|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
* * *
* * *
День начался неплохо — с флотских дел. Из Морского технического комитета пришел довольно любопытный доклад на высочайшее имя — "О воздухоходных морских судах."
Суть идеи была в том чтобы создать компрессором или мощным вентилятором слой сжатого воздуха под особо устроенным днищем корабля,
который чуть-чуть приподнимает его над поверхностью воды — создавая что -то вроде смазки из уплотненной атмосферы. Отсутствие трения о воду в свою очередь позволяло двигаться вперед "со значительной быстротой". Дело необычное, хотя как оказалось и неновое. Еще в 1853 году, как сообщал доклад, некий коллежский асессор Иванов подал на имя главноуправляющего путями сообщений графа Кейнмихеля рапорт о придуманном им судне такого рода — "трёхкильном духоплаве".
Рассмотрев затею так и эдак, Департамент проектов и смет ведомства в итоге отказал изобретателю.
Идею эту однако с некоторых пор обсуждают в Англии — мысль касаемо использования "воздушной смазки для днища" отстаивал изобретатель Уильям Фруд с 1877 года; а создатель минных катеров Торникрофт даже представил модель такого корабля с выступами и впадинами ниже ватерлинии для создания с их помощью под днищем воздушного пузыря. Восемь лет назад, в 1882 году швед Лаваль даже запатентовал особое устройство для подачи сжатого воздуха под такое судно. И не удивительно что швед — как оказалось впервые идею такого судна выдвинул аж в 1716 году именно шведский философ Эммануил Сведенборг.
В завершении документа испрашивалось царское разрешение организовать при Техническом комитете небольшую — "сообразно изысканным суммам" — лабораторию по созданию легких скоростных миноносок на подобном принципе.
Подписан доклад был неким лейтенантом Басалаго... Из молодежи собранной великим князем — как припомнил император. Подумал, и, покачав головой, начертал резолюцию: "Несвоевременно. Оставить до появления плавающих образцов в заграничных флотах". Со времен приснопамятной лодки Джевецкого Георгий приобрел стойкое недоверие к многообещающим прожектам и чудесным машинам. Но лейтенанта надо запомнить...
Затем — аудиенция Витте на тему подготовки к строительству Сибирской дороги. Выслушав министра он мягко пожурил Сергея Юльевича за несколько мелких упущений — пусть не зазнается.
Следующим предполагался доклад Кауфмана — тот просил принять его по срочному делу.
Начальник охраны был как всегда серьезен и озабочен. Но на этот раз более чем обычно — похоже дело было неприятное.
-Государь, — начал он. Мне весьма огорчительно говорить об этом -ибо дело касается заслуженного человека и военачальника. Но мой долг повелевает сообщить ставшие мне известными по случаю сведения.
-Объяснитесь, Александр Александрович...
Бывший конноартиллерист уложился в пять минут.
Кауфман как знал Георгий изучал старые дела разнообразных нигилистов — всё старался найти способ улучшить монаршью охрану. И наткнулся на донесение жандармского управления покойному графу Толстому аж от марта одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертом года.
"...Майором Тихоцким велись в Петербурге беседы на политические темы с
генералом Драгомировым, занимающим пост начальника Николаевской
академии Генерального штаба. Разговоры эти, которые касались между
прочим вопроса о задачах военной революционной организации, Драгомиров
заключил, по словам Тихоцкого, следующею дословною фразою: "Что же,
господа, если будете иметь успех — я ваш".
-Кто этот майор? -вымолвил Георгий несколько раз перечитав бумагу.
. Распорядитесь немедленно выяснить и доставить в Петербург! (Он сейчас чего доброго подполковник а то и полковник.).
-Это я сделал в первую очередь Ваше Величество. Только сегодня утром пришел ответ из Генерального Штаба. Майор Тихоцкий, Ардальон Вениаминович, скоропостижно скончался в августе того же года в Пензе -на пути к новому месту службы в Тифлисскую губернию.
Георгий молча кивнул отчего-то вспомнив что у "вольных каменщиков" по слухам был обычай — "заснувшего" — сиречь без разрешения отошедшего от дел либо уличенного в неповиновении брата травили ядом не оставлявшим следов.
-И что вы думаете об этом -господин генерал -майор? -сухо и негромко спросил царь
-Ваше Величество — я хотя и был тогда лишь выпущен в гвардию подпоручиком — и многого знать не мог. Но из разговоров старших товарищей по службе мне известно, что еще со времен русско-турецкой войны его превосходительство Драгомиров был одним из наиболее близких к генералу Скобелеву людей из числа высших офицеров русской армии. Мне встречалось мнение что... господин Скобелев уважал и любил Драгомирова, насколько мог уважать и любить кого-либо . Эти чувства видимо были взаимными. И мог истолковать обстоятельства кончины Михаил Николаевича...превратно... -Хотите сказать что он считает виновными в смерти своего начальника... высшую власть?
-Нет, Ваше Величество... — Кауфман как понял Георгий колебался какой то миг. Не только. Я не могу утверждать с точностью но я полагаю что возможно Драгомиров был посвящен в некоторые планы генерала... Простите Государь — больше мне нечего добавить. Пока нечего. Я не привык огульно обвинять кого бы то и было — тем более столь заслуженных людей.
-Хорошо. Вызовите Драгомирова в Петербург срочной телеграммой. Сейчас же! — добавил он. И передайте Плеве: пусть мне доставят все бумаги касающиеся Скобелева — не позднее завтрашнего дня. Все бумаги! — веско добавил он.
* * *
Хочется коснуться темы рабочего дня Его Величества ... После завтрака начиналась
ежедневная работа. Первым к Государю заходил Половцев, который приносил
поступавшие на его имя письма и бумаги. Затем следовал доклад вызванных им особо людей, и, наконец, в кабинет по очереди допускались
посетители согласно записи в журнале.
По отпуске последних, монарх нередко сидел в кабинете в одиночестве
размышляя о делах.
Что в это время созревало в его уме, оставалось лишь гадать — но затем он вызывал сановников и отдавал приказания .
Как бы то ни было -император Георгий никогда не принимал скороспелых решений и не делал опрометчивых шагов.
Иван Басалаго "Адмиралтейство и дворец". Москва. 1949 год.
* * *
Спустя два дня
Георгий оглядел разложенные перед ним листы. Весь вчерашний вечер и сегодня с утра отложив прочие дела он изучал все что люди Плеве нарыли на двух генералов — живого и мертвого. Вот все эти салонные мыслители любят насмехаться над темными мужиками что сетуют — мол надо царю сказать правду какую "баре" скрывают — а то ведь не знает -то царь-батюшка... А "царь-батюшка" и в самом деле столько всего не знает!
Вот письмо барона Врангеля -тот вспоминал, как в свою последнюю встречу со
Скобелевым они сидели у генерала Дохтурова в большой компании — были
Воронцов-Дашков, Черевин(Боже — неужто и Черевин туда же?!). И там же был и Драгомиров ... Между прочим говорили и об императоре Александре III, и обсуждали современное положение. . Когда все уехали, Скобелев с насмешкой изрек.
— Пусть себе толкуют! Слыхали уже эту песню. А все-таки, в конце концов,
вся их лавочка полетит вверх тормашками Полетит! — только что не потирая руки , повторял генерал, — и скатертью дорога! Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду.
— Полететь полетит, — отвечал Дохтуров, — но радоваться этому едва ли
приходится. Что мы с тобой полетим с ним, еще полбеды, а того смотри, и
Россия полетит...
— Вздор, — прервал Скобелев, — династии меняются или исчезают, а нации
бессмертны.
— Бывали и нации, которые, как таковые, распадались, — сказал
Дохтуров. — Но не об этом речь. Дело в том, что, если Россия и уцелеет,
мне лично совсем полететь не хочется.
— И не летай, никто не велит.
— Как не велит? Во-первых, я враг всяких революций, верю только в
эволюцию и, конечно, против революции буду бороться, и, кроме того, я
солдат, и, как таковой, буду руководствоваться не моими симпатиями, а
долгом, как и ты, полагаю?
— Я? — вдруг в запале крикнул Скобелев, но тут же осекся. И закончил как то странно скомкано в том смысле что стратегическую обстановку подготовляют политики, а им военным, "в случае чего", предстоять будет одна тактическая задача. "А вопросы
тактики, -глубокомысленно заметил генерал, не предрешаются, а решаются, во время самого боя и предрешать их нельзя." О чем чуть не проговорился герой Плевны и Туркестана?
Он однако не только вел сомнительные речи а еще и теоретизировал. Вот его послание в редакцию "Вестника Европы" .
"За последнее время я увлекся изучением, частью по документам, истории реакции в двадцатых годах нашего столетия. Как страшно обидно, что человечество часто вращается лишь в белкином колесе. Что только не изобретал Меттерних, чтобы бесповоротно продвинуть Германию и Италию за грань неизгладимых впечатлений, порожденных французской революцией. Тридцать лет подобного управления привели в Италии к полному торжеству тайных революционных обществ, в Германии — к мятежу 1848 года, к финансовому банкротству и, что всего важнее, к умалению в обществе нравственных и умственных начал, создав бессильное, полусонное поколение... В наш век более чем прежде обстоятельства, а не принципы управляют политикой".
А вот и с позволения сказать руководящие идеи.
"В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в
руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура,
большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и
незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на
чиновничество и вообще на весь ход дел. Всякий честный голос русской земли усердно
заглушается польско-жидовскими критиками"... Столичные острословы тут же окрестили его — Первый консул -намёк на "корсиканское чудовище" был более чем понятен.
Георгий поджал губы. Как он помнил батюшка Александр Александрович в узком кругу тоже выражал недовольство по поводу якобы пристрастия деда к инородцам. Его злило, что Россией фактически правит армянин Лорис-Меликов, а пост государственного секретаря занимает Евгений Абрамович Перетц — сын еврея-откупщика, вдобавок брат одного из мятежников декабря восемьсот двадцать пятого.. Но отец никогда не думал противиться воле деда -уважая в нем государя и отца...
А вот это уже из приватной беседы.
Правительство отжило свой век, — рассуждал генерал — оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Революционеры же не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, и на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой героя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Ну это то уже известно...
-Да — покачал головой Георгий Александрович — а ведь и в самом деле в лице Скобелева Россия имела почти гениального военного и политика -готового кандидата в Наполеоны. Гениальность Наполеона залила Европу кровью и бросила Францию к ногам победителей — когда уже не осталось взрослых мужчин а в строй вверстали пятнадцатилетних подростков... Будь во главе республики кто-то менее способный и амбициозный — подумал вдруг Георгий — сидел бы тихо — ну или потерпел поражение быстро -или вообще как генерал Монк в Англии вернул власть королю в обмен на титул графа или маркиза. Но судьбе было угодно вознести в императоры гениального ублюдка... Что же дальше написано в деле?
"И сам масон и втянул в ложу друзей — писателя Немировича-Данченко и своего штабного Куропаткина" -передала уже выцветшая бумага мнение кого -то из его окружения зафиксированное жандармским пером. А вот и письмо самого Данченко
( Какую же воистину титаническую работу производят эти люди, невидимые как мыши запечные — филеры, перлюстраторы, нетабельные канцеляристы МВД!)
Речь шла о громких антинемецких речах какие "Белый генерал" говорил за границей.
"Во время этого последнего свидания я крепко журил его за несвоевременный, по мнению моему, вызов австрийцам, он защищался так и сяк и, наконец, осмотревшись и уверившись, что кругом нет любопытных, выговорил:
— Ну, так я тебе скажу, Василий Васильевич, правду, — они меня заставили, кто они, я, конечно, помолчу."
Кого же боялся этот без сомнения булатной — не стальной даже -отваги человек, который не страшился и посягнуть на Престол — в мыслях уж точно?? Кто имел над ним такую власть? За это знание Георгий не задумываясь отдал бы... Да мало нашлось того чего бы не отдал! Потому что неизвестно еще скольким генералам и сановникам эти "они" могут повелеть свершить нечто противное и присяге и совести!
В жандармских бумагах отмечалось, что за границей Скобелев не единожды встречался с одним из мастеров масонской ложи "Великий Восток" премьер-министром Франции
Леоном Гамбеттой. Любопытно... Через несколько месяцев после смерти Скобелева бывший премьер-министр погиб, как было официально объявлено, от случайно
сработавшего охотничьего ружья. Но по Парижу упорно гуляли слухи,
что он пал жертвой заговора, орудием которого стала его любовница. И тут женщина!
"Вскоре по приезде Скобелева в Париж к П. Л. Лаврову явился спутник Скобелева, состоявший при нем в звании официального или приватного адъютанта, и передал Лаврову следующее от имени своего патрона: генералу Скобелеву крайне нужно повидаться с Петром Лавровичем для переговоров "о некоторых важных вопросах". Но ввиду служебного и общественного положения Скобелева ему очень неудобно прибыть самолично к Лаврову. Это слишком афишировало бы их свидание, укрыть которое при подобной обстановке было бы очень трудно от многочисленных глаз, наблюдающих за ними обоими. Поэтому он просит Лаврова назначить ему свидание в укромном нейтральном месте, где они могли бы обсудить на свободе все то, что имеет сказать ему Скобелев. Лавров наотрез отказался от предполагавшегося ему свидания, и, так как в тот момент в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных народовольцев, которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, на этом и кончилось дело". "
И вновь -донесение — блестяще подтвердившее худшие подозрения. Главное — что он искал в этой груде бумаг.
"В Петербурге, через генерала Драгомирова С. пробовал закинуть ниточку в революционные кружки ..."
Георгий с тяжким вздохом откинулся в кресле и снова углубился в чтение бумаг — уже о Драгомирове.
В юности был вольнодумцем гегельянцем — но служил исправно. Настолько что по его учебнику уже в шестидесятые изучали тактику в юнкерских училищах.
Курс тактики у Драгомирова в те же годы прослушал наследник-цесаревич — Александр Александрович ("Учитель отца!" -нежданной болью отозвалась душа).
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
