Михаил Калинин
Работа для героев
Глава 1
Стремительный вепрь
Они въехали в город под утро.
Не было ничего странного в том, что четверо конных путников в преддверии Ярмарочного месяца посетили Римайн — столицу одноименного королевства и по совместительству самый крупный торговый узел на западе Ойкумены. Обычно в это время население и без того переполненного города возрастало за счет приезжих почти вдвое.
Помимо купцов, привлеченных самыми низкими налоговыми ставками и везущих всеми известными способами из всех известных стран самые разнообразные товары, сюда толпами валили всевозможные представители прикладного искусства — трубадуры, циркачи, фокусники и лишенные лицензии чародеи. Количество дам приятных профессий пополнялось день ото дня за счет обитательниц крытых цветастых фургонов всем знакомого вида. Наемники и обедневшие рыцари, не уступавшие им числом, стремились не упустить возможности найти щедрого работодателя, а если повезет, то и покровителя. Крестьяне, везущие богатые плоды своего тяжелого, но необходимого труда, создавали пробки по всему тракту.
Однако эти путники не походили на крестьян или трубадуров, еще сложнее было бы принять их за купцов или дам нестрогого поведения. Откровенно говоря, они сильно смахивали на наемников. Все при оружии; их коней не отягощал лишний груз, а на единственном в отряде щите не красовалось никакого герба или девиза. Походило на то, что эти люди привыкли путешествовать налегке.
Первым ехал мужчина лет тридцати пяти, облаченный в колет, бриджи и плащ темных тонов. На тяжелых каблуках его тупоносых сапог, одинаково пригодных месить грязь и дробить пальцы, не было шпор. На поясе у него хватило места и для меча, и для кинжала, а к седлу вдобавок был приторочен круглый щит с умбоном в виде ощерившейся морды какого-то неведомого зверя. Мужчина был темноволос, носил короткую бороду и усы.
За ним на непрезентабельном мерине следовал волшебник. По крайней мере, этот пожилой человек был облачен в серое одеяние, которое традиционно носили получившие диплом мастера магии, да и длинная, наполовину седая борода удачно дополняла образ. Широкополая шляпа, конечно, могла бы быть более остроконечной — зато волшебный посох, несомненно, являлся самым что ни на есть настоящим — по крайней мере, на вид. Подходить и проверять желания как-то не возникало.
Третьей на стройной тонконогой кобыле ехала молодая женщина, невольно останавливавшая на себе взгляды. Впрочем, при ближайшем рассмотрении определение "молодая" отметалось как не вполне подходящее — едва ли кто-то здесь мог сколько-нибудь уверенно судить об истинном возрасте чистокровного эльфа, в том же, что женщина принадлежит к эльфийской расе, сомневаться не приходилось. Да, кончики ее ушей были надежно скрыты зеленым головным платком, повязанным узлом назад; да, витая татуировка на правом, не скрытом наручем предплечье могла оказаться всего лишь данью моде или юношеской эксцентричности, тонкие правильные черты лица — случайным даром природы или богов, а высокомерный, привычно презрительный взгляд, которым путница наградила толстого десятника, неуверенно преградившего им путь, — признаком высокого происхождения или непомерного самомнения... Но стоило присмотреться чуть внимательнее, как сквозь внешность, приятную для взгляда, мгновенно проступало что-то неуловимо чуждое, неуместное, тревожащее. Хищное. Нечеловеческое.
Надо сказать, удостоенный внимания десятник хоть и занимал нынешнюю должность пятый год и в обычной ситуации не дурак был подраться, предпочел не заметить недовольства эльфийки. Не то чтобы его смутило оружие красавицы или ее спутников — в конце концов, через эти ворота каждый день проходило множество вооруженных людей... но — вот именно, людей. Как и всякий честный человек, десятник предпочитал не связываться с колдовским народом — еще проклянет, упасите боги.
Замыкал процессию парень лет двадцати, лохматый и задумчивый. Одет он был просто, и во внешности его не наблюдалось ничего необычного, кроме разве что притороченного к седлу боевого молота совершенно чудовищных размеров.
В довершение всего эта компания еще и въехала не через центральные ворота, как все приличные искатели удачи, а через низкие восточные, прозванные в городе Грязными. Совершенно очевидно — не за то, что они были вымазаны нечистотами. Просто восточные ворота вели в Грязный квартал — место, куда чуткий римайский градоправитель на время важных мероприятий сгонял все отребье.
Впрочем, безобидными спутники не выглядели, но, несмотря на это, завышенную на время ярмарки въездную пошлину заплатили безропотно, если не считать ворчания эльфийки, поэтому десятник не видел причин их останавливать.
— Будьте поосторожнее, господа хорошие, — сказал он для очистки совести. — В Грязюке и обычно-то не слишком тихо, а сейчас — так и вовсе форменный беспредел. Вы уж постарайтесь не доводить до смертоубийств.
— Постараемся, — кивнул их предводитель, направляя коня в город.
— Но обещать не будем, — вызывающе кинула эльфийка, проезжая мимо десятника.
Волшебник и парнишка промолчали.
Грязный квартал назывался грязным не зря. Выражаясь витиевато, он был назван так совсем не потому, что тут обитали личности повышенной гнусности, и не потому, что самые черные сделки скреплялись тут ночной порой совсем не воском, а кровью.
Ну, точнее говоря, не только поэтому. Просто Грязный квартал вонял как выгребная яма, и чем дальше маленький отряд отъезжал от ворот, тем явственнее это ощущалось.
Градоправитель — или кто там ведал столичной застройкой, — как видно, давно махнул на непрезентабельную часть города рукой, потому что какой-либо заслуживающей внимания системы в узких улочках и жавшихся друг к дружке безо всякого порядка домах не существовало вовсе. Единственной более-менее приемлемой дорогой для не знакомых с местными переулками чужаков была та, что начиналась у ворот. Неудивительно, что она же являлась центральной, ведь только здесь могли разъехаться две телеги, или четыре всадника, или шесть рыцарей-халфлингов с Солнечных холмов.
Естественно, здесь же размещались и наиболее приличные трактиры, бордели и лавки со сластями.
— И каков наш план? — нетерпеливо спросила эльфийка, поравнявшись с предводителем. — Найдем какого-нибудь местного бандитского главаря и перережем его шайку, чтобы наш работодатель понял, какие мы серьезные ребята?
— Нет, Майри, — устало вздохнул мужчина, — мы не будем никого убивать, если только это не станет действительно необходимо.
— Значит, никакой рекламы, — кивнула она.
— Никакой. Говорят, что наш высокородный клиент слишком щепетилен в подобных вопросах.
— Как знаешь.
Придерживаясь маршрута, они свернули с центральной улицы и, проехав совсем немного, уткнулись в тупик. Здесь и находилась харчевня "Стремительный вепрь" — оговоренное место встречи с нанимателем. Вывеска, изображавшая вепря, бегущего впереди стада единорогов, явно знавала лучшие дни, — как, впрочем, и все заведение в целом. Ставни покосились; несколько окошек и вовсе были заколочены досками крест-накрест. Крыша также не отличалась целостностью, конюшня же производила еще более гнетущее впечатление.
Хмурый мальчишка, вышедший принять их коней, не проронил ни слова. Даже медная монетка за услуги не подняла ему настроения. Зато обещание: "Если с моей чистокровной лиснийской кобылой что-то случится, то ты, смертный ребенок, узнаешь, что такое страдание!" — явно вдохновило его отнестись к своей работе более серьезно и вдумчиво.
Изнутри харчевня ничем не порадовала, если не считать отсутствия вездесущей вони. В основном помещении стояло не более десятка столов, большинство пустовало. Из достойных упоминания посетителей наличествовало трое бандитского вида дворфов, что-то хмуро обсуждавших между собой, да пара неприметных типов в самом темном углу.
Хозяин заведения, облаченный в несвежий фартук и имевший два цеховых отличия — гильдейский медальон и пивное брюхо, — видя, что четверо вооруженных посетителей не торопятся занимать места, направился к ним.
— С добрым утром, господа, не желаете ли откушать? Вижу, вы с дороги, а у нас как раз есть свободные комнаты, чистое белье и горячая вода!
— Да, и добрые соседи, — хмыкнула эльфийка, раздавив низким широким каблуком мирно бегущего по своим делам крупного таракана.
— Комнаты нам не нужны, — сказал мужчина. — А вот от горячей пищи и малой толики приватности мы не откажемся.
В дальнейших намеках хозяин не нуждался и провел их в единственный в харчевне эркер, отгороженный толстой занавеской и куда более тонкой дверью. Здесь обстановка была поприличнее: не столь колченогие столы, не столь занозистые стулья. Да что там — имелся даже видавший виды гобелен, изображавший все того же вепря, возглавляющего единорогов на поле недалеко от знаменитого замка Игг.
— И что же нам предложит гостеприимный хозяин? — спросил предводитель компании, позвякивая серебряными монетами в кошеле.
Трактирщик, зорко следивший за количеством монет, предложил гороховую похлебку с копченостями; уху из только вчера плававшей в тихих римайских заливах рыбы; еще утром плескавшихся в бочке угрей — с чесноком, в масле и уксусе; а также маринованные стручки зеленого перца — острого, как и подобает. Когда количество позвякивающих монет возросло, он припомнил, что на кухне как раз начали готовить баранину — маринованную и запеченную — ее можно подать одним большим куском или маленькими кусочками, как пожелают господа, — да и говяжья печень вот-вот должна оказаться на сковородке.
Ну а уж такие мелочи, как яичница, раки, лук, чеснок, зелень, отварной картофель, свежий ржаной хлеб и тушеная репа, подразумевались сами собой.
— Неплохо. — Монеты неторопливо перекочевали к новому владельцу. — Кто чего желает?
— Чего-то, что не вызовет мучительной смерти от желудочных колик, — равнодушно бросила эльфийка, занимая место напротив входа, но слегка слева, так, чтобы открывающие дверь поначалу не видели ее за косяком.
— Ей гороховой похлебки и печенки с луком, — пояснил мужчина, видимо, мало заботившийся о фигуре своей спутницы. — Мне — того же, но добавь еще яичницу и перца. И не неси все сразу, чтобы не стыло.
— Я бы предпочел отведать широко известных римайнских угрей, — подал голос волшебник. — Говорят, они особенно вкусны в это время года. Но и от ухи я бы не отказался. Признаться, рыба — это моя слабость.
Лохматый парень был краток:
— Мяса, — сказал он. Потом, немного подумав, добавил: — Много.
— Тройную порцию, — пояснил мужчина. — Молодой организм — нужно много еды для роста и игр.
— Конечно-конечно, — не стал спорить трактирщик. — А что господа и дама изволят пить?
— Кирамского вина в этой дыре конечно же нет? — фыркнула эльфийка.
— Увы, госпожа. Но у нас есть прекрасное...
— Просто принеси нам вина, — сказал мужчина. — Красного, полдюжины бутылок.
— Как пожелаете.
Трактирщик откланялся, деловито выкрикивая приказания служанкам.
Предводитель прикрыл за ним дверь эркера и присоединился к рассевшимся за столом товарищам.
— Я же просил, Майри, — сказал он эльфийке, — постараться быть максимально тихой и незаметной.
— Ну уж нет, Кай, уговор был, чтобы с нашим обожающим игры в конспирацию нанимателем я держалась вежливо и тихо. Уверяю тебя, милый, — она одарила его лучезарной улыбкой, яркой, как летнее солнце, и нежной, как тончайший шелк, — ты будешь мной гордиться. А что до прочих — уж извини. Раз они настолько темны, что до сих пор шарахаются от веснянок, так это их проблемы.
Кай посмотрел на остальных, ища поддержки. Волшебник увлеченно набивал табаком длинную изогнутую трубку, парень внимательно изучал свой левый наруч, как будто там за последнее время появилось что-то интересное.
— Пекло с тобой. — Кай махнул рукой. — Но чтобы с нашим гостем вела себя как следует. А то мотивы своих поступков будешь объяснять палачу.
— Ну наконец-то проболтался, — победно улыбнулась она. — Я же говорила, что он не удержится!
— Не согласен! — возмутился волшебник. — Он не уточнил, что это король. У многих местных вельмож есть на службе палачи.
— Не извивайся, Рамил, негоже человеку твоего возраста так хитрить! Прими с достоинством свой позор! К тому же только палач короля может пытать нас без суда и следствия, а заплечникам прочих господ мы имеем полное юридическое право пустить кровь.
— Кто бы говорил о возрасте. Ты в два раза старше меня! И мне совсем не жалко золотого, я за принцип, — появившаяся из складок хламиды волшебника монетка перекочевала ей в руки.
— Паки, гони мою монетку, — обратилась эльфийка к парню.
— Паки не спорит, — с достоинством отозвался тот, слегка картавя. — Паки не спорит на золотые кругляшки. Паки бережливый и экономный.
— Ну вы даете, — покачал головой Кай. — Я еще понимаю молодежь, но ты-то, Рамил...
— А нечего разводить секретность, — усмехнулся волшебник.
— Его светлость боялся утечки информации. Даже наложил на меня легкий наговор, чтобы я не смог сказать, с кем мы будем иметь беседу.
— Ах, жертва магического произвола! — засмеялась эльфийка. — Так ты и поддался этим перестраховочным фокусам.
— Конечно же нет, амулеты уважаемого мэтра работают как надо. — Он отвесил волшебнику полушутливый-полусерьезный поклон. — Но не мог же я показать придворному чародею, что он против нас слабоват, — зачем лишать старика иллюзий и понапрасну нарываться?
— Тактик ты наш! Вот потому мы и позволяем тебе думать, что ты у нас самый главный.
— А я полагал, это потому, что я прирожденный лидер.
За неторопливой перепалкой поспела первая часть заказа, и оголодавшие с дороги путники отдали должное мастерству местного повара. К чести последнего мясо было почти не пережарено, а маринад не сильно горчил.
— Откровенно говоря, несмотря на убогость обстановки, вполне сносная еда, — через некоторое время заметила эльфийка, ослабляя украшенный зелеными змеями поясной ремень. — Всяко лучше, чем та дрянь, что подают в придорожных кабаках.
— Не могу припомнить день, в который ты осталась бы довольна людской кухней, — сказал Кай, следуя ее примеру.
— И не трудись. Вашей смертной пищей можно разве что поддерживать силы. Но уж ждать хотя бы какого-то удовольствия от этой, с позволения сказать, еды попросту невозможно.
— То-то ты уплетаешь эту мерзопакостную пищу за обе щеки без всякого стеснения и недовольства!
— Участь побежденных, милый. Когда ваши рати ввалились в Ойкумену, как орава пьяных матросов в бордель, мы предложили вам магию, центральную канализацию и бумагу, а вы нам — блюда из перегнившего мяса, лобковых вшей и туберкулез.
— Какая же ты все-таки злая.
— И неточная, — вставил Рамил, вытирая пальцы о край скатерти, заменявшей и салфетку, и, судя по не отмытым пятнам, носовой платок. — Центральную канализацию все же изобрели дворфы.
— Рамил-занудина! Такую красивую фразу портишь.
— Прости, не удержался.
