Злая классика

Здравствуйте, уважаемые читатели. И вы тоже, дорогие кубичане.

Если кто-то не понял, даже осилив несколько глав (они ж множатся постоянно, главы-то), я поясню: этот (пока что) недороман — попытка легкого поверхностного стеба над жанром "попаданчества".

В нем присутствует мат, поскольку... Поскольку это стеб.

Если вас это сильно корежит — ну не читайте. Я вас предупредил.

Да, и еще меня не любит Word, видимо по этой причине глюкает и дублирует некоторые фрагменты. Но я за ним буду подчищать, так что вы не торопитесь жаловаться, редактирование проводится регулярно.

P.S. Не нравится — не читай. Я для себя пишу. И для пары друзей, которым нравится все, что я пишу. Такой вот ДмитроПучковоГоблинский подход.

P.P.S. Для особо упорных, упертых, упоротых и остальных повторю: не нравится — НЕ ЧИТАЙ!

It's allright to tell me

What you think about me

I won't try to argue

Or hold it against you.

(c) Blink 182

Глава 1

Этот день начался как и все остальные. Ничто не предвещало...

Запищал будильник.

Нет, вру. Телефон запиликал. Он у меня — будильник. На настоящие часы раскошеливаться я б не стал.

Для приличия я повалялся еще минут десять, потер одной ногой о другую. Взлохматил волосы на голове, дабы в глаза не лезли.

Проклиная все на свете, оторвал тело от матраса. Какая же это пытка!

Окатил себя холодной водой из крана — лето в Москве страшное. Весна, правда, немногим лучше.

Но самое ужасное впереди. Метро.

Люди стоят в пять рядов. Всего две станции — и будет легче, многие сойдут. Нo влезть в поезд в восемь часов утра — это испытание. Не для слабых. Впрочем, я уже привык.

На Кузнецком Мосту какие-то жлобы с криком: "Давай!" вломились в поезд, трамбуя контингент. Вот же русский народ, а!

Я с трудом протолкался к выходу на Пушкинской.

У нас на "Соколе" несколько училищ, студенты прут волной. Кроме моей Строгановки тут еще и авиаторы, и еще черт знает кто.

Мне это на самом деле, не очень интересно. Мне успеть бы.

Успел, конечно, куда б я делся. Забросил планшет к Тимуру, на факультет интерьера на втором этаже и помчался наверх, на свою кафедру. Отметиться.

Там уже тусовался Димон, растолковывал что-то преподу по проектной графике, Борису Владимировичу. У нас по этому предмету два препода, Борис и его кореш, Сергей Петрович. СерПет, как называют его теперь с моей легкой руки.

СерПета не обозначилось в помещении — уже хорошо. Этот гомосек — а он гомосек, даже к бабке не ходи — придирался ко всему.

Димон что-то показывал Бориске, Борису Владимировичу. Не слишком удачно, судя по их разговорам.

— Это вообще никуда не годится, Дмитрий.

— Но почему же? Вот тут я хотел просто форму передать, может надо было подетальнее прорисовать?

— Дима, ты знаешь... Это... Это выглядит...

— Это выглядит чудовищно, — встрял я, ковыряясь в своих рисунках, запрятанных за батареей.

— Вот! Именно. Это чудовищно!

Димка осуждающе посмотрел на меня. Похоже, даст он мне прикурить сегодня вечером, когда соберемся праздновать. А, ну да, я недосказал.

У меня же день рождения завтра. Нажремся, стало быть. А потом Димон мне пропишет по башке. Да нет, это я утрирую. Дима у нас парень добрый, хоть и сибиряк. Но с такой массой, как у него, я бы не стал бы соваться в Строгановку. Раз уж рисовать не умеешь — а он не умеет, если честно, зачем тебе Строгановка? Иди в вольную борьбу, в кикбокс...

Но это я отвлекся.

— Сергей Петрович говорил, что так нормально, так сойдет, просто доработать надо, — оправдывался Дима.

— Сергей Петрович пошутил, — прикрыл веки Борис Владимирович.

— Как всегда, удачно, — не смог сдержаться я.

— Так, сейчас кто-то у меня договориться!

— Молчу, молчу! — я схватил свои наброски и рысью вылетел из аудитории.

У нашей группы занятия по начертательной геометрии. Никогда не рубил в этой херне. Однако, тот же Димон, уж на что деревенщина, а кумекает лучше остальных.

Но у меня запара нет, я с самого начала договорился с ребятами с кафедры средового дизайна. Они мне — начерталку (на черта нужна начерталка?), а я им взамен пишу работы по истории и английскому. С гуманитарными науками я с детства дружил. И дружу.

Теперь — снова вниз, доделывать скульптуру. Вытяну на тройку — и отлично. Хуй с ней, с начерталкой, там преподы молодые, на принцип не идут, главное работы сдать. А работы за меня сделают, как уже говорилось.

Вот со скульптурой сложнее. Мало того, что глины не хватило на всех, так еще пришлось нашим девчонкам планшеты поднимать.

Ну да, налепили там по пятнадцать кило, а поднять на треножник не могут уже. И спустить не могут. Вот довелось мне родиться парнем!

Это все фигня, на самом деле. Через это я даже познакомился. С Варей, с Надюхой. Хорошие девчата. Незакоплексованные.

Однако ближе к делу. Долепил голову и помчался в лаборантскую, в другом конце корпуса. Там уже сидел Леха. Леха-волосатый. Как этот персонаж умудрялся сдавать все предметы — загадка. Как ни зайдешь — он все время тут. Но сдает все, что надо, сдает.

— Лех, добей мне два рисунка, а? Я тебе по физ-ре проставлю галку. Запишу в команду.

— В какую еще команду?

— Ну как в какую? По футболу, е-мазай!

— А... Ну нормально. Давай, выкладывай свою наскальную живопись. Только тогда с тебя еще реферат по истории.

— Блядь.

— Ну а как ты думал?

— Ладно, сделаю. Какая книга у тебя?

— О дворянстве.

— Лады. Давай ее сюда.

Леха порылся в сумке. Выудил книжонку.

— Вот и заебись. Будет тебе реферат. Только ты уж сделай тут все, как полагается.

— Погоди. Первый рисунок — голова.

— Ну?

— А второй — растение, углем.

— Ну да.

— У тебя уголь есть?

— Да елы-палы... — я нашарил в рюкзаке готовальню. Открыл, нашел два углевых стержня. — На, держи. К понедельнику справишься?

— А то!

— Заебись. Ну давай, мне пора бежать, с проектом разбираться.

Мы обменялись рукопожатием.

Проект пошел ни шатко, ни валко. Наш препод — молодой парень, Вадим, сам не знал, чего хотел от нас. Видать, только закончил Строгану, подрабатывает на полставки.

Ох, тяжело.

Я сумел отдышаться только когда мы отправились на живопись после полудня. Натюрморт реально дерьмовый, лаборанты не особо старались, судя по всему. И их никто не курировал. Ну не беда, допишу что надо. В конце концов, мне бы трояк получить и все.

— Пашка, пойдем покурим.

— Блядь, Вань, ты не видишь, что я... Ладно, сейчас.

Пашка большой любитель покурить. Я бы даже сказал, профессионал. Если речь идет о "покурить", то он не откажется.

На лестнице мы присели на широченный подоконник. Вскорости к нам присоединились девчонки с пятого этажа, с факультета монументальной живописи.

— Слушай, а эта Истомова, она что-то реально на тебя смотрит так...

— Пашка, дурило, вот чего ты начинаешь? Ты всерьез думаешь, что она... того?

— Не, ну ты старше нас всех. Она тебя рассматривает, как мужчину, а не как студента.

— Вот ты дурило, — я засмеялся, и все остальные тоже заржали. Мадам Истомова вела у нас историю искусств. И должен признаться, она была довольно аппетитная тетенька, хоть и с короткой стрижкой. И ее взгляды на меня не укрылись от внимания моих однокашников. — Ну вас к черту, с вашими шутками!

Я наклонился затянуть шнурок и тут же услышал скрип за спиной.

Выпрямился.

Студенты зааплодировали.

— Чего? Что такое?

— Да ты нагнулся как раз в тот момент, когда форточка открылась! — заржал Пашка.

Я обернулся. Действительно, если б не шнурок, то получил бы рамой по голове.

— Это умеют только настоящие джедаи! — я вытянул вверх указательный палец.

Девчoнки захохотали.

— Ладно, покурили и добро. Пойдем дописывать.

Насчет дня рождения я наврал. Отмечать будем послезавтра, в пятницу. В пятницу не грех нарезаться. Подождем, не убежит никуда.

Глава 2

— А ты, Вань, бодрый мальчик!

— Не мы такие, жизнь такая, — я истерически захихикал, прикрыл рот рукой. Иногда меня накрывает приступ смеха, хотя особых причин для веселости-то нет.

Подтянул одеяло, спрятать срам. По ходу еще и отвернулся, дабы не созерцать Марию Истомову во всей красе.

Оно ведь хорошо в темноте-то. А при свете дня — ой, е!

— Чай будешь? Или вы, ребята, больше к кофию привыкли?

— Э... Ну... Вы знаете, Мария, я очень ценю ваше гостеприимство, — я снова гоготнул через плотно сжатые губы. — Но мне бы водички обычной. Если вас не затруднит.

— Так ты поднимайся тогда!

— Чего?

— Поднимайся, время!

И я проснулся. Елки зеленые! Бабушка тормошила меня за плечо.

— Вставай, проспишь! Восемь уже скоро!

Блин, а все Пашка со своими фантазиями, мудозвон мелкий!

Что ж поделать, дело молодое, гормон играет. Вот и снится всякая гадость. Хотя, положа руку на сердце, Марию Викторовну я бы наверно... того... Не отказался бы, говоря короче. Со зрелыми женщинами по любому лучше, чем с малолетними мажорными студенточками крутить.

Тьфу, да что за хрень лезет в голову с утра пораньше!

Переволновался перед днем рождения. Бывает.

И снова привычная рутина — найти свежее белье, собрать рюкзак, вылить пригоршню воды за шиворот, чтобы прогнать дрему.

Опять давка в метро, опять беготня на "Соколе" — лучше не опаздывать. Преподы обычно смотрят сквозь пальцы на такие вещи, пятнадцать минут — не большой грех, но все-таки опаздывать не рекомендуется.

В перерыве, он же — перекур на лесенке, между этажами, разболтался с Вовкой, со второго курса.

— Что, дрючат вас, небось, не по-детски?

— Ой, не вспоминай. Я трое суток не спал уже...

— Хуя себе! — у нас тоже бывало похожее, если хочешь успевать по всем предметам, времени на сон не останется. — И как?

— Да тяжело, — Вова забросил длинный локон, свалившийся в лицо, назад. — Сегодня утром пишу Ленке смс. Мол, голова кружится, тошнит местами. Ответ сразу пришел. Знаешь какой?

— Ну?

— Задержка есть?

— Блин! — мы синхронно заржали. — Она, по ходу, не врубилась, от кого смс, что ли?

— Да кто ее разберет, — повторно загыгыкали. Вовка задавил бычок в банке из-под кофе. — Ладно, у нас просмотр после двенадцати, жопа горит.

— Ну ни пуха тебе.

— На хуй! — мы разбежались по аудиториям.

Мы с Димычем дернули в близлежащую ресторацию в большом перерыве. Я взял пару беляшей, а этот бугаище заказал себе полный обед, буржуин такой. Суп, салат, манты. Повара-среднеазиаты только посмеивались добродушно-одобрительно.

Смешное началось почти сразу, как мы уселись. Димас запихивал жратву себе в пасть с такой скоростью, будто боялся, что вот-вот отнимут. Да еще с таким угрюмым видом, что подойди кто посторонний — укусит нафиг. С фатальным исходом.

Я не выдержал и зафоткал его — когда еще такое увидишь? Он, правда, нисколечки не смутился и продолжил мрачно обжираться.

— С днем варенья, что ли! — Пашка появился у нас только после полудня, явно дописывал натюрморт, забив на остальные предметы. Хочет, паскудник, закончить семестр без троек. И ведь закончит, собака, рвач такой.

— Не "с днем варенья", а "соболезную" надо говорить, молодежь! — я протянул ладонь для пожатия.

— Ну извиняй. Старикан!

— Как ты, готов к завтрашнему?

— Слушай, я не знаю даже. Уже вторую ночь не сплю, с макетом ебусь, — Пашка потер красный глаз.

— Бросил бы ты свой фанатизм, а? Нам же главное первые два года осилить, а там уже пойдет, как по маслу. Ну так выпускники говорят. Да батень мой тоже...

— А он-то чего?

— Ну как чего. Он ведь тоже учился, говорит, не филонь сейчас, дальше легче будет.

— Ясно.

Мы вышли на лестницу, я протянул пачку "Winston"-а сокурснику.

— Своих-то нет, а? Голь перекатная, хыхы!

— Да не успел купить, — Пашка поджег кончик сигареты, сладко затянулся.

— Слушай, я вот что думаю — у нас на кафедре лучше не засиживаться, этажи-то позакрывают. А лучше спустимся на второй, к интерьерщикам или к транспортникам. Наверно, лучше всего, на интерьер. У них там аудитория огроменная, никаких перегородок.

— Ну да, да. Правильно.

— Ты, Паш, с Илюхой поговори, если увидишь, ага? Правда, блин, если они тоже подтянутся, то надо еще один пузырь брать. Или даже два.

— Не парься, мы скинемся. С нас же подарок, не забывай.

— Точно? Заебись тогда. Сходим вместе, напротив вон возьмем.

— Угу.

Внизу, в большом холле я увидел Игоря.

— О, Вано, здорово! Как ты насчет табачелова?

— Так от тебя ж не отделаешься.

— Батька плохого не предложит!

Игорь у нас большой любитель нюхательного табака. Не знаю, что он в нем такого нашел. Но нюхает исправно.

Помню, как-то они на кафедре ХОМ — художественной обработки металла, за что я их прозвал "хомяками", хотя не прижилось — сидели и нюхали табак. Когда вошел препод, Игорюха взял работы и пошел показывать. Блин, это был атас! Глазищи красные, вся морда в слезах, из носа коричневая сопля тянется. "А посмотрите мои работы, пожалуйста!" Вся кафедра просто умирала от смеху с того случая.

— Пойдем на улицу.

— Само собой.

Около входа, на железной оградке сидели десятка два пацанов и девчонок.

— Артурыч, табачелово будешь?

— А что это? — Артур, крупный парень с татарской внешностью, учился на скульптуре и с нами пересекался редко, разве только в столовой, так уж получилось, наши факультеты расположены далеко друг от друга.

— Ну табак, нюхательный.

— И что от него?

— Ну как, вдохнешь и — уххх! — Игорь встряхнул головой, его хвостище взметнулся в воздух. Мимикой изобразил необыкновенный прилив бодрости.

Игорь учился на третьем курсе, но мы с ним были ровесники. Он, как настоящий художник, носил бороду и длинные волосы, собранные в хвост на затылке.

— Давай, насыпай, — я достал учебник. Игорь вывалил табак, разровнял три дорожки. Покопался по карманам и нашел трубку от шариковой ручки.

Смешная вещь — этот нюхательный табак. Вроде, толку никакого, но смешно смотреть на остальных. Хотя знаешь, что и сам хорош, глаза забиты слезами, сопли прут.

— Салфетки-то есть?

— На, держи, — Игорь подоходил со знанием дела. Высморкался — весь табак оказался на салфетке. Спрятал бумажку в карман.

— Чего не выкидываешь?

— Ну а как? Я ж дома высушу, соберу все снова в коробочку. А ты что, думаешь, я этот табак покупаю, что ли?

Мы с Артуром засмеялись сквозь слезы.

— Кстати, Игорюх, завтра мы наверно, на интерьере засядем, подходи, если желание будет.

— Можно. А в честь чего? В честь пятницы?

— И это тоже. Но у меня днюха, так что в целом — по этой причине.

— А, ну так это святое. У меня подработки в мастерской. Может, сегодня отпрошусь, не знаю. Но буду иметь в виду.