|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ксения Т.
— Рассказала, значит? — проговорила Люся.
— Да. — я задумчиво верчу в руках приглашение на свадьбу.
Моих гостей получится немного — мама, Люська с Димой, Фрол. Можно еще инженеров позвать, но тогда тихой свадьбы не получится. Тюхтяев даже не задумывался о таких мелочах, хорошо хоть сообразил пригласить графа. Оказывается, даже ему, в его солидном возрасте, нужно получать официальное согласие руководства на брак. Сценка, конечно, выдалась....
Пока мужчины удалились в кабинет, я чинно поздравляла с Пасхой графиню и детей. Интересно, они так подросли за эти четыре года. Подумать только, и я скоро смогу так же обнимать собственного ребенка. Того, которого пока еще и на свете нет.
На немой взгляд в гнилой угол Ольга восторженно поведала.
— Граф Шпренгтпортен отбыл в южные губернии. — с блаженной улыбкой она перекрестилась.
И я с удовольствием последовала его примеру.
— В здравии ли он? — осторожно уточнила, так и не решив, какому ответу порадуюсь больше.
Поджав губы, графиня Татищева расстроено кивнула. Хоть в одном вопросе у нас совершенное единодушие случилось.
Ольга уставилась на то многострадальное топазовое кольцо, которое я наконец сподобилась надеть.
— И Вы все еще собираетесь вступить в брак с...? — ошеломленно выдавила она.
Интересно все же, какое слово ты так и не решилась произнести?
— Вероятнее всего... — куда уж вероятнее.
Мы помялись, и не сговариваясь пошли подслушивать.
— ...ей сердце рвал, то ты умер, то не умер, но отпускаешь на все четыре стороны, ничего слышать не хотел, тебя же за ней пинками пришлось выгонять, а теперь? — грохочет граф.
Какая интересная история. А я вот не в курсе, как кто-то вообще может заставить Тюхтяева хоть что-то делать. И представить, что рара грозно высылает соратника в новгородские болота — выше моих сил.
— А теперь не отпущу. — и я против воли улыбаюсь и плачу.
Ольга тянет меня за рукав и уводит.
— Думаю, Николай Владимирович не сразу даст согласие на ваш брак. — заключает она. — А что, господин Тюхтяев предоставлял Вам свободу?
— Был не в себе. — я еще там, с ним.
— Не знаю, я бы воспользовалась этой возможностью. — протянула Ольга. Да, не стоит графу оказываться больным и немощным.
— Как полагаете, Ольга, наше объявление о помолвке все еще действительно? — я не перенесу вторую процедуру.
Она отвлеклась от своих невеселых размышлений и обдумала коллизию.
— Ну раз он оказался жив, то все обязательства никуда не денутся.
— Тогда повторять не будем. — умиротворенно заключаю я.
— Ксения! — пророкотало на весь дом.
С кроткой улыбкой появилась на пороге кабинета. Ольга уже распорядилась отправить прочих посетителей по домам. Мужчины же не выглядели больше добрыми приятелями, во всяком случае, граф точно.
— Да, рара.
— Это балаган уже какой-то. — бросил он в сторону. — Господин Тюхтяев попросил твоей руки. Снова.
— Стабильность — признак мастерства. — пробормотала себе под нос.
— ... И я благословляю вас обоих. — внезапно граф рассмеялся. Это очередной его трюк, а я уже переживать начала.
— Вы планируете свадьбу на лето? — уточнила Ольга, раскладывая надушенную бумагу. Она снова хотела всем этим заниматься.
— Нет. На Фомин день. — как же люблю я разрушать ореол спокойствия на этом светском челе.
Из ухоженных розовых пальчиков выпал карандаш.
— Как? — квакнула невдовствующая графиня Татищева.
— Мы помолвлены полтора года. За это время, конечно, разное случалось, но к чему откладывать? — и я теперь не та, что четыре года назад, успешно выдерживаю пристальные взгляды, недрогнувшей рукой беру чашку. — Вообще, дату он выбрал сам, священника нашел, платье осталось с прошлого раза, а все остальное — не важно.
— Но где? Как? — Ольга разве что крыльями не хлопает по куриному.
Сама хотела бы знать.
— К счастью, на этот раз Михаил Борисович сам занялся приготовлениями, и я могу расслабиться.
— Но, Ксения, он же мужчина, как он сможет? — она взывает к моему здравому смыслу, но тщеславие и раньше не было в приоритете, а теперь и подавно.
— Ну раз ему хочется, то пусть сделает по-своему. Зато в будущем это стает аргументом в пользу моего выбора. — да, этот полномасштабный план я обдумала еще накануне.
— Но это же свадьба. — она до слез расстроилась.
— Всего лишь на несколько часов. А жить потом намного дольше. — я учусь стратегии и тактике у лучших наставников.
— А с Федей что думаешь? — осторожно спросила Люся.
Мы примеряли подвенечное платьице. Оказалось, что оно до сих пор впору — облако светло-светло-кофейного атласа и валансьёнских кружев превращали невесту в большое каппучино. Грех жаловаться, в этот раз я куда увереннее в себе, чем в прошлый.
— Про него я вообще не думаю. У Феди своя жизнь. — сухо парировала я.
— У Феди — влюбленная в него маленькая девочка. А ты родишь ребенка, и спустя весьма непродолжительное время мы все рассмотрим, на кого из них он похож. Если ты ошиблась, то мало того, что разобьешь сердце своему Тюхтяеву, так еще и Федя тебя не простит. Никогда.
Мне можно не заводить собственную совесть, покуда есть на свете сестры.
— А если это ребенок Тюхтяева, то Федя будет просто счастлив? — в шахматах это называют цугцванг. И что тут возразишь?
Люська мнет шелковую юбку выкладывая непредусмотренные выкройкой складки на коленях.
— А Михаил Борисович? — она начинает, но мысль не договаривает.
— Уж поумнее нас с тобой обеих. И прекрасно все понимает. — ну я хочу на это надеяться. — Вот что ты от меня хочешь? — я смотрю на свою всерьез расстроенную родственницу.
— Поговори с ним. — она что, всхлипывает что ли? Ой, надворный советник, опять из-за тебя скандалы в моем доме.
— Уже наговорилась. Хватит. — я смяла неудачно подписанное приглашение и прицельно бросила в камин. Попала. — Люсь, даже если ты и права, это уже не играет роли. Я выхожу замуж за любимого человека. Любящего, кстати говоря. Он счастлив стать отцом. Что еще нужно?
— Мне Федю жалко. — негромко произнесла она. И на этот раз не в упрек.
— Он жив, здоров, при деле, в него влюблена юная девица, к которой он и сам неравнодушен, так что жалеть там нечего.
Все же то ли Ольга воспользовалась правом ночной кукушки, то ли еще кто поспособствовал, но в понедельник вечером Тюхтяев навестил мой дом в мрачном настроении.
— Ксения, возможно, стоит перенести наше венчание на неделю. — произнес он исследуя натертый воском пол.
— Как Вам будет угодно. — а мне это и вправду не критично.
— И мы могли бы устроить небольшое торжество. — очень осторожно начал, к чему бы.
— Конечно! Люся всегда мечтала устроить мою свадьбу наилучшим образом. — не стоит упоминать, что этот наилучший образ она придумала в пятнадцать, когда увлеклась готикой, и он включал в себя воронов вместо голубей, черную фату, полупрожаренное мясо на столе и фотосессию на кладбище.
Потрогал мой лоб.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Превосходно. — сегодня в меню добавила моченые яблоки с брусничным вареньем. — А что?
— За все время нашего знакомства Вы ни разу не были столь покладисты. — он с подозрением смотрел на меня.
— А я вообще очень трепетное и чуткое создание. — уставилась на него честными-пречестными глазами. Глядишь и не спросит у Мефодия про утренний моцион Лазорки.
— Откуда у меня предчувствие подвоха? -он избыточно проницателен все же.
Я только развела руками и быстренько сменила тему.
— Михаил Борисович, а Ваша сестра теперь успеет приехать, если отправить телеграмму. Возможно, ей будет интересно. — с энтузиазмом произнесла. С искренним.
Она, небось, только и мечтает рвануть через полстраны познакомиться с новой родственницей. Кстати, за все время воскрешения он ни разу о ней не упоминал. Странно, очень странно. И не приноси наше общение столько волнений. Озаботилась бы этим пораньше.
— Сестра? Настенька не очень любит поездки. — что-то тут не то.
— Но вряд ли у нее брат женится каждый год? — искренне удивилась я.
— Нет, конечно... — да он ни разу еще так не юлил.
— Стоп. Вы ей не рассказывали о том, что случилось, верно? — это же не правда. Верно, любовь моя?
Опустил глаза.
— Она не знает о взрыве? Не может быть: об этом писали в газетах. — протянула я, впервые оказавшись в нашей паре в роли дознавателя.
Старательно расправляет перчатку, и без того безукоризненно сидящую на протезе.
— Она знает о взрыве. — я чувствую, что почти нащупала разгадку. — Но не в курсе, что Вы выжили...
Снова молчит.
— Да что же Вы за человек-то такой!!! Ладно я, но она Вам сестра. Я бы Люське за такое все волосы вырвала. По одному. — продолжаю голосить,
Пятнами пошел по скулам. А губы, и до того сжатые в ниточку, стали еще менее заметны.
И я раньше возмущалась, что со мной так обошелся. Со случайной страстью... Тут родную сестру проигнорировали, куда уж бедовым авантюристкам. Приношу из кабинета перо, бумагу и конверт.
— Мы будем сидеть до тех пор, пока Вы не напишете ей. — строго заявляю, разом припомнив всю досаду, горечь и возмущение прошлого октября.
Долго в этот раз столовались. Он писал, зачеркивал, рвал.
— Обещайте, что отправите. — если вот так похлопать глазками, то точно согласится.
— Обещаю. — неохотно отзывается великовозрастный нашкодивший мальчишка.
— Будем надеяться, что я не овдовею через месяц. — шутки шутками, а я бы не простила.
С конной прогулки я возвращалась весьма воровато, спешившись еще на Прядильной улице и всем своим видом демонстрируя, что это просто моя левретка по пути немного подросла. Но Тюхтяев как покинул мой дом вчера, так и не планировал наведаться до обеда, о чем и сообщил в записке, присланной спозаранку.
В холле Демьян только попытался было что-то объяснить, но Лазорка неожиданно закапризничала и я вместо собственной курточки вложила ему в ладонь уздечку. В таком хорошем настроении еще поднималась все два этажа...
— Вас ожидают Их Сиятельство. — виновато глядя на собственные туфли произнес Мефодий у дверей кабинета и резко шмыгнул вниз. Странно, граф хоть и не склонен предупреждать о своих визитах, но чаще в гостиной задерживается.
— Николай Владимирович, как я рада Вас... — я действительно научилась радоваться всем и каждому...
Не каждому.
— Так радуйтесь же, сударыня, радуйтесь. А то нехорошо людей обманывать. — вот зря я не выкинула в прошлом году этот диванчик. Был же повод. Теперь точно сожгу.
Осторожно обошла графа Шпренгтпортена по большой дуге и уселась за стол. Так оно поспокойнее. Где-то в верхнем ящике еще и пистолет был, и неплохо было бы им сейчас воспользоваться. Как самым весомым аргументом в семейных дискуссиях.
— Чему обязана? — глупо сейчас припоминать вежливые формулировки. И так уже ясно, что не подружимся. А голова вон цела, даже синяков не осталось. Жалость-то какая.
— Да вот, думаю, в домашней обстановке Вы, сударыня, поприветливее будете. — он нарочито потянулся, устраиваясь поудобнее. — Сразу хочу предупредить, что руки более распускать Вам не стоит. Это Николя, Петруша да прочие приятели Ваши обременены странным убеждением, что женщина есть особа хрупкая и трепетная. Но не про Вас это, верно?
Холодно, с прищуром уставился на меня, и я вдруг поняла, что от него никто не спасет. Тюхтяев далеко, Мефодий ему почему-то тоже подчиняется беспрекословно. Да и раз рискнул сюда приехать, после такого-то расставания, значит неспроста.
— Я ж в гости с пустыми руками не хожу. — усмехнулся гад и полез за пазуху, откуда извлек наспех завернутую в подарочную бумагу тонкую коробку или книжку. Повертел в руках и бросил мне на стол.
Пакет не взорвался, оттуда не посыпались ядовитые змеи, но как-то обстановка не располагала к трепетному обмену дарами.
— Благодарю. — ответного жеста у меня что-то экспромтом не нашлось. Все же столько идей, и основная масса из них очень незаконные... — Не желаете ли выпить чего?
К моему небывалому удивлению, гость весьма охотно согласился. А ну как я его бы отравить решила? Мефодий, ренегат, лично разлил по рюмкам коньяк, который я лишь пригубила, а граф лихо опрокинул.
— Да Вы не стесняйтесь, открывайте. Я издалека это для Вас вез. — поощрительно выдал Шпренгтпортен.
Я чуть нахмурилась и начала осторожно разворачивать бумагу, скрывавшую, как оказалось, старую фотографию. На пожелтевшем куске картона изображены двое: тщедушный мужчина с рассеянным выражением лица и невнятными бакенбардами, в темном сюртуке, сидящий по-видимому, на веранде загородной усадьбы — раз опирается на перила характерной формы, а фоном его нервической позы служит рощица, и опирающаяся на его плечо молодая женщина. Тоже миниатюрная, если относительно стандартного венского стула судить, узколицая, светловолосая, с поджатыми губами бантиком, безвольным подбородком и незаретушированными тенями под близко посаженными глазками.
И как мне положено реагировать на это все? Я перевела взгляд на дарителя. А тот только хмыкнул.
— Что и требовалось доказать. — и столько злого торжества в голосе.
Пальцы сами переворачивают картон, и я несколько раз успеваю прочесть "Arkhangelskoe, Simb. prov., juin 24, 1892" прежде чем слышу издевательский смех.
— Видимо, неплохо Вас откормили Ваши ... благодетели, раз из этакой замухрышки совсем нового человечка вырастили всего за два года. — раздается неожиданно гулко.
Я уже перестала этого бояться. Все ближайшие родственники бедной утопленницы мадемуазель Нечаевой погребены в очень разных могилах и преимущественно под чужими именами. Эпизодического увлечения купца Калачева, равно как и ее сомнительных занятий и не вспомнит никто кроме моих саратовских клиенток, раз даже Тюхтяев не накопал этот компромат. А ведь интересовался, как показали некоторые расспросы. Не ожидала, что пять лет спустя так получится. И, главное, кто отрыл столь хлопотный аспект моей биографии?
— Да, легендарное затворничество в родительском имении имеет смысл лишь когда усадьба сгорела, верно? — продолжал глумиться Шпренгпортен.
— Как Вы можете такое говорить! Мой бедный батюшка безвременно погиб! — фальшиво загоревала я, промокая злые слезы. — Не стоит порочить его память.
Но этот трагизм работал до поры до времени, да и то не со всеми. Вот как раз сейчас лимит везения исчерпался и на пороге кабинета замаячил северный зверек семейства псовых.
— Да, и именем его пользоваться тоже не стоило бы, раз не хотели подобного исхода. — парировал мой собеседник.
Да будь проклята несдержанность его батюшки! Вообще грамотная контрацепция всем бы упростила жизнь.
— Меня зовут Ксения Татищева. Еще Николай Владимирович в свое время собирал на меня всевозможный компромат. — нельзя отбиваться и оправдываться, но что говорить-то?
— Чтобы Николя и сам в архивах пыль ворошил? А как Вы с его клевретом сторговались, я уже понял. — прищурился гад.
Мрачно взираю на него через столешницу, а сама пытаюсь придумать хоть что-нибудь, хоть что-то... И откуда только всплыла эта мерзкая фотка? Карточку удержать в руках не удалось — ладони вспотели и она вскользнула.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
