Кости

Пролог.

Кап. Кап. Кап.

Послушник Селвин уже третий час кряду упорно боролся со сном. Ритмично капающая с потолка вода бодрости ему никак не добавляла, вводя в транс и расслабляя.

Кап. Кап. Кап.

Поймав себя на пересчитывании розовых овец, послушник вскочил со стула и начал яростно махать руками. Спать было категорически нельзя. Ужасно важный пост перед невероятно ржавой железной дверью в подземелье по неведомым причинам считал своим долгом проверить несколько раз за ночь каждый начальник караула.

Что скрывалось за этой дверью? Ооо, количество историй об этом переросло все возможные и невозможные границы. Каждый послушник считал своим долгом обогатить анналы истории своей версией легенды-о-том-что-за-дверью. Кто там только не был заточен, какие только монстры там не бродили, а уж сокровищ-то там хранилось, сокровищ!

Впрочем, кое-что было известно достоверно. За дверью была лестница. Широкая каменная лестница с крутыми ступенями, ведущая вниз. Очень, очень глубоко. А уж там, в глубине... Ооо!

— Дурацкая дверь! — бурчал парень, наворачивая круги вокруг стула. На любом другом посту можно было исхитриться и поспать хотя бы несколько часов. Но только не здесь. Дверь следовало охранять неусыпно, более того, нужно было сидеть на стуле перед дверью, держа руку на рычаге, включающем тревожный сигнал. И в случае чего — незамедлительно дергать за него! А в каком случае-то? Чего бояться, за чем следить? За тем, чтобы никто не вошел за дверь — или не вышел из нее?

Лично Селвин склонялся к мысли, что уже никто и не помнит, что там внутри — даже епископы и сам первосвященник. Да и записи об этом наверняка съедены мышами — а то он не видел, что творится в архиве монастырской библиотеки — там мышей больше чем книг! Писк стоит такой, что хоть уши зажимай.

Кап. Кап. Кап.

Лучше уж писк, чем эта капель.

Послушник завертел головой, пытаясь в очередной раз обнаружить источник звука. Тут же кругом камень, откуда и куда падают капли с таким звоном?!

Нет, не понять — слишком высокие потолки, слишком большой зал, а огонек факела освещает лишь небольшой круг, в котором находятся дверь, стул и послушник. Очень, очень сонный послушник. И очень злой.

Кой черт его понес вчера на кухню? Обошелся бы без ужина, зато сегодня спал бы спокойно. Так нет, второе дежурство подряд, да еще и перед проклятой дверью — чертов отец-настоятель, и куда его понесло среди ночи?

От хождения по кругу у него закружилась голова. Развернувшись, Селвин зашагал против часовой стрелки. Судя по факелу, до рассвета оставалось еще часа два.

Кап. Кап.

Тишина.

Послушник вздрогнул, останавливаясь и судорожно вертя головой. Отчего-то ему стало не по себе. По спине маршировал целый легион мурашек. В темноте за переделами светового круга от факела мерещилось какое-то движение. В ушах зарождался негромкий звон, как всегда бывает в тишине. Паника нарастала.

Может быть, дернуть рычаг? Из-за чего, из-за внезапно исчезнувшей капели? Да ему голову оторвут за такие шутки. Что же делать?

Селвин завертелся на месте, ощущение злого взгляда в спину становилось все отчетливее. Да как такое может быть, как можно смотреть разом со всех сторон? По виску стекала капля пота, сердце колотилось как бешеное. Какой идиот догадался ставить здесь одиночный пост?! Его же сейчас...

Кап. Кап. Кап.

Фууух. Ноги постового подкосились, и он рухнул на недовольно рявкнувший стул. И померещится же такое! Ночь и подземелье, что тут скажешь. Тут и днем-то бывает не по себе. Надо же, такое отчетливое ощущение, он прямо видел эти глаза, серые, безжизненные, всматривающиеся в него из темноты. Ха! Прямо как...

Не успев додумать мысль, послушник мягко сполз со стула, распластавшись на полу дохлой медузой. С лица его так и не сошла радостная улыбка облегчения. Правая рука при падении неловко вывернулась, но это, казалось, не доставляло лежащему никаких неудобств.

Раздался громкий отчетливый щелчок. Еще один. А затем таинственная дверь медленно отворилась, роняя клочья ржавчины и оглашая подземелье громким пронзительным скрипом несмазанных петель. Серые равнодушные глаза с нечитаемым выражением смотрели на лежащее на полу тело.

За час до этого.

Шорк. Шорк. Шорк.

Негромкий скребущий звук раздавался в темноте.

Обстановка в небольшой келье была более чем аскетична — голые каменные стены, голый каменный пол. К полотку в самом центре подвешена цепь, удерживающая в геометрическом центре комнаты небольшой пыльный сверток. Судя по состоянию цепи, она скоро рассыплется от старости, уронив свою ношу на пол. Кое-кто, впрочем, не согласен был ждать.

Шорк. Шорк. Шорк.

Крохотный мышиный скелетик медленно, но с неослабевающим упорством скреб остатками зубов ржавое железное кольцо, соединяющее цепь, идущую с потолка, и четыре цепи покороче, удерживающие пыльный сверток.

Шорк. Шорк. Шорк.

Крохотные зеленые огоньки тлели в глазницах маленького борца с цепями. Он выполнял приказ — очень, очень давно отданный. Никто уже про него и не помнил, никому он не был нужен — но он грыз, не жалея себя.

Скелет мыши — какая нелепость, кому понадобилось его поднимать, и зачем? Крошечные кости не удержат нормальный управляющий контур, да и энергоемкость просто смешная.

Шорк. Шорк. Шшшух.

Безжалостное время — в большей степени, и маленький немертвый вредитель — оказавший посильную помощь — справились. Изъеденное ржавчиной и мышиными зубами металлическое кольцо лопнуло, роняя на пол бесформенный сверток. Мышь шлепнулась сверху и замерла. Приказ был исполнен, дальнейших команд не поступало. Некроконструкт перешел в режим ожидания, экономя оставшиеся в его распоряжении крохи энергии.

Несколько минут в каморке стояла воистину мертвая тишина. А затем из-под кучи пыльных лохмотьев показалась рука — сухая рука мумии, кости, обтянутые пергаментной сухой кожей.

Следом за ней появилась и вторая конечность. Плавно и неторопливо, будто под водой, руки заскребли по каменным плитам пола, по чуть-чуть смещая к дверям своего хозяина, который по всей видимости скрывался под тряпьем.

Доползя до двери, узник начал подниматься, все так же неторопливо, будто бы боясь рассыпаться на составляющие из-за слишком резкого движения. Встав наконец во весь рост, он зашагал вдоль стены, тщательно ощупывая каменные блоки, наваливаясь при этом на стену практически всем телом — ноги его держали не слишком-то крепко.

Дважды миновав углы, узник наконец остановился. Его костлявые руки нащупали дерево — трухлявое дерево, окованное ржавыми металлическими полосами. Слабый толчок, еще один — но дверь все еще была достаточно крепка, чтобы не рассыпаться от первого прикосновения.

Фигура в лохмотьях какое-то время стояла неподвижно, затем ее руки медленно поднялись над головой и совершили несколько гладящих движений вдоль дверных косяков. Двери эти действия явно не пошли на пользу — она неожиданно рухнула в коридор, увлекая за собой несчастного узника. Тот, впрочем, никак не выразил своего отношения к жесткому падению — все также де неторопливо скелет пополз направо по коридору, не стремясь принимать вертикального положения — видимо не питая иллюзий по поводу способности к вертикальному передвижению.

Через какое-то время сухие пальцы нащупали первую ступеньку лестницы, и горизонтальное движение сменилось движением под углом в сорок пять градусов — но все таким же неторопливым. Медленные мерные движения совершались казалось без участия сознания — голова, прикрытая рваным капюшоном, висела практически упираясь лбом в ступеньки. Переступив руками и ногами в очередной бесчисленный раз, беглец вынуждено остановился — впереди был тупик. Дверной проем был перекрыт на сей раз гораздо более серьезным препятствием — дверь на лестнице была железной и вполне еще крепкой, несмотря на многочисленные потеки ржавчины. Узник приподнял голову — и уставился на препятствие глубоко запавшими глазами. Ему на голову упала тяжелая водяная капля, затем еще одна. Костлявые руки уперлись в ржавый металл, помогая телу принять вертикальное положение. Упершись понадежнее, уже отработанными жестами скелет провел слева и справа от двери — и вдруг замер. Нечеловеческое чутье подсказывало ему — за дверью кто-то был.

Глава 1. О том, как грустно просыпаться в обществе мертвеца.

Солнечный луч изо всех сил старался пробраться под веки спящего и выжечь ему глаза к такой-то матери. Именно такое ощущение было у Селвина, боровшегося за свой сон и безнадежно проигрывающего коварному светилу. Недовольно поморщившись, послушник попытался прикрыться от раздражающего света рукой. К его удивлению, конечность подчиняться отказалась. Отлежал, что ли? А левая, в таком случае? Что, тоже? Ничего себе он разоспался... Так стоп!

Внезапно пришедшая в голову мысль была настолько ужасной, что сон с послушника слетел в мгновение ока. Он не просто спал, он спал на посту! В добавок ко всему — на том самом проклятом посту в подземелье, где спать было запрещено под страхом самых ужасных кар. Попытавшись молниеносно принять вертикальное положение, послушник обнаружил себя сидящим под здоровенным зеленым деревом, да еще е в добавок ко всему к этому дереву привязанным.

Обстановка вокруг ни в малейшей степени не напоминала родной монастырь — находился Селвин где-то в чаще леса, на небольшой круглой полянке. Рядом журчал небольшой ручеек. Светило солнышко. Все бы ничего, вот только напротив, облокотившись на похожее дерево сидел мертвец.

Самый настоящий, закутанный в пыльный бурый балахон, изорванный до невозможности, сидел и пялился на него пустыми серыми глазами.

Несколько секунд назад послушник считал, что он в ужасе. Так вот нет — СЕЙЧАС ОН В УЖАСЕ! Самый настоящий мертвяк, Пресветлый, спаси и помилуй! Да как же такое может быть?! Светлый день, а этой твари хоть бы хны! Как он вообще здесь оказался? Да... Это же... Аааа...

Мысли послушника становились все менее упорядоченными, в его фантазиях мертвец уже пожирал собственные послушнические мозги, урча и чавкая.

Пресловутый мертвец, впрочем, с завтраком не торопился. Он равнодушно наблюдал за паническими метаниями пленника, не выражая своего отношения никоим образом.

Подергавшись какое-то время, Селвин убедился в своей неспособности освободиться самостоятельно. Геройским телосложением он никогда не отличался, а веревка выглядела весьма крепкой.

Впрочем, неподвижность молчаливого спутника начинала внушать ему некоторые надежды. Чего она перепугался-то, дурак? Это же обычный труп! Мертвецы уже сто лет как не бродят по земле, с чего бы вдруг этому...

Мертвец неторопливо поднял правую руку, поднес к высохшим губам грубую глиняную кружку, отхлебнул из нее и поставил обратно на землю.

Не успевшие еще окончательно разбежаться со спины послушника ледяные мурашки вернулись с друзьями. Все-таки немертвый. В самом деле, кого еще встретить связанным в лесу, как не немертвого. Его невезение и так было слишком велико для одного человека, но это уже перебор.

— Как тебя зовут?

Тихий шипящий голос прозвучал, казалось, у него в голове. Послушник завертел головой, пытаясь найти источник звука.

— Я прямо перед тобой.

Селвин пораженно уставился на мертвеца. От разговаривает? Да нет, не может быть, как он может разговаривать, он же скелет! Померещится же...

— Как тебя зовут, дурак?

На этот раз он явственно рассмотрел, как шевелятся губы мертвеца.

— Се-се-селвин...

— Расскажи мне о себе.

Ух ты, какой любознательный труп! Он не ест тех, с кем не знаком, так что ли? Надо попробовать убедить его себя отпустить, в конце концов, он не может умереть так глупо... А еще так страшно и так больно.

Заикаясь и перебивая самого себя, незадачливый служитель монастыря поведал свою немудреную историю жизни.

Родился Селвин в небольшой рыбацкой деревушке, в семье потомственного рыбака и потомственной рыбачки. Был он четвертым сыном, и вторым дожившим до дееспособного возраста. С детства помогал родителям. Жили бедно, едва хватало на еду и дешевую одежду. На обувь уже не хватало. В двенадцать лет его отобрали для службы в монастыре, как "самое здоровое и наименее тупое, что тут есть".

Выбравший его тощий сердитый священник ругался всю дорогу, рассказывая неофиту, какая великая честь ему выпала и насколько он ее недостоин.

С тех пор, вот уже три года, он живет в монастыре. Работает в огороде, драит каменные полы, чистит овощи на кухне, таскает тяжести, стоит ночами на посту — и молится Пресветлому конечно же. В свободное от работы время. Которое может урвать от сна. Вчера вечером, отстояв на посту и пропустив ужин, пытался стащить с кухни немного еды. Был пойман отцом-настоятелем, слегка бит и отправлен в подземелья монастыря караулить таинственную дверь. И вот к чему все пришло.

Мертвец слушал, периодически отпивая из своей чашки. Когда история жизни неуклюжего толстячка с голубыми глазами закончилась, он помолчал пару минут и начал задавать вопросы. Обо всем.

Какой сейчас год? 442 от Великой победы. Кто правит? Его Святейшество Румата Четвертый. Что он знает о магии? Магии нет, есть только чудеса Пресветлого и козни его врагов. Знает ли он, что находится за той самой дверью в подвале? Не знает точно, лишь слухи. Кто служит в монастырях, есть ли паладины? Паладинов очень мало, они несут службу лишь в столице и нескольких крупных городах. Какова сейчас валюта? Золотой Святого Престола.

Вопросов было множество. Любознательный скелет интересовался буквально всем — историей, политикой, предками нынешнего правителя, ценами на овощи, сколько людей казнят в год — и за что, существует ли рабство — и чем от рабства отличаются долговые расписки с огромными процентами. Мертвец рисовал для себя картину окружающего мира — яркую, подробную, с множеством мелких деталей. Наконец он замолчал.

Селвин поерзал в путах и рискнул в свою очередь задать вопрос:

— А... а что со мной будет?

— А чего ты хочешь?

Встречный вопрос поставил послушника в тупик. И правда, а чего он хочет? Вернуться в монастырь, по здравому размышлению, не было хорошей идеей. Ничего хорошего его там не ждет. Заснул на важнейшем посту, упустил немертвого — тот наверняка выполз из подземелья за железной дверью. Выдал некросу кучу информации — ладно еще что-то общеизвестное, но вот рассказывать про паладинов и монастырские дела, пожалуй, было не лучшей идеей.

Хотя стоп, а кто вообще сказал, что он сможет делать что хочет?

— А выы... меня отпустите?..

— Отпущу, немного позже.

Фух, и уже не так страшно. Надо было сразу спросить.

Врожденная жизнерадостность послушника начинала брать верх над страхом. Мертвяк судя по всему не злой, а что связал — ну так стал бы он с ним иначе разговаривать! На языке вертелось множество вопросов, и наконец парень не удержался:

— А скажите, как оно? Ну, это... Таким?

— Не понял вопроса. — мертвец все так же потягивал водичку из чашки и никуда не торопился.

— Нууу... Немертвым, вот!

В пустых серых глазах мелькнула какая-то тень. Больше ничем своего отношения к вопросу костлявый собеседник не выразил.