|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
* * *
* * *
День начался неплохо — с флотских дел. Из Морского технического комитета пришел довольно любопытный доклад на высочайшее имя — "О воздухоходных морских судах."
Суть идеи была в том чтобы создать компрессором или мощным вентилятором слой сжатого воздуха под особо устроенным днищем корабля,
который чуть-чуть приподнимает его над поверхностью воды — создавая что -то вроде смазки из уплотненной атмосферы. Отсутствие трения о воду в свою очередь позволяло двигаться вперед "со значительной быстротой". Дело необычное, хотя как оказалось и неновое. Еще в 1853 году, как сообщал доклад, некий коллежский асессор Иванов подал на имя главноуправляющего путями сообщений графа Кейнмихеля рапорт о придуманном им судне такого рода — "трёхкильном духоплаве".
Рассмотрев затею так и эдак, Департамент проектов и смет ведомства в итоге отказал изобретателю.
Идею эту однако с некоторых пор обсуждают в Англии — мысль касаемо использования "воздушной смазки для днища" отстаивал изобретатель Уильям Фруд с 1877 года; а создатель минных катеров Торникрофт даже представил модель такого корабля с выступами и впадинами ниже ватерлинии для создания с их помощью под днищем воздушного пузыря. Восемь лет назад, в 1882 году швед Лаваль даже запатентовал особое устройство для подачи сжатого воздуха под такое судно. И не удивительно что швед — как оказалось впервые идею такого судна выдвинул аж в 1716 году именно шведский философ Эммануил Сведенборг.
В завершении документа испрашивалось царское разрешение организовать при Техническом комитете небольшую — "сообразно изысканным суммам" — лабораторию по созданию легких скоростных миноносок на подобном принципе.
Подписан доклад был неким лейтенантом Басалаго... Из молодежи собранной великим князем — как припомнил император. Подумал, и, покачав головой, начертал резолюцию: "Несвоевременно. Оставить до появления плавающих образцов в заграничных флотах". Со времен приснопамятной лодки Джевецкого Георгий приобрел стойкое недоверие к многообещающим прожектам и чудесным машинам. Но лейтенанта надо запомнить...
Затем — аудиенция Витте на тему подготовки к строительству Сибирской дороги. Выслушав министра он мягко пожурил Сергея Юльевича за несколько мелких упущений — пусть не зазнается.
Следующим предполагался доклад Кауфмана — тот просил принять его по срочному делу.
Начальник охраны был как всегда серьезен и озабочен. Но на этот раз более чем обычно — похоже дело было неприятное.
-Государь, — начал он. Мне весьма огорчительно говорить об этом -ибо дело касается заслуженного человека и военачальника. Но мой долг повелевает сообщить ставшие мне известными по случаю сведения.
-Объяснитесь, Александр Александрович...
Бывший конноартиллерист уложился в пять минут.
Кауфман как знал Георгий изучал старые дела разнообразных нигилистов — всё старался найти способ улучшить монаршью охрану. И наткнулся на донесение жандармского управления покойному графу Толстому аж от марта одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертом года.
"...Майором Тихоцким велись в Петербурге беседы на политические темы с
генералом Драгомировым, занимающим пост начальника Николаевской
академии Генерального штаба. Разговоры эти, которые касались между
прочим вопроса о задачах военной революционной организации, Драгомиров
заключил, по словам Тихоцкого, следующею дословною фразою: "Что же,
господа, если будете иметь успех — я ваш".
-Кто этот майор? -вымолвил Георгий несколько раз перечитав бумагу.
. Распорядитесь немедленно выяснить и доставить в Петербург! (Он сейчас чего доброго подполковник а то и полковник.).
-Это я сделал в первую очередь Ваше Величество. Только сегодня утром пришел ответ из Генерального Штаба. Майор Тихоцкий, Ардальон Вениаминович, скоропостижно скончался в августе того же года в Пензе -на пути к новому месту службы в Тифлисскую губернию.
Георгий молча кивнул отчего-то вспомнив что у "вольных каменщиков" по слухам был обычай — "заснувшего" — сиречь без разрешения отошедшего от дел либо уличенного в неповиновении брата травили ядом не оставлявшим следов.
-И что вы думаете об этом -господин генерал -майор? -сухо и негромко спросил царь
-Ваше Величество — я хотя и был тогда лишь выпущен в гвардию подпоручиком — и многого знать не мог. Но из разговоров старших товарищей по службе мне известно, что еще со времен русско-турецкой войны его превосходительство Драгомиров был одним из наиболее близких к генералу Скобелеву людей из числа высших офицеров русской армии. Мне встречалось мнение что... господин Скобелев уважал и любил Драгомирова, насколько мог уважать и любить кого-либо . Эти чувства видимо были взаимными. И мог истолковать обстоятельства кончины Михаил Николаевича...превратно... -Хотите сказать что он считает виновными в смерти своего начальника... высшую власть?
-Нет, Ваше Величество... — Кауфман как понял Георгий колебался какой то миг. Не только. Я не могу утверждать с точностью но я полагаю что возможно Драгомиров был посвящен в некоторые планы генерала... Простите Государь — больше мне нечего добавить. Пока нечего. Я не привык огульно обвинять кого бы то и было — тем более столь заслуженных людей.
-Хорошо. Вызовите Драгомирова в Петербург срочной телеграммой. Сейчас же! — добавил он. И передайте Плеве: пусть мне доставят все бумаги касающиеся Скобелева — не позднее завтрашнего дня. Все бумаги! — веско добавил он.
* * *
Хочется коснуться темы рабочего дня Его Величества ... После завтрака начиналась
ежедневная работа. Первым к Государю заходил Половцев, который приносил
поступавшие на его имя письма и бумаги. Затем следовал доклад вызванных им особо людей, и, наконец, в кабинет по очереди допускались
посетители согласно записи в журнале.
По отпуске последних, монарх нередко сидел в кабинете в одиночестве
размышляя о делах.
Что в это время созревало в его уме, оставалось лишь гадать — но затем он вызывал сановников и отдавал приказания .
Как бы то ни было -император Георгий никогда не принимал скороспелых решений и не делал опрометчивых шагов.
Иван Басалаго "Адмиралтейство и дворец". Москва. 1949 год.
* * *
Спустя два дня
Георгий оглядел разложенные перед ним листы. Весь вчерашний вечер и сегодня с утра отложив прочие дела он изучал все что люди Плеве нарыли на двух генералов — живого и мертвого. Вот все эти салонные мыслители любят насмехаться над темными мужиками что сетуют — мол надо царю сказать правду какую "баре" скрывают — а то ведь не знает -то царь-батюшка... А "царь-батюшка" и в самом деле столько всего не знает!
Вот письмо барона Врангеля -тот вспоминал, как в свою последнюю встречу со
Скобелевым они сидели у генерала Дохтурова в большой компании — были
Воронцов-Дашков, Черевин(Боже — неужто и Черевин туда же?!). И там же был и Драгомиров ... Между прочим говорили и об императоре Александре III, и обсуждали современное положение. . Когда все уехали, Скобелев с насмешкой изрек.
— Пусть себе толкуют! Слыхали уже эту песню. А все-таки, в конце концов,
вся их лавочка полетит вверх тормашками Полетит! — только что не потирая руки , повторял генерал, — и скатертью дорога! Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду.
— Полететь полетит, — отвечал Дохтуров, — но радоваться этому едва ли
приходится. Что мы с тобой полетим с ним, еще полбеды, а того смотри, и
Россия полетит...
— Вздор, — прервал Скобелев, — династии меняются или исчезают, а нации
бессмертны.
— Бывали и нации, которые, как таковые, распадались, — сказал
Дохтуров. — Но не об этом речь. Дело в том, что, если Россия и уцелеет,
мне лично совсем полететь не хочется.
— И не летай, никто не велит.
— Как не велит? Во-первых, я враг всяких революций, верю только в
эволюцию и, конечно, против революции буду бороться, и, кроме того, я
солдат, и, как таковой, буду руководствоваться не моими симпатиями, а
долгом, как и ты, полагаю?
— Я? — вдруг в запале крикнул Скобелев, но тут же осекся. И закончил как то странно скомкано в том смысле что стратегическую обстановку подготовляют политики, а им военным, "в случае чего", предстоять будет одна тактическая задача. "А вопросы
тактики, -глубокомысленно заметил генерал, не предрешаются, а решаются, во время самого боя и предрешать их нельзя." О чем чуть не проговорился герой Плевны и Туркестана?
Он однако не только вел сомнительные речи а еще и теоретизировал. Вот его послание в редакцию "Вестника Европы" .
"За последнее время я увлекся изучением, частью по документам, истории реакции в двадцатых годах нашего столетия. Как страшно обидно, что человечество часто вращается лишь в белкином колесе. Что только не изобретал Меттерних, чтобы бесповоротно продвинуть Германию и Италию за грань неизгладимых впечатлений, порожденных французской революцией. Тридцать лет подобного управления привели в Италии к полному торжеству тайных революционных обществ, в Германии — к мятежу 1848 года, к финансовому банкротству и, что всего важнее, к умалению в обществе нравственных и умственных начал, создав бессильное, полусонное поколение... В наш век более чем прежде обстоятельства, а не принципы управляют политикой".
А вот и с позволения сказать руководящие идеи.
"В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в
руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура,
большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и
незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на
чиновничество и вообще на весь ход дел. Всякий честный голос русской земли усердно
заглушается польско-жидовскими критиками"... Столичные острословы тут же окрестили его — Первый консул -намёк на "корсиканское чудовище" был более чем понятен.
Георгий поджал губы. Как он помнил батюшка Александр Александрович в узком кругу тоже выражал недовольство по поводу якобы пристрастия деда к инородцам. Его злило, что Россией фактически правит армянин Лорис-Меликов, а пост государственного секретаря занимает Евгений Абрамович Перетц — сын еврея-откупщика, вдобавок брат одного из мятежников декабря восемьсот двадцать пятого.. Но отец никогда не думал противиться воле деда -уважая в нем государя и отца...
А вот это уже из приватной беседы.
Правительство отжило свой век, — рассуждал генерал — оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Революционеры же не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, и на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой героя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Ну это то уже известно...
-Да — покачал головой Георгий Александрович — а ведь и в самом деле в лице Скобелева Россия имела почти гениального военного и политика -готового кандидата в Наполеоны. Гениальность Наполеона залила Европу кровью и бросила Францию к ногам победителей — когда уже не осталось взрослых мужчин а в строй вверстали пятнадцатилетних подростков... Будь во главе республики кто-то менее способный и амбициозный — подумал вдруг Георгий — сидел бы тихо — ну или потерпел поражение быстро -или вообще как генерал Монк в Англии вернул власть королю в обмен на титул графа или маркиза. Но судьбе было угодно вознести в императоры гениального ублюдка... Что же дальше написано в деле?
"И сам масон и втянул в ложу друзей — писателя Немировича-Данченко и своего штабного Куропаткина" -передала уже выцветшая бумага мнение кого -то из его окружения зафиксированное жандармским пером. А вот и письмо самого Данченко
( Какую же воистину титаническую работу производят эти люди, невидимые как мыши запечные — филеры, перлюстраторы, нетабельные канцеляристы МВД!)
Речь шла о громких антинемецких речах какие "Белый генерал" говорил за границей.
"Во время этого последнего свидания я крепко журил его за несвоевременный, по мнению моему, вызов австрийцам, он защищался так и сяк и, наконец, осмотревшись и уверившись, что кругом нет любопытных, выговорил:
— Ну, так я тебе скажу, Василий Васильевич, правду, — они меня заставили, кто они, я, конечно, помолчу."
Кого же боялся этот без сомнения булатной — не стальной даже -отваги человек, который не страшился и посягнуть на Престол — в мыслях уж точно?? Кто имел над ним такую власть? За это знание Георгий не задумываясь отдал бы... Да мало нашлось того чего бы не отдал! Потому что неизвестно еще скольким генералам и сановникам эти "они" могут повелеть свершить нечто противное и присяге и совести!
В жандармских бумагах отмечалось, что за границей Скобелев не единожды встречался с одним из мастеров масонской ложи "Великий Восток" премьер-министром Франции
Леоном Гамбеттой. Любопытно... Через несколько месяцев после смерти Скобелева бывший премьер-министр погиб, как было официально объявлено, от случайно
сработавшего охотничьего ружья. Но по Парижу упорно гуляли слухи,
что он пал жертвой заговора, орудием которого стала его любовница. И тут женщина!
"Вскоре по приезде Скобелева в Париж к П. Л. Лаврову явился спутник Скобелева, состоявший при нем в звании официального или приватного адъютанта, и передал Лаврову следующее от имени своего патрона: генералу Скобелеву крайне нужно повидаться с Петром Лавровичем для переговоров "о некоторых важных вопросах". Но ввиду служебного и общественного положения Скобелева ему очень неудобно прибыть самолично к Лаврову. Это слишком афишировало бы их свидание, укрыть которое при подобной обстановке было бы очень трудно от многочисленных глаз, наблюдающих за ними обоими. Поэтому он просит Лаврова назначить ему свидание в укромном нейтральном месте, где они могли бы обсудить на свободе все то, что имеет сказать ему Скобелев. Лавров наотрез отказался от предполагавшегося ему свидания, и, так как в тот момент в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных народовольцев, которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, на этом и кончилось дело". "
И вновь -донесение — блестяще подтвердившее худшие подозрения. Главное — что он искал в этой груде бумаг.
"В Петербурге, через генерала Драгомирова С. пробовал закинуть ниточку в революционные кружки ..."
Георгий с тяжким вздохом откинулся в кресле и снова углубился в чтение бумаг — уже о Драгомирове.
В юности был вольнодумцем гегельянцем — но служил исправно. Настолько что по его учебнику уже в шестидесятые изучали тактику в юнкерских училищах.
Курс тактики у Драгомирова в те же годы прослушал наследник-цесаревич — Александр Александрович ("Учитель отца!" -нежданной болью отозвалась душа).
Слава Драгомирова перешагнула пределы России, и в 1880-е годы он стал едва ли не первым русским военным теоретиком, которого переводили и читали в Европе. В 1869 году однако впал в немилость — что -то там вокруг Милютина — какие то интриги. Но уже в 1872 году он снова сна коне и даже причислен к Свите а вскоре получает генеральские эполеты и звание генерал-адъютанта. В 1874 году он возглавляет пехотную дивизию. Потом -война с турками — где он добывает славу и почести и знакомится со Скобелевым — может тот и сбил с пути честного служаку? .
Генерал пользовался большой популярностью не только в армии, но и в обществе — даже в его радикальных кругах.
Ага — арестованный в 1886-м слушатель Николаевской Академии поручик Рогачев признавался на допросе, что члены его подпольного кружка предполагали в случае успеха предоставить пост временного военного диктатора именно Драгомирову. Признание поручика не имело последствий — мало ли что там болтают юные карбонарии о заслуженном человеке который о них ни сном ни духом... Ни сном ни духом? Так ли? Не далее как в этом году модный философ Соловьев ("Опять этот!" -зло фыркнул Георгий) стал публично говорить что если бы приключилась в России революция то генерала Драгомирова следовало бы сделать ее верховным диктатором. "Сообразите — говорил Соловьёв в присутствии доносчика — если во главе революции будут стоять генерал и архиерей, то за первым пойдут солдаты, а за вторым народ и тогда революция неминуемо восторжествует". Да ведь не в поручике дело или философе дело...
Вот как выходит — и Скобелев и Драгомиров и Бог весть еще кто обдумывали -в лучшем случае только обдумывали — самый настоящий заговор. Мятеж. Инсуррекцию. Putsch*[В1] . Новые декабристы завелись под носом у корпуса жандармов? Да нет -декабристы по крайности округами не командовали. М-да — "военная революционная организация" — так теперь это называется. Интересно — пошло ли там дальше слов и мыслей? И ведь отец доверял генералу безоговорочно — Драгомиров даже читал лекции брату Николаю — уже в душе отринув присягу... А стань он военным министром?
Георгий замер ощутив предательскую слабость и дрожь в руках. И через мгновение понял — это страх.
Последний раз так страшно ему было в тот день, когда, еле переставляя ноги, он шел к разбитому царскому вагону на том осеннем малороссийском перегоне...
Призрак умерщвленного прапрадеда как будто стал за спиной... "Бедный, бедный Павел!" "Бедный, бедный Георгий!".
-Нет!!! -выругался царь, -отшвыривая бумаги. "Шалишь! Ничего господа у вас не выйдет! Я вам не монарх -рыцарь что помиловал и обласкал своего будущего убийцу Зубова! Я сын века сего, и..."
-Киевский генерал-губернатор Драгомиров по вызову Его Императорского Величества императора всероссийского! — голос герольда вернул его к действительности.
В кабинет вошел Драгомиров.
-Здравия желаю -Ваше Императорское Величество! — громко поприветствовал он. Подсознательно Георгий ожидал что тот рявкнет как на плацу и даже невольно вздрогнул. Но тот всего лишь чуть повысил голос.
Здравствуйте -господин генерал, — сухо поприветствовал в ответ Георгий внимательно изучая лицо гостя -как прореагирует тот на явно выраженное недовольство.
Драгомиров виду однако не подал — стоя истуканом.
Полагалось бы предложить ему сесть — вернее -разрешить сесть -но Георгий этого делать не стал. Было в этом нечто мальчишеское может быть -но пусть проштрафившийся "воевода" постоит перед ним как гимназист перед учителем отчитывающим за мелкую шкоду.
Вначале, эту встречу он думал провести в присутствии Плеве и Гурко... Но в последний момент передумал. В конце концов это дело между генералом и царем — если угодно царское дело.
Кроме того — порка подчиненного в присутствии министра — не самая лучшая затея — хотя конечно Гурко придется довести до сведения.
Сперва он вызвал Плеве — с докладом о положении в Киевском генерал-губернаторстве.
Плеве был как всегда деловит и говорил по существу.
-Что вы скажете о Клейгельсе? — для начала спросил Георгий. Спрaвляется ли?
-Государь — армейские вопросы это не по части ведения вверенного мне Вашей волей министерства, -коротко поклонился Плеве.
-Но все-таки командующий округом бывший ваш подчиненный.
-Господин Клейгельс был им считанные недели — позволил себе улыбнуться министр. Варшавским обер-полицмейстером он был семь лет — а в российской армии служил... служит — поправился он — больше тридцати лет.
-Тем не менее...
-Государь, -в глазах Плеве отразилось беспокойство. -Я могу лишь говорить о том что известно о настроениях умов в генерал-губернаторстве.
-Жалеют Драгомирова? — проницательно кивнул Георгий.
-Не совсем, — Плеве погрустнел. Вернее жалеют но больше осуждают это решение.
Офицеры в частных беседах прямо скажем недовольны -ибо почитают Драгомирова за наилучшего из русских военачальников нынешнего времени. Доходит дело до того что...
Простите государь -но имели место совершенно неподобающие шутки...
-И какие же? — взгляд Георгия снова сделался настойчивым.
-В салонах Киева шутили о том что если конь Калигулы стал сенатором то в России гардемарин стал царем. Простите Государь.. -повторил Плеве.
-Ваше высокопревосходительство, — вежливо произнес Георгий. Вам нечего совершенно конфузится -напротив вы поступили достойно не скрыв от меня правды.
Стыдно должно было быть людям отпускающим подобные шутки.
. И на будущее... Все относящееся к... нехорошим слухам касающихся армии — полученные или от чиновников с мест или... Георгий запнулся подбирая слова. Как назвать тайных агентов ведомства Плеве? Как назло на язык просилось что то обидное -вроде "соглядатаи" или "сикофанты". Или иными путями, -закончил он. Так вот -они должны собираться в особую папку и докладываться по первому Нашему требованию.
Отпустив министра восвояси, Георгий устало вытянулся в кресле. Определенно надо бы отдохнуть -но как отдохнешь — со всеми этими Драгомировыми
Хорошо по крайней мере Победоносцев перестал докучать — видимо занялся вплотную Синодом. А может быть разбирается с Государственным Контролем? "Ну хоть кто-то делом занят!"
* * *
Все без малого двое суток какие заняло у него путешествие в столицу, генерал Драгомиров напряженно думал — по какой причине его так срочно хочет видеть Царёныш?.
Отказать себе в удовольствии называть занимающего престол юнца так — о само собой лишь про себя -и то с оглядкой -он не мог. И не в одной молодости сей особы дело — хотя конечно и в ней. Ведь подпоручику— поручику и то без ценза выслуженного и роты или эскадрона не дадут! А тут — держава! Многое — очень многое сплелось в его чувстве — начиная от вещей старых и о которых тоже лучше думать лишь про себя и заканчивая тем что на троне Российском нежданно-негаданно оказался флотский. Льстецы вспоминают аж Петра Великого — забывая, что создатель флота российского именовал себя "бомбардирской роты поручик Петр Михайлов". Вот как! -мысленно воздел генерал
указательный палец. Бомбардир, господа! A не шаутбенахт какой или спаси Христос — гардемарин! Да уж... Не то чтоб Михаил Иванович так уж оплакивал погибшего Александра Александровича -на то свои причины... Но тот хоть был генерал — подлинный, отцом произведенный, службу знавший. А главное — как же не вовремя преставился! Из-за нескольких гнилых шпал дела российские наперекосяк пошли! Единственное, пожалуй, в чем он был полностью согласен с императором Георгием — так это с его расправой над виновниками катастрофы под Борками. Разве что сам Драгомиров — будь его воля — сгноил в казематах Шлиссельбурга еще и Черевина — поделом было бы дурачку! Но зачем же все же его вызывают аж императорской телеграммой??
Потом генерал вспомнил рассказанное сослуживцем. Что де при обсуждении дел связанных с новой винтовкой монарх повелел выяснить — кто занимается пулеметами кроме Хайрема Максима— и представить ему все проекты какие обнаружатся.
Ну да — конечно — как всякому юнцу ему больше понятны всякие механические игрушки. Предок его игрался в солдатики — и доигрался: кулак Орлова выбил из него дух. А этот будет играть в пушечки и митральезки("Где б еще Орловых сыскать?", -мелькнуло в мозгу злой искрой) . И министром недаром сделан Гурко — тот подыграл Царёнышу и вернул мундиры прежнего парадного облика — денег издержат Бог весть сколько -а лучше б казарм построили.
И вызван он в Петербург за репутацию "штыколюба" и врага стрельбы.
Драгомиров с хитринкой ухмыльнулся в усы.
Небось думает вытащить старого заслуженного генерала да натравить на него ловких штабных выставив трактирным мальчиком для битья — из молодых да ранних -чтобы лишний раз утвердить и свою власть и свои идейки. А вот ему! Покажем что согласны с новыми веяниями. И Драгомиров тут же принялся обдумывать -что скажет монарху. О Драгомирове всегда говорили как о хорошем знатоке тактики — вот и будет лихой ловкий маневр. И предстанет он перед светлые гардемаринские очи не ретроградом -а мудрым и осторожным человеком пекущимся лишь за то чтобы во всем была мера. И на бумагу дорожного блокнота легли строки первых тезисов...
"Пуля и штык не исключают, но дополняют друг друга; первая прокладывает дорогу второму, и упускать из вида ту, либо другой одинаково нерационально, и рано или поздно, но неминуемо ведет к катастрофам"...
И вот сейчас, поднимаясь по лестнице Зимнего дворца он повторял про себя тезисы того что выскажет Георгию по военному вопросу. Дело серьезное — многое зависит от того, что решит сей юнец сегодня. Поэтому надо постараться его удивить — "Удивить — значит победить" как говорил Суворов. И если ему и в самом деле нравятся пулеметы — будет сказано что русской армии нужно побольше пулеметов. И вот сейчас он стоял и ждал — глядя на сидевшего в кресле молодого человека. Ждал, ощущая странную тревогу.
-Господин Драгомиров, -услышал он негромкий и какой-то слегка печальный голос. Конечно неприятно когда Наших офицеров вы именуете "фазанами" и обещаете воткнуть им перья... неудобно сказать куда. И когда вы третируете Наших министров — уподобляясь турецкому паше в своем пашалыке — ни во что не ставящем Стамбул. Но даже глупец или самодур еще могут быть верными слугами престолу. Но вот человек в здравом уме и твердой памяти готовый перейти на сторону заговорщиков и не видящий в этом ничего особенного не может состоять в императорской службе. Чтобы сообщить об этом я вас и вызвал.
Генерал ощутил страх и непонимание.
"Заговор? В Киеве? "Голубые мундиры" что-то обнаружили? Но при чем тут я?"
-Ваше Императорское величество, — Драгомиров еще подумал мельком что голос его отчего то звучит как будто со стороны и совершенно не похоже на себя. Государь — я право же не понимаю — о каких заговорщиках идет речь. Я Вашей державной волей уже не генерал-губернатор но могу заверить что никаких сведений о каком то заговоре в Киеве или наместничестве мне не докладывали. Я готов понести наказание, если в мою бытность проглядели злоумышленников — но я не всемогущ и не всеведущ -и разве что в этом виноват...
-Это не в Киеве. Это в Санкт-Петербурге, — произнес Георгий. Я о том о чем вы говорили восемь лет назад с майором Тихоцким. Вы выразились в том смысле что готовы примкнуть к смутьянам если они будут иметь успех со своей... — злость проступила на молодом лице Царёныша — "военно-революционной организацией"..
-Ваше Величество. Георгий Александрович, -торопливо забормотал генерал, про себя думая что правы древние -нет ничего тайного что не стало бы явным.
-Я право же не знаю... никакого разговора по сути и не было -так -пустая болтовня — признаю — глупая и недостойная меня. Тем более свято убежден что сия организация если и существовала то лишь в воображении самого майора и двух -трех ее собутыльников.
-Это лишь ваши гипотезы. А ваше молчание и ваши слова — это факт, имеющий значение и для суда, — монарх был сама неумолимость.
"Суд?! О Боже? Неужели... Он решиться и на Это?" А Драгомиров еще пожелал зла Черевину...
-Но вы правы о глупости и недостойности. Вы вместо сообщения о заговоре и измене предписанного любому верноподданному скрыли и обращение к вам означенного майора и его слова.
-Но это именно слова, — воскликнул Драгомиров — у меня были лишь слова -мои против его.
-Да... -как бы в раздумье Георгий покачал головой. У вас было ваше слово против его слов. Слово майора против слова генерала и наставника царствовавшего монарха. Вы предали моего отца — который заметим не сделал вам ничего дурного кроме повышения в чинах и по службе! -в голосе государя звучал прорвавшийся кипящей лавой гнев.
Повисло долгое молчание.
-Что с мной будет? -вдруг вымолвил Драгомиров. И словно спохватившись добавил, -Ваше императорское величество.
-Отставка без мундира, — бросил Георгий, опуская голову к бумагам. Драгомиров вдруг понял что он уже не существует для Монарха. И вышел волоча ноги.
У выхода из приемной дорогу ему перегородили четверо. Трое жандармов — ротмистр с двумя нижними чинами, и полковник лейб-гвардии. Он узнал Ширинкина.
— Михаил Иванович Драгомиров? — произнес тот не поприветствовав старшего по чину. -Вам высочайше предписано покинуть Санкт-Петербург и последовать в ваше имение где надлежит пребывать до особого распоряжения.
-Да, конечно, — согласился теперь уже бывший генерал. Я сейчас же соберусь и уже завтра выеду.
-Никак нет, — Ширинкин был сама невозмутимость — согласно приказу вас незамедлительно доставят на вокзал, и препроводят к месту жительству.
Драгомиров угрюмо набычился, загоревшись запоздалым гневом.
И жандармы синхронно придвинулись поближе.
-Я что -арестован?? — каркнул Драгомиров
-Никак нет, — уточнил ротмистр. Вас предписано доставить. В остальном вы свободны. Пока свободны...
* * *
-Ваше императорское величество, — спросил министр выслушав сообщение о судьбе Драгомирова. Не оспаривая Вашего решения — могу ли я узнать о причине подобной суровости?
Господин Драгомиров как мне стало известно игрался в политику и примерял на себя облик Бонапартия, — сухо уточнил Георгий. Видимо общение с покойным Скобелевым не пошло ему на пользу. В этой связи — я намерен переменить порядок службы и вообще — утвердить положение, при котором даже тень нелояльности высказанной частным или еще каким-то образом делает нахождение на службе невозможным. Невозможно господин Гурко быть верным присяге в присутственные часы и вольнодумцем за ужином. И очищение армии от... -он замешкался подбирая слова — нигилиствующих -также как от скобелевщины и доморощенных буланжистов и будет в числе первостепенных дел. Моих и ваших.
-Ваше императорское величество, -твердо ответил Гурко. Я понимаю ваши чувства — но тем не менее считаю своим долгом решительно возразить. В армии недопустима полицейщина и наушничество между товарищами — более чем где... Из-за ничтожной кучки... сомнительных личностей оскорблено недоверием — Царским недоверием — окажется все офицерство, и не побоюсь обобщения — всё воинство российское и сам дух его. Особенно учитывая то как -о чем напоминать нужды нет — у нас относятся к жандармерии.
Вы при моем поступлении на должность просили говорить Вам правду — и я высказываю вам то что думаю.
Гурко хотел было добавить что при введении в войсках жандармских отделов он подаст в отставку но сдержался — зачем раньше времени бросаться словами?
-Ну что вы — Иосиф Владимирович — я даже готов признать некоторую правоту в ваших словах, — согласился Георгий. Но коль скоро полиция и жандармы должны как можно меньше касаться армейских дел -то значит следует учредить свою — особую службу для розыска и покарания преступников в военной среде — которую бы не связывали бы с ведомством Его высокопревосходительства Плеве -ни официально ни... Георгий помедлил подбирая слова — в репутации.
Гурко как-то странно посмотрел на монарха.
-Государь, — начал он в явном замешательстве — мне и самому приходило в голову что полезно было бы учредить при военных судах особую службу дознания — и к тому есть немало доводов. Даже была мысль о пользе восстановления должности генерал-аудитора и при нем -канцелярии с департаментом расследований. Но где скажите на милость набрать для такого дела достаточное число офицеров получивших образование в области юриспруденции? Таковые в армии встречаются лишь несколько чаще белых ворон... -позволил себе генерал улыбнуться. Военно-юридическая академия готовит весьма мало людей — а окончившие университеты не стремятся к военной карьере.
Надо сказать -сейчас Гурко почти не лукавил — такие мысли его посещали -ибо политика-политикой — но преступления в армии случались нередко и число их не убавлялось.
И не одни лишь фельдфебельские избиения новобранцев с покалеченными и даже мертвыми -или вольное обращение с казенными суммами — воистину бич русской армии.
Вот не далее как о прошлую неделю вскрылось весьма нехорошее дело в Варшавском округе — можно сказать в его родном округе.
Началось с того, что трое юнкеров так кутили, что избили жандарма, но дали ему две сотенных — и тот обещал молчать ("Упеку в тюрьму шельму!"). По их возвращении в части был найден убитым старший унтер-офицер. И подозрение командира -подполковника Наглевского пало на этих кутил -несмотря на явное как будто алиби. Ибо весь батальон знал что все трое "дурно жили" как деликатно говорит рапорт с означенным унтером. (Воистину — что за времена!) Обвиняемые настаивали что были в день убийства далеко и ссылались на жандарма -но тот вызванный в военный суд — отнекивался -мол знать не знаю — а на напоминание о двух сотенных бумажках бормотал что человек честный и взятку взять никак не мог. ("В Сибирь шельму!"). Суд и приговорил юнкеров к "расстрелянию". Один из них был сыном сын московского купца мильонщика Перлова. Безутешный отец просил отложить расстрел до его приезда, вносил как поручительство четыреста тысяч рублей — хотел проститься с сыном. Но ему и в этом отказали. Приговор исполнили без царской и даже его — министра — конфирмации. И сразу по казни Наглевский снова начал искать убийцу — теперь под подозрение как сообщник отчего-то угодил городской мясник. Пойти бы бедолаге по этапу на каторгу— но на его счастье Перлов-старший привлек к делу трех лучших варшавских присяжных поверенных ("Лучше б отпрыска как следует воспитывал!") и те начали искать концы а заодно -писать жалобы в Сенат. Мясника отпустили — и тут нашелся настоящий убийца — кузнец-солдат, имевший привычку написаться в дугу — и в один из таких моментов его, пьяного "оттапетил" покойный унтер — точно как стратег Парменион юного гетайра Павсания— убийцу Филиппа Македонского, вспомнилось отчего-то Гурко к случаю из древней истории. После убийства солдат впал в многодневный запой -думая как он клялся выпить с горя да явиться с повинной — а протрезвев — узнал что его месть стоила жизни трем невинным людям.
Скандал на весь округ -как бы до императора не дошло... И куда такое годиться в самом деле? Пристав из уездного городка лучше бы разобрался!
— Ну -сколько бы их ни было — но они есть. Думаю вам не откладывая следует начать составлять проект об учреждении данной службы, — с улыбкой сообщил Георгий..
Именно оттого что царское доверие к своему солдату и офицеру должно быть выше всяких подозрений — такой службе должно быть -ибо Фемида не зря носит меч.
-Разрешите идти Ваше императорское величество? — спросил Гурко секунд двадцать спустя.
-Да. И не затягивайте с проектом — уж будьте любезны...
"Не забудет — и взыщет" — с оттенком горькой усталости подумал Гурко. С возрастом конечно станет спокойнее... Или еще злее?
А может, — вдруг промелькнуло у министра — многие беды России что ей в наше бурное время -вся вторая половина нынешнего девятнадцатого таковым была -уже завершающегося века правили цари уже не юные а напротив — сложившиеся и не столь гибкие как должно бы?
Оставшись один Георгий подумал о Драгомирове -которого жандармы сейчас грузят уже в первоклассный вагон на Варшавском вокзале.
Правильно ли поступил он? Может следовало попросту тихо спровадить в отставку тонко намекнув — мол если генерал не желает неприятностей — пусть проводит досуги в имении и не шумит?
Нет — все сделано верно.
"Белый генерал" чей призрак как видно никак не остaвляет Россию, любил повторять при жизни: "Всякая гадина может когда-нибудь пригодиться. Гадину держи в решпекте, не давай ей много артачиться, а придет момент — пусти ее в дело и воспользуйся ею в полной мере... Потом, коли она не упорядочилась, выбрось ее за борт!.. И пускай себе захлебывается в собственной мерзости... Лишь бы дело сделала!"
-Нет уж господа! — сжал зубы Георгий. Пусть другие прикармливают гадин, думая их использовать к своей выгоде. А он не намерен терпеть рядом тех кто способен ударить в спину -ради каких угодно соображений.
И будет очищать общество от подобных — в эполетах ли или во фраках... Но начнет с самого верха — именно с тех кто носит царский мундир — военный ли штатский ли — и считает себя вправе противостоять престолу и строить козни за спиной монаршей власти. Ибо порча идет в России не снизу а сверху — из салонов и университетских аудиторий — и в немалой мере — из высших чиновничьих кругов. Отсюда же и надо начать лечение
болезни.
Как сказал пресловутый Огарев:
Есть к массам у меня любовь и в сердце злоба Робеспьера.
Я гильотину ввел бы вновь, вот исправительная мера!
"Гильотина говорите?! Ну-с -гильотину не обещаю а вот с виселицей и каторгой знакомство легко можете свести! Так что как бы вам еще и не позавидовать господину генералу"
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
