Волчица и (не)прямые поставки

Глаз не хватает —

Столько рассыпано звезд

На Млечном Пути

(с) К.Нориясу 1703г

Господин Кимура никогда не считал себя особенно смелым человеком. Ведь не зря говорится: “без обыкновенных людей не бывает великих”. Не всем же быть героями! А честь обыкновенного человека лишний поклон умалить не может.

Правда, лежать носом в пол при его, Кимуры, возрасте, уже неудобно. Да и запах досок... Надо было перестелить полы. Но где же взять на все денег!

Господин Кимура самую чуточку повернул голову и увидел прямо перед собой две пары обуви. Справа черные лаковые туфельки, из которых поднимаются стройные ножки в черных колготках. Слева обычные мужские полуботинки: коричневая замша, латунные ушки, плоские шнурки, обжатые латунными же наконечниками. И синие джинсы, лишь самую малость обтрепанные по нижнему краю.

Господину Кимуре не было никакой нужды поднимать голову, чтобы узнать гостей. Да и желания, признаться, ни малейшего ни возникало.

Мужчина был тот самый гайдзин, которого Кимура встречал, на свою беду, четырежды.

Первый раз — когда демоны нашептали Кимуре, что за гайдзина никто не вступится. И потому платить ему за рыбу можно ровно столько, чтобы длинноносый не сдох с голоду. Тогда-то, наверное, южный варвар и затаил на него, Кимуру, зло.

Второй раз — когда все те же демоны намекнули, что хлеб и сигареты длинноносый купит по специальной цене, и тоже никому жаловаться не побежит.

Кимура совсем тихонько, чтобы страшные гости не слышали, скрипнул зубами. А ведь ками-защитники предупреждали его, толстого кабана! И даже дали ему последнюю возможность загладить свою вину.

Третий раз явился в лавку проклятый гайдзин. Тогда-то с ним и пришла эта самая сытая лощеная соплюшка в сверкающих туфельках, в нестиранных и нештопанных колготках на идеальных ножках, вся такая свеженькая, молоденькая. Женщины, конечно, падки на всякую экзотику — но чтобы гайдзина? Воистину, они там, в Верхнем Городе, с жиру бесятся... Кимура, помнится, и тогда зубами заскрипел от зависти — точно как сейчас.

Только вот поклониться, как сейчас, ума не хватило.

Гайдзин предложил купить несколько бутылок драгоценного wicky — но и тут Кимура не расслышал голоса судьбы. Мало того, что дал за бутылки по нижнему пределу нижней цены — так еще и послал известие Омахи-домо. Кимура надеялся, что уважаемый Омахи назначит необходимое число бойцов, чтобы гайдзин оценил всю выгоду сотрудничества — и все невыгоды вражды. А уж откуда гайдзин достанет еще редкие напитки — девчонку свою разжалобит, чтобы потрясла родительские сейфы, или на самом деле выловит из океана — то господину Кимуре без разницы.

Что ж, спустя некоторый срок, гайдзин опять явился в лавку господина Кимуры. Сторожок сработал — и где-то на обратном пути люди уважаемого Омахи приступили к длинноносому с предложением. В американских фильмах это называлось: “Предложение, от которого нельзя отказаться.” Уважаемый намбан-дзин будет носить нам редкие напитки — и другие вещи, там ведь наверняка не только бутылки были, Викутаар-сан? Вот, и тогда несравненная красота подруги Викутар-сана не пострадает.

Не то, чтобы кино лгало в каждой мелочи. Только ведь никакой фильм не уточнял — кому именно нельзя будет отказаться от предложения!

Гайдзин скрылся — а люди Омахи-домо вернулись в лавку господина Кимуры. Вернулись недовольными; но надо воздать справедливость Омахи-домо: его якудза не безобразничали даже в состоянии недовольства. Так, расколотили несколько телевизоров, да выпили самое дорогое, что нашли. Несколько тумаков господин Кимура даже не запомнил.

Потому, что по людям Омахи-домо врезал спецназ главного полицейского управления. Врезал от души, прямо сквозь реечные стенки тогдашней лавки. Глупец Мико, подслушивая за сдвижной перегородкой, так и ввалился в помещение двумя кусками.

А Кимура остался жить, вовремя сообразив упасть на пол. Белые иглы трассеров дробили полки, в щепу крошили дорогой товар. Загорелся топливый спирт из пробитых канистр, якудза пошли врукопашную с отвагой отчаяния — и вломившийся первым штурмовик судорожно заталкивал кишки обратно в бронежилет...

Спецназ главного полицейского управления не портил товары — нечего уже оставалось портить, все размолотило пулеметным огнем! — зато самого господина Кимуру излупил так, что в сознание толстый лавочник пришел только на ледяном полу допросной камеры. И господин лейтенант Хейске Тодо весьма внятно и доходчиво разъяснил, кто тут господин — а кто просто Кимура. Толстяк посмотрел на голову Омахи-домо, которую полицейские пинками катили в мусорку — тогда-то и проклял гайдзина четырежды, за все прошлые встречи. Да уже было поздно: судьба господина Кимуры переплелась с судьбой южного варвара и морских демонов, как переплетаются нити в шелковом шнуре, и дальше приходилось жить с этим. Воистину, даже напившиеся из одного ручья были чем-то связаны в прошлой жизни...

Впрочем, отлежавшись после допросов, Кимура призадумался было сбежать — но места в Японии не хватало и в лучшие времена. Здесь Кимура хотя бы имел некоторое число знакомств. На любом новом участке их пришлось бы заводить заново. Платить, выслуживаться, снова проходить все ступени... Кимура впервые ощутил, что до смерти ему остается вполне конкретное число лет. Неизвестность срока ничуть не умаляла его физически осязаемый вес на плечах. Как напитанная влагой одежда с горкой снега, и каждый шаг увеличивает сугроб, и нет никакой надежды войти в тепло, стряхнуть лишнюю тяжесть...

Так что переехать господин Кимура сумел только на другой конец квартала, оказавшись даже немного ближе к порту, откуда являлись ужасные гости. Помещение бывшего додзе досталось Кимуре даром. Но, едва-едва оправившись от визита, едва-едва излечившись от гостеприимства господина лейтенанта Тодо Хейске, едва-едва наладив торговлю, господин Кимура уже никак не мог найти денег заменить доски пола, некогда пропитанные потом учеников чуть ли не насквозь. На досках господин Кимура и лежал сейчас в самом низком поклоне, который позволил сделать живот, и уже ни на что не надеялся.

— Господин Кимура... Достаточно. Поднимитесь, — прозвенела девушка-демон.

Кимура замычал и протестующе завозился. Гайдзин вздохнул и что-то сказал. Голос демона изменился на резкий приказной:

— Встаньте!

Тут уже господину Кимуре пришлось подняться и с кряхтеньем отступить к прилавку.

— Возьмите и выпейте!

Толстяк судорожно вцепился в протянутую бутылочку, глотнул — и самую малость не выронил душу из тела. Это уже не wicky, это, как его... Koniak, говорили же росиадзины давным-давно, когда по морям плавали еще не демоны, а люди. Сам Кимура тогда был обыкновенный сарари-мен, и полушутя, полусерьезно, звался в дружеской компании “офис-самураем”.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала демоница, — инсульт отступает.

Длинноносый кивнул и что-то каркнул на их нелюдском наречии.

— Господин Кимура... — в сиреневых радужках демоницы отразился свет керосиновой лампы на стойке. — Пожалуй, мы согласны забыть некоторые... Обстоятельства... Нашего прошлого визита к вам. При условии, что вы не станете сообщать о нас... Кому не следует.

— Госпожа, — толстяк снова согнулся, — не гневайтесь, но господин лейтенант Хейске из полиции меня просто убьет, если не получит доклад.

— Полиция? — демоница прошла вдоль прилавков. Черные туфельки, черные колготки, черная строгая юбка чуть выше колена; белая блузка и черный приталенный пиджак — для образа примерной старшеклассницы-стажерки не хватает всего лишь галстука в цветах школы или корпорации. Усмехнулась и прозвенела голоском-колокольчиком:

— Наша экскурсия находится над самой глубокой морской впадиной планеты. Как вы помните, некогда здесь находились Японские острова... Дорогие дети, запомните главную тему нашего урока — никогда не расстраивайте леди Конго!

А волосы белые, прямые, и глаза цвета лилового фломастера. Как там говорилось на довоенных пьянках: “Открыт ли путь офис-самурая для женщины? Как ни прискорбно говорить сие — но да, открыт. Прискорбно, ибо пройдя путем офис-самурая до конца, женщина неизбежно лишается человеческой сути.” Тут компания выпивала, закусывала, и кто-то всегда добавлял: “Все вышесказанное справедливо и для мужчины. Но мужчину не так жалко.”

Господину Кимуре было ужасно жалко себя.

— Я ничего не скажу якудза, — позабыв об этикете, лавочник плюхнулся на единственный низкий стул, — Некому. В нашем районе их всех перебили. Боялись, что из мести вы... Сотрете весь город.

Гайдзин покрутил головой, и молча подступил к прилавку. Вытащил из пухлой клетчатой сумки несколько плоских бутылок с дорогой выпивкой, расставил их по стойке. Сказал уже на человеческом языке, хотя и заметно неправильном:

— Это я хочу поменять на шоколад. Разный. Горький, сладкий, черный... — покрутил пальцами, не находя слова. Демон-старшеклассница подсказала:

— Воздушный шоколад.

— У нас много wicky, — прибавил гайдзин. — Мы могли бы приезжать почаще.

— Если ты, жирный кабаньеро, не будешь свистеть об этом, кому не надо! — прозвенела демоница. Гайдзин посмотрел неодобрительно и проворчал на своем, демонском:

— Ty obesthala ogranitchit eto vot... Jargon.

— Kongo menia malo ne ubila za tot raz, — слов Кимура не понял, но движение понял прекрасно. Демоница примерилась вогнать ему туфельку под ребро — гайдзину даже пришлось ее оттаскивать. Господин Кимура благодарно кивнул ему, поднимаясь.

— У меня не так много шоколада, — привычная работа вдохнула в толстяка новую жизнь: губы приобрели обычный цвет, синие тени на лице понемногу растаяли. Кимура уверенно прошел вдоль полок.

— Вот здесь и здесь... Просроченный, с белым налетом. Конечно, Виктаар-домо знает, что белый налет безопасен. Однако, товарный вид не вполне достоин столь уважаемого покупателя... А вот здесь, — лавочник привстал, сдернул с верхней полки картонную коробку, утвердил ее на прилавке, — килограммов десять наберется, по цене примерно четыре бутылки Black horse... Вам отдам за две. Это пайковый шоколад летчиков с американской базы. Они охотно берут свой любимый wicky. — Кимура до того пришел в себя, что даже осмелился подмигнуть гайдзину:

— Они даже самогон из можжевеловых ягод берут, если налепить этикетку “wicky”. Но шоколад отдают неохотно. Тем более, пайковый — он запаян в вакуумные пакеты и не портится.

— А он хотя бы сладкий?

Кимура посмотрел на девчонку. Получается, шоколад они там у себя не умеют... Производить? Получать? Выращивать? Правда ведь, посреди моря какао не растет!

Но если там этих адских старшеклассниц много... И все будут покупать шоколад...

Толстяк взялся за голову. Тонны шоколада! Килотонны! Сотни упаковок! Да в подвалах американской базы и пайков-то столько нету!

Нет, наверное можно наладить выращивание какао-бобов. Там, подальше от моря. И господин лейтенант Хейске не должен возражать, ему для военно-шпионской отчетности как раз пригодится... Лавочник в азарте зашевелил губами, прикидывая, куда обязательно нужно зайти сегодня — а куда можно пока не спешить, чтобы не выдать своей заинтересованности. Спохватился:

— Да, госпожа, конечно, сладкий. Вот, можно попробовать.

Девушка посмотрела на Виктора — и не взяла протянутую плитку.

— Спасибо, — сказал Виктор. — Мы непременно попробуем. Чуть позже. Мы зайдем к вам... Потом. Понимаю, что наладить поставки без привлечения вашего...

— Куратора, — снова помогла подобрать слово девушка, — из разведки.

— Не получится. Но, как вы понимаете, тут открываются некоторые... возможности.

Кимура не дожил бы до своих пятидесяти шести, если бы не понимал. Но понимал он и то, что такой канал никто не позволит ему держать единолично. Даже пусть объемы окажутся микроскопическими, даже пусть шоколад нужен одному-единственному гайдзину... Небось, девки там его заездили, одного-то... Лавочник задавил неподобающую ухмылку: достаточно уже ошибался.

Видя его задумчивость, гости разошлись, осматривая товары на полках, а заодно и сам бывший зал. Просторное здание внутри не делилось почти ничем. Сразу от входа человек попадал в большой главный объем: высотой два полноценных этажа, с плоским потолком из темной от времени рейки. Потолок и стены держались на деревянных столбах — шлифованных, лакированных, но тоже серых от долгой заброшенности. Кимура стер пыль, где смог дотянуться, там дерево даже поблескивало. Но выше двух с половиной метров и каркас, и обшивки кутались в сонную пыль.

Слева и справа от главного зала, отделенные не стенами, не ширмами, а всего только рядом толстых колонн, тянулись одноэтажные галереи — как приделы в соборе. И стены галерей, и стены главного зала выше стыка с галереями, до самой крыши — затянуты были обыкновенной промасленной бумагой. Каждая продольная стена казалась трехполосным флагом: светлая полоса бумажных стен галереи, темная полоса стыка крыши галереи с главным залом, над стыком опять светлая полоса — бумажные стены главного зала до самого потолка. Даже сейчас, поздним дождливым вечером, потолок будто парил в воздухе — настолько светло было в зале.

Кимура на это и клюнул. Решил, что можно начинать продажи, освещения хватит. Дорогое электричество можно и потом провести, как пойдет прибыль. А что зал с историей, что некогда тут учил Фунакоси, что именно из этих стен отправился в Иокагаму Юнеко Юригинэ, в каждом поединке либо калечивший, либо убивавший соперника — рассказать было некому. Знай такое господин Кимура, он бы без подсказок понял, что странные вещи в подобных домах случаться попросту обязаны, а иногда происходят и страшные. Но все, помнившие историю тренировочного зала, давно состарились и переселились в лучший мир. Кимура только мог видеть, что прежний владелец был поклонник древности. А может, напротив, прожженный делец, уловивший спрос на традицию — и потому разместивший зал чуть не в портовом районе, поближе к туристам.

Следя, как гости поднимают глаза все выше, Кимура подумал, что в жизни так же: полоска светлая, полоска темная — но наверху все равно потолок. Для кого модерновый стеклянный, в его довоенном офисе был как раз такой. А для кого простецкий, обшитый деревянной рейкой, на деревянных же столбах. Гайдзины не знают — но даже такие вот здоровенные столбы неизбежно подгнивают по линии земли. Через двадцать лет их нужно менять. Даже обиталище самой Аматэрасу перестраивают каждые двадцать лет заново, рядом с прежним, и длится это с тех времен, когда японские мечи были еще прямыми. Такое вот бессмертие, обеспеченное непрерывным обновлением.

По центру дальнего от входа торца, в точном соответствии с традицией, на почетном возвышении, стоял самурайский доспех. Старинный “о-ерой”, полный комплект: громадные крылатые наплечники, поножи, большой шлем с отворотами. Все в толстой шубе пыли. До уборки почетного возвышения, как и до пары настенных свитков по обе стороны от него, у Кимуры пока что руки не дошли. Заняв зал, толстяк выгородил себе комнатку справа от доспеха — для жилья и ведения нехитрой бухгалтерии. Комнату заказал обшить заново, плотно, двумя слоями гипсокартона с прокладкой между ними стали на всякий случай. Из остатков денег отжалел на кондиционер и прочную металлическую дверь; а товар ставил на прилавки, связанные краденой проволокой из бесплатно растущего на обочинах бамбука.

123