Закон для всех эпох

ОЛЕГ ЧУВАКИН

Закон для всех эпох

Роман-фантазия (большая волшебная сказка)

Аннотация.

Близкое будущее. Много поразительных перемен произошло за те годы, что минули с нынешней поры. Футбол стал игрой на вышибание, психология доросла до науки чудес и превращений, туманная дымка истории обернулась явью, за подростками присматривает детская полиция, летние каникулы сокращены до двух месяцев, а мальчики и девочки в некоторых школах отказываются узнавать одноклассников.

Именно это случилось в седьмом "А", где ученица Катя Мыкина, побывавшая на психологических сеансах, вместо собственного лица получила иное. Одноклассники жестоко глумятся над "новенькой" и устраивают ей настоящий террор.

В том же классе учится Павлин Луганцев по прозвищу Дворянчик. У него на вооружении суровый принцип: "Дружба нужна тем, кто не умеет за себя постоять!" В седьмом "А" ему завидуют и одновременно его боятся: он решителен, бесстрашен и упрям, он участник опасного дворового футбола. Павлин не ладит ни с учителями, ни с одноклассниками, которые устраивают ему изобретательные пакости. Он тоже смеётся над слабой Катей. Но скоро выясняется, что судьбу Паши и Кати ведут две таинственные фигуры...

_____

Скачать роман "Закон для всех эпох" на сайте Олега Чувакина: https://olegchuvakin.ru/epoch.html. Это бесплатно без каких-либо оговорок и без рекламы. Ниже опубликованы не все главы. Объём романа велик: двадцать авторских листов (799 тысяч знаков), поэтому весь текст на веб-странице не выложен. Мало кто справится с экранным чтением подобного объёма, да и глазки беречь нужно. Скачайте файл в нужном формате и зарядите полученную электронную книжку в свой букридер. Или распечатайте, если любите бумагу. И читайте с удовольствием!

Пролог. Чужое лицо

Три недели назад вместо одной Кати Мыкиной в седьмом "А" появилась другая. Имя и фамилия новенькой были тоже Катя Мыкина. Манеры у неё были Мыкиной, рост Мыкиной, волосы Мыкиной, голос Мыкиной, а вот лицо — не Мыкиной.

Утром, когда она входила в класс, Павлин Луганцев, обитавший за второй партой среднего ряда, подумал, что смуглая девочка с чёрными, как у Кати, волосами, пришла кому-то что-то передать. Но та, сбросив с плеч рюкзачок, запросто заняла стул возле Антоши Бугаева. Будто весь учебный год там сидела!

Антоша, которого все звали то Бугаем, то Амбалом, воззрился на неё как на пришелицу из неведомой галактики. Девчонка выложила на парту учебник, тетрадку, дневник. Не инопланетные, а обыкновенные земные, русские.

И тогда Амбал сказал:

— Эй, здесь место Мыкиной! Ты новенькая? А с Катькой что?

Второгодник Бугаев говорил всегда громко. Если кто-то поначалу и не заметил в классе посторонней, то теперь на незнакомку уставились все.

— Как — что? — Черноволосая растерялась.

— Да, где наша Катька? — ввязался в разговор Роман Мочалкин, племянник математички и классной руководительницы Марии Аркадьевны Великиной. Его так и звали: племянничек, а иногда длинно, сказочно: Марьюшкин племянничек. — Фруктов объелась на плантациях папаши и померла?

— Мочалкин, пасть захлопнул, живо! — отрубила девчонка. — Какие в апреле фрукты? Мой отец сам себе хозяин, бизнес у него идёт в гору, а твой — наёмник жалкий, вшивый менеджер, который в любой день может остаться без работы! — Слова из её рта вылетали без пауз, пулемётной очередью, дикция была такой же чёткой, как у Кати Мыкиной. — Вы что на меня вылупились? Лариса? Амбал? Племянничек? Фрукты, говоришь? Не ты ли недавно бананами обожрался?

— Откуда знаешь? — озадачился Мочалкин. — Мы тебя впервые видим. Лично я тебя в нашей школе никогда не встречал. Я бы такую грубиянку запомнил.

— И я тебя не знаю, — сказала староста Лариса Бруталова.

— Никто её не знает! — подытожил за всех Бугаев.

Устроившись на стуле на коленках, Павлин будто кино смотрел.

Черноволосая ахнула.

— Сговорились? Я весь год с вами учусь!

— И как тебя зовут? — спросила Лариска.

— Катя Мыкина.

— Ненормальная? — предположил Мочалкин.

— Из какого дурдома сбежала? — поддержал друга Лёня Корыткин. — Тут по коридору санитары проходили — не за тобой?

— Сами вы из дурдома! — крикнула девчонка.

В голосе её послышалось отчаяние. Боевой задор словно испарился. Катька, подумалось Павлину, та никогда не отчаивается.

Мария Аркадьевна вошла в класс со звонком. Сфокусировалась на новенькой. Трудно было новенькую не заметить: весь класс на неё пялился, головёнка её на среднем ряду, в самом центре чернела.

— Здравствуйте, садитесь. Новенькая? Почему мне никто не сказал? Лариса?.. И директор — ничего. Неужели в рамках борьбы с бюрократизмом? Ладно, после урока выясню.

Поднялась староста.

— Эта девочка, Мария Аркадьевна, заявляет, что она Катя Мыкина.

— Сядь, Лариса. Что значит: Катя? Ты опять что-то путаешь. Вы в тринадцать лет вечно куда-то торопитесь и что-то выдумываете! Пора бы повзрослеть. Пусть девочка сама скажет.

— Я не новенькая, Мария Аркадьевна, — ответила новенькая голосом Мыкиной и встала. — Я старенькая. Я Катя Мыкина.

— Что значит: старенькая? Будешь учиться вместо Кати Мыкиной? По обмену? Из какой школы? Тебе назначен испытательный срок?

— Не вместо и не по обмену, Мария Аркадьевна. Я Катя Мыкина. Я учусь в вашем классе с начала учебного года.

Бугай крякнул. Класс заполнила такая тишина, что стало слышно физичку в смежном кабинете: "Бездумнов, скажи хотя бы, какой буквой обозначается напряжение?" — "Напряжение, Светлана Григорьевна, оно не буквой обозначается, а цифрами. Двойка, двойка и нолик..." — "Давай-ка сюда дневник, двойку и получишь! Жаль, нолика не предусмотрено!"

— Розыгрыш? — спросила Марьюшка. — Всё бы вам шуточки! Девочка, ты не можешь быть Катей Мыкиной.

Смуглое лицо новенькой вытянулось, глаза заблестели. Так блестят они у девчонок, собирающихся заплакать.

Она была некрасива. Такую никто не будет ни бояться, ни уважать. Разве что жалеть — ради продвижения собственного авторитета. Большой нос, длинные тонкие бледные губы, кривенькие зубки, уши-локаторы, волосы стянуты назад, как у какой-нибудь пятидесятилетней бабуленции, и висит куцый хвостик. Никто так в школе волосы не носит, даже училки. Училки вообще стараются подражать школьницам. Девочки в седьмом "А" указывают на факты: эта училка выкрасилась под Машку, а та нарастила ресницы, как Наташка.

Бруталова постукивала коготками по парте и смотрела на новенькую вроде как с состраданием. Павлин давно приметил: она, красивая, всегда смотрит так на некрасивых. Может, староста подумывала взять новенькую под своё покровительство. Бугаев отодвинулся на стуле влево, к проходу. Вдруг у девчонки заразное инфекционное сумасшествие?

— Почему я не могу быть Катей Мыкиной, Мария Аркадьевна? На мне другая одежда, у меня другая причёска, но это потому, что...

— Одежда? Причёска? У Кати Мыкиной другое лицо! — отрезала классная, и новенькая опять ахнула. — Сядь. Мне надо вести урок. Потом выясню, что тут происходит.

Новенькая села. На её некрасивом лице застыл испуг.

Глава первая. Серебристый чемоданчик

Некоторые люди верят, что жизнь идёт либо хорошо, либо плохо, а середины нет. Одно плохое непременно соединяется с другим плохим, а хорошее — с другим хорошим. И получаются в жизни то чёрные полосы, то белые. А смешанных полос (ну, чтоб жилось не очень обидно) отчего-то не бывает.

Павлину Луганцеву понедельник принёс сплошную чёрную полосу. Очень чёрную. И очень широкую. Не полоса, а целое поле. Майское вспаханное чёрное поле, в котором ноги вязнут, как в болоте.

Во-первых, Павлин опоздал на урок. А почему опоздал? Проспал? Здрасьте! Просто у школы встретился ему третьеклашка Женька Зеленцов, сосед по дому, и попросил найти в траве набор ручек.

— Они в таком зелёном чехольчике, — сказал он, вцепившись в рукав Павлина и с какой-то собачьей преданностью заглядывая ему в глаза.

— Отцепись. Какие ещё ручки?

— В чехольчике. Твой Мочалкин попросил у меня посмотреть. А сам как бросит их!

Если бы не прозвучала фамилия Мочалкин, Павлин бы нипочём не стал искать ручки. Нечего возиться с салагами: начнёшь с ними нянчиться — они на шею сядут. Вообразят, будто ты их друг пожизненно. Им и невдомёк, что друзей не бывает!

Шарил, шарил Павлин в траве — без толку. Сигаретные пачки, этикетки от жевательных резинок, обёртка от мыла, чей-то носок. Нет только Женькиных ручек. "Д-д-р-р-р-р-р!" — затрещал в школе звонок. Если б первым уроком стояла не алгебра, а, скажем, история!.. Павлин выпрямился.

— Подставляй лоб, — сказал Женьке.

Тот вздохнул и послушно запрокинул стриженую голову. Павлин приложил ладонь к Женькиному носу и оттянул средний палец. Палец щёлкнул по лбу, как по сковородке.

— Ой! — покачнувшись, вскрикнул Женька.

— Опоздал из-за тебя, мелкого!

— Это потому, что ты искать не хотел!

— И что ты ко мне привязался? Вечно путаешься под ногами! Какой дурак носит ручки в зелёном чехольчике? Каждому захочется бросить их в траву зелёную!

— Я думал, ты добрый! — потирая покрасневший лоб, сказал Женька.

— Чёрта с два! — отрезал Павлин, направляясь к школьному крыльцу. — Добрых не бывает. Все вокруг злые, запомни.

— Но я же не злой... — заныл сзади Женька.

"Сколько раз себе говорил: не помогай никому — хуже будет! — думал Павлин, вбегая в школу. — Мочалкин и тут сумел навредить!"

На алгебру Павлин опоздал всего на минуту. Но Марьюшке не объяснишь, что он искал в траве ручки. Да что — Марьюшке! Как бы хохотали над ним Мочалкин и Корыткин, начни он рассказывать про Женьку!

Павлин стоял возле учительского стола. Класс как бы припирал его взглядами к стене.

— За учебный год ты опоздал ровно пятьдесят раз, — подсчитала Мария Аркадьевна. — Сегодняшнее опоздание — юбилейное. Давай-ка сюда дневник, Павлин Луганцев. Юбилей следует отметить.

Классная никогда не звала его Пашей. Только Павлином. Полным именем.

Он скинул с плеч рюкзачок, подал учительнице дневник. Мария Аркадьевна сделала довольное лицо и стала писать на дневниковой страничке.

— Юбиляр! — сказал с задней парты Мочалкин.

— Помалкивай, Мочало! — Павлин нашёл на среднем ряду рожу племянничка. — Не то худо будет. Так худо, что потом говорить не сможешь. Придётся азбуку немых изучать.

— Павлин, — Мария Аркадьевна вернула дневник, — кулаками делу не поможешь. Дисциплинированным прилежным ученикам не нужны кулаки и угрозы. Вот, например, Владик Спиридонов никому не угрожает. Зачем отличнику использовать угрозы? Где у нас Владик?.. Ах да, Владик в больнице. Почему Спиридонов может учиться на "отлично" и не опаздывать, а ты не можешь? Или тебе это позволено, а другим — нет?

— Луганцев считает, что с его именем всё позволено, — сказал с "камчатки" Мочалкин. — Мы для него холопы. Он же по происхождению дворянин. Почти царь. Говорят, в стране скоро выборы отменят, самодержавие введут, вот некоторые дворянчики и повылезали из щелей. Надеются в цари или бояре вырваться.

— У него родословная есть! Как у собаки! — Корыткин противно захихикал.

— Не беспокойся, — сказал Павлин, — твоя родословная на тебе прервётся!

— Мочалкин, Корыткин, замолчите, — сказала Мария Аркадьевна. — А ты, Павлин Луганцев, мог бы вести себя сдержаннее.

Угу, сдержаннее! Не очень-то Марьюшка торопилась остановить Мочалкина! Кстати, далеко не отличника! Задачки-то он сдувал у Спиридонова! Будто не знала Мария Аркадьевна, кто у кого в классе списывает! Ну конечно, Рома Мочалкин её племянник, ему можно! Правда, нельзя сказать, что у тёти с племянником тёплые отношения.

— Седьмой класс заканчиваете, — сказала математичка. — Пора бы ума набраться.

Долго она будет держать его у доски? Хорошо бы Марьюшке щелбана влепить! Почему учителя имеют на всё готовое решение? Опоздал — давай дневник. Не успеваешь по предмету — дневник. А почему опоздал, почему не успеваешь, их не волнует. "Девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше". Это из Пушкина. Из письма Вяземскому. Мама любит цитировать из девятнадцатого века. Чем хуже, тем лучше! Марьюшка обожает исписывать дневники, а наблюдать примерное поведение тихонь вроде Спиридонова ей скучно!

— Павлин Луганцев, ты слышишь меня? Не желаешь со мной разговаривать? — донёсся как сквозь вату голос классной. — Я предложила тебе сесть.

— Мочалкин ведь объяснил, — сказал Павлин, глядя не на учительницу, а на Мочалкина на "камчатке", — что мне всё позволено.

— Ах да, я забыла.

За партой Павлин жил один. В начале учебного года классная усадила с ним Лариску-старосту, но та потом попросилась поближе к "камчатке". Повод выдумала: с задней парты удобнее за классом наблюдать. Учительница считала, что пустой стул по соседству "должен навести кое-кого на размышления", а Павлин считал, что Марьюшке лучше бы воспитывать своего племянника.

— Домашнюю задачу на доске напишет... — Учительница провела пальцем по листу журнала. — Мыкина!

Беспросветно хмурая Мыкина быстро застучала мелом. Вышла к доске без тетради. Любую задачу с ходу решит.

Забыла! Ничего Марьюшка не забыла. На последнем родительском собрании (мама рассказала) Мария Аркадьевна произнесла речь о "чрезмерно высоком самомнении Павлина Луганцева, вызванном, очевидно, укоренившимися у ребёнка понятиями о своём исключительном происхождении, возможно, ошибочно внушёнными ему дома". На собраниях Марьюшка говорила, пользуясь бумажками. За компьютером речи подготавливала. Дома мама спросила: "Паша, у тебя высокое самомнение? Ты считаешь себя лучше других?" — "Не считаю, мама. Не знаю, как Мария Аркадьевна разбирается в педагогике и психологии, но алгебру и геометрию она объясняет плохо". — "По-моему, ты пытаешься оправдаться или перевести разговор на другую тему". — "Не пытаюсь. Не умею я врать, мама". — "Может, научился". — "Нарочно меня злишь? Почему все меня злят? Почему права всегда Мария Аркадьевна, а то, что думаю я, всем безразлично?" — "В дворянские времена..." — начинала мама. "В дворянские времена я бы давно застрелил всех на дуэли. Или шпагой бы проткнул. Или меня бы проткнули. Тоже вариант! Надоели мне все!"

Мыслей о дуэлях не возникло бы, не преврати Мария Аркадьевна в прошлом учебном году знакомство с новичком в спектакль. Первого сентября Павлин Луганцев пришёл в сотую школу, в тогдашний шестой класс. Мария Аркадьевна сказала: "Какое редкое имя! И конечно, у него есть своя история. Расскажи нам, Павлин, почему тебя так назвали. Я думаю, всем будет интересно". Ему пришлось рассказать о своём имени. О, это и вправду всем было интересно! Впервые он услышал смех троицы: Мочалкина, Корыткина и Пузырёва. Учительница улыбалась и кивала — не то их смеху, не то его сбивчивому рассказу. На следующий день, когда Мочалкин с Корыткиным стали его дразнить, он бросился в бой с обоими прямо на школьном крыльце. Их тут же разнял физрук. Вклинился между противниками. "Драка? — сказал Палыч. — Вместо драки рекомендую заняться спортом. Ссориться — глупо, побеждать — умно".