Триум. Обманутый мир

Триум. Обманутый мир.

Книга 1.

Пролог.

На сотни и сотни тысяч квадратных километров непроницаемым покрывалом протянулась пелена серо-свинцовых облаков, в которых словно в топкой трясине вязли и исчезали лучи солнца. Внизу, насколько только хватало взгляда, эта безрадостного цвета облачная хмарь встречалась с бескрайним черно-зеленым океаном.

Легкий еле ощущаемый ветер поднимал невысокие волны и десятилетиями гнал их на северо-запад, не встречая на своем бесконечном пути ни единого препятствия — ни клочка твердой суши, ни металлической или деревянной посудины с безрассудными моряками в ней, ни гребня плывущего китообразного.

Лишь в одном месте тягостное и безжизненное однообразие, окрашенное в серые и зеленые тона, отступало... перед тремя гигантскими четырехкилометровыми башнями, свечками пронзающими облака. Соединенные длинными арочными переходами-тоннелями, башни-близнецы давали приют более пятидесяти миллионам живых существ, которые здесь рождались, жили и умирали на протяжении многих десятков лет.

Это Триум, мир трех башен-близнецов, управляемых триумвиратом могущественных корпораций — государств: корпорация «Топливные технологии», добывающая и перерабатывающая нефть; корпорация «Промышленные системы», сделавшая ставку на производство и обслуживание любых механических и электронных устройств; и корпорация «Биологический концерн», занимающийся выращиванием и переработкой водорослей и белковой массы.

Это Триум, мир индекса социальной значимости, который разделил жителей башен — мужчин и женщин, стариков и детей — на жесткие касты и закрыл их в границах жилых уровней, секторов и блоков, даровав лишь призрачную надежду на вознесение с самых низов, вонючих темных производственных уровней к райскому первому.

Это Триум, мир, выросший на призрачном прошлом и стремящийся к зыбкому и несбыточному будущему.

1

Башня-небоскреб корпорации «Промышленные системы».

324-ый уровень.

Социальный сектор.

Школьный блок.

Школа «С» III-ей ступени.

Здесь буквально все дышало рациональностью и практичностью. Это и невысокий потолок со стрельчатыми балками, который при всей своей воздушности серьезно экономил свободное пространство; и равномерный мягкий свет от множество крошечных светодиодных фонарей-факелов в полу, стенах и потолке, почти не нагружавших электрическую сеть; и минималистские штампованные стулья, столы-стойки, которые было невозможно сломать; и примерно одинакового роста и комплекции бледные ученики, напоминавшие близких родственников.

— Захария! — противный, дребезжащий голос, вырвал из задумчивости одного из учеников, сидевшего за задней партой. — Мой рассказ об истории благословенного Триума тебя, значит, совсем не интересует…, — Блетворт, наставник-педагог седьмой категории, ехидно улыбнулся, словно поймал подростка на чем-то постыдном. — Как вам такое? — он, довольно вскинув свою лохматую голову с неровно остриженными седыми волосами, повернулся к застывшему классу. — Видно, он считает себя умнее всех остальных… Умнее меня, тебя, тебя и тебя…, — с деланным удивлением старикашка тыкал пальцем то в одного, то в другого ученика, — класс чуть зашевелился, предвкушая небольшое развлечение. — Так может быть тогда, и предоставим ему возможность проявить себя.

Невысокий мальчишка со светлой копной волос на голове страдальчески поморщился, чувствуя, что их наставник снова приготовил для него какую-то гадость. И судя по довольно причмокивающим губам Блетворта, гадость эта должна была быть особенной.

— Может быть, ты тогда поведаешь всем нам о возникновении Триума? — легенды о появлении башен-близнецов на их уровне не слушал разве только глухой, поэтому Захария уже с облегчением выдохнул, как учитель вдруг продолжил. — Только не надо нам повторять те невежественные байки, о которых глупцы талдычат на рынке.

Паренек молча стоял перед классом и Блетвортом, который, уже сменив на физиономии ехидную ухмылку на постную и благопристойную гримасу, что-то назидательно вещал. Захария или Зак, как он предпочитал, чтобы его звали, регулярно терпел подобного рода выволочки вот уже на протяжении четырех лет, как перешел в школу III-ей ступени. Злые, а может просто хорошо информированные, языки говорили, что причина этой глубокой неприязни крылась отнюдь не в самом мальчишке, а в его деде и единственном родственнике — старшем операторе производственного комплекса целого уровня. Мол Блетворт просто напросто завидовал своему бывшему товарищу по жилому блоку, который благодаря более высокому индексу социальной значимости занял один из высших постов целого уровня.

Зак, естественно, все это не раз и не два слышал. Однажды, он, даже набравшись смелости, спросил деда напрямую об этом. На что тот, ухмыльнувшись в густые усы, прогудел, что даже так тщательно вылизывая задницы, как это делает Блетворт, нельзя повысить свой индекс социальной значимости, а уж тем более заиметь мозги.

— Думаю, мне придется поставить очередную отметку в твоем личном деле…, — Блетворт, присев за свой стол, что-то с видимым удовольствием чиркнул в своем планшете. — А теперь слушаем...

Парнишка также молча опустился на место. Еще одна отметка в личном деле отнюдь его не веселила, так как все это в конечном итоге сказывалось на индексе социальной значимости.

— … наставник тем временем что-то вещал торжественным, а местами просто благоговейным тоном. — Неуемное потребление, безумная погоня за роскошью превратили нашу родную планету в место, неприспособленное для жизни...

В центре учебного класса, одноместные парты в котором располагались на манер обратной ступенчатой пирамиды, повисла объемная голограмма. Перед глазами четырнадцати — пятнадцатилетних подростков проплывали яркие и одновременно страшные картины... Гигантские мусорные свалки, возвышавшиеся на десятки метров в высоту и на километры в стороны... Сваленные в морскую воду тонны самого разнообразного мусора — от ярких бумажных этикеток и до проржавевших насквозь остовов океанских лайнеров... Раскинувшиеся на сотни квадратных километров города-монстры, пожиравшие с бешеной скоростью словно раковые опухоли здоровые клетки лесные массивы, луга и поля...

— Но выдоив планету досуха земные правители так и не смогли успокоиться! — патетически взмахнув руками Блетворт, запустил очередную серию видеороликов. — Нехватка ресурсов — от углеводородов и заканчивая обыкновенной питьевой водой — до предела обострили противоречия между государствами на континентах.

На обрывках кинохроник всплывали разные лица — крупные, небольшие, в очках и без, в самых разнообразных головных уборах, с растительностью на лицах и без нее, которые что-то с яростью выкрикивали и активно жестикулировали. Одновременно непрерывной чередой за их спинами сменялись флаги и гербы уже давно исчезнувших государств и политических образований — звезды большие и маленькие, схематические изображения реальных и мифологических животных, природные и объекты техногенного происхождения.

— И тогда ими была развязана Война! — наставник-педагог выдержал драматическую паузу и продолжил уже чуть тише. — За какие-то часы военные сотен государств и стран на суше, в воздухе, на воде и под водой вывалили друг на друга миллионы тонн самых разнообразных смертоносных веществ и устройств — бомбы, мины, ракеты.

Уже давно притихший класс с ужасом наблюдал, как грибо-, пирамидо,-шарообразные волны от мощных взрывов равняли с землей огромные города, словно игрушечные кораблики раскидывали в разные стороны целые флоты и корабельные соединения, поднимали в воздух и сбрасывали на землю железнодорожные составы, пассажирские лайнеры.

— Из-за своей жадности и потребительского безумия, — Блетворт сделал особенное ударение на последних двух словах. — Человечество оказалось на грани выживания. Более восьмидесяти процентов жителей планеты, сосредоточенных в крупных мегаполисах, было уничтожено. Еще чуть больше десяти процентов погибло в течении месяца от радиации.

В центре класса корчились от боли обожженные люди-угольки, без движения лежали сотни тел на носилках, больничных каталках и просто на земле.

— Но спасение пришло, когда надежда была окончательно потеряна, и, казалось, человечество окончательно уйдет в не бытье, — Зак чуть наклонился вперед; все это он, конечно, уже слышал от своего деда, но не в таких подробностях, поэтому зрели захватило и его. — Того, кто спас нас всех, а позднее и стал отцом основателем Триума, звали Илон Маск.

Огромное улыбающееся лицо с чуть выступающими щеками повисло в воздухе. Учащиеся буквально впились глазами в черты этого человека, имя которого сопровождало их жизнь с самого начала и скорее всего будет сопровождать до самого конца.

— Гениальный изобретатель, известный филантроп и просто неутомимой энергии человек с большой буквы предложил и реализовал поистине спасительный для человечества проект — проект Бегства с нашей планеты, — портрет сменился сотнями вытянутых сигарообразных кораблей с яркими эмблемами на корпусах, которые окутавшись клубами пламени и дыма поднимались и исчезали в темном небе. — Своими идеями он смог объединить и мобилизовать десятки миллионов оставшихся в живых и построить с их помощью целую серию кораблей-ковчегов, на которых наши предки и смогли вырваться с радиоактивных развалин нашей прародины.

С покрытой вулканами, изрыгающими лаву и пепел, поверхности земли продолжила взлетать огромные космические корабли. Некоторые из них, едва оторвавшись, попадали в взрывное поле очередного вспыхнувшего вулкана и превращались в яркие вспышки. Другие словно тонкие спички переламывались еще на старте и также взрывались тысячами пылающих осколков.

— До нашей новой родины — второй планеты у Проксимы Центавра добрались лишь пять кораблей-ковчегов, — подростки смотрели как перед их глазами рос огромный голубой диск, на котором не было ни единого темного пятнышка. — К сожалению, из-за технических сбоев мы потерли еще два корабля... На поверхность этого водного мира смогли приводниться лишь три ковчега, которые и стали нашим домом, — очередной взмах руки Блетворта и начал воспроизводиться ролик с посадкой на бесконечную водную гладь трех сигарообразных кораблей, в которых все сразу же узнали многократно тиражируемый образ их дома — Триума. — С этого судьбоносного момента мы и ведем новое летосчисление.

Покинуть школьный блок Заку удалось лишь через несколько часов обязательных работ, через которые проходил каждый, кто заслужил неудовольствие наставника-педагога. В течении всего этого срока подросток успел выполнить целую кучу поручений младшего наставника, которого здесь знали под именем старины Хольма — и оттереть от пыли голопроектор, и притащить на гравиатележке энергетический модуль из соседнего блока, и перепрограммировать старенький учетный планшет наставника...

Словом, вырвался на свободу он лишь где-то на двенадцатом цикле (суточный цикл Триума начинался с рассветом) и ноги сами собой потащили Зака в его излюбленное место, в котором он мог находиться часами, — в рекреационный сектор. Здесь, на площади пяти — шести гектаров размещались десятки развлекательных точек, в которых с легкостью и выдумкой удовлетворяли любые, даже самые экзотические, желания клиента.

Зак, стуча стоптанными башмаками по композитной поверхности пола, проносился мимо разнообразных забегаловок и закусочных с постоянной толпой выпивок рядом с ними. Они распространяли вокруг себя необычную какофонию запахов, в которых сливались и ароматы сочащегося на углях жирного мяса и воздушных печеных булочек, и удушающая вонь проспиртованных месяцами, а то и годами не мывшихся забулдыг.

С полным равнодушием худощавый подросток в потрепанном, но чистом и еще довольно крепком комбезе старшего оператора, пробегал и мимо всякого рода игровых кабин и залов, откуда доносилась то громкая музыка, то визгливые хохочущие вопли... Вот из очередной широкой двери коренастый мордоворот с рычанием выкинул какого-то доходягу, который, пролетев по воздуху несколько метров, со стоном ударился о металлическую стену.

— Мистер, мистер, с вами все в порядке? — Зак, которого этим телом едва не снесли с дороги, тут же остановился возле скорчившегося человека. — Мистер?

Паренек осторожно перевернул лежавшего человека и тут же отпрянул от него. На него смотрел человек с худым землистого цвета лицом и глубоко впавшими глазами и беззвучно хохотал. Его буквально корежило от смеха, перекашивая лицо и заставляя губы сворачиваться трубочкой.

— Еще один..., — Зак медленно отходил назад от несчастного, ставшего очередной жертвой набиравшего среди представителей дна дикую популярность наркотика. — …

За почти мгновенное привыкание и сразу же охватывавший человека приступ безудержного веселья, переходящего в исступленные истерические конвульсии, этот наркотик получил название — Фестиваль, позднее сокращенного до Феста. Наркотик, место производства которого так и не было выяснено, в считанные недели распространился сначала по нижним уровням башен Триума, а потом такими же семимильными шагами шагнул и на средние. Ежедневно десятки тысяч доз выкидывались на рынок, и почти столько же тел к вечеру утилизировалось сотрудниками служб очистки.

— Тьфу, — сплюнув от отвращения подросток тут же бросился прочь из этой части рекреационной зоны.

Его путь лежал к самой дальней части этого блока, все заведения которого предназначались для психологической и физической разгрузки жителей этого уровня.

— Наконец-то, — выдохнул он, когда вырвался из лабиринта запутанных тоннелей и залов развлекательных учреждений. — Он..., — это открывшееся перед ним зрелище всегда, на протяжении как минимум двенадцати из пятнадцати его прожитых лет, вызывало у него почти мистическое чувство восхищения. — ...

Вставший как вкопанный Зак во «все глаза» смотрел на огромный, примерно тридцать на восемь метров, обзорный экран, с которого открывался завораживающий вид на соседнюю башню Триума и бесконечную водную гладь океана. И подростку было все равно, что это было не настоящее окно, а всего лишь видео с камер...

«И так на всей планете..., — он сел прямо на пол; именно здесь, с расстояния двадцати — двадцати пяти шагов, ему было лучше всего видно. — Кругом огромные пространства воды и … ни единого, ни крошечного клочка твердой суши». Всегда, когда он так замирал перед экраном, первые, посещавшие его мысли, были именно об этом — о бесконечных объемах окружавшей их водной поверхности и отсутствии суши.

«... Хорошо бы …, — впился паренек глазами в горизонт, где сходились в единую линию сплошные серые облака с темной морской гладью. — Сейчас плыть на корабле..., как с той записи... на Земле, — он представлял себе громаду белоснежных парусов, венчавших быстроходную яхту, и себя на ее палубе. — И плыть, плыть, плыть … куда-нибудь далеко-далеко. А вдруг суша, все-таки, где-нибудь есть?! — эта мысль вновь, словно старинная все время поднимающаяся после опрокидывания игрушка, возникла в его голове. — Могли ведь сканеры спутника сделать ошибку?! Конечно могли! Наставник рассказывал, что сканирование поверхности планеты производилось лишь один раз, при приземлении. Тогда еще в наличии были специальные ракеты для запуска спутников на орбиту планеты..., — его взгляд поднялся чуть выше, к непроницаемой пелене облаков, которые в одном месте были чуть светлее. — А если была сделана ошибка и суша все-таки существует? Почему сейчас никто этого не хочет проверить? Неужто сложно сделать небольшой, самый маленький корабль? Или навесить на гидросамолет больше баков с горючим? Или вообще отправить в полет воздушный шар? — в его голове возникали десятки все новых и новых идей, как отыскать сушу на планете. — Почему...».