|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Кролик Репей, в рабстве получивший имя Ушастик, шёл к гостевым покоям. Он был растерян. Ещё в самом начале своего рабства, когда он попал в собственность аж самой императрицы, он знал, что ему не повезло. Чем выше уровень аристократии, тем реже доживали рабы до конца своего рабства. В первый же день императрица прямо и недвусмысленно запретила ему оспаривать её приказы, за исключением случаев, когда приказ выполнить невозможно. А так же запретила что либо ей советовать, за исключением случаев, когда она сама спросит совета. И вот теперь рабская печать на сознании вместе с рабским ошейником подчинения не давали возможности сообщить хозяйке, что она, возможно, убила сегодняшним приказом своего верного Ушастика.
Развлечь жён гостя. Вполне обычный приказ для сексуального раба. Если речь идёт о людях. Вот только гости не люди. Прибыл сам Большой Патриарх Восточной Части Оленьего Леса. Именно так произносился его титул. А то, что знал про оленей Репей, это то, что патриархи обычно убивают тех, кто даже намекнёт его гарему на тему секса. А сам гарем патриарха абсолютно предан своему главе, что-то там меняется в сознании олених, когда они попадают в гарем, так что верность мужу абсолютная. К счастью, хозяйка не сказала, как именно развлекать гостей. Подразумевалось, что и так понятно, как будет развлекать сексуальный раб. Но прямого приказа о сексе не было, что оставляло возможность остаться живым.
Кролик остановился перед дверью покоев Патриарха, поправил на плече сумку. Он заказал её содержимое у знакомого мастера, как только узнал, кто именно собирается прибыть во дворец. Возможно, содержимое сумки спасёт ему жизнь. Вздохнув, толкнул дверь. Вошёл. Дверь позади бесшумно закрылась, а он замер, осознавая ошибку. Он забыл постучать! Привык, что человеческие женщины запрещают сексуальным рабам стучать в двери перед входом. Ведь такие рабы только игрушки, им нельзя отвлекать хозяев. Но олени не люди. А в результате теперь не знает, как ему поступить в текущей ситуации. А ситуация пикантная.
На стене висела молоденькая, лет пятнадцать всего, олениха, в классической "оленьей вешалке". Кролик в детстве видел картинки в учебнике, и читал описания к ним. Олениху заставляют встать спиной к стене и поднять руки. В районе её запястий к стене крепятся затягивающиеся петли из широких кожаных ремней. Вот этими петлями и затягивают её руки. На расстоянии двух локтей (оленьих локтей) по обе стороны от петель для рук крепятся петли для ног. После того, как зафиксированы руки, ноги оленихи задираются и крепятся в петлях за щиколотки. Если так зафиксировать человека, или, к примеру кролика или кошку, у всех будет оттопыриваться от стены зад. В такой фиксации удобно использовать только задний проход. Но у олених другие пропорции тела, ноги длиннее, связки в тазовых суставах гибкие, так что "натюрморт" получался почти плоский, хвостик оленихи вплотную прижимался к стене.
И вот как раз в такой классической оленьей вешалке и висела напротив входа молоденькая олениха. Рот был зафиксирован уздечкой, сделанной из чёрной эластичной ткани. Так что говорить она не могла. Перед ней, присев на колени, спиной к двери, сидела олениха постарше, лет тридцати. И лизала промежность молоденькой. Судя по тому, как раскрылись губы вагины молодой и покраснел её клитор, та была близка к оргазму. Насколько знал кролик, матёрый самец у оленей не мог крыть молоденьких, поскольку разорвал бы своим огромным членом им внутренности. Так что молодые, попадая в гарем, становились сексуальными игрушками старших жён. Задачей старших было разработать молодую, чтоб та была способна принять член патриарха. На разработку уходило от полугода до года. Пока они не приняли в себя член мужа, в знак того, что они игрушки других жён, им на шею вешали чёрный ошейник с колокольчиком. Как раз такой ошейник и висел на шее молодой. Чисто символический, тоненький.
Молоденькая заметила пришельца, заметно смутилась и протестующе запищала сквозь уздечку. Старшая, не обращая внимания на её писк, продолжила доводить её к оргазму. Тут кто-то, стоявший сбоку от входа, схватил кролика за уши и приподнял над полом. Репей обречённо замер, стараясь не издать ни звука. Когда эльфийский маг жизни увеличивал кроличьим и кошачьим детям прочность кожи на голове, ушах и загривке, чтоб не оторвались уши или скальп в подобной ситуации, то чувствительность не снижал. Сексуальные рабы должны обладать высокой чувствительностью, так что кролик испытывал сильную боль в зажатых ушах. Он не видел, кто там его держит. Поглощённый зрелищем разрабатываемой оленихи, он не посмотрел по сторонам. Державший был силён — чужая рука даже не дрожала. Так он молча и висел, удерживаемый неизвестным, вынужденный смотреть, как доводят до оргазма молоденькую олениху. А олениха была вынуждена смотреть на него. Очень скоро она задёргалась, застонала. Зрачки глаз сначала широко расширились, а затем подёрнулись поволокой. Признаки одноразового, но мощного оргазма. И у неё ещё не выработалась привычка к оргазмам, так что впала в состоянии эйфории, на минуту или две потеряла связь с реальностью
— Что-то она быстро сегодня, — заметила старшая олениха, прекратив своё занятие и смотря снизу вверх на мордочку молоденькой.
— Это потому, что был посторонний зритель, — ответил сзади женский голос. Низкие нотки голоса выдавали, что говорила тоже взрослая олениха. Старшая с любопытством оглянулась, посмотрела на него.
— Кролик, — с весёлым удивлением сказала она очевидное, рассматривая висевшего на своих ушах нарушителя. — Самоубийца.
— Я не самоубийца, — пискнул Репей как можно более детским голосом. Голос и так становится тонким, когда висишь, поднятый за уши, но он постарался сделать ещё тоньше и беззащитней. — Я вам игрушки принёс. — И он снял с плеча сумку, протянув её вперёд.
— Игрушки? — Олениха поднялась, взяла сумку. Подошла с ней к диванчику, стоявшему у стены, и высыпала на него содержимое сумки. Пять дилдо в форме оленьих членов разного размера и две анальных пробки большого и очень большого размера.
— Ну, эти нам точно не пригодятся, — сказала олениха, и убрала назад в сумку два дилдо, детского и юношеского размера. — И "гвозди" тоже маловаты. — И уже собралась убрать и анальные пробки, когда Репей пискнул,
— Это не "гвозди", госпожа! Это "диски".
— Диски? А что это?
— Вставляется, как "гвоздь", до шляпки. Видите, в шляпке две бусины, красная и синяя. После вставки надо потянуть за синюю бусину, и изнутри распирается диск. Он почти касается шляпки, между диском и шляпкой совсем немного пространства. Так что задний проход плотно закрывается и не может быть открыт. Раскрытый диск невозможно вынуть. Говорят, ещё от поноса хорошо помогает. А потом надо крутить колёсико между бусинами. И тогда узкая перемычка между диском и шляпкой начинает утолщаться. И расширяет задний проход. А когда надо вынуть, то надо потянуть за красную бусину, и тогда диск снова превращается в гвоздь. Тут две пробки, под большой и очень большой размер.
Олениха потянула за синюю бусину, потом начала крутить колёсико, с интересом наблюдая за метаморфозами пробки.
— До чего додумались. Сколько они стоят?
— По пять золотых каждая, госпожа.
— Ты в своём уме? Мало того, что прокрался в гарем, так ещё и цены ломишь.
— Это фиксированная цена, госпожа. Основу "дисков" делают дварфы, а они свою работу всегда высоко ценят. Кролики только делают покрытие.
— Отпусти его. А то ты его возбуждаешь.
Его не опустили, а именно отпустили. Державшая его рука разжалась, и он упал с высоты полуметра. Устоял на ногах, начал разминать слегка помятые уши. Сделал вид, что смущён тем, что красный кончик его члена показался из кожаного чехла, резко выделяясь на белом мехе его животика.
— А тебе не больно было? — поинтересовался голос сзади.
Репей обернулся, рассмотрев ту, которая его держала. Олениха, лет двадцати пяти.
— Больно, госпожа.
— Тебя возбуждает боль?
— Я кролик, госпожа. Нас одинаково возбуждают и боль, и ласки.
Висевшая на стене молоденькая, уже отошёдшая от оргазма и с интересом смотрящая на происходившее в комнате, захихикала сквозь уздечку. Та, что его держала, тоже засмеялась, но смущённо.
— И часто тебя так возбуждают?
— Часто, госпожа. Каждый, кто в силах поднять кролика, считает своим долгом поднять меня за уши. — Репей специально подпустил в голос обиду и досаду. Знал, что это окружающих обычно забавляет. — Не знаю, почему всем так мои уши нравятся.
Молоденькая опять захихикала, а та, что его держала, смутилась уже явно.
— Сколько стоят члены? — спросила старшая.
Репей повернулся к ней,
— По одному золотому каждый, госпожа.
— Я беру эти три, и оба "диска". За тринадцать золотых.
— Рад был вам услужить, госпожа.
Внезапно кролик увидел, как у висевшей оленихи и у старшей взгляд метнулся на что-то позади него. По ногам потянуло сквозняком.
Кто-то вошёл! — понял кролик. Он же специально выбрал момент, когда патриарх ушёл к казначею. Неужели уже вернулся??!
Вполне ожидаемо его схватили за уши и приподняли над полом. На целый метр!
— И кто это тут у вас? — раздался мужской голос с оленьим басом. Кролик не обманывался добродушием в голосе. Олени и сами легко расстаются с жизнью, и других могут убивать легко. Без злобы.
Первой запищала смехом сквозь уздечку молодая. Следом засмеялись остальные оленихи. Олень молчал, но видимо, выражение его морды было красноречивым, потому что старшая поспешила, сквозь смех, объяснить причину,
— Он только что пожаловался нам, что его все постоянно хватают за уши. Говорит, что его уши всем нравятся. И, муж мой, неужели ты хочешь нам с ним изменить?
— Изменить? С ним? Маловат он для этого.
— Но зачем же ты его возбуждаешь?
— Возбуждаю?
Вторая рука ухватила его за хвост, приподняла до уровня ушей, после чего первая отпустила уши. Кролик повис на своём хвосте вниз головой, лицам к оленю. Вернее к его животу. Во время переворота пискнул от боли. Не потому, что не мог стерпеть боль, а потому, что это от него ожидали. Надо быть предсказуемым. Это одно из главных умений раба, который собирается выжить.
— Действительно, возбуждаю, — хмыкнул олень, и приподнял кролика, вытянув руку вверх. Теперь голова Репья была где-то на уровне плеч оленя. — Ты кто такой?
— Я продавец, господин, — ответил кролик, заставляя голос дрожать. — Я продал игрушки для вашего гарема.
— А ты знаешь, как мы, олени, убиваем тех, кто пролез в гарем в наше отсутствие?
— Не знаю, господин.
— Мы их трахаем в зад. И погружаем члены не на треть, а на всю глубину члена. Тебя я проткну до самого желудка.
— До сердца чуть-чуть не дойдёт, господин. А если не дойдёт, то я останусь жив. У нас, кроликов, внутренние органы эластичны. Так что даже самый большой олений член меня не убьёт. Хотя после этого я буду болеть полдюжины дней. Но я поправлюсь!
Олень захохотал. Перехватил кролика за уши, отпустил хвост и аккуратно поставил на пол. Отпустил.
— Ну ты и наглец. — Повернулся к старшей оленихе, — Игрушки стоящие?
— Да. На тринадцать золотых беру.
— Ладно, пусть живёт и здравствует. Но ещё раз сунется — полдюжины дней будет болеть. — И олень снова захохотал. Старшая олениха ссыпала в кроличью сумку горсть монет и, сунув сумку в лапки кролику, выставила его за дверь. Последнее, что слышал кролик перед тем, как дверь бесшумно закрылась — хихиканье молоденькой, затем звук шлепка, и хихиканье прервалось коротким вскриком.
Колени у кролика ослабли, и он, прислонившись затылком к стене, присел на пол.
— Это было близко, — пробормотал он. Минут через пять он пришел в себя достаточно, чтоб пересчитать деньги. Хмыкнул. Олениха ссыпала ему не тринадцать, а четырнадцать монет. Вряд ли ошиблась. Значит, специально. Может, премия за вовремя доставленный нужный товар, может, материнские инстинкты взыграли. Вряд ли это извинение за грубость.
Убедившись, что уши распрямились, а член убрался под кожу и стал невидим, кролик поднялся. Ну, приказ императрицы он честно выполнил. Гарем гостя развлёк. Ведь смеялись, несколько раз. И даже наградили золотой монетой. Облегчённо вздохнул. Теперь — в гостевые покои эльфийского посольства. Тут уже опасность другая. И тоже смертельная, зато привычная. Он сюда каждую дюжину дней уже почти два года ходит. Тут он умрёт, если случайно сболтнёт лишнее.
Перед дверьми покоев замер. Сейчас его должны сканировать магические плетения на предмет идентификации ауры, боевых артефактов, оружия, ядов. Когда раб попадает в услужение богатым аристократам, на него накладывается масса магических ограничений. Особенно в деле сохранения тайны. Репью запретили разговаривать с любыми, кроме членов правящей императорской фамилии, о том, что он слышал в покоях императрицы. Если он об этом попробует рассказать, спазм сожмёт горло, и его задушит. Насмерть. Но шпиону не обязательно подслушивать разговоры именно в покоях.
Магическая печать сознания, накладываемая на продаваемых в поселении Счастье рабов, была создана эльфийским архимагом тридцать пять тысяч лет назад. И до сих пор работает, от котов с крольчихами только требуется поддерживать накопители, чтоб не разрядились. Печать превращала кроликов и кошек в идеальных рабов, готовых даже умереть по приказу хозяина. Она же предохраняла мозг от отупляющего действия других подчиняющих сознание амулетов. Большинство из таких амулетов превращают рабов в безынициативных идиотов. Послушных идиотов. Кролики и кошки сохраняли интеллект. Платой за это было то, что все продаваемые кролики и кошки являлись шпионами эльфов. Это была дополнительная ментальная закладка в печати. По прошествии двадцати лет мозг нарабатывал иммунитет к ментальному воздействию. После двадцати лет печать рассыпалась, и рабы становились свободными. Невосприимчивыми к любым артефактам, подчиняющим сознание. Старейшинами Счастья могли становиться только бывшие рабы. Это гарантировало, что никто не сможет заколдовать старейшин, подчинив их своей воле.
Изображение цветов распустившегося плюща на двери изменило свой цвет с белого на зелёный. Кролика просканировали, признали безопасным, и имеющим статус приглашённого гостя. Репей толкнул дверь, вошёл. За дверью ожидаемо был эльфийский гвардеец, смотревший равнодушно. В нишах стен, как кролик знал точно, прячутся ещё четверо.
— Я по приглашению госпожи Лилиаэль эр Тиар'с Нох Сиалэль, — вежливо поклонился Репей, соблюдая все правила этикета. Все кролики природные эмпаты, и сейчас, хоть выражение лица гвардейца осталось бесстрастным, он уловил одобрение. Не так уж часто чужаки столь досконально знают этикет. Это ненадолго. Походку кролик при всём желании не сможет совершить строго по этикету.
— Иди за мной.
Гвардеец повернулся и бесшумно двинулся по паркету вглубь покоев. Кролик зацокал своими когтями следом. Если бы кролик изначально вёл себя, как ничего не знающий чужак, реакция была бы не такой. Кролику даже показалось, что гвардеец чуть споткнулся. Цокать по придворному паркету могут только полные дикари. Но кролики ходят босиком, а строение ног такое, что не цокать невозможно.
Нельзя быть половым гигантом, и при этом не испытывать удовольствия от садизма. И Репей наслаждался волнами мучений от невозмутимо шагавшего впереди гвардейца. Наверняка сейчас мысленно думает, как бы отрубить кролику когти. Желательно под самый хвост.
Гвардеец замер перед покоем Лилиаэль. Стукнул в дверь три раза.
— Да, — послышалось из за двери.
— Светлая Госпожа, к Вам кролик. По приглашению.
— Пропусти.
Гвардеец приоткрыл дверь, отстранился, освобождая проход. Репей поклонился гвардейцу по всем правилам этикета. После цоконья когтей это было почти открытое издевательство. Неужели ему не показалось, и у гвардейца слегка дёрнулся глаз?
Кролик вошёл, дверь закрылась. По стенам расползлись видимые в обычном спектре магические плетения, отсекающие помещение от любой прослушки. Эльфийка сидела на диване.
— Госпожа, — поклонился кролик.
— Ты опять издеваешься над моими гвардейцами? — усмехнулась она. Вот только кролики — природные эмпаты. И если гвардеец демонстрировал невозмутимость, внутри кипя от гнева, то эльфийка демонстрировала радушие, внутри оставаясь абсолютно равнодушной. Как светлый лёд.
— Госпожа? — Кролик состроил невинное удивление, но глаза постарался сделать хитрыми. Кажется, лёд треснул! Она довольна его поведением искренне.
Эльфийка откинулась спиной на диван, одновременно отбрасывая полы своего халата. Обнажились красивые ножки, промежность без единого волоска и часть прелестного животика, до пупка. Кролик, опустив на пол свою сумку, быстро приблизился к ней, ткнулся носом в промежность, лизнул. Потом, благодаря интуиции и эмпатии поняв, как именно эльфийке сегодня больше понравится, неожиданно грубо закинул одну её ножку себе на плечо, резко поднялся во весь свой рост, приподняв её попку и удерживая ножку, и резко вошёл мгновенно возбудившимся членом. Эльфийка... удивилась. До этого два года Репей был нежным. Но промолчала, вслушиваясь в свои ощущения. Похоже, с ней редко кто рисковал быть грубым.
— Неожиданно, — вполголоса сказала эльфийка. И решила полностью отдаться инстинктам. Кролик быстро подводил её к пику, но потом притормаживал, возбуждение падало, и он снова возносил её к пику, но на этот раз ещё выше. И снова замедлялся. Что бы потом поднять на ещё большую вершину страсти. Наконец-то удалось разбить лёд отчуждения, она вскрикивала непритворно, а изящные пальчики с длинным маникюром вспарывали обивку дивана не хуже ножей.
— Да закончи же ты! — выкрикнула она минут через пятнадцать. И в этот раз он, дойдя до вершины, продолжил, и эльфийка забилась в долгом многоразовом оргазме. Репей, сам не являясь магом, видел только воздушное марево от потоков маны, что неконтролируемыми всплесками изливались из неё. Окна вдруг оплёл ядовитый плющ, с потолка теперь свисали грозди винограда. Ковёр зазеленел молодой порослью лесных трав, а из-под дивана высунули свои шляпки грибы, в основном поганки. Стены приобрели вид древесной коры. Кролик лишь надеялся, что у него самого ничего лишнего не выросло и не изменило цвет. Пожалуй, это был чересчур рискованный опыт, но он верил в свою интуицию.
Когда эльфийка перестала дёргаться, он осторожно опустил её попку на диван, отстранился и, присев, начал нежно вылизывать её промежность. Эльфийка пришла в себя минут через десять, осмотрелась, удивлённо взирая на изменение обстановки. Посмотрела на истерзанную её ноготками обивку дивана. Такого она не ожидала. Спонтанный выброс магии — от этого отучают в детстве, в первые триста лет жизни эльфа. Покачала головой,
— Ваша раса — лучшее творение моей прабабки.
Он продолжил лизать. Фраза была риторической и не требовала ответа.
— Достаточно.
Он отстранился, согнулся в поклоне. Она села, запахнув халат, вновь осмотрелась.
— А мне нравится.
Кролик впервые видел, чтоб выражение лица этой эльфийки соответствовало произносимым словам и настроению.
— Поганки, госпожа, — указал кролик под диван.
— Вот чтоб ты понимал, игрушка меховая. Это же пятнистый лодочник. А, что тебе объяснять, всё равно ты ауры не видишь. Ты кончил?
— Нет, госпожа. Вы запретили мне это делать в вашем присутствии ещё в мой первый визит. — А то, что сдерживая семяизвержение усилием воли, меняешь обмен гормонов в паху, её не волнует. И что от такого изменения в паху скоро начнёт всё невыносимо чесаться, она прекрасно знает. Запрет чесаться тоже был во время его первого визита.
— Что во дворце делает Мясник со своим гаремом?
— Говорят, что Большой Патриарх Восточной Части Оленьего Леса, по прозвищу Мясник, прибыл ко двору императора для договора об участии молодых оленей в мобильных отрядах имперской гвардии.
— Оленей? В Армию? Они же слова дисциплина не знают.
— Их собираются использовать в дикарских прорывах, когда нужен не строй, а натиск, и в зачистках. Им собираются платить по золотому за три дюжины дней, патриарху однократно по золотому за каждого бойца оленей. Патриарх сказал, что если погибнет меньше, чем двое из пяти, он поднимет цену, а если больше, чем трое из пяти, в следующие сезоны он поставит меньше воинов.
— В следующие сезоны? Значит, это не разовый договор?
— Собираются поставлять по полторы дюжины пятёрок каждые полгода. Срок службы десять лет. Выжившие вернутся в лес опытными воинами, с золотом в сумках и хорошим оружием. На турнире патриархов наверняка победители будут из их числа. Через полсотни лет все патриархи оленьего леса будут из числа ветеранов имперской гвардии.
— Думаешь, Мясник планирует сближение с людьми?
— Не думаю, госпожа. Патриарх не заглядывает так далеко. Он доволен, что у него появился ещё один источник денег.
Пах у кролика уже начинал чесаться. Но эльфийка в его второй визит запретила ему ёрзать. Ему стоило огромных усилий сдерживаться.
— А теперь подробно. Какие слухи ходят в коридорах дворца.
Кролик обречённо вздохнул. Эта пытка повторяется в его каждый визит. Собрав всю свою волю, он постарался замереть, и спокойным размеренным голосом перечислял сплетни. Пытка продолжалась почти час. Член от зуда вылез из чехла на половину своей длинны, а кролик уже не мог сдержать дрожи. Наконец, сплетни закончились. Эльфийка сделала несколько уточняющих вопросов. Под конец спросила,
— Сильно чешется?
— Да, госпожа.
— Зачем я над тобой издеваюсь, как ты думаешь?
— Я думаю, что госпожа хочет, чтоб я говорил как можно лаконичней.
Эльфийка изобразила удивление,
— Так почему ты не лаконичен? Ты же страдаешь.
— Кроликам нравятся страдания, госпожа, — эмпатией он почувствовал исходящую от эльфийки досаду. Однако её лицо изображало лишь вежливое внимание. — А ещё плетение раба, наложенное на меня в день продажи, заставляет меня сообщать эльфийским дипломатам все новости, которые могут быть важными. Простите меня, госпожа, но мне по скудоумию сложно определить, какая сплетня может быть не важной.
— Ладно. Иди.
Кролик вежливо поклонился, строго по этикету, пошёл к двери, по пути подобрав свою сумку. В спину его догнало,
— В следующий раз я разрешаю тебе в меня кончить. Посмотрю, как изменится твоё поведение.
Кролик замер перед дилемой. С одной стороны, согласно этикету, за милость надо благодарить. Словесно и соответствующим поклоном. С другой, согласно тому же этикету, после его последнего поклона, после того как он повернулся к хозяйке дома спиной, разворот к ней, как и любые слова, будут проявлением невоспитанности. Это называлось коллизией этикета, и эльфы обожали создавать коллизии.
Решив довериться интуиции, молча пошёл дальше. Сзади раздался довольный хмык. Кажется, он сдал и этот экзамен.
За дверью ждал гвардеец.
— Следуй за мною.
Кролик пошёл за гвардейцем. Но из за сильнейшего зуда в паху походка была рваной. Цоконье когтей по сложному орнаменту паркета тоже было неравномерным. Репей чувствовал, как напрягся гвардеец. Он что, думает, что кролик собирается на него напасть? Какой-то на этот раз гвардеец нервный совсем. Молодой практикант, только что из эльфятника? И уже гвардеец! К тысяче годам небось мастером боя будет.
Но наконец, он вышел из эльфийских покоев. Пару мгновений замер, смотря на закрывшуюся дверь и вновь побелевшие цветы на ней. И бросился бежать в сторону столовой. Через служебный ход просочился в посудомоечную. Посудомойщиц было трое. Люди. Женщины. Две знакомы, лет по тридцать, одна новенькая, лет восемнадцать.
— Девочки, не дадите отдохнуть забытому кролику?
"Девочки" обрадовались ему. Он им говорил, что императрицы ему не хватает, а у многих придворных дам свои кролики. И он изнемогает от недостатки ласки. Посудомойщицам льстило, что их пользует кролик самой императрицы. И вскоре он уже вовсю обихаживал одну из них, сжимая в руке бутылку с бодрящим напитком. Одна отдавалась ему, две продолжали мыть посуду — мытьё никогда не должно прерываться.
Пару раз он кончил, трижды доведя посудомойщицу до взрывных оргазмов, потом эта посудомойщица сменила другую, и он довёл и эту до трёх оргазмов, сам полностью избавившись от зуда в паху. А молодая посудомойщица смотрела на всё это, широко раскрыв глаза. А как мило краснела! Интуитивно кролик понял — девственница! Пожилые учителя в его детстве особо предупреждали — будьте очень осторожны с девственницами! И только если окружение девственницы с её раннего детства активно и публично совокупляется, можете её дефлорировать после её просьбы. В противном случае лучше избегать дефлорации. Иначе потом можете огрести слишком много проблем. А судя по тому, как она краснеет, может, вообще впервые видит совокупление. Как она с таким воспитанием смогла попасть в дворцовые слуги?
— Ну, Мара, теперь ты! — сказала вторая посудомойщица, одеваясь. Молодая покраснела, как помидор. Кролик наклонился к уху только что одевшейся, и тихо спросил,
— Она из деревни?
— Да, — усмехнулась та. — Наивная такая. Но мы из неё человека сделаем.
Кролику стало всё понятно. В некоторых человеческих селениях, особенно в деревнях, получали распространение религии, в которых были своеобразные постулаты. Запрет публичного совокупления, запрет обнажения тела (в некоторых случаях даже во время полового акта). И это у людей! Расы, в крови которой бродят духи как верности, так и неподчинения. Любое общество людей всегда раскалывалось на два лагеря — тех, кто действительно выполняет нормы морали, и тех, кто не выполняет. Обе группы готовы были на страшные поступки, которые просто в голове не укладывались пацифистки воспитанного кролика. Чем строже были требования морали, тем страшнее поступки. Например, следующие морали могли запытать до полусмерти, а потом сжечь заживо во имя любви к ближнему. А самые страшные у людей были те, кто на словах следовал морали, а на деле пытался растоптать всё, что имело чистую душу, верную идеалам.
Оставить этот нераспустившийся цветок без какого-то шанса остаться чистым душой он не мог. Ведь когда её растопчут, это будет только тень человека. А она так красива! Глупое платье служанки с чепчиком прячут красоту, но он мог чувствовать, какой прекрасный вид будет без одежды. Жалко её.
Кролик скользнул за спину девственницы, мягко приобнял, лаская груди. Посудомойщица возмущённо пискнула, но в руках у неё было дорогое фарфоровое блюдо с позолотой. Так что она даже не пыталась его ударить. Две другие посудомойщицы засмеялись,
— Давай, Ушастик, разожги её. А то она какая-то зажатая.
Кролик наклонился к самому уху новенькой,
— Повара любят насиловать недотрог, — прошептал он. — Прослывёшь недотрогой — наверняка изнасилуют. — Девушка в шоке замерла. — А если узнают, что ты девственница, насиловать тебя придут толпой. Предыдущая девственница сошла с ума после того, как её лишил девственности главный повар, после него пять поваров и очень много поварят. Один насиловал, четверо держали. А потом её отнесли в казарму замковой стражи, и вышла она от туда только три дня спустя безумной.
Девушка отмерла и начала медленно мыть посуду, казалось, не обращая внимания на руки кролика, продолжавшие ласкать её грудь.
— Ой, — сказал громко кролик, показательно хватаясь за свой ошейник. — Ошейник завибрировал. Хозяйка зовёт. Прости, красавица, но удовольствие тебе доставлю позже.
— Эх, не повезло Маре. А чего ты ей шептал?
— Пугал, как легко можно лишиться работы во дворце.
Кролик покинул посудомоечную. По пути незаметно стащил с кухни пару морковок. Отмытые, очищенные, подготовленные для резки в салат. Лежали отдельно, значит, для салата аристократа, отборные. Аристократу придётся подождать, тут кролик голодный. Мерзко похихикивая, с аппетитом сгрыз добычу. Можно было не сомневаться, что молоденькой посудомойке сейчас расскажут массу историй, как можно покинуть дворец. Крестьянка попалась умная, это заметно, быстро пришла в себя. Либо в ближайшее время нарочно подставится, чтоб её выгнали, либо поскорее лишится девственности, если нынешняя работа для неё вопрос жизни и смерти. А если умна, цинична и хочет остаться, то лишится девственности с кем-то из поваров. Тот её отдарит за такое. В любом случае, сохранит рассудок.
Про вибрирующий ошейник кролик соврал. Хозяйка пока не звала. Так что неспешным шагом отправился в мастерские. Они были за конюшней во дворцовом парке. Проходя по коридорам мастерских, вежливо склонял голову знакомым мастерам. Пахло горячим металлом, кожей, свежеструганным деревом. Люди, гномы, орки. Кто-то кивал в ответ. Кто-то делал вид, что не замечает. Один дварф, фыркнув, демонстративно отвернулся. В отместку кролик, пока тот отвернулся, переложил со стола одну из готовых шестерёнок в ящик для лома, засунув поглубже. А вот и келья Драной. Старая седая кошка была на месте.
— Четырнадцать, — сказал он, высыпая перед ней золотые монеты. — Одну лишнюю дали. За наглость. Два самых малых дилдо не взяли.
Кошка кивнула, ссыпав золото в мешочек,
— Нормально всё прошло?
— Мясник, оказывается, любит наглость в слабых, если не переходить определённых границ. Если настроение хорошее.
Кошка опять кивнула,
— Я запишу.
И кролик, и кошка понимали, что это знание вряд ли пригодится. Олени не закупали рабов, никаких. Но если вдруг судьба всё же сведёт кого-то из своих с Мясником, он будет знать эту особенность поведения патриарха.
— Через пару дней приезжает пара высокопоставленных аристократов. Они оба тайные любовники. За этим во дворец и приезжают, чтоб встретиться. Если предложить им необычную игрушку, купят за тройную цену. Яко бы для любовниц, на самом деле для себя.
— Какую?
— Сделай анальный дилдо в форме человеческого члена средне-малого размера, с небольшим собачьим узлом в основании и ручкой в форме мошонки. Расцветку сделай ярко-фиолетовую с заметными вздутыми тёмными венами. Уверен, такой купят. Знаю я их вкусы.
— К завтрашнему дню сделаем. А лишние оленьи вернёшь?
— Нет. Хочу императрице показать. Меня сегодня архимаг к четырём часам вызывает. Значит, к трём надо быть в его башне.
— Архимаг? — удивилась кошка. — Он же гетеросексуалист.
— Сам удивляюсь. Если после архимага останусь жив, сделай заказ на подарочную оленью уздечку. Патриарх через три дня уезжает, от императора по традиции надо сделать какой-то подарок для жены гостя. Император спросит совета у жены, а та у меня. Вот и посоветую купить у тебя уздечку.
— Какую?
— Оленихе лет пятнадцать. Её берегут, так что поперечная трубка не годится, она уголки губ поранить может. Ещё гарему нравится, как она пищит. Значит, не кляп.
— Закажу уздечку "ложку". Серебряную. Раз нравится писк, двойную, там писк смешнее. По ремешкам инкрустация мелкими изумрудами. Оленям нравятся изумруды.
— Я пошёл.
Он покинут мастерские и пошёл к башне архимага. Она стояла на территории дворцового комплекса. Архимаг — это страшно. Ученик самого Ароз-Гора, живущий уже более тридцати тысяч лет, он пережил уже несколько династий императоров, оставаясь имперским архимагом. Захоти он сам стать императором — стал бы в тот же день. Захоти он пустить на опыты дочь императора — императору оставалось бы только молча скрипеть зубами. Был реальный случай пару тысяч лет назад. Архимаг утащил принцессу в свою башню "на опыты". Через сутки принцесса вернулась с красными глазами и вертикальным щелевидным зрачком. С тех пор она не выносила яркий свет и видела в темноте. Ещё сто лет спустя один магистр спросил архимага, почему эксперимент был именно над принцессой. Архимаг сказал "да под руку подвернулась". Император тогда стерпел оскорбление, в результате его фамилия не прервалась, и до сих пор правит империей, став самой долгоживущей династией.
Если кролик потребовался на безумные опыты — никто не посмеет возмутиться. Архимаг был безумен, как все двуногие, чей возраст перевалил за десять тысяч лет. Ради того, чтобы сохранить интерес к жизни, они впадали в детское восприятие жизни. И совершенно не имели общепринятых моральных тормозов. Ребёнок со знанием древнего существа и запредельным могуществом. И со своими личными представлении о правилах поведения, не только отличными от общепринятых, но, в добавок, неизвестными остальным и способными меняться. Это было страшно.
Дверь в башню перед кроликом распахнулась сама. Его окутало сияние, и кролик взлетел, влетев в открытую дверь. Дальше сияние стремительно понесло его по лестницам вверх, и вскоре внесло в большую комнату. Архимаг был здесь. Выглядел он как худощавый пожилой человек невысокого роста, с длинной седой бородой. Он кутался в розовый (!) пушистый халат, сидя в удобном кресле с книгой в руках. На ногах огромные мягкие розовые тапочки. Название книги кролик не видел, но такую обложку делают для комедийных пьес. Пол был каменный. А вдоль стен стояли десятки больших цветочных кадок, из которых тянулись толстые стебли вьющиеся растений. Сияние исчезло, и кролик встал на плитки пола.
— А, Ушастик! Хорошо, что пораньше пришёл, — добродушно улыбнулся старичок, откладывая книгу. — Садись.
Прямо из ничего сформировалось ещё одно кресло. Кролик, принимая игру "добродушный хозяин — вежливый гость" уселся в кресло, но спину держал прямо.
— Мне нужна консультация, — начал архимаг. — Чтоб ты понял, что мне нужно, объясню конечную цель. Я делаю защиту для дома. Не для себя, систему буду продавать. Она будет не убивать, а унижать того, кто пытается пролезть в дом. Так сказать, первый круг защиты. Это будут растения. Лианы. Они будут хватать нарушителя и насиловать его. После чего отпускать. Вот мне и надо, чтоб насилуемый испытывал как можно большее унижение. Задачу понял?
— Разрешите задать уточняющие вопросы? — вежливо поинтересовался кролик.
— Задавай.
— Унижение будет публичным или интимным?
— Гм... А есть разница?
— Да, господин. Например, человеческий аристократ, которого изнасилует лиана в лесу, без свидетелей, сочтёт себя оскорблённым, но не униженным. Потому что никому про это не расскажет. А вот если это произойдёт на глазах многих свидетелей, он будет опозорен.
— Вот как?
Старичок вскочил с кресла и зашагал взад-вперёд вдоль кадок. Кролик, оставаясь сидеть, следил за ним, поворачивая голову.
— Интересная мысль. Да! Верно. С записью событий. В общем, насилие будет публичным.
— Жертвы будут обоих полов?
— Разумеется.
— Тогда ваша охранная система должна уметь различать пол. Насилие над мужчиной и женщиной различно.
— Это понятно, — нетерпеливо взмахнул рукой архимаг.
— Раздевать жертв лианы должны медленно. И не снимать, а рвать одежду, чтоб её потом нельзя было одеть. Самые интимные места открывать в последнюю очередь. Перед обнажением интимных мест щупать их через одежду.
— Почему?
— Тогда у жертв будет надежда вырваться до того, как начнётся изнасилование. Они будут сильнее биться в путах, и их ужас будет иметь возможность сильнее возрасти.
— Гм... Не зря я тебя пригласил. Ты уже сумел мне помочь. Говори дальше.
— Поза зафиксированных должна быть как можно позорней. Для мужчин это выставленный вверх на всеобщее обозрение зад. Перед изнасилованием ягодицы должны быть разведены, чтоб анальный проход был лучше виден. Для женщин широко разведённые ноги с выставлением на всеобщее обозрение промежности и грудей. Ещё женщинам надо дать возможность вначале прикрыться руками и сжать ноги, затем конечности будут отведены, открывая вид. Зрителям должны быть хорошо видны все подробности изнасилования.
— Хороший приём.
— Перед изнасилованием жертв надо возбудить. У людей считается позором испытывать наслаждение от изнасилования. У лиан должно быть что-то вроде языков, влажных и гибких. Они будут лизать определённые места.
— Про эрогенные зоны я знаю, и что такое афродизиаки и эндофрины, тоже. И то, что у разных раc эндофрины и афродизиаки разные, тоже знаю.
— Вот эти места и надо лизать, в слюне языков пусть будет афродизиак и эндофрин. Для каждого места определённый темп и сила нажатия. Если реальных зрителей нет, и всё идёт в запись, которую потом будут демонстрировать, можно перед началом возбуждения закрыть жертве глаза. Когда человек ничего не видит, чувствительность остальных органов повышается. Но если есть реальные зрители, перед которыми жертве стыдно, что она оказалась в таком положении, она должна их видеть. Это сильно бьёт по гордости.
— Продолжай. — Архимаг вновь уселся в кресло.
— Ещё существуют вещества, расслабляющие мышцы. Если тонким усиком лианы, покрытым таким веществом, уколоть мускулы сфинктеров заднего прохода, задний проход раскроется в большое открытое отверстие. Это может вызвать дефекацию, что публично тоже считается позорным. Кроме того, среди людей широко распространён слух, что если человек испытывает удовольствие от изнасилования в зад, его задний проход широко раскрывается. Слух ложный, но устойчивый. Потому раскрытый задний проход будет позором. Узкий усик лианы может проникнуть через уретру в мочевой пузырь, и полностью заполнить его жидкостью, похожей на мочу. А сам усик тоже покрыт веществом, расслабляющим мускулы, и смажет этим веществом уретру. Тогда во время оргазма жертва непременно ещё и обмочится. Все будут думать, что от удовольствия. Часть лиан можно сделать прозрачной. Например, если цветок охватит член на манер минета, член должен быть виден внутри цветка. Чтоб было видно, что член стоит, и человек получает удовольствие. А когда он кончит, чтоб было видно, как семя перемещается по стеблю к главному корню лианы.
— Зачем?
— Впоследствии они будут опасаться, что маги как то используют их семя против них. Ведь можно использовать кровь или волосы в заклятиях поиска, например. Я не знаю, но думаю, семя тоже можно использовать.
— Ха! Точно. Тогда ещё демонстративно несколько капель крови взять и клок волос. Хорошая мысль. Продолжай.
— А женщинам так же демонстративно вводить какую-то жидкость, похожую на человеческое семя.
Архимаг расхохотался,
— Забеременеть от сорняка? Это мысль!
— Ещё жидкость, похожую на семя, участок лианы, похожий на мужской член, должен брызгать на лицо после того, как изнасилует в рот. Это тоже унизительно. Прочные усы лианы должны держать рот жертвы открытым, чтоб часть этого семени попала в рот. А если после этого перевернуть жертву вверх лицом, чтоб семя стекло к горлу, и закрыть ноздри носа, жертва будет вынуждена глотать семя, ради того, чтоб сделать вдох. Многим это очень противно. Это можно повторять несколько раз — дать жертве вдохнуть. Потом опять кончить ей в рот и зажать нос.
— Хорошо. Продолжай.
— Под конец, когда жертву уже отпускают, её надо облить из нескольких членов семенем, чтоб она была вся в потёках. И ещё, надо пустить слух, что кусты обладают чувствами, и отпускают жертву лишь после того, как полностью удовлетворятся. И вот это мощное облитие семенем в конце и есть знак, что куст доволен. А пока не получит удовлетворения, будет насиловать, и может даже занасиловать насмерть. Тогда жертва, чтоб остаться в живых и побыстрее стать свободной, будет стараться удовлетворить куст. Это тоже унизительно.
— Ну, чтоб слух был устойчивым, его надо сделать правдивым. Но твою идею я понял.
— Позволит ли господин высказать осторожную мысль?
— Эк ты в покоях императрицы навострился словесные кружева вязать. Прям эльф. Такой же ушастый. Высказывай.
— Если такие лианы посадить в городе для защиты участков, то найдутся те, кто будут специально бросать своих недругов в их заросли. Что бы унизить. А так же найдутся те, кто будет лезть в эти лианы, чтоб получить удовольствие. Кому наплевать на общественное мнение.
— А... Гм... Ты прав. Надо будет учесть. Продолжай.
— Простите, господин, но мысли в моей пустой голове закончились.
— Ага. Пустой. Так я и поверил. Ладно, я доволен. Можешь идти. Потом ещё тебя приглашу, на стадии отладки. Хе-хе... Пока подумай на досуге, может, ещё чего придумаешь.
Кресло под кроликом исчезло, а его вновь окутало сияние и вынесло из комнаты, пронесло по лестницам и вынесло из башни, где и отпустило. Кролик встал. К его ногам, зазвенев о камни, упала монета. Он подобрал её. Ну надо же. Красный золотой империи Кат, сгинувшей двадцать пять тысяч лет назад. С тех пор секрет изготовления красного золота утерян. Архимаг вообще понимает, что дал ему? Или он живёт ещё тем временем, когда красное золото равнялось обычному? Интересно, сколько заплатит любой маг за такую монетку? Таскаться с такой вещью в сумке нельзя. И он вновь пошёл к Драной.
Кошка удивлённо взяла протянутую монету, повертела в руках.
— Настоящая. Ты что, заставил его кончить после тысячи лет воздержания? По гномьему золотому за каждый год как раз и выйдет стоимость этого.
— Не надо так шутить. Вдруг услышит. А заплатил он мне за консультацию, как лучше насиловать.
— Это кого он собрался изнасиловать?
— Охранную систему делает такую. Нелетальную. Для продажи.
— О! Когда сделает, надо будет такую для Счастья закупить.
— Сказал, что опять меня позовёт на стадии отладки. Предчувствую, что всё на мне и проверит, что я ему насоветовал.
Монету кошка убрала в сейф.
— Репей, — серьёзно сказала кошка. — У нас тут проблема намечается.
Кролик изобразил предельное внимание.
— Дварф, которому мы заказы делаем, он ведь через полтора года уезжает. У него наследство в его горах образовалось. Так что, как контракт кончится, сразу и уедет.
— Так ведь он уже пять лет готовит замену. Видел я его ученика. Молодой, конечно, но ведь старается.
— Молодой, ещё и сорока лет нет, борода ещё не растёт. — Кошка кивнула. — В том и проблема. Молодой, красивый, с женственной попкой. А у учителя лет десять секса не было. Видела я, как он на ученика смотрит. Не понравился мне взгляд.
Кролик нахмурился. У дварфов к однополому сексу спокойно относились лишь в случае, если секс женский. А если это мужской гомо, даже если это было насилие, считалось позором. Хуже того, и сам подвёргшийся насилию считал себя опозоренным. Чушь полнейшая, с точки зрения кролика. Как можно быть опозоренным в том, в чём ты не виноват. Чушь, но факт. "Нижний" считался более опозоренным, чем "верхний".
— Если он принудит ученика к сексу, — продолжила кошка, — новый мастер получит психологическую травму на всю жизнь. А если это однажды станет известно, покончит с собой. Место дварфы посчитают опозоренным, и ни один дварф в этой кузне работать не станет. А другого места имперская канцелярия во дворце не даст. В результате мы лишимся мастера у себя под боком. Придётся за каждым заказом на тонкую механику в город в дварфский квартал идти.
— Что требуется от меня?
— Подумай, как мастеру внушить отвращение к гомо. Тут нужен именно кролик, а не кошка. Я не справлюсь.
Репей задумался. Потом усмехнулся,
— Я могу устроить ему однократную разрядку семени и установить психологическую связку гомо-кролик-ненависть. Не так будут яйца на мозги давить, и при любой мысли о мужской попке он будет вспоминать меня и хвататься за молот. Связка продержится лет пять. Но, сама понимаешь, после этого мне в мастерских будет появляться опасно. Прибьёт.
— Приёмлемо. Полтора года будешь ко мне через окно ходить.
— Всех кроликов после этого он будет не презирать, а ненавидеть. Всю жизнь.
— Предупрежу всех наших. Сама тоже к нему полдюжины дней не пойду.
— Лучше дюжину дней не ходи. Сердитый будет очень. Мне нужны ароматические палочки. Афродизиак, скорострел и тугодум.
Кошка открыла шкафчик, влезла в него до половины — внутри щёлкнуло, когда она вскрыла тайник. Вынула три ароматические палочки.
— Вот афро и скорострел, — сказала она, положив две из них на стол. Потом третью положила отдельно. — А тугодум я тебе не даю. Это в империи вещь запрещённая. Так что такие вещи тут использовать нельзя.
Кролик кивнул. Теперь кошка могла и под заклинанием правды сказать, что не давала тугодум кролику. Он сам взял. Сгрёб все три палочки, положил в сумку, пошёл к мастерской дварфа. Пройдя мимо приоткрытой двери, убедился, что дварф внутри, один, сидит с грустным видом. Видать, обнаружил, что одной шестерёнки не хватает. Эти шестерёнки изготавливались по сложной технологии. Сначала лепились из воска, воску придавалась прочность специальными рунами. Механизм из воска полностью собирался, относился в специальный подвал с сильным холодом внутри. Промороженный и совсем отвердевший от холода механизм заставляли работать. Шестерёнки идеально притирались друг к другу. Потом по этим восковым моделям отливались уже металлические детали, при этом восковая модель уничтожалась. Детали идеально подходили друг к другу. Вот только изготовить новую деталь к такому механизму, взамен потерянной, было порой сложнее, чем изготовить весь механизм целиком заново. Восковую модель в металлическом механизме притирать нельзя, коэффициент от температурного сжатия у металлов и воска разный, так что деталь потом будет клинить.
Определив, откуда тянет сквозняк в мастерскую дварфа, кролик зажёг все три палочки. Дым почти неощутим, на фоне ароматов мастерских. Четверть часа он окуривал дварфа. Сейчас он уже должен стать легко возбудимым, а аналитическое мышление сниженным. Кролик состроил выражение глаз полубезумно-страждущими, вошёл в мастерскую. Дварф зло вскинулся. Если к кошкам он относился нейтрально, и даже в чём-то положительно, то кроликов презирал. А что ещё можно ждать от дварфа?
Кролик запер дверь, от чего мастер впал в ступор. Теперь, пока дварф не начал его калечить, есть несколько секунд. Тот уже возмущённо встал, а рука тянулась к рукоятке молота. И кролик упал на колени перед бородатым коротышкой,
— Мастер! — с придыханием начал он. Есть попадание! Ступор дварфа усилился. — Молю вас! Никогда! Никогда у меня не было дварфа! А вы! Такой умный! Такой умелый! С такой роскошной бородой! А как пахите! Мммм...
Пока он это говорил, руки умело расстегнули ремень у дварфа и стянули кожаные штаны. Под штанами оказался небольшой тёмно-синий гульфик. На маленькой золотой пряжке. Пару мгновений кролик потратил, чтоб разобраться, как расстегнуть эту пряжку. Член дварфа был коротенький, но толстенький, головка скрыта крайней плотью. Пах мылом, дфарфы вообще чистоплотны. Это было приятно.
— Ты... — захрипел дварф.
В этот момент кролик, слегка обнажив головку его члена, лизнул её. И дварф подавился воздухом, не закончив фразы. У бесхвостых, если головку члена держать скрытой крайней плотью, это требует дополнительных действий при личной гигиене, зато сохраняет высокую чувствительность головки. Так что эта часть была очень чувствительной. Языком кролик щекотал головку, одной рукой придерживал член, другой слегка массировал мошонку. Член возбудился.
— Ммм... Какой вкус! — приговаривал кролик, стараясь сделать голос как можно более восхищённым. Дварфы — терпеливая, долгоживущая раса. Они могут десятилетиями обходиться без секса, без вреда для здоровья. Но редкий секс имел и оборотную сторону — когда секс начинался, разум сносило им полностью. Именно из за этого и происходили редкие изнасилования у дварфов. Начав, они уже не могли остановиться. И с момента, когда Репей лизнул ему головку члена, дварф оказался полностью во власти кролика.
На весь минет ушло минут пять. Помог скорострел. Дварф только похрюкивал. Когда мастер начал разряжаться, кролик отстранился, позволив нескольким струям семени попасть на шёрстку головы.
— Ах, мастер! — Кролик счастливо смотрел на него снизу большими влюблёнными глазами. — Это было прекрасно! Вы — мой первый дварф. — Теперь дварф на всю жизнь запомнит его счастливую мордочку, забрызганную семенем. Когда придёт в себя. Запомнит и не простит. Никогда.
Облизал член, счищая с него остатки семени. Дварф начал приходить в себя. Кролик торопился. Надел на дварфа гульфик, штаны, застегнул ремень. Немного кривовато застегнул, но сейчас некогда поправлять. Коротышка почти полностью оклемался, и сейчас в его мозгах начинается усиленная обработка мысли "что это было". Вытер лежавшей в мастерской ветошью свою мордочку. Подошёл к двери. Открыл замок. А теперь последний штрих. Надо придать голосу небольшое пренебрежение со снихождением.
— Кстати. Ваша шестерёнка в ящике для лома.
И вышел. Аккуратно прикрыл дверь. А теперь ХОДУ ОТ СЮДА !!!
И кролик во весь дух рванул по коридору, мысленно отсчитывая секунды.
"...Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать".
И тут раздался рёв разъярённого дварфа. Спустя секунду треск дерева. Это что, дварф забыл, что дверь открывается вовнутрь, а не наружу? Ну ничего, сам потом и починит. Мастер наконец понял, что кролик его, практически, отъимел, да ещё и расплатился за это. Рассказывать об этом случае он не станет никому и никогда. Правда, убить теперь может при встрече, но это риск привычный. Из за скорострела разрядка случилась быстро, так что удовольствия дварф получил мало. Так что в психологической связке гомо-кролик-ненависть удовольствия не будет. А вот отборной, чёрной ненависти — полные мозги.
Репей вылетел из мастерских и понёсся во дворец. Во дворец дварфа, размахивающего молотом и пускающего изо рта пену, не пустят. Проскочил мимо стражи, задержавшись лишь на время, требующееся магическому плетению распознать ошейник дворцового раба. Дварф ещё не выбежал из мастерских, так что дальше пошёл спокойно. Уже идя коридорами крыла императрицы, услышал впереди знакомый голос, и резко свернул в боковой коридор. Встречаться с этим великовозрастным придурком не стоило. Сын одного графа. Пару месяцев назад он убил одного кролика-раба. Причём не собственного, а принадлежащего одной баронессе. Баронесса долго плакала. Графёнок полностью выплатил компенсацию за убийство арендованного раба, ведь рабство кролика было не вечным, а арендой на двадцать лет. Выплатил и моральную компенсацию баронессе. Но, судя по всему, сам процесс убийства ему понравился, так что он был не против повторить. В тот раз графёнок связал кролику руки и ноги, завязал уши узлом и, поддев узел крюком, поднял его верёвкой через блок. Это очень больно. А потом, подставив под кролика кол, на который сажали преступников, начал того насиловать колом в задний проход, то опуская, то поднимая верёвку. Потом графёнок сказал, что верёвка оборвалась, но Репей слышал, как два имперских следователя обсуждали тот случай. Верёвка была не оборванной, а обрезанной. Графёнок предумышленно убил беззащитного чужого раба. Даже по морали дворца — случай вопиющий. Но дело замяли.
Обойдя графёнка с его свитой по параллельному коридору, Репей приблизился к покоям императрицы. Умный вряд ли рискнёт нанести оскорбление императрице через её раба, но графёнка нельзя назвать умным. Зашёл в туалет и умылся. Шёрстку надо всегда держать чистой. Обсушился под магическим плетением сушки. И тут завибрировал ошейник. Хозяйка звала своего Ушастика! Вовремя он успел почиститься.
Магическая печать, превращающая его в идеального раба, заставляла его искренне любить хозяйку. И Репей, радостно улыбнувшись, побежал. Стража его легко пропустила, видя вибрирующий ошейник, и он вбежал в покои императрицы. Ошейник перестал вибрировать.
— Долго ты бежал, — недовольно нахмурилась эта пожилая, но всё ещё красивая женщина. Эликсирами, омолаживающими кожу, она не пользовалась, используя имидж пожилой, доброй и умной женщины, которая, тем не менее, не прощает обид. Очень полезный имидж для выживания.
— Простите, хозяйка, — понуро опустил уши Ушастик. Сейчас именно Ушастик, а не Репей. Упрёк хозяйки был не справедлив, и больно ранил так желающего услужить ей кролика.
— Ты развлёк гарем патриарха?
— Да, хозяйка! — Уши вновь встали торчком. — Они так смеялись! Несколько раз! Даже патриарх смеялся и не стал меня убивать.
— Убивать? За что?
— Олени убивают самцов, без приглашения вошёдших в гарем.
— Не знала. Вот что, Ушастик, больше ты в гарем к оленям не ходишь. Я тебе запрещаю. Это приказ.
— Я понял, хозяйка.
— Что у тебя за сумка?
— Это я развлекал гарем. Тут искусственные оленьи члены. Детский и юношеский размер.
— Ну ка, покажи.
Ушастик поспешно достал оба дилдо.
— Это детский? — удивлённо взяла дилдо в руки императрица. — Да в нём же локоть, не меньше. И диаметр. — Императрица обхватила указательным и большим пальцем. Для завершения кольца не хватило одной фаланги.
— Да, хозяйка. Это детский.
— Интересно, а в меня он влезет?
— На всю длину только в задний проход, хозяйка. А в ваш волшебный цветок только на три четверти. Больше нельзя, можете повредить себе. Юношеский только до половины, а в задний проход вообще не войдёт.
— А если с вазелином?
— Не войдёт, — грустно сказал кролик, начав поглаживать её груди.
— Отстань, проказник. У меня ещё дела.
Но твёрдости в приказе не было, и он выполнил его частично — вместо поглаживания грудей стал ласкаться, смешно щекоча её открытую шею своими вибрисами и поглаживая ей спинку.
— А, ладно, — решилась императрица. — Час у нас ещё есть.
Он расстегнул знакомое платье, и оно упало к ногам императрицы. Так же произошло и с нижним бельём. И весь процесс раздевания он ласкал её и целовал открывающиеся участки кожи. Императрица удивительно легко для своего возраста впадала в наслаждение от ласк, это заслуга кроликов, они были рядом с ней всю её жизнь, начиная с момента потери девственности под нынешним императором. Сейчас и Ушастик перехватил эту эстафету. Но вот от начальной стадии наслаждения до экстаза и оргазма, наоборот, доводить её было трудно. Это тоже результат практически ежедневного оргазма.
Подхватив часто задышавшую женщину на руки, он перенёс её на диван. Одной рукой он поддерживал её спину под лопатки, приподнимая грудь, целовал груди, языком обрабатывал соски, вторая рука ласкала промежность, одной ногой он как бы случайно прижимал её ногу к своему паху, чтоб чувствовала, как он возбуждается, вторая нога была опорной, придавая телу устойчивость. Его уши как бы случайно касались низа её подбородка, ей нравилось, когда его уши вот так, слегка, её касаются.
— Ушастик ты мой любимый, — проговорила она чуть изменившимся тембром голоса, говорившим, что возбуждение растёт. Потрепала его голову промеж ушей. — Счастливый вы народ. Ни забот, ни хлопот. И в жизни только удовольствия.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
