Дорогие читатели, книгу целиком уже можно купить на ПМ. Вся информация в группе вконтакте здесь
Королевская кровь-9
ГЛАВА 1
Из доклада связного армии иномирян, тха-нора Арвехши, императору Итхир-Касу:
"Мой император. Целую край твоих одежд и спешу доложить, что генерал Ренх-Сат почти добился успеха. До полного захвата страны, называемой Инляндия, его отделяет три клочка земли и три горстки сопротивляющихся. Он припадает к краям твоего плаща и обещает, что не пройдет и двадцати оборотов лун, как вся страна будет в твоей власти, и шлет тебе тысячу рабов и десять сундуков с сокровищами, а своей невесте, твоей несравненной внучке Анлин-Кас, триста рабов и шесть сундуков с украшениями, взятыми в захваченных городах.
Мой император. Твой верный генерал Манк-теш сообщает, что в стране, называемой Блакория, все еще держатся морозы, и продвижение идет медленно, а сопротивляются нашей армии ожесточенно. Он склоняет голову перед твоим гневом и просит твоей милости и подкрепления. Уже отправленные на подмогу отряды почти полностью перемолоты в битвах, пусть справедливы будут к их душам боги.
Мой император. В стране, называемой Бермонт, наши войска закрыты в горах льдом и снегами, и попытки продвижения не имеют успеха. Враги осыпают твою армию небесным огнем, а по ночам в лагере появляются страшные звери, загрызают и похищают солдат, портят снаряжение. Генерал Харол-Тон припадает к краю твоего плаща и спрашивает, не разумнее ли им вернуться через переход и присоединиться к другим частям армии, чем умирать там без движения от холода и голода? Если же будет воля твоя прислать подкрепление, то они будут готовы пойти на прорыв во имя твое и завоевать для тебя эту землю или отдать жизни.
Мой император. В морозной части страны, называемой Рудлогом, ситуация сложная: большой город Лесовина еще не взят, а наши войска хоть и захватывают новые территории, но быстро тают из-за коварных действий противника и сильных колдунов, которых пленные из местных называют магами. Генерал Тенш-Мин тоже просит о подкреплении. В теплой же части этой страны идут победоносные бои, наша территория растет и армия продвигается к столице — во славу твою, великий тха-нор-арх.
Мой император. Оставшиеся армии ждут, пока откроются еще два портала. Сферы пока лежат спокойно, мерцания не видно, и не беспокоятся рядом животные. Время еще не пришло".
Из обращения императора Итхир-Каса своим генералам:
"Верные псы мои, слава и сила Лортаха! Говорил я с богами. Боги, приняв жертвенную кровь, открыли мне, что недолго осталось до их прихода в новый мир, дабы помочь вам. Молитесь, готовьтесь к их появлению, бейтесь хорошо, и я награжу вас, и они не оставят без награды. Сказали они мне и то, что скоро откроются и переходы у оставшихся сфер, и все наши войска смогут вступить в победоносную войну. Боги недовольны, что продвижение наших войск замедлилось, поэтому слушайте меня: нам дадут новое оружие, с которым мы захватим этот мир за неделю, и я сам при открытии следующих врат возглавлю одну из армий, чтобы сокрушать врагов и вести вас за собой".
* * *
В холме под лакшийским храмом клубилась тьма. Старые боги, жестокие боги творили новое оружие: из мертвой крови и плоти, которыми здесь пахло, боли и страха, из духа жизни, что впитали они за тысячелетия жертвоприношений.
Боги спешили — Лортах был иссушен ими и ослаблен, и скоро уже должно было настать время, когда они не смогут существовать, даже приняв в жертву всех жителей этого мира. Нет, им нужна была новая планета, полная энергии, и поэтому все силы они бросили в свои армии, и с нетерпением ждали момента, когда порталы укрепятся настолько, что смогут пропустить их.
После разведки в новом мире из четырех божественных теней остались три, которые сейчас бесконечно скользили над лесами побережья, надеясь найти беловолосую девку, про которую было предсказано, что нельзя ее выпускать на Туру, иначе захлопнутся порталы. Пусть ловчие доложили, что девка и ее защитник, скорее всего, погибли — нужно было убедиться. Но боги сами не могли обнаружить беглецов — чужак, давно вторгнувшийся в Лортах и запертый в горной долине, прикрывал свои поселения и область далеко за ними от их взглядов. Зато беглецов, если они еще были живы, могли поймать люди — и обязаны были поймать.
По времени Туры — начало марта, Нижний мир, Алина
— Огонь?
— Ронха.
— Дом?
— Орен.
— Император?
— Тха-нор-арх, — Алина пнула небольшой камешек, который отскочил от ближайшего папоротника, спугнув мелкую пташку, и вздохнула. — Я давно запомнила эти слова, профессор. Все же в этом языке слишком много шипящих и глухих. И почему-то каждое третье слово с приставкой "тха". Скажите лучше, что она значит?
— Тха — это "огромный", — терпеливо пояснил Тротт.
— Ага, — Алинка повеселела, — а "нор" — это "аристократ". А арх...арх — благословенный. То есть тха-нор-арх — самый большой и благословенный богами аристократ?
— Верно.
— А тха-охонг — "огромный охонг", — увлеченно продолжала принцесса.
— Верно.
— А тха-орен — дворец! — она дунула на пряди, упавшие на лицо.
— Я уже понял, что вы поняли, Богуславская, — едко проговорил инляндец, и она воздела глаза к небу, нарочито обиженно надув губы. "Ну вы и зануда, лорд Макс" не прозвучало вслух, но мысли спутницы были так же очевидны, как и то, что солнце клонится к горизонту.
Макс воспользовался паузой, чтобы оглядеться и прислушаться. Теперь он постоянно существовал в режиме сканирования окружающего пространства. Даже во сне расслабиться не получалось.
С момента их прыжка со скалы прошло больше трех недель, а они все еще не дошли до поселения дар-тени. И не потому, что Богуславская задерживала — наоборот, она заметно окрепла, мышцы на руках и ногах приобрели рельеф, и теперь она куда легче выдерживала и полноценные дневные переходы, и вечерние тренировки. Но влажный папоротниковый лес кишел охонгами и отрядами из твердыни Алиппа, посланными навстречу. А в спины дышали ловчие из отряда старого знакомого, нора Хенши.
Хорошо, что Охтор за прошедшие годы исходил лес между холмами и поселением вдоль и поперек и знал в нем каждый папоротник. Пришлось петлять, чтобы обходить засады и чутких охонгов, заметать следы, отказаться от разведения костров. Беглецы то прятались от отрядов ловчих в убежищах, вымазавшись мускусными железами местного мелкого оленя — только чтобы не учуяли охонги,— то шли ночами, пробираясь почти вплотную к чужим отрядам или обходя их по мелкому морю. Все это удлинило время пути больше чем вдвое. И Макс прекрасно понимал: то, что их до сих пор не поймали — невероятная удача.
Он начал учить Алину Рудлог местному языку сразу после того, как они вплавь добрались от скалы, в которой провели день, до лесного берега. Когда Тротт очнулся в нагретой пещере, обнимая горячую принцессу, крепко спящую у него на коленях, он долго слушал ее дыхание, не двигаясь, чтобы не разбудить, и ругал себя из-за того, что не подумал об изучении языка раньше. Погибни он, когда уводил от Богуславской погоню — и как бы она смогла объясниться с главой поселения, даже если бы у нее получилось дойти до него?
А когда проснулась она, сонная и раскрасневшаяся, с прилипшими от жары ко лбу волосами и посмотрела на него зелеными туманными глазами, в которых были и воспоминания о прошедшей ужасной ночи, и усталость, и смиренная готовность идти дальше, а потом улыбнулась подбадривающей улыбкой, так похожей на улыбку Михея — Макс понял, что не имеет права погибнуть, прежде чем выведет ее отсюда. Потому что без него она точно никуда не дойдет.
Тротт там же, в пещере, заставил ее еще раз попытаться вернуться на Туру, но ничего не вышло. Как и до этого, как и после этого.
Богуславская несколько дней после ночного перехода была необычайно тихой и испуганной — и в глазах ее появилось какое-то новое, серьезное и печальное выражение. Она периодически остро взглядывала на Макса, но молчала, пока он не выдержал:
— Спрашивайте, Алина.
Принцесса покачала головой и ничего не ответила. И только ночью, привычно уже прижавшись к нему спиной в очередной норе, пахнущей сухим мхом и древесной щепой, тихо проговорила:
— Нам ведь не выбраться отсюда, да, лорд Макс?
— Вы внезапно осознали серьезность нашего положения, Богуславская? — с намеренным едким недоумением произнес он. — Мне казалось, скорость вашего мыслительного процесса быстрее.
Их голоса в маленьком убежище, вокруг которого расстилалась ночь, звучали глухо и почти неслышно.
— Не бурчите, — прошептала она укоризненно и затихла. Но не заснула — и Тротт, покривившись, коснулся ее руки и сказал:
— Это сложно, Алина. Но не невозможно. Мы не должны были даже дойти до холмов — но мы дошли и прошли их. Надеюсь, удача и дальше будет нам сопутствовать, а я сделаю все, чтобы вы вернулись на Туру.
Пальцы ее дрогнули в его ладони.
— Как хорошо, что вы есть, — и она тяжело вздохнула, явно заставляя себя расслабиться. — А вы возьмете меня на стажировку, когда мы вернемся?
— Возьму, Алина.
— И в лабораторию свою пустите?
— Конечно.
Она хмыкнула.
— Вы сейчас все что угодно пообещаете, да?
— Да, — принцесса не видела его мимолетной улыбки.
— Я подумаю, что у вас попросить, — пробормотала она довольно. — Потом. Обязательно что-нибудь придумаю.
На следующий день она снова была самой собой — любознательной и бодрой Богуславской. Только глаза оставались взрослыми — так бывает у побитых жизнью подростков, у бродячих собак. Но иномирянские слова повторяла бойко, и снова сыпала вопросами.
— Неужели все здесь говорят на одном языке? — удивлялась принцесса. — У нас на одном материке несколько десятков языков и диалектов, а здесь — один?
— Это империя, — объяснил Макс. — Которая существует уже очень давно. Поэтому есть умирающие местные языки и есть общий, на котором в основном и говорят. Свою роль сыграло и постоянное подтопление материка. Каждый год множество поселений снимается со своих мест и идет в центр, и там языки перемешиваются, ассимилируются.
У принцессы оказалась превосходная память, и сейчас, спустя три недели, она худо-бедно уже могла изъясняться на языке Лортаха. Иногда Макс требовал разговаривать с ним и отвечать ему только на лорташском, и Богуславская очень забавно воспринимала это как вызов — она упорно пыталась объясниться, даже когда ее словарь состоял из пары-тройки сотен слов. Впрочем, она любила вызовы, это он заметил.
В округе было спокойно. Сейчас они пробирались по чаще, где старые папоротники росли так кучно, что охонгу было бы не пройти. Но здесь отсутствовали источники воды — к ближайшей речушке беглецы должны были выйти завтра к вечеру, а пока придется экономить то, что есть в флягах и обойтись без омовений.
Наступила темнота, на листьях папоротников замерцал отблеск первой поднимающейся луны. Принцесса шла молча, сосредоточенно, почти не пыхтя — теперь они двигались еще пару часов после наступления темноты, чтобы оторваться от преследователей. Она, конечно, устала, и, когда думала, что он не видит, терла глаза и тихонько вздыхала. Но после того, как Макс скомандовал "привал", уселась на землю, вытерла лицо влажной тряпочкой — воды в флягах оставалось чуть больше половины, — немного отдохнула и без напоминания тяжело поднялась на ноги. Заниматься.
Одновременно с изучением языка Тротт начал учить ее бою ножом. Оружие принцесса держала неправильно, как бить не понимала и училась с трудом, и долго не могла себя заставить замахнуться на него. Она резалась о лезвие, роняла острый нож себе на ноги, ужасом отбрасывала его, если нечаянно царапала Макса и отчаянно злилась оттого, что у нее не получается. Вот и сейчас: стоит, сжав рукоятку слишком далеко от основания и чересчур высоко подняв руку — из такого положения не вгонишь под ребра или в живот, а сил пробить ребра у нее точно не хватит.
— Ниже руку, Богуславская. Согнитесь немного, как я учил. Вот так. А теперь бейте. Бейте, а не тыкайте хаотично, и не жмурьтесь! От того, что вы закроете глаза, противник не исчезнет!
— Я уже говорила, я боюсь вас поранить, профессор, — сгорбившись, проговорила она.
— Вы при всем желании меня не заденете, — сухо ответил Тротт. — А вот того, кто не ожидает атаки — вполне. Поднимите голову. — Принцесса послушно выпрямилась, сверкая в темноте зелеными глазами. — Прикрывайте тело второй рукой. Крепче хват. Бейте!
Она ударила — и Макс сдвинулся вправо совсем немного, вывернул ей руку с ножом, зажал спиной к себе, перехватив второй рукой над грудью — принцесса застонала от боли, но не остановилась — пнула его по коленке, неожиданно впилась зубами в предплечье... и так удивилась, когда оказалась на свободе, что застыла вместо того, чтобы бежать.
— Хорошо, — Тротт, поморщившись, потер кожу выше запястья, где наливались красным следы зубов. — Только кусайте сильнее. Вы не за столом, чтобы деликатничать.
Алина фыркнула:
— Да и вы не сильно-то вкусный, профессор. Давайте дальше, а? — она зевнула. — Спать очень хочется.
Пощады Богуславская теперь не просила и не жаловалась. Но ему иногда становилось до невозможного тошно при взгляде на ее прокушенную от боли губу — если слишком сильно выворачивал руки, — или на порезы на ее теле. От запаха ее крови Тротта до сих пор кидало в состояние сжатой пружины — хотелось то ли убивать кого-то, то ли крушить все вокруг. Но он сдерживался. Он вообще умел себя контролировать.
После тренировки, когда принцесса остывала, снова сидя на земле, Макс сообщил:
— Если все будет нормально, послезавтра будем в поселении.
— Правда? — Алина даже лицом просветлела, принимая у него из рук ломаную сухую лепешку.
— Правда, — буркнул Тротт, глядя, с какой жадностью она вгрызается в пресное угощение, чуть ли не захлебываясь от голода, запивая ее водой и закатывая глаза. — Немного осталось. Надеюсь, удача нам не изменит.
На следующий день Алина бодро пробиралась вслед за профессором по надоевшей папоротниковой чаще. Вокруг было жарко, тихо и мирно. Каких только растений тут не росло — огромные папоротники принимали самые причудливые формы: то со стволом в виде бутылки диаметром с домик, увенчанной пышной кроной, то высокие, покрытые чешуйками, как шишки, то витые, то растущие горизонтальными волнами, напоминающими гигантских змей. Ребристые стволы, шарообразные, плоские, кое-где сросшиеся в длинные стены, которые приходилось обходить... И еще сотни видов, от карликовых до гигантских, в сочных листьях и дуплах которых кричали птицы и жужжали насекомые, а у корней то и дело мелькала какая-нибудь местная живность. Чаща постепенно редела и становилась не такой непролазной. Но принцесса почти не обращала на все это великолепие внимания, погрузившись в мечты. Перед ее мысленным взором вставала то нормальная кровать с одеялом и подушкой, то ванна, то — верх желаний! — кусок мыла и мочалка, которые она не выпустит, пока не смоет с себя всю грязь. А если еще можно будет сварить суп... Живот свело, пятая Рудлог сглотнула слюну и со стыдом посмотрела на напряженную спину Тротта. О чем она думает? Суп, мыло — когда их в любую минуту могут поймать и убить!
