|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Кролик Репей, в рабстве получивший имя Ушастик, шёл к гостевым покоям. Он был растерян. Ещё в самом начале своего рабства, когда он попал в собственность аж самой императрицы, он знал, что ему не повезло. Чем выше уровень аристократии, тем реже доживали рабы до конца своего рабства. В первый же день императрица прямо и недвусмысленно запретила ему оспаривать её приказы, за исключением случаев, когда приказ выполнить невозможно. А так же запретила что либо ей советовать, за исключением случаев, когда она сама спросит совета. И вот теперь рабская печать на сознании вместе с рабским ошейником подчинения не давали возможности сообщить хозяйке, что она, возможно, убила сегодняшним приказом своего верного Ушастика.
Развлечь жён гостя. Вполне обычный приказ для сексуального раба. Если речь идёт о людях. Вот только гости не люди. Прибыл сам Большой Патриарх Восточной Части Оленьего Леса. Именно так произносился его титул. А то, что знал про оленей Репей, это то, что патриархи обычно убивают тех, кто даже намекнёт его гарему на тему секса. А сам гарем патриарха абсолютно предан своему главе, что-то там меняется в сознании олених, когда они попадают в гарем, так что верность мужу абсолютная. К счастью, хозяйка не сказала, как именно развлекать гостей. Подразумевалось, что и так понятно, как будет развлекать сексуальный раб. Но прямого приказа о сексе не было, что оставляло возможность остаться живым.
Кролик остановился перед дверью покоев Патриарха, поправил на плече сумку. Он заказал её содержимое у знакомого мастера, как только узнал, кто именно собирается прибыть во дворец. Возможно, содержимое сумки спасёт ему жизнь. Вздохнув, толкнул дверь. Вошёл. Дверь позади бесшумно закрылась, а он замер, осознавая ошибку. Он забыл постучать! Привык, что человеческие женщины запрещают сексуальным рабам стучать в двери перед входом. Ведь такие рабы только игрушки, им нельзя отвлекать хозяев. Но олени не люди. А в результате теперь не знает, как ему поступить в текущей ситуации. А ситуация пикантная.
На стене висела молоденькая, лет пятнадцать всего, олениха, в классической "оленьей вешалке". Кролик в детстве видел картинки в учебнике, и читал описания к ним. Олениху заставляют встать спиной к стене и поднять руки. В районе её запястий к стене крепятся затягивающиеся петли из широких кожаных ремней. Вот этими петлями и затягивают её руки. На расстоянии двух локтей (оленьих локтей) по обе стороны от петель для рук крепятся петли для ног. После того, как зафиксированы руки, ноги оленихи задираются и крепятся в петлях за щиколотки. Если так зафиксировать человека, или, к примеру кролика или кошку, у всех будет оттопыриваться от стены зад. В такой фиксации удобно использовать только задний проход. Но у олених другие пропорции тела, ноги длиннее, связки в тазовых суставах гибкие, так что "натюрморт" получался почти плоский, хвостик оленихи вплотную прижимался к стене.
И вот как раз в такой классической оленьей вешалке и висела напротив входа молоденькая олениха. Рот был зафиксирован уздечкой, сделанной из чёрной эластичной ткани. Так что говорить она не могла. Перед ней, присев на колени, спиной к двери, сидела олениха постарше, лет тридцати. И лизала промежность молоденькой. Судя по тому, как раскрылись губы вагины молодой и покраснел её клитор, та была близка к оргазму. Насколько знал кролик, матёрый самец у оленей не мог крыть молоденьких, поскольку разорвал бы своим огромным членом им внутренности. Так что молодые, попадая в гарем, становились сексуальными игрушками старших жён. Задачей старших было разработать молодую, чтоб та была способна принять член патриарха. На разработку уходило от полугода до года. Пока они не приняли в себя член мужа, в знак того, что они игрушки других жён, им на шею вешали чёрный ошейник с колокольчиком. Как раз такой ошейник и висел на шее молодой. Чисто символический, тоненький.
Молоденькая заметила пришельца, заметно смутилась и протестующе запищала сквозь уздечку. Старшая, не обращая внимания на её писк, продолжила доводить её к оргазму. Тут кто-то, стоявший сбоку от входа, схватил кролика за уши и приподнял над полом. Репей обречённо замер, стараясь не издать ни звука. Когда эльфийский маг жизни увеличивал кроличьим и кошачьим детям прочность кожи на голове, ушах и загривке, чтоб не оторвались уши или скальп в подобной ситуации, то чувствительность не снижал. Сексуальные рабы должны обладать высокой чувствительностью, так что кролик испытывал сильную боль в зажатых ушах. Он не видел, кто там его держит. Поглощённый зрелищем разрабатываемой оленихи, он не посмотрел по сторонам. Державший был силён — чужая рука даже не дрожала. Так он молча и висел, удерживаемый неизвестным, вынужденный смотреть, как доводят до оргазма молоденькую олениху. А олениха была вынуждена смотреть на него. Очень скоро она задёргалась, застонала. Зрачки глаз сначала широко расширились, а затем подёрнулись поволокой. Признаки одноразового, но мощного оргазма. И у неё ещё не выработалась привычка к оргазмам, так что впала в состоянии эйфории, на минуту или две потеряла связь с реальностью
— Что-то она быстро сегодня, — заметила старшая олениха, прекратив своё занятие и смотря снизу вверх на мордочку молоденькой.
— Это потому, что был посторонний зритель, — ответил сзади женский голос. Низкие нотки голоса выдавали, что говорила тоже взрослая олениха. Старшая с любопытством оглянулась, посмотрела на него.
— Кролик, — с весёлым удивлением сказала она очевидное, рассматривая висевшего на своих ушах нарушителя. — Самоубийца.
— Я не самоубийца, — пискнул Репей как можно более детским голосом. Голос и так становится тонким, когда висишь, поднятый за уши, но он постарался сделать ещё тоньше и беззащитней. — Я вам игрушки принёс. — И он снял с плеча сумку, протянув её вперёд.
— Игрушки? — Олениха поднялась, взяла сумку. Подошла с ней к диванчику, стоявшему у стены, и высыпала на него содержимое сумки. Пять дилдо в форме оленьих членов разного размера и две анальных пробки большого и очень большого размера.
— Ну, эти нам точно не пригодятся, — сказала олениха, и убрала назад в сумку два дилдо, детского и юношеского размера. — И "гвозди" тоже маловаты. — И уже собралась убрать и анальные пробки, когда Репей пискнул,
— Это не "гвозди", госпожа! Это "диски".
— Диски? А что это?
— Вставляется, как "гвоздь", до шляпки. Видите, в шляпке две бусины, красная и синяя. После вставки надо потянуть за синюю бусину, и изнутри распирается диск. Он почти касается шляпки, между диском и шляпкой совсем немного пространства. Так что задний проход плотно закрывается и не может быть открыт. Раскрытый диск невозможно вынуть. Говорят, ещё от поноса хорошо помогает. А потом надо крутить колёсико между бусинами. И тогда узкая перемычка между диском и шляпкой начинает утолщаться. И расширяет задний проход. А когда надо вынуть, то надо потянуть за красную бусину, и тогда диск снова превращается в гвоздь. Тут две пробки, под большой и очень большой размер.
Олениха потянула за синюю бусину, потом начала крутить колёсико, с интересом наблюдая за метаморфозами пробки.
— До чего додумались. Сколько они стоят?
— По пять золотых каждая, госпожа.
— Ты в своём уме? Мало того, что прокрался в гарем, так ещё и цены ломишь.
— Это фиксированная цена, госпожа. Основу "дисков" делают дварфы, а они свою работу всегда высоко ценят. Кролики только делают покрытие.
— Отпусти его. А то ты его возбуждаешь.
Его не опустили, а именно отпустили. Державшая его рука разжалась, и он упал с высоты полуметра. Устоял на ногах, начал разминать слегка помятые уши. Сделал вид, что смущён тем, что красный кончик его члена показался из кожаного чехла, резко выделяясь на белом мехе его животика.
— А тебе не больно было? — поинтересовался голос сзади.
Репей обернулся, рассмотрев ту, которая его держала. Олениха, лет двадцати пяти.
— Больно, госпожа.
— Тебя возбуждает боль?
— Я кролик, госпожа. Нас одинаково возбуждают и боль, и ласки.
Висевшая на стене молоденькая, уже отошёдшая от оргазма и с интересом смотрящая на происходившее в комнате, захихикала сквозь уздечку. Та, что его держала, тоже засмеялась, но смущённо.
— И часто тебя так возбуждают?
— Часто, госпожа. Каждый, кто в силах поднять кролика, считает своим долгом поднять меня за уши. — Репей специально подпустил в голос обиду и досаду. Знал, что это окружающих обычно забавляет. — Не знаю, почему всем так мои уши нравятся.
Молоденькая опять захихикала, а та, что его держала, смутилась уже явно.
— Сколько стоят члены? — спросила старшая.
Репей повернулся к ней,
— По одному золотому каждый, госпожа.
— Я беру эти три, и оба "диска". За тринадцать золотых.
— Рад был вам услужить, госпожа.
Внезапно кролик увидел, как у висевшей оленихи и у старшей взгляд метнулся на что-то позади него. По ногам потянуло сквозняком.
Кто-то вошёл! — понял кролик. Он же специально выбрал момент, когда патриарх ушёл к казначею. Неужели уже вернулся??!
Вполне ожидаемо его схватили за уши и приподняли над полом. На целый метр!
— И кто это тут у вас? — раздался мужской голос с оленьим басом. Кролик не обманывался добродушием в голосе. Олени и сами легко расстаются с жизнью, и других могут убивать легко. Без злобы.
Первой запищала смехом сквозь уздечку молодая. Следом засмеялись остальные оленихи. Олень молчал, но видимо, выражение его морды было красноречивым, потому что старшая поспешила, сквозь смех, объяснить причину,
— Он только что пожаловался нам, что его все постоянно хватают за уши. Говорит, что его уши всем нравятся. И, муж мой, неужели ты хочешь нам с ним изменить?
— Изменить? С ним? Маловат он для этого.
— Но зачем же ты его возбуждаешь?
— Возбуждаю?
Вторая рука ухватила его за хвост, приподняла до уровня ушей, после чего первая отпустила уши. Кролик повис на своём хвосте вниз головой, лицам к оленю. Вернее к его животу. Во время переворота пискнул от боли. Не потому, что не мог стерпеть боль, а потому, что это от него ожидали. Надо быть предсказуемым. Это одно из главных умений раба, который собирается выжить.
— Действительно, возбуждаю, — хмыкнул олень, и приподнял кролика, вытянув руку вверх. Теперь голова Репья была где-то на уровне плеч оленя. — Ты кто такой?
— Я продавец, господин, — ответил кролик, заставляя голос дрожать. — Я продал игрушки для вашего гарема.
— А ты знаешь, как мы, олени, убиваем тех, кто пролез в гарем в наше отсутствие?
— Не знаю, господин.
— Мы их трахаем в зад. И погружаем члены не на треть, а на всю глубину члена. Тебя я проткну до самого желудка.
— До сердца чуть-чуть не дойдёт, господин. А если не дойдёт, то я останусь жив. У нас, кроликов, внутренние органы эластичны. Так что даже самый большой олений член меня не убьёт. Хотя после этого я буду болеть полдюжины дней. Но я поправлюсь!
Олень захохотал. Перехватил кролика за уши, отпустил хвост и аккуратно поставил на пол. Отпустил.
— Ну ты и наглец. — Повернулся к старшей оленихе, — Игрушки стоящие?
— Да. На тринадцать золотых беру.
— Ладно, пусть живёт и здравствует. Но ещё раз сунется — полдюжины дней будет болеть. — И олень снова захохотал. Старшая олениха ссыпала в кроличью сумку горсть монет и, сунув сумку в лапки кролику, выставила его за дверь. Последнее, что слышал кролик перед тем, как дверь бесшумно закрылась — хихиканье молоденькой, затем звук шлепка, и хихиканье прервалось коротким вскриком.
Колени у кролика ослабли, и он, прислонившись затылком к стене, присел на пол.
— Это было близко, — пробормотал он. Минут через пять он пришел в себя достаточно, чтоб пересчитать деньги. Хмыкнул. Олениха ссыпала ему не тринадцать, а четырнадцать монет. Вряд ли ошиблась. Значит, специально. Может, премия за вовремя доставленный нужный товар, может, материнские инстинкты взыграли. Вряд ли это извинение за грубость.
Убедившись, что уши распрямились, а член убрался под кожу и стал невидим, кролик поднялся. Ну, приказ императрицы он честно выполнил. Гарем гостя развлёк. Ведь смеялись, несколько раз. И даже наградили золотой монетой. Облегчённо вздохнул. Теперь — в гостевые покои эльфийского посольства. Тут уже опасность другая. И тоже смертельная, зато привычная. Он сюда каждую дюжину дней уже почти два года ходит. Тут он умрёт, если случайно сболтнёт лишнее.
Перед дверьми покоев замер. Сейчас его должны сканировать магические плетения на предмет идентификации ауры, боевых артефактов, оружия, ядов. Когда раб попадает в услужение богатым аристократам, на него накладывается масса магических ограничений. Особенно в деле сохранения тайны. Репью запретили разговаривать с любыми, кроме членов правящей императорской фамилии, о том, что он слышал в покоях императрицы. Если он об этом попробует рассказать, спазм сожмёт горло, и его задушит. Насмерть. Но шпиону не обязательно подслушивать разговоры именно в покоях.
Магическая печать сознания, накладываемая на продаваемых в поселении Счастье рабов, была создана эльфийским архимагом тридцать пять тысяч лет назад. И до сих пор работает, от котов с крольчихами только требуется поддерживать накопители, чтоб не разрядились. Печать превращала кроликов и кошек в идеальных рабов, готовых даже умереть по приказу хозяина. Она же предохраняла мозг от отупляющего действия других подчиняющих сознание амулетов. Большинство из таких амулетов превращают рабов в безынициативных идиотов. Послушных идиотов. Кролики и кошки сохраняли интеллект. Платой за это было то, что все продаваемые кролики и кошки являлись шпионами эльфов. Это была дополнительная ментальная закладка в печати. По прошествии двадцати лет мозг нарабатывал иммунитет к ментальному воздействию. После двадцати лет печать рассыпалась, и рабы становились свободными. Невосприимчивыми к любым артефактам, подчиняющим сознание. Старейшинами Счастья могли становиться только бывшие рабы. Это гарантировало, что никто не сможет заколдовать старейшин, подчинив их своей воле.
Изображение цветов распустившегося плюща на двери изменило свой цвет с белого на зелёный. Кролика просканировали, признали безопасным, и имеющим статус приглашённого гостя. Репей толкнул дверь, вошёл. За дверью ожидаемо был эльфийский гвардеец, смотревший равнодушно. В нишах стен, как кролик знал точно, прячутся ещё четверо.
— Я по приглашению госпожи Лилиаэль эр Тиар'с Нох Сиалэль, — вежливо поклонился Репей, соблюдая все правила этикета. Все кролики природные эмпаты, и сейчас, хоть выражение лица гвардейца осталось бесстрастным, он уловил одобрение. Не так уж часто чужаки столь досконально знают этикет. Это ненадолго. Походку кролик при всём желании не сможет совершить строго по этикету.
— Иди за мной.
Гвардеец повернулся и бесшумно двинулся по паркету вглубь покоев. Кролик зацокал своими когтями следом. Если бы кролик изначально вёл себя, как ничего не знающий чужак, реакция была бы не такой. Кролику даже показалось, что гвардеец чуть споткнулся. Цокать по придворному паркету могут только полные дикари. Но кролики ходят босиком, а строение ног такое, что не цокать невозможно.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
