Фатальное колесо. На все четыре стороны

Виктор Сиголаев

ФАТАЛЬНОЕ КОЛЕСО.

НА ВСЕ ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ

Глава 1

ТО, ЧТО НЕ УКРАШАЕТ НАСТОЯЩИХ МУЖЧИН

Шрам будет.

И снова на пятой точке.

Что же мне так не везет с местом размещения этих "мужских украшений"? Да и обстоятельства их приобретения в моем случае какие-то сомнительные. Не героические, я бы сказал. Ну, в первый раз я хоть от злодея отбивался, витрины стеклянные крушил в краеведческом музее, за что и получил "шрапнелью" в основание позвоночника. Это ещё куда ни шло.

Но сейчас!

Это всё зима виновата. И ослепительно солнечная январская погода, украсившая целую серию безумных снежных дней тысяча девятьсот семьдесят пятого года. В нашем городе зимы, как бы это выразиться точнее, своеобразные. Похожи на позднюю осень в Подмосковье, только небо гораздо чище. Нет этой унылой всепроникающей депрессионной хмари. А снег выпадает всего-навсего на десять-пятнадцать дней, это в самом лучшем случае, в самые что ни на есть "суровые" зимы. И я вам так скажу, нет в целом мире более ярых фанатов зимних развлечений, чем мои земляки. Как раз именно по ряду выше указанных причин.

В эти короткие снежные денечки лихорадочно задействуется весь имеющийся в наличии зимний развлекательный инвентарь. Весь и сразу. Тут вам и лыжи, и коньки, и клюшки с шайбами, и самые разнообразные средства для скоростных спусков ― от банальных санок до школьного портфеля. Не беда, что из-за острого дефицита снежного покрова порой приходится преодолевать "лысые" участки по асфальту и бетону. Зато в слаломных трассах нет недостатка, ― горок у нас хватает с избытком. Да практически каждая вторая улочка ― потенциальный горнолыжный спуск, вовсе и не обязательно выезжать далеко за город. Две недели кошмара для ни в чем не повинных прохожих, в ужасе шарахающихся от несущихся со всех сторон, ошалевших от мимолетного зимнего счастья малолеток.

Вот и я, несмотря на свой более чем солидный возраст, раздобыв у соседа санки, посвятил целых сорок минут собственного драгоценного времени дикому и оголтелому натурбану. Кто знает город ― на улице генерала Петрова, в той ее части, где она пересекает макушку "дачного" холма. На районе это самая монументальная ледяная горка, метров так двести свободного полёта. И проезжую часть нигде не пересекает, что крайне немаловажно. Улица Ломоносова не в счет, она не асфальтирована. А вот со следующего перекрестка, там, где поперек нарисовывается улица Щербака асфальт все же есть. И бордюры, соответственно, присутствуют, коварные твари.

В один из них я и въехал на излете, ознаменовав этим событием экстренное окончание своего нечаянного развлечения. Подо мной что-то глухо треснуло и острый обломок древесины с жутким чмоком глубоко вонзился под кожу в районе подъягодичной складки, если так можно так выразиться с точки зрения анатомии. Я даже боли толком не почувствовал. Замер как паук пришпиленный, настороженно прислушиваясь к новым и незнакомым ощущениям ― к состоянию присутствия инородного тела в собственном и горячо любимом организме.

А вокруг царило зимнее ликование.

Вакханалия праздника:

― Смотри! Смотри! Тут трамплин какой! Только чуть в сторону надо...

― А-а-а!... Гык!!!

― Та в другую сторону... надо было. Там... где дерева нет...

― Эй, малой! Давай уже! Спускайся!

― Не могу! У меня портфель порвался. Подожди! Я на дневнике... попробую! У него обложка... скользкая...

― Миша! А ну домой быстро! Михаил! Кому сказала!

― Еще разик, мама! Ну, мама! Ну, пожа-а-а-лста! Глянь, как могу...

― Черти оглашенные! Ой, батюшки! Куды? Куды летишь-то? А ну дай пройтить...

― Подожди, там бабка!

― Я тебе сейчас дам, "бабка"! Не воспитанный какой...

― А-а-а!... Гык-гык-гык!

― Та ваще не туда! Там... ступеньки...

― Булка! Ты чего там замер?

Заметили.

― Все в поряде, Губа! Ты иди-иди. Мне тут просто... посидеть надо...

Горка кричала, рычала, визжала и хохотала. Какой-то безумный карнавал радости и счастья. И только я, приконопаченный злодейкой-судьбой к финишной точке бобслейного заезда, стремительно терял восторженный запал. В одно мгновение стал лишним на этом празднике жизни.

И на помощь звать как-то неудобно ― не хотелось портить людям праздник своими неуместными проблемами. Да и... стыдно было, чего греха таить. Подобные раны мужчину не украшают. Встал кое-как, придерживая поврежденное транспортное средство у себя за спиной, ухватился поудобнее за полозья, хотя, какое тут к чертям удобство, да и похромал себе тихонько в сторону дома, благо мы недавно переехали на новую квартиру тут рядом.

Болевые ощущения все же пришли. С каждым шагом все чувствительней и неприятнее, но я что, не мужчина что ли? В свои восемь лет? С учетом еще сорока девяти, если принять во внимание, что полтора года назад в это детское тело вселилось сознание взрослого мужика из двадцать первого века.

Стало быть, большой уже мальчик!

И сразу же хочется задать естественным образом напрашивающийся вопрос, какие же бесы потащили этого "большого мальчика" на ледяную горку? Снова детство взыграло? В том месте, откуда сейчас рейка торчит? Тысячу раз зарекался не потакать своей "младшей половине"! Балуешь ты его...

Так и шел, шизофринируя своими двумя мозговыми составляющими ― взрослой и детской, не забывая при этом чутко и филигранно соизмерять покачивания санок с собственными шагами, все больше и больше погружаясь в уныние и печаль. Завтра днем планируется очередная тренировка и мне крайне проблематично будет сохранить в тайне от партнеров свои новоприобретенные увечья. Замордуют ведь своими комментариями.

Может простудиться? Зима ведь. А у меня вон, все ноги мокрые.

Вот только не болею я. То есть, абсолютно. Как раз с момента возвращения взрослой составляющей в свое собственное детство. Сопутствующая аномалия, так сказать. И заживает все на мне как на бешеной собаке. Выражаясь научно ― ускоренная регенерация тканей, на что наш начальник, Сергей Владимирович, давно уже обратил внимание, благо в избытке находились "добрые люди", пытающиеся неоднократно подпортить мне мою драгоценную шкурку.

Дома меня без церемоний уложили на живот, распороли до задницы старенькие лыжные штаны и одним махом извлекли из тела все посторонние предметы. Я даже не почувствовал ничего. Мама моя ― медсестра от Бога. Чтоб сильно не радовался исцелению, тут же антисептировали рану йодом, сопровождая этот поучительный процесс обильными нравоучениями, суть которых заключался в сожалении о кратковременности сих оздоровляющих процедур. И в надежде, что когда-нибудь я уже проткну себе, наконец, свою бестолковую голову, не дающей покоя, согласно общепринятым постулатам, и ногам, и всем многострадальным конструкциям выше. Звучит, конечно, шокирующе, но не стоит беспокоиться. Это мама не со зла. Для убедительности, так сказать. Для гиперболизации педагогического акта йодотерапии.

Зато младший братик порадовался от души, солнышко наше.

Ему родители по малолетству на горки ходить не разрешают, вот он и тоскует дома один. А тут нате, какой неожиданный подарок ― целые потоки йода на зловредную задницу. Мелочь, а приятно. Ну да, священной "братской" дружбы у нас с ним как-то не вытанцовывается. По многим причинам, не хочется углубляться. Те, у кого в семье есть младшие братья и сестры, меня наверное поймут.

― Иди, иди, Василий в комнату. Не мешай.

― Ма-ам! Я посмотреть хочу.

― Нечего тут смотреть. Щепка в попе. Обычное дело для твоего брата. Вон, смотри, здесь тоже шрам, здесь рубец. Летопись! Этапы боевого пути.

― Эй! Я вообще-то еще здесь. Или вы только одну мою задницу замечаете?

― Не тяни штаны! Не высохло еще. Полежи еще на животе. Десять минут тебе так лежать. В наказание. А будешь много говорить, соседку приглашу. Тетю Свету. И дочек ее, близняшек. Они в медицинский собрались поступать, так пускай полюбуются... на перспективного больного.

Маму хлебом не корми, дай "понаказывать" с креативом.

Вот чувствую, что она педагогически не права, только с ней спорить, что против ветра... бодаться.

― Все, молчу. Васька! Пошел вон. Нечего пальцем тыкать.

― Василий!

― Там кровь у него! Смотри!

― А что еще должно быть? Компот?

― Хи-хи.

― И завтра в поликлинику пойдем.

― Зачем?!! Ты же все обработала?

― Положено так! А вдруг столбняк? Пусть врачи посмотрят.

Страшилка про "столбняк" меня преследует всю жизнь.

Еще ужаснее ― это перспективы "уколов в живот", если вдруг собака укусит. Или "уколов в спину", "уколов в плечо", да куда угодно, лишь бы не в... "летопись". Считается, что все эти кошмарные инъекции жутко болезненные. Поучительно болезненные! Чтоб, значится, знал, как шкодить! Дешевые страшилки, но Васька, к примеру, ведется.

― Мама! Он санки сломал! А они, между прочим, не наши. А соседские!

― Василий, сколько раз тебе говорить, что ябедничать не хорошо? Чужие, говоришь, санки?

― Да! Чужие, я знаю. Это дядя-Петины.

― Так не говорят. Надо ― "санки дяди Пети". Ладно. Папа с работы придет, починит. Ни своих вещей не бережет, ни чужих!

Сейчас опять будут воспитывать. Креативно. Или нет?

― А еще он...

― Василий!

― А я и не ябедничаю вовсе...

― Да? Тогда ладно. Ну что он еще натворил?

Нормально? Как у них от такой логики голова еще не квадратная?

― А еще он монеты без разрешения брал!

У нас, точнее, у матери есть небольшая коллекция иностранных монет. В основном ― немецкие. Находили их в развалинах домов сразу после освобождения города в 1944 году. Плюс монетки стран социалистического лагеря ― бабушка работала вахтером на стадионе КЧФ и общалась с иностранцами. Есть даже, упаси Боже, один доллар! Бумажный. Серо-зеленый, невзрачный и... жутко опасный. Поэтому он хранится в отдельной железной коробочке, как в изоляторе строгого режима.

― Виктор! Это правда?

― Чего правда?

― Монеты брал?

― Ничего я не брал. Я даже не знаю, где они лежат.

Вру, конечно.

― Ага! Он знает, знает! В спальне на шкафу. За швейной машинкой.

― Так это Василий знает, а не я. Теперь, правда и я в курсе. На шкафу, говоришь, Вася?

― Василий! Так это ты монеты брал?

Как-то само-собой стрелки перевелись. Без особых усилий с моей стороны.

Все, теперь начнутся разборки. Следственно-педагогическое дознание Давайте-ка без меня.

― Мам, я посплю. Чего-то в сон клонит. Это от ранения, наверное...

В конце концов, кто сегодня здесь пуп Земли?

― Температуры нет? Дай лоб. Вроде нет. Поспи. Завтра в поликлинику.

― Да слышал я, слышал.

― Василий! А ну иди сюда...

Успехов.

Так. Поликлиника, это даже хорошо. Это отмазка от тренировок, хотя заниматься я люблю. Мои инструкторы ― Сан-Саныч и Ирина соскучиться не дадут никогда. Всегда что-то интересное показывают. К примеру, как безболезненно задержать дыхание почти аж на три минуты. Или как пробить противнику кожу имея под рукой только лист бумаги. Или, скажем, способы бесследного нанесения побоев негодяю. Очень болезненных. Гораздо болезненней, чем "уколы в спину".

Знала бы мама, чем я там занимаюсь в этом "шахматном кружке"... не пугала бы уколами раненного героя. Веселенькие такие у нас тренировки. Полезные и познавательные. Вот только... "летопись" пока болит. Не стоит ее перегружать.

― Мам!

― Ты почему не спишь?

― Передумал. А во сколько завтра в поликлинику? У меня же школа.

― К восьми. Сейчас сходу за талончиком. Опоздаешь на первый урок, ничего страшного. Что у тебя первым, кстати?

― Русский...

― Вот и хорошо. Перепишешь потом задание на дом. А я тебе еще и дополнительно дам упражнение...

― Чегой-то?!

― А не будешь... Осторожнее будешь на этих ваших горках сумасшедших! Что тебе, Василий?

― А чому Витьке на горки можно, а мне нельзя?

― Сколько тебе говорить, не "чому", а "почему". Научишься говорить как следует, тогда и посмотрим.

― Я уже умею, умею! Гля ― По! Че! Му! Почему-почему-почему!!!

― Хватит! Я тебе сейчас ремнем покажу, где у тебя такое "гля"!

― Ы-ы-ы!

― Мне тут дадут поспать когда-нибудь? Больному человеку?

― Ы-ы-ы-ы!!!

― Васька! Скоти... то есть, братик, дорогой! Заткнись, пожалуйста!

― Виктор!

― ...

Обычный семейный вечер. Теплый и задушевный.

Типовой.

Глава 2

ПРЕЛЕСТИ БЕСПЛАТНОЙ МЕДИЦИНЫ

Не все так просто! Здесь вам не тут.

В сказку что-ли попали?

Талонов к доктору с записью на следующий день не было. Кончились, и что-то мне подсказывает, что и не начинались особо. Пришлось матери с раннего утра лететь в регистратуру ― к открытию, к семи часам. А точнее ― к половине седьмого, чтобы зазорчик был ефрейторский небольшой... с поправкой на пенсионеров, страдающих перманентной бессонницей.

Ничего не напоминает? Хоть что-то в этом мире остается незыблемым.

Мама ― за талончиком, я ― из дома вон, хотя точно знаю, что братиком родненьким буду вложен с потрохами. Главное ― успеть до маминого возвращения из больницы. Тогда Васькин "стук" можно списать на издержки буйной дошкольной фантазии. И рвение подрастающей ябеды, отягощенное необходимостью снова идти в опостылевший детский садик.

Коварно? Не буду спорить. Не мы такие, жизнь такая...

На первом этаже нашей жилой пятиэтажки по улице Батумская ― проектное бюро, и вход туда по центру противоположного фасада. Но самое главное ― рядом с крыльцом этой конторы, которая в такую рань пока еще не работает, есть чудесная телефонная будка. Без стекол по бокам, о чем я заведомо предусмотрительно позаботился. Это, чтобы ногами становиться на ребра проемов и комфортно коннектиться с кем угодно. Роста мне не хватает, да я уже рассказывал...

Надо думать, автомат здесь специально поставили, чтобы инженера-чертежники не злоупотребляли служебным телефоном внутри конторы. Видимо, какой-то из начальников считает себя жутко предусмотрительным. Поборник трудовой дисциплины во славу социализма, впрочем, спасибо ему...

― Але! Дежурный? Мой код ― ... Ага. Да-да, он самый. Чего? Да, сам ты... такой. Короче! Веня! Не балуйся на службе. У меня для Пятого сообщение. Записываешь? Знаю, что итак положено. Я просто напоминаю тебе, что-то больно игривое у тебя настроение спозаранку. Открывай кавычки: "Вторник, четырнадцатое января семьдесят пятого. Взял отгул по семейным. Подробности в среду. Старик". Есть? Что? Ну, вот тебе какое дело? Чего? Чего-чего? Вы там все что, с дуба рухнули? Какие зачеты? Мне восемь лет! Какая история партии? Веня! Ты прикалываешься что ли? Все! Все, я сказал. Не знаю ни про какой марксизм-ленинизм. Да! И про него тоже ничего не знаю. И про Мавзолей не помню. Беги, стучи! Все! Конец связи.