Дилетант 2 История сослагательного наклонения

Часть вторая

История сослагательного наклонения

Глава 1 (1794 октябрь)

До своей смерти она была жива и носила с базара мягкие бублики.

А.П. Чехов 'Степь'

— Были дали голубы, было вымысла в избытке, и из собственной судьбы я выдергивал по нитке. .... Это что? ... Облака плывут в правую часть оконного переплёта и исчезают за краем окна. Вот исчезла голова лошади, вот медвежонок исчез, а вот дед с бородой и в тулупе. Тоже исчезает. Медленно, как уходит за дверь ... Мне семь лет, у меня ангина. Я лежу в кровати и смотрю, как за окном плывут облака. Больше мне с кровати ничего не видно ... Почему-то облака заполняют всё небо, синевы уже не вижу. Вот они уже заполнили всё окно, всю комнату... Это не облака? ... А что? ... Потолок? Странный потолок ... Когда это отец его перекрасил? ... Голова болит... Ах, да, у меня же ангина. Чёртова ангина! Из-за неё я могу не пойти в школу 1 сентября? ... Как? Но ведь сегодня уже 29. Я что, не пойду в школу в этом году? Но ведь отец уже и форму школьную мне купил, и портфель.... Ну да, портфель ... Какого он цвета? ... Чёрный? ... А ведь я хотел ранец. Вон Юрке Петрову купили ранец, а мне портфель ... Я хотел ранец ... Юрка Петров, мы с ним ходили в детский сад в одну группу. ... Потолок приближается. ... Это не потолок! Это фары МАNа! ... Я Ржевский? ... Голова болит ... Что-то неправильное за деревом справа от дороги. Дым. Выстрел. ... Кто это надо мной склонился? Это не мама ... Это Филька! ... Какой Филька? ... Филька? Племянник Степана? ...Так это в другой уже жизни.... У меня две жизни? ... Ну, да!... Пить. Хочу пить. ...

— Дай попить.

Мне поднимают голову и подносят кружку ко рту.

Вода! ... Хорошо! ... Чего-то лицо у Фильки какое-то не такое? Ах да, стреляли ... Стреляли?! В меня? Я что ранен? ... Хочу спать. ...

— Что это? ... Потолок? Какой-то другой. ... Где это я? Голова болит. ...Эх, анальгинчику бы ...

— Перебьёшься. Нет здесь никакого анальгина.

Боль внутри головы пульсирует, как будто дятел долбит. ...

Сейчас он достанет этого червяка и боль прекратится...

Подношу руку к голове. ... Повязка?!

... Что-то неправильное за деревом справа от дороги. Дым. Выстрел. ... Выстрел!... А звук выстрела я слышал? ... Значит в меня попали? ... Видимо попали. ... Куда? ... В голову?

Комната незнакомая. Кто-то сидит спиной ко мне на стуле возле стола.

Филька?

— Филимон, что случилось?

Филька вскакивает и наклоняется надо мной.

Языком-то как тяжело ворочать.

— Вас ранило Александр Фёдорович.

— И куда?

— В голову.

— И что? Я уже умер?

— Господь с Вами! Дохтур были, сказывали, что рана не сурьёзная, но видать есть эта ... кан... канфузия. Велел, когда опамятываете, Вас не беспокоить, а Вам лежать.

— Тогда не беспокой. ... Дай попить.

Три с лишним года Филька со мной, а всё 'дохтур', 'сурьёзная'! ...Вот уж действительно конфузия...

И опять провалился в сон.

Проснулся обыкновенно. Проснулся и всё. Голова болит, но терпимо.

Комната в корчме в Браславе. ... Уже, наверное, вечер — сумрачно.

Я так в ней и не спал тогда. ...

Филька сидит у стола и что-то шьёт.

— Филимон, друг мой... Не шей ты в потёмках. ... Зрение испортишь.

... Пока занимались моим туалетом Филька мне и поведал, как всё случилось.

Когда Огинский с людьми появились из-за поворота дороги, Савва сразу же распределил всадников по целям между собой, Филькой и Коренем. У каждого из них было по два пистолета и в случае сшибки ребята могли спокойно всех поляков и положить. Стрелять умеют все, включая Фильку.... Но когда начался наш разговор с Огинским парни чуть подрасслабились и момент, когда на противоположной стороне дороги качнулась ветка и появилось ружьё стрелка элементарно прозявили, то есть увидели, как и я, после дыма и звука выстрела. Когда я после выстрела стал заваливаться на шею лошади, меня подхватил Огинский, а его люди бросились ловить стрелка. 'Да кудой, не споймали — убёг скрозь болото-то'. Савва (молодец!) дал знак не вмешиваться. Огинский стал звать своих людей и кричал по-русски, что если люди господина Ржевского где есть, то чтобы подошли помогли. Вот тогда Савва и кивнул Фильке, чтобы он бежал ко мне. Лицо у меня было всё в 'кровише', но я дышал. Когда смыли кровь, оказалось, что у меня рассечён лоб — пуля прошла рикошетом.

Рикошетом? А так можно сказать? Рикошет — это отражённый полёт снаряда или пули, да чего угодно... Просто пуля вскользь прошла. Повезло.

Ну да. Доктор же сказал. ...

— Филимон, а откуда доктор? В Браславе есть доктор?

— Нету, то князь этот своего прислали.

— Давно я без сознания?

— Так третий день.

Нда-а... Третий день!

— Позови Александра Семёновича. ... Нет, подожди. Помоги сначала сесть. — Голова закружилась. У-у-у. Тошнит. — Стой, стой... Клади обратно. Зови Макарова.

— До чего же невезучий этот парень Ржевский — то без ног остался, то вот чуть было без головы. ...

— Уже отпели бы.

Александр Семёнович появился через минуту.

— Ну, слава Богу, Александр Фёдорович! Мы не знали уже, что делать. Доктора в городишке нет. И ранение у Вас вроде бы не очень тяжёлое, а двое суток без памяти...

— Наверное контузия, Александр Семёнович. Уже вторая. Голова болит.

— Да, да. Но, слава Богу, Вы пришли в себя.

— Вы сказали: доктора в городишке нет? А кто же меня смотрел?

— Князь Огинский своего присылал.

Зачем спрашивал? Ты же это знал.

— Вот как? ... И что там Огинский?

— А что Огинский? Винит себя в Вашем ранении. Он, видите ли, не знал, что некоторые его люди так радикально настроены и не хотят даже слышать о каких-либо переговорах с нами и даже могут пойти на прямое нарушение его приказа.... Но бог с ними. О них позже. Тут новости пришли от Денисова. Под Мацеёвицами он разбил Костюшко. Костюшко ранен и пленён. — Интересно, а в моей истории так же было? — Остатки польских дивизий отошли к Варшаве. Поэтому, я думаю, гонор шляхтичей сейчас несколько приуменьшится. ... Но для нас с Вами сейчас актуален другой вопрос. — Тут Макаров почему-то замялся. — Дело в том, что нам бы надо уже ехать далее, но вот Вам доктор рекомендовал лежать не менее двух недель.

— Выезжаем завтра. До Вильно осталось 200 вёрст. Как-нибудь, с божий помощью, доеду. — Мне показалось, что Макаров облегчённо вздохнул. — Расскажите лучше, как Огинский? Как я понимаю, Вы с ним побеседовали, и он с нашими доводами согласился?

— Частично. ... Но да, он поедет с нами в Вильно к Репнину. С собой берёт четырёх человек. ... Надо ему сказать, чтобы и доктора взял.

— А...

— Всё, всё, Александр Фёдорович, отдыхайте. Набирайтесь сил, голубчик. У нас ещё будет время переговорить.

— Да, пожалуй, Вы правы...

Надо попытаться заснуть, а с Огинским завтра поговорим...

Но поговорить с Михаилом Клиофастовичем довелось только через неделю.

По приезду нашему в Вильно меня там уже ждало высочайшее повеление из Петербурга о срочном возращении в столицу. Что как-то было даже непохоже на Императрицу. Она конечно женщина, и сердце у неё впереди головы — может сгоряча и дров наломать, а потом, остыв, всё исправить, но она и политик, и обдуманные решения, как правило, отменяет редко.

Мы едем с Огинским в Петербург. Опять дорога!

— Я Вас не поблагодарил, князь, за то, что не дали мне тогда упасть с коня. В моём положении падение могло быть фатальным.

— Пустяки. Я как раз чувствую себя перед Вами виноватым — получается, что я не сдержал данного слова. ...

— Полноте, я же понимаю, что Вас хотели подставить. ... Кстати, князь, а ведь мы с Вами где-то родственники. — Недоумённый взгляд моего визави был более чем красноречивым ответом. — Да, да — родственники, правда, очень дальние — Огинские и Ржевские считаются Рюриковичами. Огинские, правда, из черниговской ветви, а Ржевские из смоленской.

— Если исходить из того, что все произошли от Адама и Евы, то все люди родственники.

— Да, пожалуй. ... Пан Михаил, Вы ведь в чрезмерной религиозности замечены небыли? Или я ошибаюсь? ... Так давайте оставим этот диспут для клерикалов. Но я не об этом хотел с Вами поговорить. ... Я хотел с Вами поговорить о ...Великом княжестве литовском. ... О Великом княжестве литовском, как о независимом государстве.

— О Великом княжестве литовском... — Огинский не спросил, а задумчиво повторил мою фразу. — Да, было когда-то такое государство в Европе. ... Но более двухсот лет после Люблинской унии оно называется Речью Посполитой. ... Мы обсуждали этот вопрос с господином Макаровым. Вы хотите сохранить наше государство, не дать его окончательно разделить между Россией, Пруссией и Австрией, а судя по всему, дело к этому идёт. По мнению господина Макарова условие, на которое могут пойти наши соседи, заключается в разделе на польскую и литовскую части, друг от друга независящие и ничем не объединённые, то есть два маленьких, слабеньких королевства, ну, или княжества, которые в любой момент можно при желании завоевать, да ещё и наверное контрибуция, которую придётся выплачивать не одному поколению. ... Ужасно. ... Чем это отличается от грабежа? Вы, как стервятники напали не некогда великую страну, воспользовавшись её внутренними проблемами, унизили и уничтожили.

— Ох, князь, Вы мне можете не поверить, но я с Вами согласен. Беда только в том, что так ведут себя все и всегда. Увы, но мировая история и состоит из истории таких грабежей, и не так же ли поступало и Ваше государство, когда могло себе это позволить? Да хотя бы и в отношении нас? ... Ох не скоро, очень не скоро, но хочется верить, что это когда-нибудь случится и люди поймут, что жить в мире, уважать интересы соседа намного выгоднее. Только мы с Вами до этого точно не доживём. ... Но Вы согласны с нашей позицией?

— Вы думаете, мне легко согласиться? Я не согласен, но боюсь, что выбор не велик. Я согласился с тем, что надо попытаться вступить в переговоры с вашей императрицей. Да я осознаю, что она может даже не захотеть со мной встретиться, может даже сразу же приказать отправить меня в Сибирь, как человека, который воевал против русских войск, но ради спасения родины я должен попытаться.... Ваша позиция... Позиция господина Макарова, как он сказал, такова, что для исторической справедливости было бы правильно сохранить на территории Европы государства, имеющие тысячелетнюю историю, а вот почему Вы так ратуете за нашу независимость? Тоже считаете, что это справедливо?

— Гм. ... А кто определяет, что справедливо, а что нет? Каждый сам? ... А потом навязывает другим. ... Я считаю, что окончательный раздел Речи Посполитой со стороны России будет ошибкой, и не потому, что это справедливо или не справедливо. Множество стран имели тысячелетнюю историю, а потом исчезали вместе с населением. ... Где Византия, где Римская Империя, где Финикия? ... И я вовсе не патриот вашей страны, а как раз потому, что я пекусь, в первую голову, о выгоде России, считаю -приобретя ваши территории, Россия приобретёт постоянную головную боль. Кроме того, что на этих территориях живёт обиженный за лишение суверенитета и, поэтому потенциально враждебный народ, так ещё непосредственно на границах этих территорий будут постоянно находиться Австрия и Пруссия, которые с завидной периодичностью сами будут стремиться к лидерству в Европе. А потому войны то с одними, то с другими, а то и с их коалицией у России неизбежны. России куда более выгодно было бы иметь на этих территориях независимого нейтрального соседа в виде страны или стран на европейское лидерство не претендующих и потому, на соседский каравай рот не разевающих.

— То есть, сохраняя де-юре суверенитет этим государствам, вы рассчитываете на то, что они де-факто будут вашими сателлитами? ... Так сказать, в благодарность за суверенитет? — Сарказм, с которым Огинский это сказал, был настолько пропитан ядом, что мне показалось, я его увидел.

— Благодарность может быть между отдельными людьми. Думаю, что возможно, в какой-то мере, даже между народами может быть, но вот между государствами я даже теоретически её не допускаю. ... Не хочу Вас лично ни в коем случае обидеть, поверти, я отношусь к вам с большим уважением, но ... всё-таки скажу. ... Вы, я имею ввиду вашу шляхту, всегда будете нас ненавидеть. Ваша ненависть замешана на гремучей смеси исторической зависти, мелочности, спеси и алчности шляхты. В пору своего расцвета Речь Посполитая была не просто мощнее, но и развитее, культурнее Московской Руси и если бы ваше развитие шло поступательно, все ныне российские пространства — и Поволжье, и Урал, и Сибирь принадлежали бы вам. Но вы сами лишили себя этой перспективы — сначала правом veto, парализовавшим шляхту разгулом демократии, при котором один-единственный шляхтич может блокировать всю государственную политику, а затем мелочными интригами королей. Вы понимаете это и, тем не менее, никогда нам не простите, что мы стали империей, а вы свой шанс про... упустили. ... Поэтому, если когда вы и будете нашим союзником, то только в случаях смертельной угрозы для вас.

— Не скажу, что мне приятно это было слушать, но вынужден признать, кое-что в ваших словах было справедливо. Хотя в целом, считаю, Вы не правы, и в своих, если можно так сказать, прогнозах ошибаетесь — и вы и мы славяне, поэтому должны вместе противостоять и германской экспансии и турецкой и какой бы то ни было.

— Я Вам когда-нибудь напомню эти слова.

Глава 2 (1796)

...А в это время Бонапарт

Переходил границу.

В.С. Высоцкий

— Рад Вас приветствовать дорогой Александр Фёдорович. — Князь Измайлов Михаил Михайлович, московский главнокомандующий, а с осени прошлого года губернатор, сияя, как начищенный самовар, просто излучая вокруг себя доброжелательность, шёл мне на встречу. Трудно было сказать, насколько искренней была его улыбка, но создавалось впечатление, что он действительно рад, что я пришёл на этот бал.

— Взаимно, уважаемый Михаил Михайлович. Позвольте мне поблагодарить Вас за приглашение. Я искренне рад находиться в Вашем доме.

Приличия соблюдены. Две высокие договаривающиеся стороны раскланялись, согласно протокола, и обменялись протокольными же приветствиями.