая-нибудь сверхъестественная полиция. Или я, может, к этой полиции отношусь.

— А ты относишься?

— На общественных началах, — пожал я плечами. — Нет, что, серьезно? Ты правда готова рвануть за своим приятелем-маменькиным сынком в мусорное измерение?

Алена начала улыбаться.

— Откуда ты узнал, что он маменькин сынок?

— Вампиры, — я небрежно выбросил сигарету, машинально позаботившись, чтобы она попала в урну. — Они как евреи из анекдотов.

— Нет никакой потусторонней полиции, — проговорила Алена твердо. — А если есть, то она стопудово бесполезна. А значит, я пойду. И ребят спрошу.

— Думаешь, согласятся? — хмыкнул я.

— Мы собираемся каждую среду и играем в диксит, — сказала Алена. — Думаю, согласятся. Женька тоже их друг. Ты нас проводишь? Раз ты... на общественных началах?

— А ты мне доверяешь? — серьезно спросил я, глядя ей в глаза.

Притворяясь, что смотришь в глаза, можно много чего разглядеть, ежели умеючи. Сестрица-Аленушка, кажись, дрожала изнутри, как осиновый лист. Но нужно было так же привыкнуть вынюхивать страх, как я, чтобы это разглядеть.

Нет, она мне не доверяла. Не очень доверяла. Правильный инстинкт для современной молодой москвички — любой мужчина враг, пока не доказано обратное. Но она решила притвориться наоборот, и за это я ее мгновенно зауважал.

— Ну, ты предложил мне помощь, и ты неощутим на ощупь, так что вряд ли это был подкат, — Алена закатила глаза. — Либо ты говоришь правду, либо ты моя галлюцинация. В любом случае, бояться нечего.

Я встал и похлопал себя по карманам куртки, проверяя, не забыл ли сигареты на сиденье. Качели, конечно, не шелохнулись, даже не заметив, что я поднялся.

— Ну ладно, — сказал я. — Резиновые сапоги у тебя есть?

* * *

Под ногами хлюпала какая-то жижа, которую и грязью-то назвать — много чести. Женьке казалось, что она пахла ржавчиной. Ржавчина — не обязательно кровь, билось в голове. Ржавчина...

Если спрятаться возле школы... может быть, собаки не учуют. Там много всякой дряни.

Женька знал, что это пустая надежда. Но людям свойственно надеяться, а вампиры разве не люди?

* * *

Я люблю Москву.

Не все любят, правда.

Я ее помню всякой. Этакой провинциалкой, которая только врастала в роль столицы; Москва, где на рынке еще можно было купить живых раков, а на окраинах люди ходили босиком — город моего раннего детства. Я помню ее суровой и военной, когда нельзя было на улицу выйти без ножа и револьвера. Я помню, как росли новые здания, помню, как распрямлялись улицы.

Помню, как она постепенно распухала до нынешней напыщенной деловитости. Помню ее голодной — не столько до еды, сколько до развлечений и светской жизни. Помню, как метро, которым так гордились в моей юности, вдруг задохнулось и перестало справляться, и как граница города поглотила электрички, сделав их частью метро. Помню, как Москва близоруко всматривалась в телевизор, сравнивая себя с другими и украшая чем попало; помню, как она чуть ли не за неделю обросла бахромой киосков и мелких лавчонок, как квадратно-гнездовые дома на окраинах украсились картоном и пластиком однообразных красно-желто-синих вывесок.

Не прошло мимо меня и то, как совсем недавно вокруг города и на любом свободном пустыре полезли вверх нарядные современные многоэтажки — чаще всего плохо спланированные, торопливые и кое-где даже перекошенные, несмотря на вычурные названия и заоблачные цены апартаментов.

Дому пушкинского героя еще повезло — он стоял на окраине, возле захиревшей рощи, а не был втиснут во двор какой-нибудь центральной сталинки, поэтому мог похвастаться даже автостоянкой.

Младой хазарский хан открыл нам дверь на втором этаже, не особенно заботясь о приличиях — в трусах и в майке. По его подслеповатому взору и особой пышности шевелюры становилось ясно, что парня мы подняли с кровати и что лег он от силы пару часов назад.

А не маленький парень, однако: он стоял в двери, пригнувшись, чтобы не задевать головой притолоку. Алена, даром, что девушка высокая, рядом с ним казалась миниатюрной. Обо мне и говорить нечего: ростом я при жизни не вышел, и после смерти как ни бился, не удалось добавить сантиметр-другой. Очень упрямо сознание цеплялось за прежнюю форму. Хорошо хоть шмотки сменить получилось, а то так и болтался бы в форме все время.

— Аленка, ты че? — спросил Ратмир. — Плакала? Что случилось?

— Женька в беду попал, — сказала Алена коротко. — Знакомься, это Антон, он... бывший мент. Он поможет.

Взгляд Ратмира попытался на мне сфокусироваться — не без успеха. Видно, он и в самом деле был неплохим музыкантом, если не по навыкам, так по настрою. А может, тоже недосып виноват. Когда человек так или иначе ходит по краю, становятся заметны вещи и похуже вашего покорного слуги.

123456

↓ Содержание ↓