Дождь начал собираться ещё в предрассветных сумерках. Тревожная, тёмно сизая мгла с быстротой пикирующего сапсана заволокла небо. Хляби небесные, полные ледяной воды, разверзлись как раз тогда, когда я с превеликим трудом выбралась из мусорной кучи, куда меня закинули разыгравшиеся мертвецы. Судя по часам, было где-то без четверти восемь. Что ж, отличное начало нового дня. Могло быть и хуже.

Я огляделась, потом пошатываясь встала и попробовала отряхнуться. Бесполезно: мелкие веточки, грязь, щепки, искусственные цветы, обрывки лент и пожухлые листья облепляли меня с ног до головы. Правда, теперь всё это, мгновенно намокнув, стало отваливаться и съезжать. Разорванная кружевная роза шлёпнулась мне под ноги, после того как я отошла на пару шагов от импровизированной помойки. Я аккуратно отодвинула её в сторону сапогом, чтобы не поскользнуться.

Кстати о неугомонных умертвиях: а где, собственно говоря, все? Ещё несколько минут назад кладбище было запружено танцующими, шумящими и разносящими всё в пух и прах кадаврами. А теперь пустота с тишиной обволакивали меня как липкий, густой кисель. Для большего сходства над кладбищем, несмотря на ливень, клубами поднимался плотный, молочно-белёсый туман.

Кладбище упокоено? Может быть. Я быстро крутанулась вокруг своей оси, очертив каблуком круг, и прислушалась. Ничего, что указывало бы на продолжение недавнего безумия, но лишняя осторожность никогда не помешает. Я перевела дух и прислушалась. Но мой болезненно обострённый магией слух улавливал лишь шум дождя, просачивающиеся сквозь него гудящее пение ветра в проводах да тихий, чуть чмокающий, звук сползания мокрой земли в развороченные могилы. Никого. Только нарисованные на земле и древесных стволах колдовские знаки тускло светились сквозь молочную пелену предрассветных сумерек.

По происшествии десяти минут ничего не произошло. Разве что, дождь зарядил ещё сильнее, если такое вообще возможно. Мысленно отметив, что хорошо (иногда) быть параноиком, я ещё раз огляделась и только после этого рискнула выйти из круга.

Путь мой пролегал между рядами перемежавшихся голых осин и рябин, с которых посшибало все ягоды, и растрёпанных голубых елей, кое-где потерявших слишком тяжёлые или низкие лапы. Идти, правда, приходилось зигзагами. То тут, то там у корней деревьев виднелись тёмные провалы — видно, молодым растениям пока недоставало сил, чтобы надёжно охранять сон мёртвых. Или хотя бы удерживать их там, где им надлежит находиться.

Наконец деревья кончились, и я оказалась на холме, откуда мне открылся дивный вид на ту часть кладбища, где хоронили людей других вероисповеданий. Ветер успел порядком разогнать здесь туман и стали понятны масштабы разрушений. Да уж, дамы и господа, порезвились вы тут вволю!

Повсюду виднелись огромные кучи мусора, наподобие той из которой недавно выкарабкалась я. Куда ни повернись, на дорожках лежали вырванные с корнем кусты можжевельника, целые перевёрнутые гробы или их обломки, куски разнесённых вдребезги памятников, растоптанные подношения, осколки разбитых урн. Кованые решётки могильных оград неуместными произведениями авангардного искусства торчали из земли в самых неожиданные местах. Те же из них, что каким-то чудом остались на местах, были изогнуты и искорёжены. Широко распахнутые двери семейных склепов, жалобно поскрипывая, болтались на петлях. Даже одиноко белевшая на краю кладбища башня молчания не избежала всеобщей печальной участи, но по сравнению со многими другими строениями, она ещё легко отделалась — всего-то штукатурка со стены в паре мест отвалилась да дверь перекосило.

Да уж, уборщикам, каменщикам и садовникам, не говоря уже о представителях похоронных бюро, хватит дел до конца следующего месяца как минимум. А моя работа, слава богам, здесь окончена. Осталось только сделать ещё одно дельце. Потом я прикинула как далеко мне нужно пройти чтобы его сделать. И вместе с осознанием размера расстояния навалилась какая-то невообразимая усталость. Двигаться с любой скоростью, кроме разве что смертельно раненной улитки-паралитика, сил не осталось. Поэтому я добрела до здания кладбищенской администрации только минут через двадцать. Парадная дверь нашлась сравнительно быстро. Но вот достать до звонка не получилось, потому что при первой же попытке что-то пошло не так. В частности, стена здания резко поменяла своё положение и пренеприятный ударила меня по лицу. Гранитная облицовка, чтоб её. И вот, пока я, теперь уже сидя, отходила от действия колдовства и рассуждала о том, как лучше дать знать администрации, что всё уже закончилось, из-за изгиба здания бодрым шагом вышел сторож в дождевике цвета спелых апельсинов и с ружьём наготове.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

— Доброе, доброе, — ответил сторож. В его голосе звучало облегчение: ожившие мертвецы любой степени свежести, случись им вылезти на прогулку, никогда не утруждают себя хорошими манерами. — Всё уже тихо, я смотрю.

— Да, но только вон там, — я махнула рукой в сторону кладбища, — полнейший разгром. И вы не будете возражать, если я тут посижу маленечко? А то что-то голова кружится.

— Конечно-конечно! А как станет полегче, так сразу в звоночек позвоните — у них там уже станция очистки приготовлена.

— Премного благодарна, — во рту у меня как на зло пересохло, поэтому вместо нормального ответа вышло какое-то хриплое карканье. Сторож кивнул и быстрым шагом направился к центральной аллее. Когда он скрылся из вида, над кладбищенской территорией разнёсся чистый серебристый звук хортового манка. В обычной ситуации мне он очень нравится, но в тот момент ощущение было такое, будто бы кто-то сверлит алмазную стенку прямо у меня над ухом чем-то наподобие старинной бормашины. Благодарение богам, что хоть человеческие голоса воспринимаются нормально. Ну, более или менее.

Через несколько минут звук падающих дождевых капель перестал напоминать удары бьющего прямо в мозг парового молота. Я встала, насколько это было возможно быстро, повернулась и, сделав три неуверенных шага до входной двери, нажала кнопку звонка лбом.

Где-то в здании раздался мелодичный перезвон. Практически сразу же, дверь распахнулась — на крыльцо выскочили двое плечистых молодцов в весёленьких костюмах алхимагзащиты цвета цикламеновой вырвиглазки. Я рта не успела раскрыть, как один из них отработанным движением схватил меня, перекинул через плечо и занёс внутрь. Второй тем временем закрыл за нами двери и активировал противоэфирную защиту.

Созерцать кладбищенскую администрацию с непривычного ракурса мне пришлось сравнительно недолго — всего-то нужно было пройти по коридору в один из пяти имевшихся на первом этаже залов. Там меня аккуратно сгрузили на пол рядом с занимавшим большую часть помещения усечённым икосаэдром белого цвета. Я с интересом поглядела на паривший приблизительно в полуметре над кафелем огромный двадцатигранник. Так вот ты какая, станция очистки! Большая и гладкая. Ни нарисованных знаков тебе, ни резьбы, ни гравировки и вообще ничего. Хм, а я почему-то всегда думала, что она будет вся резная снаружи и пирамидальной формы...

Когда я повернулась, тот из молодцов, что меня нёс (или это был его товарищ?) участливо поинтересовался, знаю ли я что делать дальше.

— Разумеется, — согласилась я с умным видом. То есть, знать-то я знала, только вот на практике никогда не делала.

— На всякий случай напоминаю — в помещениях станции есть встроенные микрофоны, так что обращайтесь, если вдруг возникнут затруднения, — молодец многозначительно замолчал, ожидая моей реакции.

— Обязательно, — заверила его я, и подошла к двадцатиграннику. Я мысленно прочла коротенькую молитву Матери Вод, глубоко вдохнула и прикоснулась к гладкой матовой поверхности. В грани проступила дверь и бесшумно открылась вверх, сложившись подобно лапе богомола. Станция очистки плавно опустилась на расстояние десяти сантиметров от пола и выпустила небольшой трап. Я вошла, трап втянулся с лёгким шуршанием, дверь беззвучно закрылась следом, а станция очистки, надо предположить, снова воспарила над полом, хотя я этого и не почувствовала.

К тому же меня гораздо больше занимала внутренняя отделка помещения, в котором я оказалась. Я стояла на небольшой платформе, а вокруг меня, на расстоянии примерно полутора метров, медленно вращалась тускло светящаяся тёмно-зелёная вогнутая стена сферы, со спиралевидно закручивающимися по направлению к потолку полосами золотистого цвета. Полосы светились чуть ярче основного фона. Я пригляделась — однако же, зелёная часть вроде бы неоднородна по цвету. Да, судя по всему, присутствует какой-то рисунок. Горные пейзажи вроде бы. Вероятнее всего, это сочетание хризопраза, нефрита и топаза. Интересно, а где они всё это достали в таком количестве? А сколько оно стоит и подумать страшно.

Но ещё интереснее другое. Благодаря сфере я живо вспомнила, как голубоватый электрический свет скользил по зеркальным куполам шлемов, пока не наталкивался на... на что? Что же там было? Какой-то герб? Эмблему? Знак? Нет, стоять! Он вообще ни на что не наталкивался. Их поверхность была гладкой как хорошо отполированный хрусталь. Следовательно, кто-то в верхах решил прислать команду чистильщиков, а не просто ребят в свинцово-железных пижамах. А зачем? Ситуация была полностью под контролем. Ну, не считая моего пол...путешествия в мусорную кучу, но это уже издержки профессии. Или что-то случилось где-нибудь неподалёку? Но Старая Ладога не Питер — нечисть или нежить редко когда устраивает здесь что-либо из ряда вон выходящее. Так что мертвецы редко когда устраивают бардак такого масштаба. Но всё же раз в год и палка стреляет. Хотя... Кто сказал, что это были они?

— У вас там всё в порядке? — прервал мои размышления голос одного из цикламеновокостюмных.

— А..? Да нет, всё хорошо, я просто задумалась.

— Тогда изволите начинать?

— Да, конечно, — согласилась я. И действительно, хорошо бы покончить со всем этим поскорее. Но действовать в данный момент полагается по протоколу...Фу-у-у-у-у... "Деньги ", — я мысленно одёрнула себя. — "Думай о деньгах. Миленьким маленьким рубликам сейчас ужасно одиноко и только ты можешь их спасти". От мыслей обо всём, что можно купить на ожидающий меня гонорар, стало существенно легче.

Вот чтобы я точно с удовольствием сделала, так это избавилась бы от мокрой одежды. Вся, буквально вся казённая униформа, какая только есть в Российской Империи, велика мне как минимум на размер, но что поделаешь, если в нынешнем веке девушки, в подавляющем большинстве своём, выше меня сантиметров на десять — пятнадцать и существенно шире в кости? Так что я не привередничаю, я попросту ношу с собой кучу английских булавок и пару ремней.

Кстати, неевклидовые пространства, к коим станция очистки и относится, это как минимум весело. Ну, или "весело", в зависимости от качества работы вашего вестибулярного аппарата и персональной переносимости. Но поскольку у меня и с тем и с другим было всё в порядке, то никаких проблем при движении внутри не возникло.

Пространства стали разворачиваться с характерным звуком, вроде того, который издаёт лист жести, если его согнуть и отпустить. Цвета и текстуры изменялась как будто в гигантском калейдоскопе. Раздеваться прошлось резво, так как правилам полагается снимать по одному предмету одежды за раз при каждом изменении. Складывать можно в появляющиеся не пойми откуда и исчезающие неизвестно куда ниши, а можно кидать прямо на пол — станция даже так одежду абсорбирует. Но проблема, к моему большому неудовольствию, заключалась не в скорости, а в том, что снять нужно было всё. Включая нижнее бельё и портянки. А торчать в недрах станции голышом то ещё удовольствие, особенно учитывая, что пол едва-едва тянул на комнатную температуру. Один плюс тут всё-таки имелся — после всех прыжков мне стало немного теплее.

Последним во всей этой веренице сменяющих друг друга неевклидовых пространств оказался круглый зал, встретивший меня... обычной кафельной плиткой. Бледно-зелёные такие восьмиграннички вперемешку с беленькими. Даже странно, что этот бешеный калейдоскоп вдруг выдал совершенно обычное помещение. Я с подозрением оглянулась по сторонам.

В чём, спрашивается, подвох?

И тут я вспомнила про молодцов в цикламеновом. Микрофоны есть, так почему бы не спросить их?

— Сдаётся мне, я в последней камере, если оно так называется.

— О, быстро вы! — прозвучал приятный мужской голос из невидимого динамика.

— Дедушка был военным. Это, видимо, сказывается.

— Не удивлён. Итак, госпожа Зимова...

— Можно просто Василиса.

— Как скажите. Итак, Василиса, посмотрите на пол — там должны быть два выделенных шестиугольника.

— Вижу. Мне на них встать?

— Да.

— Встала. Ступни прилипли. Что дальше?

— Дальше руки в стороны, рот закрыть, глаза закрыть и не открывать до полного окончания процедуры. Процедура будет закончена, когда отключится вода, и вы услышите звуковой сигнал. Всё понятно?

— Да, всё, — я пожала плечами и сделала как велено.

— Тогда начинаем процедуру.

Первые секунды две было тихо, а потом, судя по звуку, некоторые плитки на стенах отъехали в стороны и из гнёзд появились водяные форсунки. Я напряглась — одно дело читать об устройстве чего-то, а вот попасть внутрь этого чего-то совсем другое. Но долго размышлять мне не удалось потому, что вода ударила, как мне показалось, разом со всех сторон, но хуже всего было вовсе не это. Хуже всего была её температура, мать её градусник! А я ведь даже успела более или менее согреться, пока тут прыгала, срывая с себя одежду. Эх, одно расстройство. Нет, ясное дело, что для ребят вроде этих двоих, такой душ будет просто ерундой, потому что по роду деятельности они наверняка бывают в местах, где водичка куда холоднее. Или вот моей бывшей однокурснице Розе Клиновой было бы фиолетово. У нашей Розочки такой слой защитного подкожного жира, что хоть мыловарню открывай. Но у меня, в отличие от неё, подкожный жир есть исключительно в стратегических местах. Отчасти именно поэтому мне постоянно холодно. И не слушайте тех, кто пытается увязать сюда какие-то побочные явления от колдовства. Да и низкое давление тоже не способствует любви к низким температурам от слова "совершенно".

И тут, пока я рассуждала о недостатках температуры окружающей жидкости, форсунки перешли в режим гидромассажа. Только гидромассажа, если можно так выразится, армейского. Таким напором технику чистят. Правда, температура воды всё же поползла вверх, и вскоре помещение могло соревноваться на равных с хорошей парной. И я наконец-то согрелась. Потом напор воды спал до относительно нормального, и мытьё продолжилось в более привычном режиме, то есть намылить, отдраить кожу до красноты чем-то вроде железного ёршика для мытья посуды, смыть и ad infinitum. Когда станция всё же решила, что я наконец чистая, вода вырубилась. Зато включился фен. Кстати, нужно всё же отдать должное инженерам — фен по мощности не уступал тепловой пушке, так что у меня волосы высохли меньше, чем за минуту. Даже странно, что их никуда не унесло.

123

↓ Содержание ↓