Р.А.Ц.-2 Танец

1.

Сегодня Башня радовалась неожиданной и довольно приятной прихоти своего хозяина. Игриво помигивали огоньки вечных настенных светильников, подрагивал в такт глухим ударам огромного барабана глубоко-глубоко уходящий в землю фундамент, приветственно полоскался на ветру небольшой шелковый флажок чистых гербовых цветов — синего, красного, белого.

Можно сказать, Башня пританцовывала на месте — потому что в Зале Представлений танцевал ее хозяин. Стелился почти прозрачный белый туман, трепетали искусной работы гобелены на стенах, дрожали и проминались до каменного основания доски сцены, набранные толстенными плахами твердого красного дерева. Где-то играл невидимый сборный оркестр — звенел овальный серебряный колокольчик, почти человеческим голосом пела искусная скрипка, ласково перекатывали ноты струны пианино. И над всем этим вздымался угрожающе-строгий задающий ритм большого барабана.

Буммм. Бумм. Брррум-бум-бумм. Гремел барабан, порою сдваивая и страивая могучие удары, до скрипа натянутая жесткая воловья кожа толщиной в палец дрожала под билами неведомого мастера, и под первобытно-грозные звуки этого инструмента на большой круглой сцене металась смутная полуголая фигура.

Она царила на этом пространстве, ступая уверенно и тяжко, порою же переходя на бесшумный перекатывающийся шаг охотника или на неутомимую волчью поступь пешего гонца. Это был громадный мужчина, мускулистый, с длинными черными волосами, заплетенными в толстую небрежную косу, доходящую до середины спины. Одет он был лишь в широкую набедренную повязку, да узкий зуб-клинок лежал на выпуклой груди, оборачиваясь тонкой стальной цепочкой вокруг шеи. Волосы слиплись от пота, он тяжелыми каплями покрывал и торс, и руки мужчины, оттеняя в тусклом неверном свете гладкую лоснящуюся кожу, веерами срывался с висков при особенно резком движении. Не было видно только лица.

Мужчина танцевал. Ударяли в такт барабану пятки, швыряя могучее, но гибкое тело в очередное невозможное па, змеились под кожей длинные мускулы, свиваясь в узловатые клубки, с почти слышимым свистом расходился воздух под напором рубящей ладони. Это был танец сознающей себя силы. Додревнее представление из исполненных мощи свободных движений, глухих отзвуков попирающих стоп, презрительных поворотов бугрящихся плеч, небрежных наклонов головы и уверенных жестов рельефных рук.

Сила танцевала сама для себя, нимало не заботясь чьим-либо впечатлением, и тем выразительнее и совершеннее был ее танец. Но все-таки при любом диком скачке, кувырке и длинном скольжении — лицо мужчины оставалось обращенным от зрителя.

Среди десятков удобных кожаных кресел, в самом центре полукруглых рядов, сидела полностью закутанная в неопределенного цвета балахон фигура. Широкий капюшон, надвинутый на все лицо, оставлял его в глубокой тени, и оставалось загадкой, как зритель ухитряется что-либо рассмотреть из-под него. Черные кожаные перчатки, чуть выглядывающие из рукавов, полностью скрывали кисти, давая понять, впрочем, что они узки и привычно четырехпалы. Зритель сидел абсолютно неподвижно, и было неясно, то ли он полностью поглощен происходящим перед ним действом, то ли наоборот, не обращает на него никакого внимания.

Мужчина танцевал. Стелился над самой сценой огромной крадущейся кошкой, взмывал вверх в высоченном прыжке, совсем даже не спеша приземляться обратно, повинуясь действию силы тяжести, метался туда и сюда раздраженным от бескормицы зимним шатуном и грациозно-сыто вышагивал объевшимся жирной зеброй львом. Перекатывались удавы мускулов, натягивались толстые сухожилия, равномерно вздымалась могучая грудная клетка...

Барабан постепенно ускорял свой ритм, а ему вторили остальные инструменты затерянного где-то в молочном тумане оркестра. Все чаще слышались хлопки босых стоп о твердые сухие доски, все чаще, пока не слились в дробный перестук кастаньет — теперь танцор двигался практически на месте, незаметно для глаза смещаясь вправо-влево. Все части тела его жили, казалось, собственной жизнью, двигаясь в отдельном ритме, кратном ударам барабана, голова же была склонена вниз и вдобавок прикрыта давно растрепавшимися волосами.

Бррумм-бррумм-бум-бумм! Гулкая раскатистая дробь как-то особенно громко разнеслась в тумане — и с нею мужчина сделал гигантский прыжок прямо с места, присел на колено, уперевшись руками в пол, словно леопард, ломающий хребет неосторожному оленю на водопое. С крайним ударом все стихло, вообще все, и хрупкая тревожная тишина повисла в Зале Представлений.

Бумммм! Еще один удар, отрывистый и совсем уж оглушающе-громкий, будто команда строю из одного человека, и по этой команде мужчина наконец рывком повернул голову к залу.

Зритель чуть заметно вздрогнул. Мужчина был красив истинной мужской красотой — непокорной, яростной, хищной. Залитое потом блестящее лицо хранило след недавнего свирепого оскала, масса слипшихся спутанных волос нависала над челом, а возле самого колена нетерпеливо болтался и раскачивался на цепочке тускло посверкивающий зуб-клинок, тщась вонзиться хоть во что-нибудь. Еще ниже из-под сбившейся набок набедренной повязки виднелись тяжелые чресла.

Короткая пауза миновала, и мужчина легко встал, развернулся и скрылся в клубах тумана, не потрудившись как-либо заметить одинокого зрителя. Через некоторое время Зал покинула и эта фигура.

Башня довольно скрипнула натруженными сегодня досками сцены, одобрительно качнула центральным гобеленом и впустила в Зал легкий сквозняк, немедля принявшийся выдувать наружу остатки тумана. Сегодня был хороший день.

Непринужденное общение продолжилось в обеденной. Хозяин в полном соответствии со своей конституцией и текущим обликом не вкушал пищу, не принимал ее и даже не ел — он жрал. Влажные волосы и тело в насквозь пропитанной потом простой полотняной рубахе с вырезом на груди обильно украсились потеками жира и кусочками исчезающих в широкой глотке блюд. Мужчина жрал подобно дикому зверю, крепкими изжелта-белыми зубами он отрывал огромные куски мяса с костей и проглатывал их, почти не жуя. Сами кости трещали и крошились под напором мощных челюстей, изо рта летели брызги и капли костного мозга, пятная белоснежную накрахмаленную скатерть, понизу сплошь измятую вытираемыми о нее руками. Огрызки хозяин небрежно швырял в полупрозрачную фарфоровую супницу, уже почти полную костей, и в довершение всего то и дело звучно сморкался — хорошо хоть, куда-то вбок, на натертый паркетный пол. Стоящий перед визитером прибор оставался нетронутым.

Чуткое обоняние гостя нещадно атаковали волны запаха крепкого мужского пота, исходящие от всей фигуры хозяина Башни, а весьма свободные манеры, вернее, их полное отсутствие, оскорбляли тонкие эстетические чувства. Впрочем, гость не подавал вида, сидя недвижимой статуей под своим безразмерным балахоном. Но... и его терпение не было безграничным.

— Я восхищена вашим приемом, господин Рагн. Но этот... антураж провоцирует меня усомниться в вашей компетентности. Думаю, нам стоит обратиться к менее... одиозному вашему коллеге.

Мужчина на миг тупо уставился на гостью, как "только что выяснилось", пожал плечами, жирной пятерней почесал затылок поверх косы и с собенно громким чавканьем проглотил большой кусок мяса.

Невидимо скривившись под капюшоном, гостья медленно встала и неправилась к двери. Ее шаги сопровождали звуки продолжившегося пожирания-пиршества. Дверь предупредительно открылась перед нею, она наполовину перешагнула через порог — и обернулась. В полумраке капюшона гневно сверкнули большие глаза.

— Хорошо! Нам нужны именно вы — но не думайте, что сможете...

Что хотела сказать гостья — осталось тайной, поскольку мужчина прервал ее властным жестом руки, а затем указал на другую дверь, ведущую в курительную комнату. Впрочем, при известном воображении не составило бы никакого труда экстраполировать фразу как минимум десятком-другим способов, учитывающих женскую природу гостьи и раздраженное состояние ее высокомерия. Ей ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.

Спустя десять минут ее позвали — и за это время вся обеденная разительно изменилась. Перемена была... впечатляющей. Скатерти вернули себе первозданную чистоту, испарились куда-то объедки и осколки костей, а мужчина приобрел совершенно иной облик. Казалось бы, всего-то перемен — чистые блестящие волосы, освеженное ледяным душем тело и чистая же рубаха, но главное впечатление производили совсем не они. Изменилось внутренее наполнение. Осанка, положение рук и головы, собранный прямой взгляд и гордо развернутые плечи свидетельствовали о почти мгновенной — куда там иному актеру — и мало не всеобъемлющей смене состояния психики. Грубый неотесанный варвар канул в неизведанные глубины, а вместо него на сцене появился подтянутый образованный... офицер (?), щеголяющий великолепной выправкой.

— Смогу. Я могу сейчас... просить... луну с неба и пашет из соловьиных язычков — и они будут предоставлены. Пославшие вас это предусмотрели, в отличие от, и должны были снабдить вас определенным Словом. Итак?

Голос мужчины, доселе не звучавший для гостьи, оказался вполне под стать его виду. Спокойный и строгий низкий баритон, почти бас-кантанто, с явственными металлическими обертонами, практически безэмоциональный, что было неудивительно, слишком важное дело привело к нему стройную четырехпалую фигуру в бесформенном балахоне.

Гостья сделала о-очень глубокий вдох, обозначивший под толстой тканью высокую грудь, и несколько секунд пыталась справиться с охватившим ее бешенством. Затем замерла статуей на пару мгновений — и сказала низким глубоким голосом, нимало не походившим на ее собственный:

— Здравствуй, Рагн. Приветствует Тир Сварщик. Поневоле буду краток. Мы столкнулись с проблемой, которая требует твоего присутствия. Минуло четыре года с момента образования Роя, и за все это время нам ни разу не удалось добыть какой-либо информации о происходящем там. Все попытки разведки пресекаются легко и непринужденно, даже с некоторым изяществом. Прогнозы развития тревожат нас все более — они уже могли сравняться с нами в технологиях конвенционного оружия и информатике, а то и превзойти. Щеглов опять имеет на этот счет особое мнение, и я склонен больше верить ему, чем нашим аналитикам. Единственное, в чем мы их пока превосходим — у них нет технологии Перехода.

На этом месте мужчина усмехнулся, буркнув себе под нос: 'Ну, у нас ее нет тоже'. Голос продолжил:

— Мы уже обращались к Дикию и Аскольду, но... они просто исчезли. Так что если ты примешь мое предложение, знай — опасность велика. Твои условия?

Он не раздумывал ни секунды:

— Она.

Девушка была действительно хорошо выучена, она сумела удержать транс. Голос собеседника прервался всего на миг — но продолжил с явно слышимым удивлением:

— Зачем она тебе?

Мужчина усмехнулся:

— Думаю, одна из пяти оннов, служащих Империи, достаточно интересная птичка, чтобы познакомиться с ней поближе. Тем более, сама Орхэи, Тихий Голос Императора.

— Не теряешь хватки, Рагн. Но вообще-то их двенадцать.

Тот отреагировал мгновенно:

— Значит, не менее тридцати.

— Точно не теряешь хватки. Хорошо. На срок шесть месяцев капитан Орхэи Оментари придается тебе в качестве специалиста. Ей поручается оказывать тебе необходимую поддержку в объеме возможностей по рангу и занимаемой должности, а также разрешается передавать тебе информацию до грифа ОВ включительно, кроме списков один-четыре. Устраивает?

— Вполне. Активные действия?

— Исключаются. Не буди лихо...

Рагн хохотнул:

— Скорее, лича.

— Еще. Жизнь Орхэи...

— Я понял. Я умру раньше нее.

— Хорошо. Тебе нужны прочие ресурсы, финансы?

— Нет. В крайнем случае, через нее. Должен быть какой-нибудь фонд...

— Она в курсе.

— Тогда — Слово.

— Слово. До связи.

2.

Для начала действий далеко ходить не потребовалось. Башня была выстроена не только и не столько в качестве жилища. Основным ее предназначением, всемерно поддержанным ее необычной архитектурой, являлась именно поддержка начинаний своего хозяина. Лежа на небольшой площадке на вершине высокой Башни, открытый всем ветрам, свету звезд и мраку ночи, Рагн ощущал. К этому процессу мало подходили такие слова, как 'смотрел' или 'слушал', поскольку привычные органы чувств не были им задействованы, равно как и какие-либо технические усилители и антенны. Привычно изгнав из головы обыденное сознание, он усилием воли перешел особое состояние, которое давало ему возможность немного раздвинуть рамки законов 'твердой' реальности, приближаясь к мироощущению самих Держателей. Ощущал он направленно, ориентируя потоки поступающей информации и сортируя их по одному ему ведомым критериям. Прибегнув к отдаленной высшей абстракции, можно было сказать, что Рагн парил подобно птице над массивами сенсорных данных — причем совсем не своих. Это, разумеется, не было проникновением в Хроники Акаши, вообще-то невозможным в доменах Урр-Тех, а являлось 'обычным' пси, но по-своему отличалось изощреннейшей техникой исполнения и использованием отдаленных малохоженых тропинок к сокрытому. Очень сложно было передать, что именно он делал — гораздо легче было подключить вопрошающего к своему полю сознания и напрямую передать смысл происходящего.

Кстати, такое подключение уже существовало! Рагн с немалым удивлением обнаружил, что его 'птица' летает не в одиночестве. Она отбрасывала легкую тень — и тень эта была вполне ощутима и самостоятельна, деятельно справляясь с бурными, порой перехлестывающими сознание Рагна валами данных.

'Орхэи?'

'Да, Рагн?'

'Ты хороша, Видящая.'

'Ты как минимум не уступаешь. Где ты учился?'

'Я не учился. Скорее, можно сказать, что я возник.'

'И много вас таких?'

Беззвучный смех.

'Сколько потребуется Человечеству.'

'Я чувствую в тебе знакомые... нотки. Ты не учился в наших монастырях?'

'Нет. Я учился в наших монастырях.'

'Но стоят они на землях Рассеянного Народа.'

'Да. Стояли.'

Глубокое молчание. Затем:

'Ты чувствуешь?'

'Да. Идем.'

Их птица взмыла так высоко, как только могла. Была нешуточная опасность не вернуться из этих кристаллизованных холодных высей, но тренированная соединенная воля человека и онны справилась. Искомое наконец нашлось. Птица сложила крылья и быстрее стрелы низринулась в небольшую расщелину посреди голой каменистой равнины, сплошь покрытой крупными угловатыми валунами — так их внутреннему взору представлялось окружающее.

Они нашли ту тонкую нить, возможно, единственную, соединяющую наглухо изолированный теперь мир Джардия с остальными. В монолитной броне нашлась прореха, и завеса, успешно препятствующая всем видам проникновения и разведки, пропустила их щуп вовнутрь. Краткое мгновение обгоняющего звук падения с орбиты завершилось потрясшим все нервы ударом, с которым они встроились в первый попавшийся длинномерный разветвленный объект. Им оказалась растительная сеть. Давным-давно онны для каких-то своих целей немного изменили флору планеты, отчего корневая система растений приобрела свойство целостности. Нет, корни не срастались друг с другом, для совершенно различных видов растений подобное могли бы проделать лишь эльфы, да и то с непредсказуемым результатом, — они только соприкасались, но и этого было достаточно.