↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Часть первая
Приключения дилетанта
Чтобы в будущем не думать о прошлом, надо было в прошлом подумать о будущем
Пролог
Не люблю ездить далеко один. Как дальнобойщики неделями одни в дороге? Целый день перед глазами серая лента! ... Привычка, наверное.
Я-то сам на дальние расстояния езжу не часто, и всегда в таких случаях стараюсь найти попутчика — хоть есть с кем пообщаться. Но вот в этот раз как-то не сложилось, попутчика не нашлось, ни туда, ни обратно.
Поездка была, собственно, грустная — на похороны старого друга. Когда-то, в эпоху ещё курсантской юности, мы с ним были закадычными друзьями. Потом приказы и время раскидали нас по просторам СССР, и, если первые годы мы ещё переписывались, пусть и два-три письма в год, но всё же, то по обретению семей, званий, должностей и связанных со всем этим забот, переписка прекратилась. Встретились через тридцать лет и три года. Встреча не была случайной — я искал его. Вернее как — попав в город, где мы когда-то учились, естественно пришёл к училищу, которого уже не было, но кое-что ещё осталось, и увидел его портрет. Оказывается, он закончил службу в нашем же училище заведующим кафедрой тактики. Во как! Молодец! Ну и, естественно, найти его было уже не сложно. Встретились. Попили водки... Н-да... А вот позавчера его хоронили. ... Болезнь Альцгеймера, и не выговорить сразу. Кто бы мог подумать, что такое могло с ним случиться. Его дочь на похоронах говорила, что последний год он уже никого не узнавал. Э-эх, друг мой Колька!
А ещё я не люблю ездить ночью. Возраст уже не пацанский, плоховато уже со зрением, да и вообще... Но вот еду же.
— Надо было в Пензе ночевать. Чего поехал? Теперь до Тамбова что ли тянуть? Это же почти триста вёрст? Нет, надо искать мотель где-нибудь возле Каменки. ...Что там по приёмнику?
Радио FM сообщило, что в Польше опять сносят памятники нашим солдатам. Под закон о декоммунизации попало 500 памятников воинам Красной армии.
— Вот суки, братья славяне! ... Да и остальные тоже. ... Вообще, почти все, кого мы тогда освободили, в результате повернулись к нам задницей. Эх, прав оказался Достоевский — не будет у России таких ярых ненавистников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только Россия их освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными. Будут трубить на весь свет, что они де образованные, а Россия — страшный варварский колос, завтракающий младенцами, а обедающий девственницами. ...
— Поставь музыку, что ли.
Первый попавшийся диск оказался Окуджавы и первая песня 'Исторический роман'.
'В склянке темного стекла из-под импортного пива роза красная цвела гордо и неторопливо...'
Надо же, диск года два лежит в машине и почти столько же я его не слышал.
Я к Булату отношусь хорошо, но прочитал единственный его роман 'Путешествие дилетантов' и был разочарован. Не знаю, написал ли ещё он что-нибудь кроме этого, ну, в смысле прозы, но этот 'Дилетант' был явно не айс. ... А вот песни у него хорошие.
Впереди появились фары встречной машины, и я переключился 'на ближний'. Фары появились и пропали — значит, встречная машина пошла под гору.
'Исторический роман сочинял я понемногу, пробиваясь, как в туман, от пролога к эпилогу....'
Фары появились внезапно и совсем не там, где их можно было ожидать! ... Яркий слепящий сет на всё лобовое стекло!
Хорошо, хоть в машине один.
Глава 1
Не зарекайтесь, люди, от чумы,
Сумы, тюрьмы и участи Мумы...
А. Кортнев
Исторический роман сочинял я понемногу, пробиваясь как в туман от пролога к эпилогу...
Что за ерунда вертится в голове?
Где-то я это слышал?
...Пришёл в себя я как-то плавно, как проснулся.
Первая мысль — что со мной? И какая-то необъяснимая, вроде бы беспричинная, тоска. Следующая мысль появилась вместе с болью. Боли я даже обрадовался — значит выжил.
Обстановка незнакомая. Явно уже день. Комнатка небольшая, потолок дощатый, видно, что доски достаточно старые, когда-то белились известью. На стенах бумажные обои в какой-то цветочек, причём создаётся впечатление, что эти цветочки рисовал ребёнок.Так, продолжим осмотр — лежу я на кровати, надо мной в углу какие-то иконы, да собственно я лежу под иконами. Умирать, что ли положили? ... Кровать, на которой лежу видимо деревянная, по крайней мере, я вижу деревянную заднюю спинку, простую, без каких-либо финтифлюшек. Всё. ... Ах, да, окно. Окно небольшое, двустворчатое, а вот ручки такие я никогда не видел, если это они так сделаны под старину, то как-то не вяжутся с, мягко говоря, скромностью (если не бедностью) комнаты.
Где это я?
На стуле рядом с кроватью сидит и что-то шьёт какая-то тётка в....чёрт знает в чём.. и..., твою ж танковую дивизию, да она же босиком.
— Ну, босиком и босиком, что такого?
— Да как-то,.... я такие ступни женщины видел только в детстве, когда гостил у бабушки в деревне — ноги женщины, которая ходит босиком с апреля по октябрь. Она по стерне может ходить босиком....
Тётка почувствовав, что на неё смотрят, подняла на меня глаза.
Это была женщина лет...., я никогда не угадывал возраст женщин. Понимая, что передо мной сельская жительница, я бы ей дал лет 50.
Во взгляде женщины мелькнуло удивление, тут же радость, она вскликнула что-то типа — Ах, — и выбежала из комнаты, крича:
— Барин, барин опамятовался...
— Это я что?...Где барин?...Это я барин?
— Если барин это я, то где я?
— Вчера я ехал...(а куда я ехал? или не вчера? Или не я?). Охренеть...
— Давай спокойно, без эмоций проанализируем ситуацию. Ты ехал, то есть я ехал, домой из Самары, проехал через Пензу, причём через саму Пензу, а не по окружной. Выехал из Самары поздновато, позже, чем рассчитывал, в Пензе был, уже смеркалось. Пока заправился, пока перекусил, стало темно. И была ж мысль плюнуть на всё и заночевать в мотеле... Нет, поехал,... блин, на свою голову. Трасса вполне приличная, прямая, покрытие сухое, время ещё не позднее. Километров через пятнадцать, то есть минут через 8 — 10 после плаката 'Доброго пути' увидел на встречу фары, последнее что помню — большие буквы MAN...
— И где тогда я нахожусь?
Пытаюсь поднять правую руку, слабость, но поднять до лица удаётся. Рука тонкая, исхудалая и ... не моя, но к этому почему-то я отношусь спокойно.
Так, дальше. Почему не чувствую ног? Пытаюсь поднять одеяло, вернее перину. И лежу на перине, и укрыт периной. Ткань какая-то..... плотная,... лён? Удаётся, с трудом, но удаётся откинуть эту гору. Подо мной тоже льняная простыня. На мне рубашка, ха, ночная? Я такие никогда не носил... из под рубахи торчат два неровных обрубка...
— А? ...Это что?...Это я?... Это у меня?
Увиденное так меня шокировало, что какое-то время я просто не мог думать. Паники не было. Видимо мозг ещё не до конца осмыслил случившееся.
— Я — калека! Охренеть! ... Оторвали Ваньке встаньку!
Смена мизансцены отвлекла меня от дальнейшего осознания своего положения.
В комнату вбежал колоритный такой, здоровенный мужик. Именно вбежал, а не вошёл. Бородатый, волосы взлохмачены.Что-то детское, какой-то щенячий восторг, какая-то отчаянная радость отразилось в его светлых глазах. Это никак не вязалось с его видом. Всё это длилось мгновенье. Он упал перед кроватью на колени, обхватил меня своими ручищами и... зарыдал.
— Вот это да. Как-то сейчас я не ожидал такого пассажа. Всего минут пять— десять я в сознании нахожусь, мне бы в спокойствии осмыслить случившееся, а тут.... Кто это? Почему так убивается?
Но тут мизансцена вновь изменилась, в комнату вошла женщина. Нет, не та, что я увидел, придя в себя. В комнату вошла ... Царица. Именно так, именно такая ассоциация у меня возникла -властное, породистое лицо, осанка... Да всё, буквально всё в этой женщине говорило о том, что она привыкла только повелевать. Однако в её глазах я тоже увидел неподдельную радость. Надо же, как меня здесь любят...
-Да нет, не тебя, а того, кого они видят перед собой.
— Но ведь они видят меня.
— Ну, наконец-то, Александр Фёдорович, Вы пришли в себя. А то мы уже отчаялись, господин поручик — Сказала женщина приятным голосом и положила руку мне на голову. Рука полная, сильная и прохладная. Очень приятное ощущение. Температура-то у меня наверняка есть, раз такие раны, значит и воспалительный процесс идёт. Поэтому прикосновение холодной руки было приятно.
— Ну полно, тебе Степан, полно. Ступай, распорядись, что бы для Александра Фёдоровича воду приготовили умыться, да поесть, что-нибудь более существенное, чем бульон.
Мужик поднялся с колен, вытер рукавом заплаканные глаза и вышел из комнаты со словами — Дык это мы, матушка, мигом спроворим.
-Так я и не понял, кто этот человек. Если женщина назвала его по имени, о он её 'матушкой', значит она явно старше его, но внешне по возрасту я бы не сказал, ... значит по статусу.. А кто же эта женщина? .... Так, а Александр Фёдорович..., это кто? ... Это я? Но меня не так зовут.
Женщина подвинула к кровати стул и села. Опять положила руку мне на голову. — А жар-то ещё есть. Да, как и не быть при таких-то ранах. Слава Богу, опамятовались. — И она перекрестилась на икону.
— Что со мной случилось? — Ё..., голос еле-еле слышно, кое-как выговорил, горло сухое, слова изо рта приходиться выталкивать. — И, если можно, дайте попить, ... пожалуйста.
— Да, да, конечно. — Она поднялась, подошла к столику (а я его и не заметил) справа от кровати и налила в стакан из кувшина воды (а стакан какой интересный), затем наклонилась надо мной, просунула левую руку под мою головы, приподняла её и стала меня поить. Движения её были привычные, видимо делала она это не раз.
— То, что Вы, голубчик, не помните, что с Вами случилось, это естественно. Такое потрясение, которое на Вашу долю выпало, те раны, что Вы получили, как говорит Нестор Максимович, должны были Вас убить. Максимȯвич Нестор Максимович, — это врач которого я с собой привезла. А Вы, мой мальчик, слава Богу, выжили. — Она опять перекрестилась. — В Вас попало ядро во время штурма Измаила.
— Оба на! Измаила! ... Как Измаила? ... Это же 18 век. Я в 18 веке?!!! Измаил брали, кажется, в декабре толи 89-го, толи 90-го. ... Блин, ну не помню точно. ... 1790!!!... Попало ядро. Нифигасе! Нехилый я парень был, раз выжил. Ядром видимо ноги и оторвало. Как же он, ну, то есть я, выжил-то, при зачаточном уровне полевой хирургии.
— А что ты знаешь о полевой хирургии 18 века?Да ничего.
-Так, стало быть, что? Как я мог оказаться в 18 веке?
— А стало быть, парень, ты там под Пензой преставился и твою сущность куда-то вселенский разум зафиндюрил.
— Зачем?
— Да может и незачем, может у вселенского разума есть свои физические законы и человеческая сущность, как часть вселенной, пусть микроскопическая, но часть, тоже вливается после физической смерти материального тела в общую энергетическую составляющую...
— Нет, это теория ещё сыровата...
— Какое сегодня число? — Слова, после того как попил, вышли чуть легче.
— 18 марта, мой друг. Вы были в беспамятстве три с лишним месяца —
— Ого, три с лишним месяца! Н-да!
— А где я нахожусь?
Её глаза стали грустными, и где-то в глубине, в уголках, я заметил, наполнялись слезами.
— Бедный мальчик. — Она опять положила руку мне на голову. — В своём имении, в Алексеевском.
— Эта информация пока ничего не даёт. Этих Алексеевских в России может быть не одна дюжина, если не сотня, ... если я, конечно, в своей России.
— А как я попал сюда?
— Это всё Степан. Он же был с тобой и в Измаиле и вёз тебя через всю Малороссию. Ну и я немного поспособствовала, кода Александра Васильевич мне отписал, что крестник мой тяжело ранен.
— Ага, Степан значит типа дядьки, который воспитывал барчука с детства и был ему и папкой и мамкой, и нянькой и старшим братом. ... Аэто женщина значит крёстная.. ... Стоп. Прозвучало что-то важное... Алексанра Васильевич...., какой Александр Васильевич? ... Суворов? Ну да, сейчас Суворов будет писать про какого-то поручика. Да нас, небось, погибла там не одна дюжина, а уж ранена так вообще не одна сотня.
В комнату вошёл Степан.
— Ваше сиятельство, позвольте умыть ЛександраФёдорыча?
— Сиятельство? Ого! Стало быть, княгиня или графиня, к баронессам вроде бы должны обращаться по-другому. Это если как в моём прошлом. Вернее, если это как в прошлом моей реальности. Опять же, очень вольное допущение, всё может оказаться и сложнее и проще...
Женщина вышла. Степан занёс лавку, поставил перед кроватью и вновь вышел, но через секунду вернулся с деревянным...ведром? тазиком?
Тут я хотя бы смог его получше рассмотреть — волосы русые, нос крупный, кисти рук как совковые лопаты. Рост определить я не смог, трудно это сделать в лежачем положении, но, заходя в двери, он пригибался. Одет..., а как это называется?
— Степан, кто это был? — обратился я к нему полушёпотом.
— Так известно кто, — в голосе его почувствовалось удивление, — Крёстная Ваша, княгиня Екатерина Романовна Дашкова.
— Вот это да! Княгиня! Дашкова!
При всей моей тёмности, про Дашкову я знаю. Ну, кое-что знаю.
Знаю, что она была подругой Екатерины II, участницей дворцового переворота 1762 года, а потом единственной женщиной-директором Российской академии наук. ... Конечно, Дашковой Суворов мог писать о ранении её крестника.
Пока я размышлял над складывающейся ситуацией, Степан закончил приготовления к моему туалету. Аккуратно с меня была снята...наверное всё таки это ночная рубаха, и я смог немного увидеть принадлежащее мне тело.
— Гм...нда, зрелище так себе.
— А что ты хотел увидеть? Три месяца без движения, питание — только видимо жиденький бульончик. Кожа и кости. Вот пролежней нет — это хорошо. Обрубки ног уже зарубцевались, рубцы, сколько смог рассмотреть, какие-то толстые, синие. Правой ноги нет почти по самое колено, левой осталось малость побольше. Хорошо, что колени целы, всё-таки легче будет протезы придумать.
-Бл... и-ин, ещё одно!..
Степан начал протирать мокрым..., наверное это рушник называется, мою левую руку — трёх пальцев на ней не было... Ну, после ног это уже воспринялось как-то вяло.
В процессе санитарных процедур я выяснил, что здесь мы находимся уже три недели, а добирались из Измаила почитай месяц. И благодарить надо их высокоблагородие генерал-майора Кутузова и их благородие 'дохтура' Спиридонова. Во как! Самого Кутузова. Не меньше. Наверное, крёстная и здесь протекцию оказала.
Оказывается, нет. Вернее всё так, да не так. Екатерина Романовна Кутузову может быть обо мне и писала (надо будет как-нибудь у неё об этом справиться), но 'МихайлаЛарионович' был, после взятия Измаила, назначен комендантом крепости и по его приказу унтер и два егеря вместе со Степаном меня 'тарабанили' почитай через всю Малороссию до дому.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |