Дейтрос.
Книга третья.
— Новые небеса.
Повествование о смелых людях в пяти частях.
Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!
Лк 12; 49.
Prima
В северной полосе наступило безвременье. За окном палаты висела мутная, серо-бурая пелена, временами сочащаяся на стекло дождем. Неизбежный исход золотой осени, когда листья уже намокли, свалялись в бурые комья слякоти, а снег так еще и не выпал. Снежный десант накапливался наверху за прикрытием туч в ожидании приказа, и небо набухало влажной, грязно-серой тьмой.
А может быть, просто — скука, постоянная боль, не сильная, но муторная, выматывающая нервы. Тоска. Одиночество. Не хотелось сочинять ничего. Хотелось вообще только одного — поскорее выйти отсюда. Боже мой, а ведь как мечталось недавно о свободном времени, о том, чтобы просто полежать и ничего, ничего не делать...
Вот и домечталась.
Тебе повезло, сказала себе Ивик, с трудом поворачиваясь на левый бок. На левом боку лежать немного больно, но если аккуратно — то можно. Тебе повезло просто сказочно, невероятно. Тебе всегда везет, ты с детства умела хорошо устраиваться. Вот и в этот раз — тебя могло разорвать на куски. Шина, говорят, и разорвало. Ивик этого уже не видела, ей потом рассказали. Могла лишиться руки, ноги, или не дай Бог, глаз. Как например, случилось с Рицей, сестрой по сену.
В общем, могло быть все, что угодно, а получилось — всего лишь несколько осколков в тушку, одна полостная операция, одна перебитая ключица, еще немного полежать, и ты здоровый человек. Можешь опять встать в строй.
Позитив, как говорят на Триме. Надо быть оптимистом.
Лейта, соседка по палате, со своим мужем ушла куда-то. Лейта уже вставала и ходила. Ее часто навещали.
Марк тоже иногда приходил к Ивик. Но у него мало времени. Он занят. Обычно являлся по выходным, с ребятами.
Восемнадцатилетняя Миари приезжала отдельно. Она в прошлом году закончила профессиональную школу, теперь работала генетиком и проходила специализацию в Шари-Пале. Ивик тоже когда-то собиралась стать биологом, и мама этого так хотела. Миари исполнила мечту бабушки.
Из Шари-Пала — только авиацией, каждую неделю не налетаешься. Дочь прилетала всего два раза, и первый раз Ивик ее практически не видела, первые дни сознание почти не приходило.
Близнецам шестнадцать лет, и они учатся неподалеку. Шета направили обучаться в академию по специальности инженер-строитель, а Фаль попал в касту гэйн-вэлар. Он стал танкистом, маленький, шустрый, гиперактивный Фален. Броня крепка, и танки наши быстры. Ребята приходили к Ивик вместе с Марком. Сидели, разговаривали, как с подружкой. Ивик не могла понять, как дети ее воспринимают. Для нее самой мама очень долго была всемогущей волшебницей. Возвышалась как гора. Одним словом могла вознести или втоптать в ничтожество. Мама всегда была сильной, здоровой, преуспевающей, а Ивик в сравнении с ней — слабой и никчемной.
А как воспринимают ее собственные дети? Она — никакая. Лежит тут и даже рукой пошевелить не может. Ее даже поить надо через трубочку, придерживая голову. Раньше она редко появлялась дома, и когда появлялась — не занималась никаким воспитанием, а только баловалась с ними, играла, ласкала их, задаривала игрушками и вкусностями с Тримы. Она позорно мало знала об их школьных делах, о проблемах — только то, что они сами расскажут. Пустила на самотек. Какая из нее мать? Никакая.
Но кто знает, как оно лучше? Ведь у них все наоборот: Ивик, мать — слабая и никчемная, зато дети — сильные и здоровые, самостоятельные и активные. Их любят в коллективах. Они в итоге, даже хулиган Фаль, выросли нормальными людьми, неплохо устроены (хотя — кто в Дейтросе устроен, собственно, плохо? Такого не бывает).
И все же Ивик мучила совесть. Или что-то другое, маскирующееся под совесть.
Марк сидел рядом, рассказывал ей домашние и рабочие новости. Хорошо бы летом поставить навес, как у иль Рена. С брезентом обещали помочь на работе. Кошка, кажется, опять беременна. Объект не успеваем сдать к сроку, не знаю, что и делать. Бригадир иль Верой — сволочь, опять перехватил завезенные плинтуса...
Все было как раньше. Только раньше он каждым словом сообщал "я люблю тебя", а сейчас просто так говорил.
С этим можно жить. Ну и что? Большинство так и живет, и это нормально. Мы родные друг другу люди, успокаивала себя Ивик. Смотрела на мягкий профиль мужа, приплюснутый нос, пухлые губы. Родной, близкий... неужели лучше было бы, если бы его не было совсем? Ужас!
Она любит Марка. Она привязана к нему. Вот только жаль, что он приходит так редко.
— Может, в среду заскочишь? — спрашивала она с деланным равнодушием.
Главное — не давить. Не требовать. Марк тяжело вздыхал.
— В среду у нас... и вообще знаешь, сейчас с этим объектом так сложно. А до тебя ехать полтора часа...
— Пройди через Медиану, может, ближе получится...
— Да вряд ли! Где врата будут — неизвестно. И дорогу искать сложно. И возиться еще, пароль получать... какой смысл?
Ивик соглашалась. Да, Медиана — это риск. Гэйны иногда предпочитают Медиану обычному транспорту. Но ведь Марк не гэйн. Он вообще не сможет себя защитить, если что. Любому дейтрину с детства внушили, что Медиана — опасна, поэтому в нее не суются просто так. Кроме того, надо получить пароль-пропуск, это тоже требует времени. И главное — сложности ориентирования в Медиане. Гэйнов-то этому учат.
Марк уходил. Ивик понимала, что дело не в дальней дороге, и не в объекте. Что раньше Марк приходил бы к ней каждый день. Взял бы отпуск. Поселился бы в больнице. А теперь вот — уже и не надо.
А ведь ей тяжело (внутри нарастала обида). Медсестер не хватает. Соседке и самой плохо, не будешь ее дергать. Пить хочется, лежишь часами, пока кого-нибудь дождешься. Ворочаться худо-бедно, через боль, стиснув зубы, сама научилась. Лежать неудобно, надо поправить подушку — опять ждешь. А уж когда хочется в туалет... это вообще отдельная песня.
Не говоря уже, что скучно, тяжело, думаешь только о болячках, о том, что вот Шин погиб, Мерка погибла, что вся сеть полностью завалена. И что будет с ее работой на Триме? Все плохо. Подумать бы о чем-то другом, отвлечься, поговорить — но не с кем.
Но лучше не думать об этом. Он же не обязан, правда? И не может все время сидеть с ней. У него работа. И... (скрипя зубами думала Ивик) у него своя жизнь. И тут же осознавала свою несправедливость — у нее-то всегда была своя жизнь, творчество, размышления разные, друзья, а ему что же — нельзя? Но ведь у нее это не так. А как — не так?
В общем, ладно. Пусть у него будет своя жизнь.
Н видеть хорошее. Позитив. У нее есть муж. Свой, родной, любимый. Она-то его все равно любит. Да и он все-таки... наверное как-то любит. В общем, свой. Это — позитивно. У нее семья. Не надо требовать сверхъестественного. Неземной любви, какого-то особого внимания. Как у всех — так и у нее. В чем-то она виновата, в чем-то он виноват. Проехали. Живем дальше.
Ивик мало навещали. Относительно мало, не каждый день. Лейту, как и остальных раненых, в день по два, по три раза.
Это объяснялось просто. Ивик ведь не обычная патрульная гэйна. Что такое патрульная часть? Это маленький военный городок. Подразделение — спаянная дружная шеха, почти семья, полсотни родных душ рядом. Не говоря о собственной семье. Воюют там же, где живут. Кто-то ранен — вся шеха идет навещать. Ивик же на Триме работала в одиночку. С другими агентами знакомство шапочное. Да и нет у них времени навещать ее — они же на Триме остались, далеко.
И в Дейтросе никого почти нет. Просто не было времени завести друзей. Мама? Приезжала как-то раз. Привезла много вкусного, но Ивик не могла есть. Мама расстроилась. Поухаживала за ней. Спросила подозрительно про ожог на плече и шрамы, Ивик честно сказала, что это было очень давно. И правда — это ранение она получила еще в 17 лет. С тех пор такого тяжелого не было, по мелочи только. А ведь мама с тех пор впервые увидела ее раздетой.
В общем, все обошлось, но Ивик стало при маме хуже, она напряглась внутренне, ее стало тошнить, и даже сознание уплывало. Кроме того, маме нужно было ехать — она посвятила себя воспитанию внуков, детей Ричи, относясь к этому делу со всей серьезностью.
Ричи не приехал. Вообще не интересовался сестрой. Не говоря уже об Ане, с которой Ивик не виделась с детства.
Напряженка была у Ивик с родней. Можно было бы списать на то, что в Дейтросе воспитание общественное, что родителей и брата видишь редко, не говоря об остальной родне. Только вот ведь Марк живет со своими душа в душу. К Лейте — а ей уж сорок лет — не только мама и папа, братья и сестры (Ивик со счету сбилась, сколько их), но и племянники шли, и тетки... Никому это общественное воспитание не мешает, кроме Ивик.
И с друзьями оказалась напряженка. Никогда Ивик об этом не задумывалась. Но оказалось, что подруг и было-то у нее по-настоящему всего три. Ашен больше нет. Женя далеко. А Дана... Дана ни разу к ней не приехала. Некогда. Да и вообще давно не виделись, вроде и незачем.
И только два раза Ивик по-настоящему радовалась, и даже будто рассеивалась серая мрачная туча, окутавшая сердце. С Тримы к ней приезжала Кейта.
Выбрала время — а ей, знаменитому фантом-оператору, это не так-то просто. Провела у Ивик почти целый день. И потом еще раз, когда Ивик уже начала вставать. Учила ее ходить. Кормила вкусненьким, домашним. Болтали, смеялись. Сердце Ивик таяло от благодарности. С Кейтой было легко, как-то ясно, что она — своя, не бросит, не оставит. Даже если не может приехать — это значит, действительно не может, а не то, что ей просто плевать на Ивик. Подруга.
Отношения с Кейтой сложились странные. Начались они тогда, после гибели Ашен. Кейта показалась Ивик в тот момент старухой. Да и была ведь намного старше, годилась в матери... Но она не стала Ивик матерью — они подружились. Если отношения с человеком на 26 лет тебя старше, выше по званию, знаменитым — можно назвать дружбой.
Кейта всегда держала себя на равных с ними, с девчонками, подругами дочери. Никак не подумаешь, что — стаффа, что — великая, известная на всем Дейтросе художница, что — лучший фантом-оператор Тримы. Ивик и старалась об этом не думать, а то становилось как-то не по себе. Кейта и раньше говорила с ней по душам. Знала об Ивик такие вещи, которых никто больше не знал — только она и Ашен. Таскала ее когда-то в монастырь к своему другу хойта, чтобы тот дал полезный совет...
После гибели Ашен Кейта будто вцепилась в Ивик.
Стала появляться часто. Звонить. На Триме и в Дейтросе. Приглашать к себе. Подружилась даже с Марком...
А Ивик в тот момент Кейта была и не очень нужна... казалась не очень интересной. Своих проблем хватало. Своя жизнь была наполненной и яркой. Дружила тогда с Женей, с Женечкой... где-то она теперь? Далеко, очень далеко. С Марком все было хорошо, любовь, счастье. С детьми хлопоты, заботы — и тоже счастье. Переживаний разных много... На что тогда Ивик сдалась немолодая, почерневшая от горя, чужая мать?
Но Ивик всегда была доброй. Не умела отказывать. Жалела Кейту, привечала ее, чувствуя, что той нужно просто чье-то плечо. У Кейты был муж Эльгеро, отец Ашен, общее горе, им бы вцепиться друг в друга и так жить, но Эльгеро — главнокомандующий шематы Тримы, со всеми вытекающими последствиями. Они даже виделись редко.
Ивик любила Ашен, и Кейта привязалась к Ивик. Тогда привязанность эта докучала. Но Ивик чувствовала, что нужна Кейте — и перестраивалась внутренне. Готова была говорить с ней часами. Ходить в гости, прихватывая с собой ребятишек, если надо.
А потом стало уже и непонятно — кто из них кому нужен. Они стали родными — как некогда с Ашен. Может быть, Ивик заменила Кейте убитую дочь. Может быть, Кейта заменила Ивик мать (Ивик никогда так не думала. Мать никто заменить не мог, сам образ "матери" для Ивик был слишком фундаментально-величественным и начисто отбивал всякое желание дружить и общаться). А скорее, они просто встретились — потому что схожесть душ и душевная близость не зависят от возраста, почета и званий.
Кейта же поддержала Ивик в те страшные годы, когда все вокруг стало рушиться. Иногда — да и сейчас тоже — Ивик думала, что кроме Кейты, никого в этом мире у нее нет.
Кельм когда-то рассказывал, что Кейта буквально вытащила его из смерти — в жизнь. Теперь Ивик понимала, как это. Наверное, Кейта это умела, наверное, это было ее предназначение — вытаскивать и спасать погибающих.
Они сидели с Кейтой в "уголке отдыха", нише, отделенной от госпитального коридора двумя кадками с пальмами. Якобы здесь можно уединиться. Ничего подобного, конечно — госпиталь слишком переполнен, недавно был большой дарайский прорыв. Рядом с Кейтой и Ивик устроилась развеселая компания, молоденький гэйн на костылях, и толпа друзей, они пили лимонад из граненых больничных стаканов и кажется, что-то туда подливали. По коридору то и дело ковыляли раненые, окруженные толпой друзей и родных, бегали медсестры, гремели каталки и столики на колесах...
— Ну я скажу Дане пару ласковых, — пообещала Кейта.
— Ох уж, не надо. Это мне ты Кейта, а ей ты — свекровь, — заметила Ивик.
— Ха-ха, я очень злая свекровь!
— В самом деле, не надо. Это такая штука. Или от души — или вообще не надо.
— Ну что же это, подруги же вы, сестры по сену. Как же так!
— Мы давно не общались. И вообще... — Ивик грустно замолкла.
— А Марк что? — негромко спросила Кейта.
— Ходит иногда. По выходным.
— Ясно. Интересно, а ему вообще тебя жалко?
— А почему меня должно быть жалко, Кей? Я гэйна. Риск — это недостаток нашей профессии. Есть и бонусы. Гэйной быть неплохо, почет, уважение... агентом — тем более хорошо, видишь другой мир, и материальные блага к тому же. За все надо платить. Мы вот платим своей шкурой... Ранения — часть жизни гэйна. Нормально. Почему он должен переживать по этому поводу, рвать сердце, тратить время...
— Да потому что он, видишь ли, обещал это делать. Он знал, что женится на гэйне...
Ивик вспомнила Марка раннего, резануло по сердцу. "Но ведь если я не женюсь на тебе, я все равно всегда буду о тебе беспокоиться".
— Молодой был, — сказала она, — глупый. Не знал жизни.
Три года Ивик жила как в аду.
Да собственно, можно сказать прямо — она жила в аду. Только то, что куратору, коим она тогда работала, редко приходится воевать в Медиане — только это ее и спасло. В Медиане она даже не смогла бы себя защитить. Она тогда почти ничего не писала. Она не знала, как жить, зачем жить...
А потом притерпелась. Оказалось, что и в аду жить можно. И даже можно творить, и восстановился Огонь, и все пошло по-старому — хотя и на другом уровне.
То, что Марк изменяет ей, узнала далеко не сразу. Сначала было вот это — "своя жизнь". Если Огонь был в их отношениях, то ушел безвозвратно. Марк охладел — не кидался к ней издалека, не повторял, как любит ее, супружеский секс стал именно просто супружеским сексом. Все это уходило постепенно, не сразу, и непонятно было, отчего так плохо. У Марка друзья, он хочет посидеть подольше в пивной? Да и прекрасно! Он же не собачка, ждать ее, а потом лежать у ног. Марку нужно помочь кому-то из родни? Пожалуйста. Все хорошо. Непонятно только, отчего так муторно, тревожно, страшно на душе...
