Клык и Коготь

Клык и коготь

Старенький лифт, задыхавшийся от набившихся в него людей, скрипнул и замолчал. Свет мигнул и погас, и в наступившей темноте все затаили дыхание и услышали, как визгливо воют тормоза гигантского шкафа, решившего вдруг взбрыкнуть. Один скрежет, другой. Рывок вниз — остановка. Новый скрип сопротивляющегося силе земного притяжения металла, тонкий крик перепуганных женщин взвился вверх, перекрывая визг протестующих тормозов — а тяжелая громада рухнула вниз, обрывая протёршиеся тросы... Время послушно замедлило свой бег, тела стали невесомыми и непослушными, лишая последних сил и воли — затем всё поглотила тьма.

Макс был стройным и обманчиво хрупким. Родившись в семье сибиряков, людей крепких и статных, он с самого рождения рос худым и щуплым — по крайней мере, в глазах своих родственников. С рано испортившимся зрением, с осиной талией и вечно мешающими ему руками он так же отличался от сбитых, крепких фигур отца и старших братьев, как обычная собачонка выделяется в стае волкодавов.

Попадёт такая в свору кудлатых здоровяков, способных в одиночку справиться с матёрым хищником — и вынуждена всегда быть на вторых ролях, ловя на себе снисходительно-жалеющие взгляды...

Отец не раз вздыхал, пробовал брать с собой на стройку, где работал прорабом — но Макс с трудом ворочал и один мешок с цементом, где ему было, по молодецки свиснув, подхватить сразу два и легко сбежать с ними на верхний этаж новостройки, как беспечно делал его предок...

Он любил ходить с братьями в лес — долгие ночные переходы по тайге, выстрелы на вскидку, ориентируясь не столько по цели, столько по интуиции и движению — всё это было необычайно увлекательно, но братья раз за разом вздыхали и всё чаще выдумывали очередные предлоги, что бы отказаться от "маломощного балласта"...

В конце концов отец плюнул и отправил отпрыска в Москву — учиться, благо науки всегда давались "хлюпику" легко и он смог поступить в институт — пусть не в самый престижный, но зато близкий отцу по специальности.

— Зодчие у нас в роду всегда были, давай учись. Глядишь, будем строить здания по твоим проектам. За лето в лесах женьшеня достаточно набрали, оплатить учёбу хватит. А там, глядишь, человеком станешь. Тебе головой нужно себе на жизнь зарабатывать — руками ты разве что на хлеб с квасом наработаешь... — И снисходительная усмешка в глазах отца резала сердце почище острого лезвия.

Привыкший во всем слушаться более авторитетных и крепких родичей, Макс послушно отправился в столицу. Прошло совсем немного времени, он только начал привыкать к жизни в суматошном, вечно куда-то спешащем городе — и двери старенького лифта в его общаге навсегда закрыли от него привычное, земное небо...

Глава 1

Сознание возвращалось неохотно, рывками. Чернота подающего в бездну лифта, страх быть погребённым под искорёженным металлом — и странные, непонятные круги перед глазами. Мелькнула и пропала морда незнакомого зверя — гигантская, закрывающая весь обзор — узкие вытянутые вверх глаза, длинный приплюснутый нос и огромные, вытянутые вверх уши с кисточками на концах... Вновь разноцветные круги — и небо! Странное, чужое небо улыбалось оторопевшим людям, лежавшим на вершине пологого холма, со всех сторон окружённого растительностью. Розовое, с фиолетовыми прожилками облаков, оно могло бы быть даже красивым, но было абсолютно чужим — и потому страшным.

Кто-то ойкнул, кто-то застонал — и люди стали подниматься, неуверенно озираясь... Девушки испуганно смотрели вокруг, одна явно была готова устроить истерику, но тут высокий, спортивного сложения парень уверенно вышел вперёд, оглядываясь по сторонам.

— Похоже, нас забросило достаточно далеко от дома. На всякий случай будем считать, что мы попали в глухие места, не связанные с цивилизованным миром. За неимением более достойных кандидатов, назначаю себя вашим командиром и объявляю о необходимости как можно быстрее привести себя в порядок, определиться со сторонами света и двигаться в направлении возможных поселений, ища дороги и другие признаки жизни.

Он снисходительно оглядел своих попутчиков, задержавшись презрительным взглядом на Максе и ещё одном щуплом пареньке — единственным представителям, кроме него, мужского пола. Архитектурный институт всегда предпочитали девушки, и ничего удивительного, что из семи человек, набившихся в грузовой лифт, только трое были мужчины — это и то было слишком. Четверо девчонок, разномастно одетые, но все, как одна, прижимающие к себе сумочки и тубусы с чертежами, восторженно уставились на красующегося перед ними парня — явно пришлого, с какого-то другого факультета, пришедшего не иначе к кому-то в гости.

Тот уловил направленные на него взгляды и, уверенно подбоченясь, направился вниз с холма.

— Стой. — Макс сам удивился собственной уверенности. Впрочем, вокруг него был лес — пусть со странно тёмной, но всё же зелёной листвой, пусть незнакомый — но всё же лес.

— Не спеши. Если места глухие, наверняка местное зверьё непуганое и может напасть. Никуда не ходить по одному, минимум — двое, лучше — трое. И у каждого должно быть оружие!

Парень вновь улыбнулся.

— А кого мне брать для поддержки, тебя, что ли? — Он заржал, вызвав снисходительные улыбки на лицах девчонок (одну из них, Настю, Макс успел узнать ещё в процессе учёбы, и её сочувственная усмешка резанула сердце), ловко вытащил из кармана перочинный ножик. Лезвие сверкнуло на солнце и новоявленный командир уверенно принялся спускаться к кустам, на ходу бросив:

— Я на разведку! Посмотрю, можно ли под этими деревьями пройти и нет ли каких-либо тропок..

Макс огляделся. Люди находились на вершине холма, в который вросли несколько валунов и камней поменьше — но не росло деревьев и не было возможности отломить от скал даже небольшой осколок, мало-мальски подходящий под оружие.. Одна из девушек, поколебавшись, вытащила из сумки газовый баллончик.

— Вот. Перцовый. Подойдёт?

Сибиряк отрицательно помотал головой.

— Не больше чем перочинный нож. Это крупного зверя только разозлит. Даже если удастся попасть ему в глаза, он начнёт вслепую мотаться по поляне, выискивая обидчика. Тут нужно что-то, позволяющее держать его на расстоянии — крепкая длинная палка, например. Ещё лучше — рогатина или копьё. Всё это можно было бы сделать прямо здесь, на опушке, прежде чем соваться в гущу деревьев. Ладно, будем надеяться на лучшее. И в тайге, бывает, месяцами нужно ходить, прежде чем встретишь рысь или тигра...

Но тут раздался громкий то ли рёв, то ли шипение. Казалось, какой-то огромной кошке кто-то наступил на хвост. Впрочем, почему кто-то? Виновник рёва уже мчался обратно на вершину холма, испуганно втягивая голову в плечи, когда из-под полога леса вслед за ним выскочила на свет огромная фигура. Выскочила — и замерла, оценивая обстановку. Гибкая, полная странной грации — несмотря на тёмные, ороговевшие пластины брони на боках, она поражала странной смесью ловкости и силы. Казалось, с черепахи сняли панцирь, разрезали самым причудливым образом, украсив острыми шипами — и снарядили этим огромную рысь, увеличив всё это до размеров буйвола. Глядя на ажурную броню и перекатывающиеся под ней мышцы, не у кого не возникло сомнения — в случае опасности все эти пластины легко встанут друг в друга, образуя твёрдый, усыпанный шипами холм. Вот только воображение отказывалось понимать — от кого вынужден защищаться столь причудливым образом такой мощный и явно опасный хищник?

Огромная тварь зевнула, показав оранжевую глотку, ряд острых зубов с внушительными клыками — и села на землю прямо под деревьями, устремив внезапно ставшим спокойным, почти сонным взгляд на убегающую жертву.

Спортивный парнишка, почти добравшийся до валунов, внезапно застыл. Тело его замерло на полушаге в положении, исключающем всякую возможность равновесия, рот раскрылся в беззвучном крике — он, медленно взлетев над землёй, принялся дрейфовать в сторону раскрытой кошачьей пасти — и жёлтых, немигающих глаз.

Когда до жертвы осталось не более трёх метров, зверь прыгнул — и принялся терзать неподвижно висящее в воздухе, ещё живое тело, во время этой экзекуции так и не сумевшее издать ни одного звука. Белоснежные клыки тут же покраснели, кровь хлынула во все стороны...

Одна из девушек съежилась под камнями — её стошнило.

Гигантская кошка тут же подняла треугольную голову. Уши, встав торчком, безошибочно уловили источник звука, разглядев движение меж камней; взгляд твари снова стал сонным — а девчушка, замерев на вздохе, медленно взмыла в воздух, уставившись на людей полными ужаса глазами... поплыла прямо к оскаленной, залитой дымящейся кровью пасти...

Макс вскочил и кинулся вниз, с холма — навстречу кровавой бойне внизу. Нельзя оставлять без помощи тех, кто нуждается в ней, а Настя — девушка, которую захватила чужая магия — в ней точно нуждалась. Оцепенение, хватившее его при виде висящего в воздухе парня и гигантского хищника, владеющего левитацией, схлынуло — и в душе разгоралась ярость предстоящей схватки. Он не строил иллюзий: нападение с голыми руками — а перцовый баллончик, сжатый в ладони, считать явно не стоило, означало немедленную и жуткую смерть. Разум нашептывал совершенно другие действия — пересидеть за камнями, дождавшись, пока гигантская тварь насытиться, и тихонько уйти по другому склону холма, первым делом обзаведясь каким-нибудь приличным оружием, попытаться спасти оставшихся в живых. Но сознание отступило перед первобытной яростью, проснувшейся в нём при виде дикого хищника, расчётливо выбирающего себе кровавую жертву. Подбежать, полоснуть струёй баллончика по глазам, заставив страшную кошку выпустить девушку — и протянуть как можно дольше в схватке с незнакомым монстром, давая Насте возможность вновь укрыться за камнями... Этот план не оставлял ему никаких шансов — зато давал их красивой девушке, учившейся на параллельном курсе и не замечавшей худого, нескладного парня, робко на неё поглядывающего...

Сибиряк издал воинственный крик, привлекая к себе внимание, заставляя противника отвлечься от неспешного подтягивания к себе очередного "лакомого кусочка" — крик, внезапно закончившийся полустоном, полурычанием — кошка мотнула головой, отчего девушка кубарем покатилась по склону и устремила свой взгляд на подбегающего к ней парня. Краем глаза Макс успел увидеть, как безвольно лежит Настя — она явно или потеряла сознание, или была не в силах пошевелиться — когда странная тяжесть навалилось на тело, приковывая к земле, лишая последних сил, помрачая разум. Было трудно пошевелить даже пальцем, подумать о чём-то кроме медленно и лениво приближающихся гигантских клыков, залитых человеческой кровью...

Не осталось ни сил, ни чувств, разум словно заснул, и эмоции притупились, заставляя воспринимать окружающее как сон — лишь только ярость, первобытная ярость зверя, сражающегося за свою стаю, за свою самку не желала сдаваться, разгораясь где-то в груди парня буйным костерком.

Кошмарная тварь двигалась не спеша, словно танцуя, или исполняя какой-то древний ритуал. А может просто растягивая удовольствие — заглушив первый голод, она могла себе это позволить. И, встретившись с оранжевыми глазами зверя, Макс понял: она знает о нём, о его нелепом плане, об остальных людях — там, на вершине холма, и не остановиться, пока не уничтожит всех, наслаждаясь страданиями нелепой двуногой добычи. Одного за другим, съедая мозг и запивая свежей кровью...

Чужое знание вошло в разум человека, но не наполнило его ужасом — казалось, предел дрожания от страха был пройден, лопнул под напором ненависти и животной, звериной ярости к наглому врагу, посмевшему играть с ним, как кошка с мышкой — волна бешенства омыла застывшее тело, наливая мышцы и суставы силой, первобытным напором, меняя, переделывая... Всё вокруг стало размытым, мироздание внезапно уменьшилось до размеров точки — и вновь развернулось, но теперь он уже был сильным — и свободным!

Люди, наблюдающие за застывшим парнем, внезапно увидели, как его тело окуталось пеленой, затуманилось — и стало расти, обрастая шерстью и осыпая землю обрывками одежды. Крик, доносившийся со склона холма, стал низким и сменился звериным рыком... Огромный, бурый с серыми подпалинами медведь прыгнул на застывшую в удивлении кошку, не готовую из охотника стать добычей — и, не обращая внимания на хлынувшую из разодранной в клочья от шипов шкуры, шкуры крови, принялся рвать на части куски брони кошки, добираясь до тёплой плоти... Инопланетный монстр заревел, метнулся вперёд — и два тела, сплетясь в клубок, принялись кромсать подлёсок и друг друга...

Зрители, наблюдающие за схваткой, затаили дыхание — и не только на вершине холма...

Дикий рык взвился над схваткой, но в нём всё чаще доносился торжествующий рёв медведя — и жалобное повизгивание большой кошки... В бурой запутанной шерсти когти монстра путались, застревая в клубках кожи и тугих мышцах, а небольшие, но сильные лапы медведя легко выворачивали пластины брони, погружаясь в чужую плоть, как в масло, вырывая куски, добираясь до жизненно важных органов. Врут те, кто говорит, что время в такие моменты останавливается — скорее оно спрессовывается в наполненные жизнью мгновения, заставляя попавших в них проживать всё гораздо плотнее, чувствуя каждую секунду, словно час...

Для остальных всё спуталось — огромный медведь прыгнул вперёд, слившись на несколько мгновений в единое целое с бронированным монстром и вот уже окровавленный бурый зверь встаёт над поверженным противником, оглядывая мир залитыми кровью глазами...

Люди, радостно высыпавшие на вершину холма из-за скал, остановились: странный медведь, весь в ошмётках бурой крови, увидев двуногих, рыкнул и кинулся на новую добычу. Ярость, бушующая в груди огромного зверя, требовала выхода. Немного косолапя, он стремительно взбирался на холм, выбрасывая из-под лап куски дёрна... Земляне кинулись врассыпную, но тут из кустов наперерез бурому хищнику выскочила поджарая фигура совершенно седого волка. Белый как лунь хищник встал на пути несущегося наверх зверя — и поймал взгляд налитых кровью глаз... Медведь притормозил, занося лапу для удара — и застыл, заворожено разглядывая в чужих зрачках собственное отражение. Своё человеческое "Я".

Детство и щемящие душу походы в лес. Реже — с родственниками, чаще — одному, в ночную пору, слушая ароматы лесной чащи и любуясь полной луной. Неловкость в потасовках со сверстниками — словно боясь смять, покалечить хрупкие человеческие тела — неловкость, прочно вошедшую в его жизнь. Хрупкость его человеческой натуры — сила и гибкость оборотня высшего круга. Ярость зверя — тщательно подавленная, скрываемая ото всех и прежде всего от самого себя животная часть своего естества — настолько мощная и цельная, что не смогла пройти слияние с человеческой ипостасью, отгородившись от неё, сделав человека более чистым и уязвимым, а Зверя — более мощным. Дикая и неистовая, но вполне контролируемая вторая часть человека... Судорога вновь свернула пространство, туманя зрение ошарашенным наблюдателям и вот уже две фигуры встают с земли, две обнажённые фигуры: Макса — и незнакомого человека.