|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 26
Человек, решающий любые проблемы, жил на окраине города в панельной пятиэтажке.
— Проходите, располагайтесь, — молвила дородная дама, открывшая дверь и отступила назад. — Я сейчас позову мужа, он принимает ванну. Слово "ванну" она произнесла с французским прононсом.
В квартире царил полумрак.
— Это и есть наша Мамэлла, — еле слышно шепнула Вика, дергая Устинова за рукав. — Осторожнее, в прихожей нет света. Нам сюда, в эту дверь.
— Эдуард, — доносилось оттуда, где было светло, — Эдуард, у нас гости!
Комната, в которой они оказались, меньше всего походила на офис. Бросалось в глаза трюмо с богатым набором косметики. На самом почетном месте стояли пустые банки, очень похожие на пивные, но с дырочками на крышке и броским названием "VIM". Это был импортный порошок для чистки сортиров. Телефон на журнальном столике, два кресла, диванчик для посетителей — вот, вкратце, и вся обстановка. Все остальное пространство занимала кровать.
— Евдокия Никитична, вам помочь? — весело крикнула Лялька.
— Сидите, сидите! Я сейчас принесу кофе! — голос Мамэллы звучал довольно приветливо. — Придется вам немножечко подождать. Супруг принимает ванну, а я без него ничего не решаю.
— Кто она? — тихо шепнул Устинов, кивая подбородком на дверь.
— Бандерша, — смеясь, пояснила Вика, — наш с Лялькой администратор, между прочим, хорошая тетка.
Евдокии Никитичне давно уже стукнуло сорок, и это по самым скромным подсчетам. Все в ее облике было большое: нос, губы, глаза, даже рост и размер тапочек. Шикарный халат с золотыми драконами скрывал остальные прелести.
Кресло жалобно скрипнуло. Она, не стесняясь, закинула ногу за ногу, обеспечив дальнейший обзор. "Колотухи" были что надо, как у Славки Давыдкина — центрфорварда Саранского "Спартака".
Смазливый мальчишка от силы лет восемнадцати, занес и расставил чашки с дымящимся кофе.
— Присядь, дорогой, — мягко сказала Мамэлла, — знакомьтесь, это мой муж.
Устинов назвал имя своей легенды.
— Ну, как же, наслышаны. Говорят, вы работали у этого мафиози, я имею в виду Кобзона.
— Какой же он мафиози?! — удивленно спросил Жорка, — были б все люди такими, как Иосиф Давидович, мы бы давно коммунизм в каждой семье построили.
Мамэлла поджала губы. Она, видимо, не любила, когда ей перечат.
— Откуда ж тогда деньжищи? Вы, Игорь, конечно, меня извините, на какие такие шиши он целую сеть аптек в Краснодаре открыл?
Устинов глотал воздух. Сделал вид, что "завелся".
— Откуда деньжищи?! — да оттуда же, откуда и у меня: пахал человек, как проклятый, пашет и будет пахать! И как только сердце выдерживает? — по восемь концертов на-гора выдает. Другие от силы три, ну, иногда четыре. А какие концерты! Это вам не какая-нибудь группа "Мираж". Те выйдут, задницами покрутят, рты под "фанеру" пораскрывают, и кода. Гони, бабушка, бабки! Четыре состава кормятся от одной фонограммы. А Кобзон вживую поет, под живую, натуральную музыку.
— А что он вообще из себя представляет?
Когда человек "в запале", он всегда говорит правду — нет времени для фантазий. Мамэлла Устинову безоговорочно верила. Судя по ее взгляду, в последнем вопросе сквозило чисто женское любопытство.
— Ну, мужик он конечно запойный, когда не в работе. Забухает — не перепьешь. Но голову не теряет. Если для дела надо — бросает мгновенно. Я, например, уменьшаю дозу, постепенно выхожу из "пике". Но у меня работа такая, что позволяет. А он сразу прыгает в ванну и там "отмокает". Часами сидит: то в холодной воде — то в горячей. Выходит почти как огурчик , хоть сразу на сцену. Зато на гастролях сухой закон. Не для всех, а для него одного. Программа идет за программой: с утра и почти до полуночи. Если из зала просят — он выходит на "бис", никому не отказывает. Такие нагрузки не каждый выдерживает. Люди в оркестре разные, но каждый из них талант. Бездарей Иосиф Давидович рядом с собой не держит. А таланту по барабану: Кобзон ты или Морковкин. Запросто может послать. Имею, мол, право на отдых и обеденный перерыв. И прав будет. Так Иосиф Давидович что удумал? После последней программы заказывает банкет. Сверхурочные платит всему ресторанному персоналу: от мойщиц посуды до поваров. А потом приглашает поужинать всех, с кем работал на сцене. Подходит к каждому персонально и приглашает исключительно лично. Ешь, сколько душа пожелает! Пей, что захочешь, хоть коньяк по сто двадцать рублей. Если имеешь зазнобу, сажай ее за свой столик, пусть тоже порадуется. Кобзон заплатит за всех. А сам он, "крутой мафиози", будет тихонько сидеть в уголочке, цедить бутылку "Нарзана". И будет сидеть до конца, пока не уйдет последний трубач. Золото не мужик, жаль, что таких мало!
Жорка махнул рукой, залпом выпил остывший кофе.
— А что вы хотите приобрести: дом или квартиру? — неприветливо спросил Эдуард. — Для него прозвучало, как откровение, что где-то есть люди лучше него.
"Эх, блин, поломал тему!" — читалось в лицах девчонок. Мамэллу тоже слегка покоробило:
— Дорогой! — сухо сказала она, — если не трудно, приготовь нам еще кофе!
Это прозвучало как выговор. Мальчишка вспыхнул, сгреб опустевшие чашки в поднос и выбежал вон.
— Итак, — улыбнулась Евдокия Никитична, — вопрос прозвучал: что вас конкретно интересует?
— Я мог бы купить и то и другое, — со всей откровенностью ответил Устинов, — но нет смысла спешить. Хотелось бы осмотреться, подобрать что-нибудь действительно стоящее. А пока снять квартиру на длительный срок, где-нибудь в тихом, спокойном районе. Отдохнуть от толпы, зализать раны.
— Зна-е-те, И-игорь, — нараспев протянула Мамэлла, — вы нас всех просто очаровали. Но не это меня настораживает: для человека свободной профессии вы рассуждаете слишком уж здраво. Тем не менее, я вам постараюсь помочь. Подруга моей приятельницы уезжает в Москву — надеется все сокрушить, но сделать карьеру. Она рассуждает примерно, как вы: не желает сжигать мосты, оставляет пути к отступлению. Квартира ее свободна, как вы и хотели, на длительный срок. Честно скажу, эта жилплощадь нужна мне для дела, но вам я ее уступлю.
— Не знаю, что и сказать...
— Уступлю охотно, не без выгоды для себя, — она поднялась с кресла, слова теперь падали сверху вниз и звучали с легким нажимом. — Не знаю как вам, а мне квартира понравилась. Это именно то, что нужно... по нашей специфике. Договор арены подписан. Я теперь на правах пользователя. Все коллизии учтены и оформлены юридически. Хозяйке заплачено сразу за полгода вперед...
Евдокия Никитична медлила. Жорка тоже молчал, поскольку не хотел торговаться.
— Коммуналку я тоже беру на себя. Ключи... куда подевались ключи? Вспомнила, ключи я сейчас найду. В общем, завтра же можете посмотреть, за что я намерена получать... по двести долларов в месяц! — сказала, будто бросилась в пропасть.
— Завтра так завтра.
Жорка, в принципе, не спешил и правильно делал: после удачной сделки самый прижимистый жох испытывает благодарность к обманутому клиенту и даже способен на множество мелких уступок.
— Сами вы этот дом не найдете, — после некоторых раздумий пояснила Мамэлла, — только время зря потеряете. Это в предгорьях, на границе с соседней Республикой. Машина мне сегодня нужна, а утром Анатолий вас отвезет, все покажет. Вы ведь заночуете у девчонок? Они на сегодня попросили отгул...
* * *
Лялька и Вика опекали Жорку, как маленького: не давали сорить деньгами и все порывались накормить до отвала. На крохотной кухне они целый вечер лепили пельмени, а Жорка рассказывал и рассказывал.
В его арсенале было множество богемных историй: про скрипача Поноровского Сашу и дочку его Ирину; про Рубину Калантарян и сына ее Рубена; про Сергея Захарова, уже отмотавшего срок и его похождения в Киевской Филармонии. Ибо Контора к разработке любой легенды всегда подходила с государственной основательностью.
Устинов устал убегать и теперь отдыхал душою и телом. Спасибо за это девчонкам, таким несчастным и непутевым! Когда-нибудь и у них все сложится в этой жизни.
Вода в кастрюле уже закипала, и подружкам стало не до него. Жорка отпросился за сигаретами. Сам же нырнул в ближайший универмаг, и купил им японский цветной телевизор. Один на двоих. Девчонки были растроганы. Спать его уложили на огромной трехместной кровати, а сами ушли. Как оказалось, на лестничной клетке они занимали две соседних квартиры: в одной просто жили, другая служила местом для интимных свиданий.
...Устинов уже собирался уснуть, но услышал шаги. Вспыхнул мягкий ночной свет. У постели стояла Лялька, босиком и в ночной рубашке.
— Если хочешь, возьми меня, — тихо сказала она, — не хочешь — тогда Вику. Если нравимся обе — возьми обоих, мы не ревнивые. Вика, иди сюда, а ну-ка разденься.
Устинов отрицательно покачал головой.
— Ты не думай, — жарко шептала Лялька видя, что Жорка молчит, — у Вики фигурка что надо. Разденется — лучше чем эта... фотомодель женщины.
Терпеть больше не было сил.
— Сестренки мои любимые, — сказал он с душевной мукой, — зачем вы меня так мучаете? Вас не хотеть невозможно. Только что же мне делать? — если я вас возьму как женщин, потеряю как лучших друзей.
Устинов ожидал всего, что угодно, но только не такого финала: девчонки вдруг обнялись и дружно заплакали.
Это была последняя ночь без мук и кошмаров.
* * *
Шел двенадцатый час. Дорога давно ожила, но машин на ней было сравнительно мало. Основная масса водителей нашла объездные пути, и везла свои кровные мимо широких карманов гаишников. Что поделаешь? — рынок! Как говорил Чубайс, деньги уходят туда, где им комфортней.
Максимейко прикрутил оптику и поймал на мушку свою машину. Сверился с дальномером: чуть более пяти километров, а видно все до мельчайших подробностей, даже ключ в замке зажигания. Он еще раз окинул взглядом бесконечную ленту дороги и уперся глазами в знакомые очертания. Ба! Двух таких "Мерседесов" в Ростове быть не должно, Черкес бы такого не потерпел. Ну, здорово, дедуля, твой-то здесь какой интерес?!
На посту законника знали. Никто ему не свистел, не махал жезлом. Он сам, как законопослушный водитель, тормознул у линии "стоп" и свернул на парковку. Вышел не торопясь, вежливо "ручкался" со всеми, кто подошел.
Дедушка был один, без положенной по статусу свиты. Старый, списанный полковой конь, а мнит себя Буцефалом. Вот только гардероб давненько не обновлялся: те же шорты чуть ниже колен, да тапки "на босу ногу". Только майку надел другую, из более плотной ткани.
Пост ГАИ жил привычной, размеренной жизнью. Потом подошел автобус "Ростов — Минеральные воды", и началось: двое сотрудников зачем-то прошли внутрь, остальные встали с автоматами наизготовку. Законник заблаговременно юркнул в салон своего "Мерседеса" и спрятался за тонировкой.
Пассажиров вывели из салона. Четверых отконвоировали в служебный вагончик, остальные пешком перешли через мост. Пару минут спустя, за ними проехал автобус.
Похоже, я пропустил кое-что интересное, — подумал Валерий Георгиевич, — на пост просочилась какая-то информация, или что-то поблизости произошло. Если гаишники схватились за автоматы, что-то из ряда вон. Можно было сходить на пост и все выяснить, но, как говорила бабушка, "с одной жопой на три торга не поспеешь", да и встреча с Черкесом пока не входила в планы полковника. Надо ждать именно здесь. Он прилег на сухую траву и вдохнул полной грудью забытый запах степной полыни.
Максимейко устал от жизни, поизносился. Кочевой неустроенный быт, каждодневное "надо". Он очень быстро добился всего, что хотел, и столь же быстро все потерял: детей, жену, лучшего друга...
"Не боится собаки волк, да не любит, когда она гавкает", — говорил покойный Петрович, имея в виду гаишников. Усаживаясь за руль служебной машины, он пристегивался ремнем безопасности и всегда повторял эти слова. Если верить его теории, каждый из нас по жизни какой-нибудь зверь: кто медведь, кто лиса, кто заяц. Себя он всегда относил к серым матерым хищникам и считал вожаком, лидером. Мол, не каждому в жизни светит стать инструктором подрывного дела в Академии ГРУ Генштаба. Он был слишком уверен в себе. Особенно когда выходил на последний след.
Чем закончилась та охота, отдел запомнил надолго. От Петровича хоть что-то осталось. Опознали его по безымянному пальцу с обручальным кольцом.
Было следствие. Максимейко сам взялся за это дело. Вот тогда все и всплыло: что это за Центр Стратегического Планирования, и какую стратегию там планируют. Он копал глубоко. Там где положено, отметили рвение молодого полковника и вызвали на беседу. Но не "туда, куда следует", а на ковер к своему непосредственному начальнику.
В кабинете у шефа находилась невзрачная личность. Как призрак, сидела на краешке стула. Но в присутствии этой личности даже шеф нервничал и потел. Он тоже, наверное, чувствовал себя "на ковре".
Валерию Георгиевичу вежливо попеняли, что, дескать, не стоит быть таким любопытным и въедливым, что имея жену и детей, нужно больше думать о них, что наличие Центра в недрах Системы само по себе нонсенс, а значит — государственная тайна. В общем, "вы меня понимаете..."
Вот так! Государство на ладан дышит, а все продолжает темнить.
Уголовное дело заглохло само по себе. Не по причине того разговора, просто все вокруг запахло дерьмом. И страна, и люди в этой стране учились жить заново. Например, его Танька. Из жалких процентов немецкой крови, что текла в ее ушлых жилах, она выжала невозможное. Сначала уехала в Гамбург, вроде как, по гостевой визе, потом забрала детей, да там и осталась.
— А кто б, не остался?! — "успокаивала" соседка.
Да, фрицы совсем с ума посходили. Дали этой дуре квартиру и множество льгот. Живет теперь, в ус не дует, чувствует себя стопроцентной немкой. Научилась считать деньги. Сортир у нее больше его квартиры. Государство с детей пылинки сдувает.
Через год после отъезда он получил от Таньки письмо, в котором она просила развода. Прости, мол, Валера, но я хочу жить, и очень устала бояться за тебя, за себя, за детей...
А этот невзрачный тип, что стращал его мертвым взглядом в кабинете у шефа, взял да и помер. Выбросился из окна знаменитой высотки.
Максимейко услышал, как остановился автобус и сразу открыл глаза. В древнем "Икарусе" работали только передние двери. Это облегчило задачу зафиксировать всех. Пассажиры делились по признакам пола, разбегались по придорожным кустам. Последним вышел мужчина с длинной седой бородой. Именно мужчина, а не старик, разведчика не обманешь. Был он одет в ослепительно белый комбинезон, в руке держал небольшой чемоданчик.
Стало быть, прибыли, собираемся выходить, — насторожился Максимейко. — Ничего себе, остановка по требованию. Ну что же, добро пожаловать! Он почему-то решил, что это и есть стрелок, хозяин бесхозного карабина.
Автобус скрылся из виду. Старик проводил его быстрым взглядом и двинулся в обратную сторону. Он шел, опустив голову, слегка загребая левой ногой. Поравнявшись с пригорком, на котором сидел полковник, негромко сказал:
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
