Доспех

Доспех

Иероним гун-Берклау терпеть не мог письма. Может быть, кому-то надушенные записочки, переданные через дуэнью и сулили романтические свидания, а для Йеро серые клочки дешевой бумаги, расползающиеся в руках, означали только одно — неприятности. Вот и сейчас — покинуть семинарию, когда всего год остался до Испытания! И пусть твердят наставники, что утверждать в сердцах мирян закон Божий или нести слово Его в дальние земли почетно и благословенно... но засыпая, видел молодой послушник на своих плечах плащ одной из "цветных" курий, чьи воины вступали в бой с Врагом человеческим и порождениями его лицом к лицу, защищая веру не словом, но делом. Увы. Одно дурное письмо перечеркнуло все мечты и надежды. Теперь под холодным мелким дождиком мок не послушник Иероним, а младший сын рода Берклау. Теперь единственный сын, последний.

Возвращение домой не рождало в душе трепет, предвкушение, радостное узнавание и, как там еще говорят поэты: нос-таль-жию? Нет, хмурая, промозглая осень вполне соответствовала настроению. Не находил Иероним в себе каких-то особых детских воспоминаний, разве что самых ранних, да и причина приезда... Смерть отца и брата — не повод для веселья, а титул, которого не ждал, не готовился, сулил скорее гору забот, чем удовольствий. Из-под низко надвинутого капюшона парень хмуро смотрел на покосившиеся, ушедшие в землю избы, едва видные за пеленой дождя, ветхий замок, чьи невысокие башни уже второе столетие сопротивлялись неумолимому времени. Нет, суровый монастырь святого Марка, где прошли последние четыре года, тоже не поражал великолепием отделки или изяществом линий, но даже по сравнению с ним родовое гнездо баронов Берклау выглядело мрачной развалюхой.

Копыта старенькой лошадки застучали по камням двора. Бросив поводья мальчишке, и не отвечая на приветствия, Иероним быстрым шагом прошел в здание. Десятки взглядов заставляли горбиться, вжимая голову в плечи, зябко ежиться, ускорять шаг. Тревога, напряженное ожидание, обреченность, робкая надежда. Да, надежда была хуже всего.

Давящие своды домашней церкви, гулкое эхо шагов, вот и крипта. Сначала могила матери. Медленно выдохнуть, чувствуя, как распускается в душе клубок напряжения, помолчать. Маму Иероним почти не помнил, слишком рано ушла она к Создателю. Лишь ощущение тепла, смутные образы, золото волос и голос — тихий, ласковый. Слова молитвы родились сами, слова благодарности, слова любви.

Два новых саркофага. С отцом они близки никогда не были. Суровый Дитмар гун-Берклау не слишком жаловал хилого и болезненного сына, спихнув монахам, едва тот достиг возраста, да и Гунтер не упускал случая пошпынять младшего братца, ан все равно кольнуло в груди. Какими бы ни были, теперь их нет. Ушли к Богу, как ушла мать и сестренка, как ушел прошлой зимой Маркус. Погиб на охоте, Иероним так и не поехал на похороны.

"Патер мио преа ди анима илиай эн армо или" — прошептали губы. Прими, Господи. Хорошие воины тебе пригодятся.

* * *

*

— Разожгите камин кто-нибудь, — только сейчас парень вспомнил, что промокший плащ все еще на нем и с раздражением отшвырнул в угол. Покосился на отцовское кресло, но садиться не стал.

— Не желаете ли отдохнуть с дороги, молодой господин, отужинать? — старая Герда подняла плащ и засеменила следом. Йеро досадливо отмахнулся.

— Когда, как? — хмуро оглядел собравшихся в зале, — Рассказывайте.

Хорст, капитан отцовской дружины что-то просипел, коснувшись рукой перебинтованной шеи.

— Герард тан-Литц, — вступившего в разговор парня, Иероним не сразу и узнал. Коннар, молочный брат. А, может быть, не только и молочный — на старого барона похож больше, чем сам Йеро. Вырос парень, оброс мышцами.

— Проклятый безбожник! — и все так же разговаривает руками, только правая на перевязи, вот и кажется более сдержанным, чем обычно, — из Камышовой люди прибежали, ты же помнишь, тан-Литц давно на наше болото зарится. Старик нас собрал, ну и туда...

— Как? — голос прозвучал глухо.

— У этого ублюдка был двергский громовик! — Коннар по привычке всплеснул руками и сморщился от боли, — проклятый трус! Барон и копье опустить не успел. Вон, видишь, какая дыра.

Парень поковырял пальцем висящий на стойке доспех. Дыра действительно была впечатляющей.

— А вы, значит, тут же по кустам? — презрительно сплюнул Иероним.

— Мы сражались, Йер! — возмущению Коннара не было предела, — Ранены почти все!

— Только Гунтер и отец мертвы! — срезал его брат, — а вы...

— Йер...

— Оставь ты его, Коннар, — поморщился один из бойцов в криво сидящем из-за бинтов колете. Бруно, одногодок Гунтера, старый враг детства, — Это же наш непобедимый Иеро! Уж он бы и врагов раскидал одной левой и спас всех! Языком бы раскидал. Хотел бы я посмотреть, как ты штурмовое копье поднимешь, да от громовика им отмахиваться будешь!

— Я?.. При чем здесь... — Иероним растерялся. Бруно-то сволочь, но воинские науки младшему сыну действительно никогда не давалась.

— Ты теперь наследник, — рука сочувственно легла на плечо. Коннар быстро вспыхивал и быстро остывал, — ты обязан отомстить выродку, использующему богомерзкое колдовство в честном поединке! Иначе как ты посмотришь в лицо герцогу, когда будешь подтверждать присягу, как ты посмотришь в лицо Богу, когда предстанешь перед ним?

— Бойцов у нас не осталось, как я понял? — Иероним презрительно посмотрел на капитана; тот кивнул, ответив не менее презрительным взглядом.

Жалкие трусы! Все попрятались, выставив вперед калек, чтобы показать, что сражались! Небось только рады будут перейти под руку тан-Литца, предатели.

— Без вас обойдусь, — в сердцах бросил Йеро, — и растопите же камин, разорви вас демоны! Вина мне, и ужин!

Молодой наследник буквально вылетел из зала, в мыслях продолжая призывать громы и молнии на головы предателей.

* * *

*

Утро началось с неприятностей. Едва Йеро успел натянуть штаны, да умыться, как в дверь забарабанили.

— Чего тебе? — Парень с удивлением посмотрел на полуодетого Коннара и нырнул в широкую рубаху беленого льна.

— Вот, смотри, — тот протянул свиток, — ты что, трубы не слышал?

— Слышал, — голова Иеронима, наконец, нашла ворот, — что там?

— Я не читал, но, думаю, ничего хорошего.

— Дай-ка. — Молодой человек вчитывался в кривые строки, все больше хмурясь, — вызов.

— А подробнее? Тай-Литц? — Коннар чуть ли не подпрыгивал от любопытства.

— Кто ж еще-то, — невесело усмехнулся Йеро, — прикажи подать завтрак. Посидим, подумаем, что делать. Ты со мной?

— Конечно! Только вот боец из меня сейчас... — парень пригорюнился, — а завтрак что, прямо сюда подавать? А главный зал, все такое... ты ведь теперь барон.

— В задницу, — отмахнулся наследник, — какой я барон, прости Господи? Да и в монастыре не привык я к церемониям-то. Так что тащи чего съестного, да садись со мной, братец.

— Слушаюсь, ваша светлость! — улыбка у Кона осталась совершенно мальчишеской.

Едва успел Йеро отпить молока (не к лицу, барону-то больше вино полагается, но вот любил молоко, с детства, и все тут) как в дверь снова постучали.

— Простите, ваша светлость, мы тут это... — на пороге мялся кузнец, Шон, — простите, коли не вовремя, но мы это, готовы, значит, с вами идти. Ежели изволите. Как охрана, значит.

— Мы, это кто? — молодой барон внимательно посмотрел на огромного, заросшего черным волосом мастера. Сердце сжалось от благодарности.

— Я, значит. Еще Санчо из Камышовки, охотника сын. Болдер и Дорк тоже, они парни здоровые, Клод-хохотун еще.

— Спасибо, — голос осекся, — ждите в зале.

Когда дверь хлопнула, Йеро прикусил губу — не хватало еще расплакаться!

— Мда, отряд у меня есть, — невесело усмехнулся он, совладав с нахлынувшими чувствами.

— Да уж, — вздохнул Коннар, — мужичье. Сила есть, а вот умения...

— Ну так ведь опытные дружинники по кустам разбежались! У этих хоть какое-то понятие о чести есть!

— Йер, не горячись, — парень выставил ладонь, словно пытаясь остановить брата, — давай лучше думать, что дальше делать.

— А что тут делать? Бруно прав — копье я и не подниму. Скорее сам с коня грохнусь, чем хоть кого-то достану. Да и против громовика-то. А если к монахам весть послать, архбургскому прелату? Ведь богомерзкое оружие. Да и чернокнижника у себя тан-Литц держит, поговаривают.

— Последнего голубя тебе с весточкой послали, — покачал головой Кон, — а курьера и не пропустят. Дорога-то в Архбург аккурат по землям Литцей и идет. Ты, когда ехал, ничего не заметил?

— Было какое-то ощущение, но, думал, показалось.

— Специально пропустили, — Кон в сердцах бросил на тарелку уже поднесенный ко рту пирожок, — видно, Герард решил весь род Берклау разом изничтожить, да земли себе забрать без помех!

— И что делать-то теперь?

— Сражаться! Ну не умеешь ты с копьем обращаться — меч возьмешь. Доспех отцовский тебе Шон и подгонит, заодно и дырку залатает. В седле ты, помню, неплохо держался, а в остальном — на все воля Его! Господь направит руку твою против безбожника мерзкого!

— Направит, конечно. Ты доел уже? Пойдем смотреть воинство наше святое.

Добровольцы стояли тесной кучкой, явно робея. Шон нервно тискал в руках клювастый люцернхаммер. Братья были безоружны, Санчо опирался на лук, а Клод крутил в пальцах метательный нож. Брони не было ни у кого, только кожаная куртка у лучника.

— Зачем тебе это, Шон? — Иероним поймал взгляд кузнеца.

— Так это... — смутился великан, — матушка ваша добра была ко мне. Даже подарок однажды сделала, ну я и того... помочь значит. Не мастер я говорить, вы уж простите, ваша светлость.

— А я одного из этих, пришлых, пристрелил, когда они в Камышовку-то... — влез лучник, — так что мне дороги обратно нет. С вами я.

— А мы тоже. Чем не солдаты? С землей-то пусть дядька Нолан возится, у него ртов куча, мал мала меньше, а мы, сталбыть, в дружину. Послужим. Верно говорю, Бол?

Болдер степенно кивнул.

— Во! А я смотрю — веселье затевается, — Клод расплылся в щербатой ухмылке, — а если веселье, то куда же без меня-то. Да и с шариком своим-то я точно пригожусь.

Парень любовно огладил рукоять кистеня. Что-то подсказывало, что несмотря на юный возраст парень успел и кровью свой "шарик" напоить. Разбойничал, скорее всего, но сейчас на этом определенно не следовало заострять внимания. Еще раз оглядев добровольцев Иероним велел Хорсту подобрать тем оружие, а сам направился прочь.

— Братьям алебарды-бы надо дать. У Литца конники точно будут, а силы парням хватит, — едва успели отойти, Коннар начал излагать стратегию, — Клоду щит, да кольчугу подобрать, ну и остальным бронь хоть какую.

— Господи, Кон, да какую бронь, о чем ты говоришь? — простонал молодой барон, — я не могу, понимаешь? Я лучше один туда поеду, все равно ведь никаких шансов, молись не молись. Я не могу вести на верную гибель тех, кто мне доверился.

— Возможно, шанс все-таки есть, — прозвучало из-за левого плеча.

Йеро вздрогнул и обернулся. Невысокая фигурка, показавшаяся из тени, как всегда куталась в неопределенного цвета хламиду. Скудное освещение заостряло и так резкие черты лица, а редкие белесые волосенки, торчащие во все стороны делали обладателя похожим на чертополох. Настоящего имени этого странного человека — то ли книжника, то ли целителя, то ли секретаря (хотя за глаза и чернокнижником называли и малефиком) никто не знал, даже дети называли его не иначе как мастер Тиссель.

— Простите, мастер...

— Идемте за мной, молодой человек, — старик снова замолк.

Спускаясь за безмолвной фигурой сначала на первый этаж, в часовню, а затем и в крипту, Иероним вспоминал детские годы, когда Тиссель часто развлекал болеющего наследника диковинными историями. Он же и приохотил Йеро к чтению. Вспомнил, как старшие братья исхитрялись, подстраивая ненавистному наставнику ловушки, в которые тот, впрочем, ни разу не попался. Вслед за неярким огоньком лучины (откуда достал мастер, как зажег? Задумавшийся Иероним и не заметил) троица двигалась в самые отдаленные коридоры родовой усыпальницы.

— Здесь, — старик остановился посреди неприметного коридора, — нужно немного вашей крови, молодой господин.

Несколько человек, увязавшиеся следом нерешительно остановились шагах в двадцати.

— К-крови?— протянутая рука чуть дрожала, предприятие нравилось Йеро все меньше и меньше.

Тиссель молча кивнул, ловко полоснув ножом и прижав ладонь опешившего парня к стене, прежде чем тот успел опомниться.

По стенам прошёл гул, и часть кладки вдруг отъехала в сторону, открыв небольшое сводчатое помещение, в центре которого покоился массивный каменный саркофаг.

— Ну-ка молодые люди, помогите сдвинуть крышку, — Тиссель сухонькой ручкой указал на резное чудовище. И, едва Коннар успел открыть рот, продолжил, словно как прежде, читал урок молодым наследникам:

— Первый барон Берклау, досточтимый Иероним, получил титул и земли за победу над печально знаменитым Кровавым Рыцарем, во время войны Людвига Святого. Об этом помнят, хоть и было это давно. Но мало кто помнит, что первый барон Берклау был назначен стражем и хранителем останков этого порождения тьмы.

— А точнее, его знаменитого доспеха, — старик кивнул на открытый саркофаг.

Аккуратно опустив тяжеленную крышку на пол, парни, а за ними и Шон, заглянули внутрь. Больше войти в комнату никто не решился.

Доспех не был похож ни на что, виденное Иеронимом ранее. Кираса со странными, плоскими оплечьями угадывалась сразу, хоть и вызывали недоумение различные выступы, расположенные там и тут. Вообще же доспех словно зверь какой зубами рвал. Массивные наручи, кажется, неразрывно соединены были с латными перчатками. Шлем без забрала, но с двумя странными гибкими трубками, явно оборванными, лежал отдельно.

— Странный доспех, — Коннар осторожненько коснулся пальцем нагрудника, — и это не металл.

— Истинно так, — согласился Шон, — даже на небесный металл из которого фамильный меч вашего батюшки выкован не похоже.

— И как его надевать? — Иероним поднял нагрудник.

Оказалось, нагрудник с наручами соединяют рукава, не замеченные ранее в слое пыли. Тонкая, словно бы шерстяная ткань все того же неприметно-серого цвета.

— Сдурел? — Конар аж взвился — это же проклятый доспех! Его, небось, бесы в преисподней ковали! Ты же душу свою вечному проклятию обречешь!

— А что ещё делать, благородный ты наш? — Иеро аж зашипел, — Пойти и сдохнуть, как овца на бойне? Да ещё и единственных верных людей на смерть повести?

— Не бойся, — улыбка вышла несколько кривой, да и показная бодрость никого не обманула, — Я ведь почти священник. Глядишь, и обуздаю силы бесовские. Знать бы ещё, как в него влезть, я ни одной застежки не вижу.

— Может, за зубилом сходить? — дернул бороду Шон.

— Не рекомендую, — подал голос Тиссель, — попробуйте как-нибудь так. Нижней части доспеха нет, можно пролезть.

Конар тут же замотал головой, демонстрируя раненую руку: я, мол, в этом деле не помощник. Впрочем, кузнец и сам справился, весу в том доспехе всего фласков пять и было. Иероним, скукожившись и в кои-то веки благодаря бога за своё хилое сложение, полез в темное нутро, пытаясь сразу нащупать и рукава. Мастер Тиссель помог с наручами, Шон чуть опустил кирасу, и вот встрепанная русая голова показалась снаружи. Лица всех присутствующих, а больше всего самого Иеро, застыли в ожидании. Наконец, молодой лорд аккуратно выдохнул, и Шон разомкнул побелевшие пальцы.