Сердце Волка. Влечение

Глава 1. Сосед

В дверь постучали.

Я с трудом открыла глаза. Четверть шестого. Мой сон длился от силы пару часов.

Утренний свет пробивался сквозь щель между плотными шторами и ложился на стену желтой полосой. Воздух в комнате был густым и теплым. В ванной скрипнул кран, полилась вода. Папа по привычке поднялся в то время, когда я обычно засыпаю.

Стук повторился, чуть громче, чуть настойчивее. Я приподнялась на локтях. Значит, не приснилось? Четверть шестого — слишком рано. Для кого бы то ни было.

Натянула джинсы и майку, на ходу машинально стянула волосы шпильками. И, уже, подходя к двери, подумала: а зачем стучать, если есть звонок — громкий, дребезжащий, любого поднимет.

Я была уверена, что увижу кого-нибудь из папиных приятелей, но глазок явил лицо моего соседа. Мы познакомились лишь вчера. Да что там познакомились — обменялись парой фраз. Я только вышла на прогулку, даже до сквера не успела дойти — как вдруг этот ливень, пришлось вернуться. Под козырьком моего подъезда стоял парень, такой же промокший, как и я. Растерянно хлопал себя по карманам ветровки, выбивая мелкие брызги, видно, искал ключи. Я мало общалась с соседями, но его бы запомнила. Пепельно-русые волосы, зачесанные назад, слегка вились, хотя и потяжелели от воды. Одна прядь была почти белой, будто выгоревшая на солнце. Я открыла дверь подъезда. Незнакомец вошел следом и в ожидании лифта стал за моей спиной. Что-то цепляло в этом парне, чье лицо я толком не успела рассмотреть. Но что именно? Осанка. Или особая плавность движений. Или весь образ — до выгоревшей пряди. Мне очень хотелось оглянуться — только что делать потом, когда встретимся взглядами?..

Поднялись на пятый этаж. Я подошла к своей квартире, он — к тринадцатой. Родственник Марии Ивановны? Или снимает комнату? Незнакомец достал ключи из кармана джинсов, поднес к замочной скважине — и посмотрел на меня.

— Хорошего дня, — сухо, с нажимом, произнес он.

— И вам, — ответила я, не отводя взгляда от его необычных глаз — ярких, желто-карих. Потом спохватилась и зашла в квартиру.

И вот теперь он стоял перед моей дверью и смотрел прямо в глазок — словно мне в глаза. Я невольно помедлила, прежде чем открыть, — чтобы затянуть щекотание под ложечкой.

— Пойдем, — невозмутимо сказал незнакомец.

Если он хотел вогнать меня в ступор — у него получилось. Думаю, в тот момент я выглядела довольно глупо.

А потом я догадалась, в чем дело — и от души улыбнулась. Но сосед оставался серьезным. Ладно, это не приглашение на свидание. Тогда что?

— И куда... мы пойдем?

— Я расскажу тебе. Позже, — все так же холодно — до мурашек по коже — ответил он.

Я закусила губу. Незнакомец стоял передо мной, спокойный и уверенный, как игрок, знающий мои карты. А я даже не могла понять, в какую игру мы играем. Чего я не улавливала? В чем подвох? И еще этот тон голоса... Ровный, бесстрастный — и, в тоже время, задевающий за живое. Мне стало не по себе. Очень медленно, тягуче, иголочками по позвоночнику, стали просачиваться воспоминания о вчерашнем разговоре с отцом. О его предупреждениях, которые я не восприняла всерьез — что ни почудится больному человеку. А если тот разговор не имел отношения к его болезни?..

Я сглотнула ком в горле.

— Пожалуй, я откажусь.

— Не откажешься, — незнакомец улыбнулся, сверкнув ослепительно белым зубами. — Обувай кроссовки. Вещей не бери.

"Так, спокойно... — я попыталась взять себя в руки. — Давай, думай. Зачем ты понадобилась своему соседу". И сразу за этим возникла мысль, от которой похолодело в солнечном сплетении. "А с чего ты взяла, что он твой сосед? Потому что при тебе поднес ключ к замочной скважине? А ты видела, чтобы он открывал дверь? Может, слышала его голос за стеной?" Мария Ивановна жила одна, у нее всегда было тихо — как и последние сутки. Значит, он сделал вид, что живет по соседству. Чтобы однажды утром я вот так запросто открыла ему дверь.

Впервые в жизни я ощутила, что такое паника. Кровь ударила в виски, стало трудно дышать, сердце словно увеличилось в размерах и теперь стучало так громко, что это причиняло боль. Мысли вспыхивали и гасли, быстрее, чем я успевала их формулировать.

...Папа

...Нельзя уходить

...Нельзя сопротивляться

...Боль

...Похищение

...Закричать

Я со всей силы рванула на себя дверь, но она уперлась в ботинок незнакомца. И быстрее, чем получилось выдохнуть крик, я оказалась прижата затылком к стене, а ладонь незнакомца запечатала мой рот.

— Если закричишь, мне придется запереть за собой дверь изнутри, — тщательно произнося каждое слово, прошептал он мне на ухо. — Тогда обратного пути уже не будет. Но есть второй вариант. Ты пойдешь со мной. И все останутся живы: твой отец, ты. И я.

Он говорил убедительно и спокойно, словно врач, который обещает пациенту, что тот обязательно поправится.

Я перестала мычать. Выждав пару секунд, он медленно отнял ладонь от моего рта.

Я также медленно опустилась на корточки, чтобы завязать шнурки. Сердце по-прежнему колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. Ну, что я могла еще сделать? Оттолкнуть его и закрыть дверь? Это вряд ли. Даже с места его бы не сдвинула. Все-таки закричать? Допустим, отец услышит, выбежит из ванной, полуголый, лицо — в пене для бритья. Что тогда "сосед" сделает с ним, абсолютно беззащитным? Глядя, как в полутьме коридора холодным светом блестят глаза незнакомца, я понимала: он не блефует.

— Просто пойдем, — с нажимом попросил "сосед". — Тогда все закончится хорошо.

И мне захотелось ему поверить. Потому что из всех вариантов, которые приходили в голову, хорошо мог закончиться только этот.

Еще несколько секунд — и сердце приняло обычную форму, кровь отхлынула от висков, дышать стало легче.

В ванной снова скрипнул кран, и шум воды прекратился. Совсем скоро отец будет здесь. Но незнакомец по-прежнему спокойно смотрел на меня, словно времени у нас было предостаточно. Или словно он знал, что произойдет дальше, и был к этому готов.

— Если я пойду с тобой... — вполголоса спросила я.

— ...тогда все закончится хорошо, — повторил он.

Теперь незнакомец не вызывал страха. Передо мной стоял обычный парень. И если бы я не видела, как темнели его глаза, пока я медлила, если бы каждой клеточкой не чувствовала скрытую угрозу — то, наверное, решила бы, что все происходящее — игра моего воображения.

В ванной позвякивали бритвенные принадлежности. Такой привычный, спокойный звук... Еще немного — отец сложит их в плетеную корзинку, закроет шкафчик и выйдет из ванной. Что произойдет потом, теперь зависело только от меня.

Я перешагнула порог. Дверной замок тихо щелкнул за моей спиной.

Без спешки мы спустились по лестнице, пересекли площадку первого этажа. "Сосед" снял пиджак, закинул его за плечо. Сейчас он снова казался обычным парнем, с которым я случайно столкнулась у двери подъезда. Парнем, который не мог меня обидеть.

Конечно, мог! Он знал, кто я такая. Следил за мной. Мне снова стало душно. "Это паника, скоро пройдет", — попыталась успокоить сама себя.

Привлечь чье-нибудь внимание, а потом — сбежать! Я мельком посмотрела по сторонам. Никого! Люди что — испарились?! Никому не нужно иди на работу? Отвести ребенка в сад? Выгулять собаку?

Перед выходом мы остановились. Я не поняла, зачем: на улице никого не было. И только спустя некоторое время увидела в дверном окошке мужчину и женщину. О чем-то увлеченно болтая, они прошли метрах в двадцати от нас и скрылись за соседним домом. Затем "сосед" открыл дверь подъезда и пропустил меня вперед. Солнечный свет обрушился мне на голову, как лавина. На мгновение я остановилась, даже дыхание перехватило. Было головокружительно светло, пахло дождем и скошенной травой. И тогда промелькнула нелепая мысль, что все обойдется. Я вернусь домой, папа будет в порядке, а похититель убежит восвояси. Он не посмеет меня обидеть. В конце концов, он просто парень, мой ровесник. Наверняка, ходит в обычный универ, где учатся девчонки, похожие на меня. Да у него рука не подымется!

"Сосед", не останавливаясь, обернулся. Он уже надел солнцезащитные очки, пиджак по-прежнему болтался у него за плечом — отпускник, никак не похититель.

Его темно-синий "Гольф" был припаркован прямо у входа, на тротуаре. Я села рядом с водительским сидением, мы тут же тронулись. По городу ехали не спеша. Даже, казалось, медленнее, чем разрешалось.

— Я и в самом деле не собираюсь обижать тебя, — глядя перед собой, сказал "сосед".

Это было приятно услышать. И трудно поверить.

— Я ничего не говорила, — голос прозвучал тихо, с хрипотцой, — совсем не так, как в моем воображении.

Похититель пропустил мои слова мимо ушей.

— ...И, как человека, который решил, что ему ничего не угрожает, хочу предупредить: не пытайся сбежать. Ты нужна нам, желательно, живой.

Он посмотрел на меня. И хотя за темными стеклами очков я не могла увидеть его глаза, я знала, что они выражают.

— Не стоит проверять, насколько я серьезен. Это кончится плохо для нас обоих. Но, в отличие от тебя, я к этому готов.

Я промолчала.

— Пристегнись.

Я пристегнулась.

— Тебе завязать глаза или ты просто их закроешь?

— Закрою, — поспешно ответила я и тут же исполнила обещание.

Он склонился ко мне, щелкнул какой-то механизм, и спинка кресла, дрогнув, опустилась.

Долгое время я пыталась считать повороты, прислушиваться к шумам, запоминать неровности дороги и "спящих полицейских". А потом бессонная ночь, недавние переживания вкупе со странным, необоснованным, но все-таки ощущением безопасности, взяли свое. И я провалилась в сон, быстро и неумолимо, как под воздействием наркоза.

* * *

Вместо того, чтобы сосредоточиться на зачете и погонять студентов, списывающих из-под парты, я сижу за учительским столом, обхватив голову руками, и думаю о завтрашнем дне.

Как же я жду ее приезда...

Этой юной городской бродячей киски.

Предки считали ее папенькиной дочкой, но, уверен, именно благодаря своему отцу она стала такой дикой.

В детстве, когда мы жили на одном этаже в старой панельной пятиэтажке, Дикарка еще не избегала людей, хотя и предпочитала мою компанию прочим. Она носила короткие юбочки и гольфы, но ее колени были вечно разбиты, в синяках и ссадинах. Уже тогда чудилось в ней что-то надломленное, недетское, и никакие косички не могли отвлечь от этого мое внимание. Мне было пятнадцать, ей — десять. По субботам после завтрака я задерживался у окна с чашкой чая, чтобы посмотреть, как это нервное, длинноногое, худющее до прозрачности существо — не девочка, а стрекоза — тащит увесистый портфель в художественную школу.

Думаю, мое влечение к ней зародилось еще тогда. Неясное, глубинное, совсем не похожее на то плотское притяжение, которое в те годы я испытывал к старшеклассницам. То, что эти ощущения одного поля ягоды я осознал значительно позже, спустя шесть лет. Мы не виделись целое лето, я и думать о ней перестал. И вдруг — она. Не девочка, а самая настоящая девушка, пусть еще резкая в движениях и немного угловатая. В той же серой, словно запыленной, ветровке, в которой она ходила весной. В тех же кедах на толстой подошве. Но теперь каштановые волосы, обычно распущенные, она скрутила в узел. И лицо ее словно вытянулось и побледнело — несмотря на то, что только закончилось лето. Я тогда стоял у окна, с кружкой чая в руке, — вроде все то же, тот же ритуал. Но ощущение было такое... странное... Наверное, это вполне можно назвать потрясением. Я тогда еще не знал, что приключилось в ее семье тем летом, так что со спокойной совестью наблюдал, какое чувство у меня к ней просыпается.

Стоило вспомнить об этом — и вот я снова переживаю те ощущения. Но сейчас это так некстати... Пытаюсь отвлечься, подумать о чем-то другом. После вчерашнего мальчишника голова раскалывается. А тут еще в гробовой тишине раздается просто адский скрип двери. Под такой звук только внутренности из дыры в собственном животе и вытаскивать.

— Простите... Можно войти? — женский голос звучит тихо, но как-то без особого сожаления об опоздании.

— Входите... — не открывая глаз, отвечаю я и, стиснув зубы, жду, когда дверной скрежет повторится.

Кх-х-х-х. Дверь закрылась. Каблуки процокали по деревянному полу. Меня обдал легкий запах духов с цитрусовой нотой, слишком резкой для моего нынешнего состояния. С этого момента официально ненавижу цитрусовые. И все духи в целом.

Моя Дикарка не пользовалась духами. Не носила цепочек, колец, браслетов. И юбок — если уж на то пошло. Невероятно, как при этом она умудрялась оставаться настолько женственной. И желанной.

Мои мысли спотыкаются о чей-то взгляд. Я поднимаю голову, и тот час же нахожу наглеца. Студентка, опоздавшая — я мельком глянул на зачетку — Варвара, смотрит на меня так, словно я описывал свои образы вслух. Черт побери, да она похожа на мою Дикарку. Каштановые волосы собраны в узел. Белая кожа. Тонкая шея. Тонкие запястья. Вся гибкая, словно ивовый прутик. Плечи разве что пошире, и грудь побольше. Ее классическое серое платье хотело бы выглядеть строгим, но при таком размере груди у него это плохо получалось. Верхняя пуговица расстегнута. В глубину, в чернеющую ямку, увлекая взгляд, соскальзывает цепочка. Я отвлекаюсь на свои руки. Верчу пальцами карандаш — это же куда занимательней — но мысли те же. Правда, угол уже иной.

Я частенько ловил обещающие улыбки студенток, особую искру во взгляде, которую ни с чем не перепутаешь. Коротенькая юбочка и "случайно" оброненная возле моего стола тетрадь. Почти невинная просьба об индивидуальном занятии. "Посмотрите, пожалуйста, не осталось ли шоколада у меня на губах". Вероятно, я был самым привлекательным преподавателем юрфака. Короткие светлые волосы, выгорающие за те недели, которые я посвящал серфингу на Бали. Загар, не успевающий исчезать.

Женщинам нравились мои руки. Нравились мои глаза. На самом деле, вовсе не бирюза их привлекала, а то, как я смотрел. Я держал собеседниц на коротком поводке, но не приближался. Женщин от этого просто ломало. Наверняка, еще им нравились мои деньги — преподавал я исключительно ради удовольствия. Но если все это не действовало, последней каплей становилась демонстрация моей коллекции охотничьих ружей. Женщины совершенно не разбираются в оружии, но все как одна хотят подержать ружье в руках, прицелиться. А мне, соответственно, требуется показать, как правильно это ружье держать. Прикосновения... Запахи...

На студенческий флирт я не велся (оставим вопрос морали, совесть — материал податливый). Просто после первой полусотни раз прямолинейность в интимных отношениях становится скучной и пресной. Но сейчас флирт не был явным. И это сходство с Дикаркой... Я снова посмотрел на опоздавшую. Варвара читала свои записи на листке, рассеянно поигрывая ручкой с мочкой уха. Словно это и не она так пытливо и нагло глазела на меня пару минут назад. Мое сердце забилось чаще. Всего чуть-чуть.

Ответы остальных студентов я слушал вполуха. Дополнительных вопросов не задавал.