На Орбите

Mortu

На Орбите

Вторая Международная Космическая Станция, МКС-2. Дух полит-корректности, похоже, напрочь лишил человечество воображения в том, что касается крупных международных проектов. То ли дело американская Skylab, Небесная Лаборатория, или русские, а точнее — советские, Салют и Алмаз. С другой стороны, во всём остальном, кроме имени, орбитальный комплекс находится на высоте. Не только в прямом смысле (минимальная высота орбиты около шестисот километров), но и в переносном. Российская Федерация согласилась принять участие в новом проекте, вместо постройки своей станции, ОПСЭК. Американская НАСА тряхнула изрядно подкошенной множественными финансовыми кризисами мошной (где впрочем оставалось больше средств, чем у всех остальных стран-участников) и оплатила звёздный час американских же аэрокосмических компаний. Спэйс-экс озолотился на поставках в космос, а Бигелоу наконец-то смог продать свои надувные жилые модули. Впрочем, нужно отдать ему должное — просторные отсеки с псевдогравитацией, создаваемой вращением на декады опередили лучшее, что могли предложить правительственные концерны. Япония и Евросоюз так же не ударили в грязь лицом. Да что там говорить, кое-где подсуетились даже Корея с Австралией. Из серьёзных держав один лишь Китай гордо стоял в стороне и арендовал для тайконавтов место на стареньком МКС-1.

В сравнении со своими предшественниками, "Двойка" выглядит пятизвёздочным отелем на фоне каких-нибудь центрально-африканских халуп. Просторные лаборатории, научное оборудование на любой вкус, есть даже телескоп, мало чем уступающий легендарному Хабблу... технология, конечно, уже шагнула далеко вперёд и если бы "крёстный отец" орбитальной оптической астрономии был человеком, то он бы удавился от зависти своему потомку, что сейчас висит около земной точки Эл-два. Впрочем, новая станция блистает и комфортом. Основной и резервный жилые модули могут без напряжения вместить дюжину обитателей при том, что стандартный экипаж — всего лишь четверо. А туалет в псевдогравитационной зоне? Это же воплощённая мечта каждого космонавта первых десятилетий, вынужденного насиловать себя сортирами-пылесосами в невесомости. Команды МКС-1 что ни день исходят чёрной завистью. На сладкое — клипера. Нет, не парусники позапрошлого века, а современнейшие космические корабли, флотилию которых Россия всё же построила на волне очередного нефтяного бума. Целых два многоразовых корабля сейчас пристыкованы к швартовным модулям — борт под номером один для предстоящего возвращения на Землю и шестёрка в качестве резерва.

Экипаж на орбите под стать названию — интернациональный. Алан Шорт, командир экспедиции. Сорокалетний астронавт НАСА, совершающий свой третий по счёту космический полёт. Типичный блондин-васп (white anglo-saхon protestant) небольшого роста с пронзительным взглядом серых глаз, он успел побывать лётчиком-испытателем и получить пару медалей в Ближневосточных и африканских заварушках до перехода в космическое агентство. Ко всему прочему, американец ещё и подполковник ВВС в запасе, а телевидение лениво муссирует слухи о его возможном баллотировании в сенат от родного штата Техас. Юкина Сасаки, врач и микробиолог. Крепкая японка с фигурой пловчихи и лицом школьницы (не стоит выдавать её истинный возраст) попала в космическую программу своей страны по рекомендации старого знакомого и друга семьи, господина Фурукава, который и сам провёл не мало месяцев на первой и единственной в то время МКС. Космический полёт для неё — реализация детской мечты. Если у девушки есть о чём жалеть, так это об аллергии начальника экспедиции — из-за неё пришлось отложить эксперимент по длительному проживанию кошек в космических условиях. А "няк" Юкина просто обожает. Отто Штирлиц, инженер. Приставку "фон" его семья потеряла ещё во времена Второго Рейха (того, что с кайзером, а не с фюрером), но это не спасает педантичного немца от избыточного внимания русских коллег. Несчастный уроженец Майнца ежемесячно шлёт престарелой маме письма, где благодарит её за то, что она не назвала сына Максом. А седая благообразная фрау лишь молча улыбается, читая их, затем, берёт с полки старенький, зачитанный томик "Семнадцати Мгновений Весны", устраивается в кресле качалке и тихо гордится сыном в тепле камина.

Ну и какой правильный космический полёт обходится без русского? Максим Кузнецов — один из редких космонавтов Российской Федерации, отметившийся в вооружённых силах только путём военной кафедры в университете. Физик, доктор наук и программист от Бога. Что неудивительно — который десяток лет ни один серьёзный эксперимент или теория не обходится без компьютерной поддержки, которой не побрезговал бы и Майкрософт. Да что там, судя по отзывам о качестве Редмондской продукции, их разработчики заметно уступают в классе среднему аспиранту. Космос стал не только венцом карьеры учёного, но и привёл к ключевому перелому в его личной жизни — куда больше, чем тайны (возможно) сверхсветовых нейтрино, ум Макса занимал вопрос о том, как лучше сделать предложение дочери страны Ямато. О да, на орбите распустился самый настоящий цветок любви, соединивший загадочную русскую душу и верное японское сердце.

Станция живёт по Гринвичскому времени и почти армейскому порядку. Подъём в шесть утра — относительного конечно, так как за земные сутки на орбите больше десятка рассветов увидеть можно, отбой в двадцать один тридцать. Рабочий день десятичасовой, с половинной нормой по субботам, что оставляет более чем достаточно времени для досуга и общения с оставшимися на планете близкими.

— Что в новостях, Алан? — Японка бросила взгляд на хмурящегося в монитор командира и вернулась к увлекательной добыче остатков чая из тюбика.

— Ничего хорошего. Аятоллы опять ядерной дубинкой размахивают и опять грозятся Залив запереть.

— Персидский, что ли?

— Другого у них нет. Вконец оборзели, склепали десяток поделок пакистанского образца и считают себя мировой державой.

— Куда только Америка смотрела?

— Америка? — возмущается астронавт. — Ну уж нет, все вопросы к Китаю и России. Сколько лет они в СовБезе своим вето палки в колёса ставили?

— Знаем мы ваши резолюции, — русский физик лениво вступается за честь родины из соседнего отсека. — Ирак все помнят? НАТО дай только сунуть куда-то нос, не выковыряешь потом. Или Ливия, так там вообще позорище.

— США в той операции не участвовало, не надо.

— Как же, как же, — посмеивается Макс. — У меня все скрины сохранены. И о том, как вы европейцам бомбы поставляли, и как Ливийские счета замораживали. Отто, скажи ему.

— Не скажу. А вообще в ваши национальные склоки лезть не собираюсь. Надоели, сколько можно одну и ту же шарманку крутить. И ты, Юки, как будто не знаешь чем всё кончается, стоит только политику упомянуть.

— А как её не упоминать? Вторую неделю бодаются, как идиоты. Причём идиоты с атомным оружием.

— Да ладно тебе, — космонавт подплывает к подруге и легко сжимает ладонью её плечо, — Всё устаканится. Персы с пиндосами уже скоро пол века как собачатся по каждому поводу, и каждый раз оканчивается болтовнёй.

— Максим, — американец пускает в голос раздражение, — я же просил тебя не употреблять это слово.

— А ты притворись, что не понимаешь по-русски, — в космос летают образованные люди, говорящие не только на родной речи. Немец, вон, вообще пять языков знает, а Кузнецов, вдохновлённый чувствами, делает немалые успехи в изучении японского.

— Жалко, что ты не chukcha, — обречённо вздыхает представитель самой демократичной нации, — вот бы я тебе отомстил за pindosov.

— Проехали, Алан. Мир, дружба, жвачка. Слушай, кроме ближневосточного кризиса с феерическим порядковым номером, в мире хоть что-то происходит?

— Ничего, заслуживающего упоминания. У нас ежегодная заготовка индеек и рейды по магазинам перед Днём Благодарения. Ваши, подозреваю, ещё не просохли после празднования древней октябрьской революции. Кстати, почему вы её в ноябре справляете?

— Эх ты, темнота. Россия в начале прошлого века по старому, Юлианском календарю жила. Поэтому и церковные праздники у нас с вашими не совпадают.

— Точно, ваше Рождество в январе, и вся страна kvasit две недели после Нового Года. Мне Крис рассказывал, что твой предшественник на станции чудил.

— А как же. Не зря с ноября по апрель, когда на Руси праздники, командир экспедиции как правило американец.

— Макс, но это же не так, — возражает успевший подобраться поближе уроженец Рейнланда.

— У-у, шпион чёртов. Везде свой орднунг вставляешь, пошутить даже нельзя.

— Орднунг, мой друг, в космосе не просто важен, а архиважен! — немец гордо поднимает указующий перст.

— Всему своё место. Кстати, о kvashenii, видели бы вы ноябрьские праздники в семнадцатом году! Сто лет революции!

— Ты что, коммунист? — от удивления Штирлиц отцепляется от "пола" и совершает короткий полёт к условному потолку.

— Причём здесь коммунизм, дата же какая! Вот доживём до сорок пятого, приезжай ко мне в гости на девятое мая, покажу, как русские гуляют.

— Да, конечно, праздновать победу над Германией, — инженер демонстративно закатывает глаза.

— Сами виноваты, надо было дедушку Бисмарка слушать.

— А на нас в сорок пятом атомные бомбы сбросили, — неожиданно грустно напоминает о себе девушка.

— Это всё они виноваты, — космонавт переводит стрелки на своего западного коллегу, — пи... правоверные демократы!

— Все мы демократы, кроме разве что Ким Цжон Ына, — примирительно махает рукой астронавт. — Давайте-ка прикроем левую тему, выйдем на связь с соседями и отбой.

Соседи — экипаж "единички". Командир — Иван Гагарин. Всего лишь однофамилец, но дружеских подколок терпит не меньше злосчастного Отто. Под его зорким оком трудятся Щин Жанг, тайконавт и швед Бьорн Ингмарссон... владеющим сомнительным титулом первого представителя сексуальных меньшинств в космосе. Месяца три назад ультра религиозная пресса с пеной у рта призывала "не пускать содомитов на небеса", все три блога в Американской сети. Очередная речь Каддафи и то получила больше покрытия в новостях. Связаться с МКС-1 можно через ретрансляторы на Земле или, если позволяет орбитальное положение, то и напрямую. Разговоры чаще всего проходят для "галочки", так как научные программы станций как правило не пересекаются. Так произошло и сегодня. Коллеги похвалили японскую космическую пищу, доставленную Прогрессом на прошлой неделе (о да, это старьё всё ещё летает в космос!), отпустили дежурную порцию шуток на тему сантехники, да китаец посетовал, что Американо-Иранские разборки снова мешают спокойно работать фирмам его соотечественников.

Максим с трудом дождался окончания сеанса — предвкушение времени наедине с Юкиной отодвинуло остальные мысли на задний план. Его чувства к японке чем-то напоминали почти забытую подростковую влюблённость школьных дней — и это прекрасно, ведь чем старше человек, тем труднее ему не только найти себе "вторую половину", но и притереться к ней, прийти к гармонии. Врач была рада неожиданному счастью не меньше физика. Всё-же демографическая ситуация в её стране всё ухудшалась, "безполых" мужчин с каждым годом становилось всё больше, и нынче шансы женщины, старше тридцати пяти, создать семью мало отличаются от нуля. Это в молодости кажется, что впереди бесконечность, но чем старше, тем больше сомнений в том, что цена интересной и успешной карьеры оказалась посильной.

Космическая станция — на удивление шумное место. Шорох корпуса, что без конца то разбухает на солнечном ветру, то съёживается в тени планеты-матери, шум рециркуляторов и кондиционеров, гонящих живительный воздух по угловатым коридорам. Тихий гул электромоторов, писк датчиков и треск сотен динамиков от шальных космических ионов. Всё это создаёт постоянный, неповторимый фон, бессмысленный и убаюкивающий, сродни гомону больших городов. Благодаря ему, влюблённые не слышали не то что клацания пальцев астронавта по клавиатуре, но и потного пыхтения и топота, издаваемого на беговой дорожке старательным немцем.

— Какие у нас планы на вечер, Юки-чан? — спрашивает космонавт, закрыв за собой дверь-ширму.

— Хорошие планы, Макс. Я бы даже сказала, наполеоновские. Вышел сборник последнего сезона "Секирей"!

— Ты его уже скачала?

— Конечно. Не простаивать же сетевому каналу. Даже больше, у меня не просто стерео-версия, а полное три-ди! — довольно заявляет черноволосая красавица, одновременно переодеваясь в пижаму и нащупывая панель управления терминалом.

— А угол воспроизведения?

— Первый раз смотрим с авторским!

— Вы, японцы, бесподобны. В нашем с тобой возрасте мультики смотреть...

— Ха! Как будто ты не собираешься ко мне присоединиться.

— У меня есть смягчающее обстоятельство, — из голоса мужчины сочится наигранное превосходство.

— Какое же? — мисс Сасаки прижимается боком к своему избраннику и передаёт ему визор.

— Я, в отличие от тебя, мангу не читал!

Задорная музыка заставки негромко льётся из наушников и больше ничего не говорит о том, что космонавты "ушли в транс". Но ушли ли? Какое-то время спустя, рука Максима перебирается на живот девушки и просмотр отличного, в общем-то, аниме отложен до лучших времён...

* * *

Очередной рабочий день на орбите. Удивительно, но даже "последний фронтир" может превратиться в рутину — со временем человек привыкает если не ко всему, то к очень и очень многому. Составление отчётов о развитии штаммов микроскопической дряни в микрогравитации мало отличается от того же самого на Земле. В принципе, ближайший аналог МКС-2 — подводные лодки. Тоже жизнь, оторванная от общества, внутри не слишком просторной "бочки" в смертельно враждебной человеку среде. Главным отличием, пожалуй, можно считать отсутствие специфического "подводного" юмора — и контингент всё же другой, и тот факт что зашедшая достаточно далеко шутка запросто вызовет международный инцидент.

— Эй, Алан, — физик отвлекает астронавта от очередной дозы бюрократической писанины, — ты в своё время в штабе служил да?

— Ну? — с одной стороны почесать языком веселее, чем строчить никому не нужный бред, но с другой, отчёт-то всё равно придётся дописывать.

— Может ты мне объяснишь, с какого перепуга НАТО в одностороннем порядке установило бесполётную зону над заливом? Им делать нечего, кроме как тюрбанов дразнить?

— Макс... тебе что, делать нечего? Эксперименты закончились?

— Детектор глючит. Отто диагностику проводит, так что выбилось несколько минут свободных на перекур. А так как мы в космосе и я не курю, то смотрю новости.

— Ну так смотри, не отрывай от ра...

— ScheiЯe! — немецкая ругань гремит на всю станцию.

— Авария? — командир готов к действиям, за считанные секунды преодолев дистанцию до инженера.

— Т-там, на Земле! — тот тычет пальцем в иллюминатор, где за тёмной гранью терминатора (примечание: линия между дневной и ночной сторонами планеты) угасает тусклая оранжевая точка.

— Что это за херня? — раздражённо и настороженно спрашивает командир. Он знает, что в отличие от русского, Штирлиц не будет по мелочам беспокоить.