Квантунская рапсодия - 2

КВАНТУНСКАЯ РАПСОДИЯ — II

Глава VIII. Выбор пути.

На массивном теле Шаньдунского полуострова, что могучим рогом пронзает просторы Желтого моря с юга на север, есть много мест пригодных для стоянки военных и торговых кораблей. Однако самым лучшим из них является порт Циндао, расположенный у южного основания полуострова.

Теплый климат, наличие пресной воды хорошего качества, а так же дающий приют и защиту от непогоды любому числу кораблям уютный залив, делал Циндао лакомым кусочком для заморских хищников, претендовавших на приморские владения китайской империи. Их было много; в Макао хозяйничали португальцы, в Гонконге англичане, в Фучжоу французы, а в Шанхае американцы.

На Циндао же нацелился грозный германский орел Гогенцоллернов, совсем недавно образовавших Второй рейх. Цепкими когтями вцепился он в прекрасную бухту, видя в ней удобное место стоянки для своей восточно-азиатской эскадры, главной задачей которой была защита священных интересов кайзера на Тихом океане.

Используя слабость пекинских властителей и неожиданное убийство китайцами двух христианских священников в 1897 году, Берлин заставил династию Цинь отдать ему порт Циндао сроком на 99 лет с правом продления аренды.

Получив свой кусок китайского пирога, немцы принялись энергично осваивать новое пополнение колониальных территорий германского императора. За короткие сроки они обустроили земли залива, построив портовые сооружения и мастерские, возведя крепостные укрепления и городские постройки. Предприимчивые посланники далекого рейха степенно и основательно обосновывались на новых имперских землях.

На разбитых по проектам берлинских архитекторов улицах Циндао выросли дома, в которых поселились привезенные по приказу кайзера многочисленные немецкие колонисты. За короткое время появились ратуша, кирха, дворец губернатора, возникли рестораны, больницы и даже публичный дом. Все было продуманно с немецкой педантичностью.

Не была забыта даже традиционная для сынов севера нужда в ячменном напитке. С этой целью в Циндао был построен пивной завод, являвшийся особой гордостью горожан.

Ах, как приятно было для немецкого колониста пройтись по прямой как линейка улице, попить сидя на открытой террасе баварского пива и посмотреть на гарнизонных солдат, ровным строем марширующих из казармы в баню. И пусть вокруг тебя непрерывно снуют раскосые китайцы, постоянно дергающие тебя за рукав и при этом безбожно перевирая великий тевтонский язык. Пусть над головой у тебя палит нестерпимое солнце, а со стороны океана в любой момент может налететь проливной дождь с ураганом. Пусть здесь нет привычных закатов и рассветов, а всю ночь за окном кричат неизвестные птицы и отвратительные шакалы. Все равно, здесь присутствует дух далекого фатерланда и главным доказательством того, были корабли Кайзерлихмарин с германским флагом.

Канонерки, крейсера и миноносцы под командованием контр-адмирала Отто Дидерикса, верно несли свою службу на далеких берегах новой империи. С ними считались, их боялись и остерегались трогать, как китайские пираты, так и свои белые братья, европейские цивилизаторы.

Грозным ночным дозором обходили германские миноносцы внешние подступы к входу в залив, а крепостные дозорные зорко вглядывались в широкие просторы Желтого моря в поисках кораблей возможного противника.

Педантичное несение караульной службы было в крови у подданных кайзера Вильгельма, а с того момента как рядом началась война, это превратилось в священную обязанность для крепостного гарнизона. Вот уже целых полгода немецкие военные ждали появления у своих границ незваных гостей, и однажды это случилось.

Рано утром двадцать пятого июня, когда солнце ещё не показалось из-за горизонта, дежурный офицер обер-лейтенант Кнох, стал получать тревожные сообщения от постов дальнего наблюдения. Они сообщали о приближении к крепости большого количества неизвестных кораблей, идущих двумя кильватерными колоннами.

Осторожно и неторопливо приблизились они к внешней границе германских владений, но не спешили пересечь её, двигаясь строго в нейтральных водах. От лихорадочного пересчета ходовых огней неожиданных гостей, у немецких наблюдателей похолодело в желудке. К Циндао подошла грозная сила, сражаться с которой, стоявшая в порту германская эскадра не могла.

Однако все страхи и тревожные ожидания дозорных быстро развеялись, когда один из неизвестных кораблей покинул общий строй и приблизился к внешнему рейду. На его мачте развивался Андреевский флаг, а сам корабль был идентифицирован крепостными дозорными как русский крейсер "Аскольд".

Украшенный контр-адмиральским вымпелом, он подошел к крепости и, связавшись с берегом по семафору, получил разрешение встать на якорь на внешнем рейде. Вслед за этим, на берег сошел контр-адмирал Рейценштейн. От имени командующего эскадрой, адмирала Макарова, он попросил у коменданта Циндао разрешение на стоянку и ремонт русских кораблей в порту.

Возможность захода русских кораблей в германские владения в Китае уже обсуждалась в переписке между двумя венценосными кузенами, и Вильгельм дал свое полное согласие Николаю. Комендант крепости располагал тайными инструкциями на этот счет и Циндао широко распахнул свои дружеские объятья перед неожиданными гостями.

Первыми к пристани Циндао под погрузку и ремонт подошли крейсера, тогда как главные броненосные силы русской эскадры, остались на внешнем рейде под охраной отряда миноносцев. Вырвавшись из стальных тисков вражеской блокады, русские моряки ни на мгновение не теряли бдительность и были готовы к возможному нападению неприятеля.

Дозорные с кораблей непрестанно вели наблюдение за горизонт, но он все время оставался девственно чистым. Столкнувшись с яростным сопротивлением русской эскадры, японцы отошли в Сасебо, где стали торопливо зализывать полученные в бою раны. В противоборстве двух флотов возникла тактическая пауза.

Перед тем как русские корабли подошли к Циндао, в просторной адмиральской каюте на борту "Цесаревич" состоялось совещание старших офицеров, оставшихся в живых после недавнего боя. Каждый из них имел ранение, но не позволил себе уйти в сторону, и под благовидным предлогом сославшись на болезнь, переложить всю тяжесть ответственности на плечи товарищей.

Сидевший за письменным столом адмирал Макаров страдал от нестерпимых головных болей. Едва оправившийся от сотрясения, полученного от удара о воду, он получил новую контузию от взрыва японского снаряда в самом конце сражения. Уперевшись забинтованной головой в спинку кресла, Степан Осипович пытался совладать с тысячью маленьких молоточков, непрерывно стучавших под сводом его черепа.

Ничуть не лучше чувствовали себя два других офицеров приглашенных Макаровым на это совещание. Начальник штаба эскадры контр-адмирал Матусевич прибыл прямо из лазарета, где ему была оказана хирургическая помощь по удалению осколка снаряда из мягких тканей плеча. С трудом, отходя от вколотой ему врачом дозы морфия, он больше предпочитал слушать, чем говорить.

Старший офицер флагманского броненосца капитан второго ранга Семенов, заменивший погибшего командира "Цесаревича" капитана Васильева, из-за осколочного ранения ноги, мог с большим трудом передвигаться, опираясь на трость. Все остальные офицеры адмиральского штаба были либо убиты, либо тяжело ранены и не имели возможностей покинуть корабельный лазарет.

— Хочу выразить свое полное одобрение всеми вашими действиями, Владимир Иванович. Вы поступили абсолютно верно, отдав приказ эскадре следовать в Циндао. Будь я в этот момент в строю, то поступил точно так же — обратился Макаров к Семенову, едва гости разместились перед ним, как им было удобно. Бледный как полотно, он с трудом держал гудящую голову, медленно произнося каждое слово.

— Я всего лишь исполнил свой долг, Степан Осипович — коротко ответил моряк, решительно и бесповоротно оставляя за скобками все то, что недосказал его собеседник. Только решимость Семенова, взявшего на себя командование эскадрой в самый критический момент боя, позволила русским кораблям продолжить свой прорыв во Владивосток.

— Благодарю, вас, Владимир Иванович. Рад, что не ошибся, — сдержанно молвил адмирал, устало, прикрыв глаза. Положа руку на сердце, он не был уверен, что младший флагман эскадры князь Ухтомский, смог бы завершить удачно завершить сражение, получив командование, как того требовал морской устав. Достаточно было одного неправильного решения в управлении эскадрой, и все усилия русских моряков пошли бы прахом. Единый строй эскадры развалился бы, каждый корабль действовал бы сам по себе и лавры победителей, несомненно, достались бы японцам.

В каюте воцарилась напряженная тишина, которую прервал рапорт командира "Цесаревича".

— Согласно полученным донесениям от командиров кораблей, ни один из них не имеет серьезных повреждений, которые бы помешали бы продолжить плавание во Владивосток. Все имеющиеся серьезные повреждения, могут быть устранены в Циндао в трехдневный срок.

— Если ли потери среди кораблей эскадры? — с напряжением в голосе спросил Макаров.

— В численном составе отрядов крейсеров и миноносцев потерь нет, — успокоил адмирала Семенов. — Только среди броненосцев не хватает "Севастополя". Зная характер Эссена, можно предположить, что его броненосец получил серьезное повреждение, не позволившее "Севастополю" продолжить поход.

— Да, Николай Оттович непременно бы продолжил прорыв, если бы к этому была бы, хоть единственная возможность — поддержал Семенова Матусевич, непрерывно "баюкая" висевшую на перевязи раненую руку. Действие наркоза кончалось, и боль начинала брать свое.

— Значит, наш боевой потенциал уменьшился на одну единицу, даже если Эссен благополучно добрался до Артура — с досадой констатировал Макаров. — Каковы потери противника?

— Согласно рапортам командиров, ими были отмечены многочисленные попадания в броненосцы и крейсера неприятеля, а так же выход некоторых из них из боевого строя. Однако достоверными данными о гибели кораблей противника я не располагаю.

— Жаль. Известие об уничтожение даже одного корабля противника, лучше бы всего подняло дух наших моряков перед грядущим сражением. Владимир Иванович, что, по вашему мнению, смогут противопоставить японцы во время нашего прорыва через Цусиму?

— В лучшем случае для нас, у японцев не будет "Микасы". Наши дальномерщики отметили серьезные проблемы хода флагмана Того и большие разрушения на нем. В худшем случае, ряды противника пополнит "Сикисима" и крейсера Камимуры — высказал предположение Семенов.

— Не думаю, что адмирал Того решиться тронуть столь ключевую фигуру японской стратегии как отряд Камимуры — не согласился с ним Матусевич. — На данный момент главная задача его крейсеров заключается в нейтрализации корабли отряда адмирала Иессена, чей прорыв сможет серьезно повлиять на соотношение сил в предстоящем сражении.

— Очень может быть, что вы правы, Николай Александрович — согласился с ним адмирал — но я совершенно не исключаю, что наш друг Того может поступить вопреки привычной логике вещей и задействует против нас крейсера Камимуры. Ведь при Цусиме может решиться судьба всего нашего противостояния с японцами на море.

От общения с офицерами лоб Макарова покрылся мелкими бусинками потной испариной. Он вновь закрыл глаза, и собеседники деликатно замолчали, давая адмиралу возможность восстановить свои силы. Прошло некоторое время, прежде чем Семенов решился продолжить разговор.

— Каковы ваши планы и намерения относительно предстоявшего сражения с японцами, Степан Осипович? — осторожно спросил он адмирала.

— Маршрут наш остается прежним, через Цусиму, где скорей всего и будут ждать нас японцы. Что касается расстановки сил то, несмотря на потерю "Севастополя", наша эскадра может на равных сражаться с японцами и продолжить наш прорыв во Владивосток. Иначе бы я никогда не взялся за это дело, — твердо заявил Макаров и, немного помолчав, добавил: — Однако в предстоящем бою, я бы не отказался от помощи одного капризного союзника, чья помощь была бы нам сегодня как нельзя кстати.

— Вы имеете в виду госпожу удачу, Степан Осипович? — хмуро уточнил Матусевич.

— Нет, погоду. Дорого бы я заплатил за возможность точно знать заранее, что нас будет ждать во время прорыва через Цусиму. Шторм с дождем или штиль с солнцем? Но этого, увы, знать, невозможно — горестно посетовал Макаров.

Соглашаясь со словами адмиралом, Матусевич горестно развел руками, как бы полностью признавая правоту его слов, но на усталом лице Семенова пробежала мимолетная улыбка.

— Надеюсь, что в этом вопросе я смогу помочь вам, Степан Осипович — уверенно заявил он, чем вызвал сильное изумление на лицах собеседников.

— Насколько серьезны ваши слова, Владимир Иванович!? Как вы это сможете достоверно знать заранее? Будите гадать на кофейной гуще? — скептически воскликнул начштаба, но Семенов на этот колкий выпад и бровью не повел.

— Определю по самому точному прибору в мире, барометру Дижонваля, Николай Александрович.

— Однако такого прибора и в помине нет! — с негодованием воскликнул Матусевич, но Макаров поспешил прервать его.

— Не будем зря спорить, Николай Александрович. Если Владимир Иванович так говорит, значит, он имеет для этого веские основания. Я очень надеюсь, что перед выходом в поход обещанные сведения будут предоставлены. А пока нам предстоит ремонт в Циндао. Кого думаете направить на переговоры к немцам?

— Будет лучше, если переговоры с губернатором Циндао будет вести Рейценштейн. Он лучше всех нас выглядит, и к тому же немец с немцем быстрее найдут общий язык — колко молвил Семенов, но адмирал не поддержал его шутки.

— Вынужден вас разочаровать, Владимир Иванович. Из всех иностранных языков, как истинный русский дворянин, контр-адмирал Рейценштейн свободно владеет лишь французским, и с грехом пополам английским, — возразил Макаров, — но вы правы, что он лучше всех нас выглядит, а это большой плюс в переговорах. Передайте на "Аскольд" приказ, идти в Циндао и просить разрешение на ремонт. Как заверял меня перед прорывом наместник, подобная договоренность между нами и немцами имеется.

Семьдесят два часа, что были любезно предоставлены кайзером Вильгельмом для стоянки в Циндао, слились для русских моряков в одно большое мгновение с краткими ночными перерывами. В лихорадочном темпе устранялись полученные в бою повреждения, чинились неисправные орудия, загружались боеприпасы и уголь. В отношении последнего предмета поставок, адмирал Макарова издал приказ: "Грузить столько, сколько нужно, но чтобы не притапливались броневые пояса".

Этот приказ вызвал самый живейший протест со стороны князя Ухтомского.

— Разумно ли так ограничивая броненосцы в запасе угля, ваше превосходительство. Не окажется ли так, что после тяжелой битвы, мы остановимся в шаге от родного порога, лишенные топлива. Стоит ли так рисковать? — пытался протестовать младший флагман эскадры, но адмирал был неумолим.

— Я прекрасно понимаю ваши опасения Павел Петрович. Броненосец "Пересвет" и "Полтава" самые ярые пожиратели угля среди наших кораблей, однако лучше пустить на растопку корабельную мебель и обшивку на подходе к Владивостоку, чем получить в бою фугасный снаряд в незащищенный борт — решительно отрезал адмирал, пресекая все дальнейшие дискуссии по этому вопросу.