Норма НАЙТ
П Р И З В А Н И Е
2004
* * *
Содержание данного опуса является стопроцентным вымыслом.
Все совпадения имён, названий и событий с таковыми в нашем реальном мире следует считать не более, чем случайностью.
Действие происходит на планете по имени "Земля", но это иной, параллельный мир. Во многом он похож на наш, но в то же время имеет и достаточно отличий.
Единицы измерений, употребляемые иными цивилизациями, переведены в земные, привычные для русскоязычного читателя. Идиоматические выражения заменены подходящими по смыслу. Так как воинские звания на другие языки переводить не принято, их наименования оставлены без изменений.
* * *
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЩУЩИЙ ДА ОБРЯЩЕТ
Кора сидела на металлической скамейке вдоль борта грузового "лима" и напрягала мышцы, чтобы не превратиться в ледяную статую. Ступни... икры...бёдра... и так далее снизу вверх. Потом сверху вниз. Ужас, какой холод! За бортом не меньше минус пятидесяти, а эта грохочущая жестянка совсем не отапливается. Какой только идиот разрешил возить людей в неотапливаемых вертолётах...
Рядом с ней и напротив сидели такие же замерзающие пассажиры. Чтобы чем-то отвлечься, девушка вглядывалась в их страдальческие лица. Некоторые явно шетары — местные. Кора была уверена, что они должны легче переносить холод, но, похоже, широколицые аборигены мёрзли ничуть не меньше.
Летчики не могли помочь своим пассажирам — в их кабине было тепло, но грузовой отсек есть грузовой отсек. Тем не менее, они выходили по очереди и открывали какой-то люк в потолке кабины — якобы, оттуда должно было поступать тепло работающих двигателей. Манипуляция приносила скорее психологический эффект...
А между тем, если остальные летели в Никан по необходимости, то Кора вполне могла сейчас сидеть в своей тёплой комнатке в Тэре. Но нет — узнав от соседки по кабинету, что в Никане работает молодая женщина из Сауты, Кора загорелась идеей познакомиться с землячкой. Уговорила Тину помочь, и вот, пожалуйста, получила задание сделать материал о лётчиках "Н-ского полка". Могли бы прямо писать "никанского" — во всём автономном округе военный аэродром был единственным. Чтобы выглядеть поприличней, Кора выпросила у Тины новенькую дублёнку, ушанку из сомахи, а унты у неё были и свои очень даже ничего.
И вот, теперь, во всей этой красоте, она замерзает в "лиме". Всего два часа, но чисто по собственному желанию...
Жить в северную Шетару она тоже приехала по своему желанию. Закончила институт, и в это время отец, военный атташе Сауты, получил предписание вернуться на родину. То есть потерял работу. Как раз в самое удачное время — когда нужно было помочь дочери устроиться! Это была не его вина — к власти в новых республиках разваливающейся на части Сауты пришли новые правительства, у новых президентов были свои дипломаты — куда ж пристроить своры родственников и старательных преданных лизоблюдов?
Не его вина. Но беда Коры.
Понадеявшись, что огромная Берана сможет легче пережить смутное время, чем Синия, да и вся Саута, Кора осталась в этой стране. Без особого сожаления попрощалась с родителями, с громадным трудом отыскала работу на Севере — здесь неплохо платили, пролетела пять тысяч километров — и оказалась в царстве снегов.
В этом крае люди жили только на юге — там, где росла вековая тайга. В северной тундре кочевали полудикие оленеводы, да скрипели льдинами замёрзшие моря — две трети территории края длиною в три тысячи километров практически пустовали. Крохотные посёлки, отрезанные друг от друга сотнями километров заснеженной тундры, отчего-то звались "факториями". В центре края лето длилось месяца полтора, а световой день зимой — часов с девяти и до обеда. В два часа дня над посёлком Тэре уже сияла луна. Вот снег, увы, выпадал редко, и потому с воздуха относительно большие людские поселения выделялись посреди нетронутого белого великолепия грязными пятнами сажи от кочегарок, да свалками пустых бочек из-под дизельного топлива.
Кора занялась журналистикой, за год с небольшим успела попутешествовать по краю, вдвое большему, чем вся её Саута. Приезжие здесь жили разные, многие с "пятнышками" в биографии разного размера, но, в общем и целом — хорошие. Вот разве что пили много. А что делать в свободное время в четырёх стенах, за которыми царят минус сорок пять? Да ещё вот телевизоры в каждом доме имелись — тоже какое-никакое занятие в свободное от работы время.
Повезло Коре и с коллегами — в крохотной редакции был один мужчина — главред, и слава Богу, к ней он никаких претензий не предъявлял. Традиционно страдая мизантропией, мужчин Кора переносила значительно хуже, нежели представительниц прекрасного пола, и это ещё было мягко сказано. Хотя, как ни странно, во время учёбы в школе именно мальчик до восьмого класса был её единственным более-менее близким знакомым. Слово "друг" Кора практически не употребляла, считая, что оно слишком дорогого стоит.
И на Севере она особенно сблизилась лишь с Тиной — отличной журналисткой и, кроме того, просто красивой женщиной. Увы, у Тины был муж. Хотя и "гражданский" — без штемпеля в паспорте — но зато лет на десять моложе. Разобравшись через какое-то время в причине особого расположения Коры, старшая подруга сумела тактично объяснить, почему не сможет ответить взаимностью. Разговор "за рюмкой чая" затянулся далеко за полночь, благо муж давно спал в другой комнате.
Кора узнала много полезного. Например, что жить, как велит душа, в этих краях попросту опасно — в посёлке всего четыре тысячи жителей и знает друг друга буквально "каждая собака". Рискни она, Кора, с кем-нибудь из женщин познакомиться — и обе, как минимум, потеряют работу. То есть будут изгнаны навсегда, и это несмотря на катастрофическую нехватку специалистов.
-Ну что приуныла? — Тина потрепала девушку по плечу, налила по очередной стопке. -А вот я тебя сейчас вдохновлю!
Кора выпила, сморщилась — "гадость" — и недоверчиво уставилась на подругу.
-Думаешь, ты на весь Ярский край одна из синов? Нет! В Никане работает ваша, из Сауты...
Тина задумчиво оглядела высокую бутылку с надписью "Matra", помедлила...
-И ходят про неё странные слухи. Как раз на эту тему.
Девушка почувствовала, как в голову ударила кровь. Пристально вгляделась в Тинино лицо, пытаясь понять — а вдруг это такая особенно жестокая шутка?
-Она авиаинженер, работает на военном аэродроме по контракту. Вольнонаёмной. Уже года три.
Отвечая на безмолвный вопрос Коры, подруга качнула головой:
-Нет-нет, ничего конкретного про неё не говорили — иначе вышибли бы в два счёта, ты знаешь. Просто девушка она красивая. Очень.
Тина подцепила с тарелки кусочек ветчины, положила в рот. Кора ждала, затаив дыхание.
-Так вот, — жуя, продолжила Тина, -Мужики, понятное дело, прохода не дают, она ж не замужем и живет одна. Но никого и никогда она и близко не подпустила!
Синка протянула руку к стакану, отпила, громко стукнув о край зубами, прерывисто вздохнула. Во взгляде Тины появилось сострадание, журналистка отложила вилку.
-В октябре, короче, дошло дело до драки. Не в первый раз такое — сломала она пару рёбер мужику — но дело-то в том, что ему утром на боевое дежурство заступать. Медосмотр, то-сё, в общем, скандал. Ну и перевели красавицу в аэродромные техники. Представь теперь, что это такое для женщины — целыми днями на таком морозе...
Оставив безуспешные попытки отогреться чаем в аэродромной столовой, Кора кое-как добралась до общежития. По пути пришлось дважды сходить на обочину — негласные правила движения в шетарских поселках предписывали как можно скорее убираться с дороги, заслышав нарастающий рев снегохода. "Буранами" пользовались охотники или оленеводы, а что они делали, добравшись до первого попавшегося магазина? Ага, вот именно, надирались вусмерть. Потому, приближающихся мотонарт боялись не меньше, чем бешеного волка.
Девушка закрылась в комнатке и залезла в постель. Нельзя сказать, что топили в общаге жарко, а в угловой комнатёнке условия были и вовсе спартанские. Недоеденная банка консервов на подоконнике покрылась инеем, а вилку, опрометчиво оставленную Корой в тушёнке, теперь было не достать — вмёрзла прочно, словно пароход "Челюскин".
"Одно хорошо", — утешала себя девушка, — "в таком холоде никак не может быть тараканов!"
Кора успела заметить, что в более тёплых углах общежития эти суетливые насекомые обитали во множестве, и почему-то боялась, что они заползут к ней в кровать.
"Девять" — она посмотрела на часы, прежде чем укрыться дублёнкой. "Заснуть бы"...
Прошло какое-то время, синка стала понемногу согреваться, погружаясь в дремоту... И вдруг — за стенкой хлопнула дверь, заставив вздрогнуть, загудели голоса, грянул взрыв хохота.
Пришлось засунуть голову под подушку. Не тут-то было... фанерная стена оказалась поганым звукоизолятором. Людское кудахтанье назойливо лезло в уши, похоже, соседи попросту не собирались заботиться о тишине. В общем, и придраться к ним было сложно: время-то ещё детское.
Шум за стеной нарастал. Теперь уже двигали мебель, звякали посудой, при этом галдели, будто в курятнике. Пьянка какая-то, обычное дело...
-Про-сим, про-сим, про-сим!!! — хором скандировали гости.
Крики сменились постепенно стихающим гулом. В воцарившейся тишине прозвучал гитарный перебор, и Кора обессиленно застонала в подушку. Как правило, репертуар самодеятельных вокалистов был ей, мягко говоря, не очень по вкусу.
На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги,
Но, слава Богу, есть друзья,
Но, слава Богу, есть друзья,
И, слава Богу, у друзей есть шпаги...
Голос невидимого певца был, несомненно, красив. Глубокий, бархатный, как у Гребенщикова, но с лёгкой хрипотцой, напоминавшей Высоцкого. Его обладатель не пытался выжимать максимальную громкость, в отличие от тех, кого приходилось раньше слышать Коре. Да при этом песня ей нравилась! Девушка высвободила из-под подушки ухо...
Когда твой друг в крови,
A la guerre comme a la guerre,
Когда твой друг в крови,
Будь рядом до конца.
Но другом не зови,
A la guerre comme a la guerre,
Но другом не зови,
Ни труса, ни лжеца...
Она попыталась представить внешность певца — нет, он явно не был похож на д'Артаньяна... Если представлять кого-либо из мушкетёров, это скорее Атос! Да, этакий суровый, умудренный опытом граф де ля Фер...
Противник пал, беднягу жаль,
Но наглецы несносны!
Недолго спрятать в ножны сталь,
Недолго спрятать в ножны сталь,
Но гордый нрав не спрячешь в ножны!
(1)
А как он оттеняет слова интонацией! И это мужчина? За стеной грянули аплодисменты, восторженные голоса. Кора восхищалась вместе со всей компанией:
"Бог мой, да это настоящий талант... Что он делает в такой глуши?"
Кора могла сказать, что разбирается в музыке чуть лучше остальных — в своё время, благодаря маминой настойчивости, закончила-таки музыкальную школу.
Почему родители почти всегда считают детей неким продолжением себя в материальном мире? Вот и её мама, в собственном детстве мечтавшая стать пианисткой, отдала дочку в музыкальную школу. По классу аккордеона. Наверное, комод со струнами показался слишком громоздким или дорогим — Кора этого уже не помнила.
И почти до самого окончания школы девушка мучилась с этой проклятой музыкой! Возможно, дело было в том, что в начале учёбы она не освоила толком чтение с листа и до выпуска подписывала карандашом названия нот басового ключа. Само собой, такой процесс разучивания занимал нереально много времени.
Зато в музыкальной школе она приобрела некоторые полезные знакомства. Её преподавателем по специальности оказалась молодая высокая девушка с почти мужскими чертами лица и крепкой спортивной фигурой. У Талы был низкий голос, может, от курения, а вот отчего грубоватые манеры — этого Кора тогда понять не могла. Не то, чтобы грубые — как у парней, а только чуть грубоватые, несвойственные девушкам, но оттого лишь по-особому привлекательные...
Конечно, позже Кора об этом жалела, но, будучи ученицей, не смогла ни разу заставить себя проявить к учительнице музыки явный интерес.
За стеной опять притихли... Синка завозилась под одеялами, устраиваясь поудобнее.
Светит незнакомая звезда.
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлётные огни аэродромов...
Второй выстрел — и опять в цель! Шетарский менестрель снова выбрал песню, что нравилась Коре. Эта мелодия не требовала напряжения, звучала задумчиво, вполголоса. На этот раз припев подхватили хором.
Надежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
А песни... довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось...
Ты поверь, что здесь, издалека,
Многое теряется из виду, —
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды.
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы...
(2)
Ждать, ждать, ждать... Нет хуже — ждать и догонять! В детстве Кора пела эту песню в память о море и лете, даже слова немного изменила сама. Но теперь "Надежда" прозвучала для неё по-иному.
Последовал довольно большой перерыв, наполненный какими-то тостами, неясными застольными шумами, но журналистка уже больше не хотела спать — прислушивалась к тому, что происходило за стенкой, искренне желая услышать продолжение неожиданно понравившегося концерта.
И дождалась. Струны зазвенели снова.
Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя:
В одной эскадрилье служили друзья.
И было на службе и в сердце у них
Огромное небо, огромное небо,
Огромное небо одно на двоих.
Коре стало жарко. Именно эту песню она когда-то в детстве пыталась спеть на школьном концерте — и забыла слова. Эмоции зашкалили... И вот теперь, здесь!
Летали, дружили в небесной дали,
Рукою до звёзд дотянуться могли.
Беда подступила, как слёзы к глазам —
Однажды в полёте, однажды в полёте,
Однажды в полёте мотор отказал.
И надо бы прыгать — не вышел полёт,
Но рухнет на город пустой самолёт.
Пройдёт, не оставив живого следа
И тысячи жизней, и тысячи жизней,
И тысячи жизней прервутся тогда.
Мелькают кварталы, и прыгать нельзя
"Дотянем до леса", — решили друзья. —
"Подальше от города смерть унесём.
Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
Пускай мы погибнем, но город спасём!"
Стрела самолёта рванулась с небес
И вздрогнул от взрыва берёзовый лес...
Не скоро поляны травой зарастут,
А город подумал, а город подумал,
А город подумал — ученья идут.
В могиле лежат посреди тишины
Отличные парни отличной страны
Светло и торжественно смотрит на них
