Девяносто девятый мир

Глава 1

День у Луки выдался так себе. Сестрёнку снова поймали на базаре, когда она пыталась стащить у торговца пару яблок. Цена тем фруктам была медяк за корзину, да только, чтобы собрать на выкуп, матери пришлось всю ночь и весь следующий день без продыху стирать чужое белье. Хорошо хоть, её подруга, такая же прачка, заболела и передала матери своих заказчиков.

Из-за всего этого он ел только раз за два дня, когда мама, сама едва держащаяся на ногах, пожалев старшего сына-калеку, накормила его сваренной на скорую руку баландой из картофельной кожуры. Этим добром и прочими объедками приторговывал Неманья — хозяин единственной харчевни на весь квартал.

Чтобы помочь матери со сбором выкупа Лука с её помощью забрался в инвалидную коляску и медленно выехал из лачуги, где они жили, направляясь к храму. Паперть там всегда занята профессиональными попрошайками, но если сделать вид, что просто проезжаешь мимо, могут и подать.

Мать и слышать не хотела о том, чтобы позволить ему вступить в Гильдию попрошаек. Она всегда была и оставалась гордой женой гладиатора. Это сейчас они жили в лачуге на окраине города, в которую перебрались после смерти отца, но было время, когда у них имелся хороший дом почти в центре столицы, а для Луки, кроме сиделки, нанимали няню, обучавшую его грамоте и прочим наукам.

Отца звали Север, и он был сражён на Арене три года назад. Только его заработки профессионального гладиатора и позволили в лучшие времена приобрести инвалидную коляску для Луки.

Севера убил Свирепый Игнат, ставший после того шестикратным победителем Арены. Шептались, что не все с тем боем прошло чисто, но не в силах Луки было вернуть отца, что бы там ни говорили. Теперь кости Севера гниют в могиле, а Игнат открыл лучшую бойцовскую школу столицы.

Медленно, медленнее болотной черепахи, но Лука пересёк небольшой участок перед домом и выехал на улицу. Преодоление пяти метров заняло у него почти десять минут. Его тело парализовало сразу, едва он появился на свет, а может, он стал таковым ещё в утробе матери. Те немногочисленные мышцы, которыми он владел, позволяли контролировать только кисти рук: не так хорошо, чтобы удержать что-то тяжёлое, но достаточно, чтобы управлять колёсами инвалидной коляски.

— Смотрите, опять этот калека! — закричал один из тех парней, при виде которых Лука сразу разворачивался, чтобы дать деру.

Хотя выражения 'сразу' и 'дать деру' не имели к нему никакого отношения. Обычно его замечали и потом долго измывались, пользуясь беспомощностью. Особенно жестокими издевательствами выделялся Карим, сын владельца харчевни Неманьи. Вот как сейчас.

Лука крутил колеса так быстро, как мог, поскорее пятясь к дому. Он и отъехать-то успел всего несколько метров от двора... Но нет, не успеть.

Бултых! В зловонную лужу возле него, поднимая фонтан грязной воды, плюхнулся булыжник. Луку обдало так, что промокла одежда. Мальчик стиснул зубы и попробовал двигаться быстрее. Обиднее всего было за напрасный мамин труд, она всегда старалась одеть его в чистое перед прогулками.

Он развернул коляску. Карим со своей сворой близко не подходили, продолжая развлекаться закидыванием камнями — путь им преграждала все та же огромная глубокая лужа, разлившаяся от обочины до обочины. Многодневные ливни и паводок затопили дороги, и народ передвигался по краям тротуаров, где было достаточно мелко, чтобы не замочить ноги выше колен.

Следующие булыжники посыпались один за другим — разбрызгивая помои и грязь, ломая спицы колёс коляски и щедро наставляя синяки и ушибы Луке. Старшеклассники улюлюкали, гоготали, выкрикивали непристойности в его адрес и распалялись все больше, подзадоривая друг друга особо удачными бросками или оскорблениями.

Один из камней попал Луке в плечо. Вспыхнувшая боль не позволила ему продолжить отступление: правая рука, казалось, онемела. В глазах защипало от обиды. Как же он мечтал встать! Да хотя бы ползать! Он бы дополз до каждого и вгрызся зубами, и дело было не в боли, а в беспомощности.

Злость Луки была направлена на богов, если они есть, на несправедливость мира, на родителей... Отец потратил много денег, чтобы вылечить сына, но ни многочисленные знахари, ни редкие, специально привезённые из степей шаманы, ни профессиональные медики и врачи не смогли ничего поделать с его недугом.

Одна гадалка сказала, что на сына легли грехи родителей, врала, скорее всего, но Луке это почему-то запомнилось. Наверное, потому, что винить во всем родителей было проще всего. Вот же они, рядом...

Были рядом. Отца уже нет, мать сдаёт с каждым годом, а сестрёнка Кора закончит путь в борделе — в этом Лука был уверен. Легконогая, фигуристая для своих тринадцати лет, улыбчивая и без каких-либо моральных принципов. А ещё с вечно разбитыми коленками. Кора брала все, что плохо лежит, не боялась лезть в драку с мальчишками намного старше, а уж откуда она иногда приносила и за что получала дорогие вещи: косметику, побрякушки, новые платья... Лука не хотел и знать. Он любил сестру, она любила его, и этого ему было достаточно.

— Эй, калека!

Лука непроизвольно обернулся. В последнюю секунду жизни он увидел перед собой огромный, заслонивший солнце булыжник.

Глава 2

Эск'Онегут, один из межмировых вселенских странников, заканчивал свою жизнь на Земле двадцать первого века в теле российского студента, чьё имя звучало намного реже, чем его ник — Крастер. Студент последнего курса факультета журналистики Илья Пашутин в журналистику вовсе не стремился и поступил в институт только по настоянию родителей. Вернее, отца, бывшего военного, который поставил сыну ультиматум: армия или журналистика.

Илья выбрал последнее и... игры. Мир компьютерных игр так увлек Эск'Онегута, что с десяти лет он почти все время бодрствования проводил за компьютером. Для Эска это была девяносто восьмая реинкарнация, и, как каждый странник, от жизни к жизни он становился сильнее, набирая очки Тсоуи, что на безмолвном языке означает 'баланс поступков', определяющий влияние на вселенскую гармонию. Очки Тсуои можно было потратить на кручение Колеса.

А Колесо использовать, затрачивая очки Тсоуи, сколько угодно раз — только плати. На нем были размечены миллионы секторов. Много пустых, отрицательные, но имелись и очень мощные, дающие текущему телу сверхспособности: невероятную силу, высочайшую скорость, смертельные боевые навыки, магические и творческие способности...

Таланты, разбросанные по Колесу, могли выпасть одного из четырёх уровней от обычного до непревзойдённого — лучшего в мире. Эск смутно припоминал, как в одной из прошлых жизней выиграл в Колесе возможность стать невидимым. Ох и покуражился он тогда! О воре, в теле которого он прожил почти шесть лет, в том мире, наверное, до сих пор ходят легенды.

На Земле Эск узнал понятие, наиболее близкое к Тсоуи, — карма. Вот только карма, был уверен он, выдумка и профанация, ибо берет в расчёт поступки, измеряемые по мерке весов самого человека и вокруг него же. В Тсоуи же поступки странника оцениваются по влиянию на вселенскую гармонию, ведь каждое действие, каждое слово кругами на воде расходится в прошлое и будущее всей Вселенной.

В тело Ильи Эск попал, когда тому исполнилось четыре года. Мать не уследила, малыш попал под разогнавшиеся металлические качели во дворе дома на детской площадке. Невинная душа унеслась во вселенское хранилище — ожидать следующего перерождения, если оно будет, — а в тело маленького Ильи вселился Эск'Онегут. Так вышло, что он в тот миг как раз умер в предыдущем.

В жизни до Земли он императорствовал на одной из периферийных планет Галактики, наслаждаясь всей полнотой власти и культом собственной личности. Лучшие самки, лучшие пьянящие и наркотические вещества, прекрасные блюда, исполнение любых прихотей — как самых извращённых, так и мельчайших...

Воистину, он стал худшим императором в истории той планеты, название которой в силу эффекта Затухания он уже не помнил. Немудрено, что его отравили.

Затухание — проклятие каждого странника. Эффект стирает память о прошлых жизнях, но знание о самом факте их существования сохраняется, как и воспоминания о последних минутах перед смертями. И чем ближе по счету прошлая жизнь, тем больше Эск помнил. До императорства он был великим музыкантом и певцом, исполнителем собственных песен, это он знал, но, разрази его гром, не помнил ни строчки из того, что тогда сочинил.

Память о годах императорства, девяносто седьмой жизни, сохранилась у Эска и в теле Ильи. Пресыщение властью было столь сильным, что на Земле двадцать первого века ему не хотелось ничего, связанного с этим. Изведав все доступные и недоступные радости жизни, которые были ещё свежи в воспоминаниях, на Земле Эск открыл для себя мир компьютерных игр. Осознав, что виртуальные миры, по сути, есть то, чем он и занимается, только в меньшем масштабе и с возможностью в любой момент сменить мир и виртуальное тело, Эск ушёл в них с головой.

И к концу своего земного пути в теле двадцатилетнего Ильи Пашутина своим бездельем и равнодушием к окружающему миру Эск заслужил минусовое значение Тсоуи. Мало того, что вся жизнь на Земле прошла без использования Колеса, так ещё и удачливость Эска стала отрицательной.

А если Фортуна повернулась к тебе задом, бесполезно выдавать пошлые шуточки. Эск'Онегут, для всех остальных Илья Пашутин, безвременно погиб, попав под машину, — торопился на семинар после бессонной ночи за компьютером.

'Черт, только не это! — подумал Эск, упомянув вполне себе земных чертей, потому что все ещё считал себя земным студентом. — Завтра же гильдейский рейд! Пропущу... Ванька будет недоволен...'

В следующее мгновение он перенёсся в другой мир и другое тело. Вот оно — его девяносто девятое перерождение. Его девяносто девятый мир.

Опять двадцать пять! Эск открыл глаза и попытался пошевелить конечностями. Они не слушались. Такое иногда случалось, если новое тело физиологически отличалось от предыдущего, но ведь геном был идентичным — таким же, человеческим. Казалось, с телом что-то не так.

Решив разобраться с этим потом, Эск погрузился во вводные данные.

Эск'Онегут, девяносто девятая жизнь.

Очки Тсоуи: −971 (значение отрицательное).

Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля.

Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707.

Итак, он все на той же Земле, только в параллельном пространстве. Это хорошо, переучиваться не придётся — как тогда, в теле восьмирукой рептилии. А вот то, что очки Тсоуи ушли в минус, это очень-очень плохо. За что такой минус? Он же ничего не делал, просто играл в компьютерные игры!

Возможность перерождения недоступна. Баланс очков Тсоуи должен быть выше нуля.

Право на перерождение с отрицательным балансом: исчерпано.

Право на разовое использование Колеса: доступно.

Эск мысленно выругался, помянув всех известных ему по прошлым жизням богов. Императором он ушёл в минус впервые за все перерождения, но был уверен, что отыграет очки Тсоуи в теле Ильи. Тогда он решил просто не делать ничего, что могло отрицательно сказаться на балансе. Как оказалось, за 'ничего не делать' Тсоуи карает жёстче, чем за все смертные грехи в теле императора...

Попав в тело будущего российского студента Ильи, Эск использовал право на разовое использование и крутанул Колесо, но выпал пустой сектор. Хорошо хоть, не отрицательный, могло выпасть какое-нибудь проклятие типа неизлечимой болезни или ограниченных умственных способностей. На большее очков Тсоуи уже не хватило, много было потрачено императором. Потрачено и утеряно.

Решив, что раз уж права на перерождение у него больше нет, то начинать жить надо как можно скорее, он вернулся в реальный мир и осознал, что лежит в какой-то глубокой вонючей луже. Запах от неё шёл кошмарный. Эск поморщился и сделал попытку встать, но у него ничего получилось.

Вода омывала половину лица, заливая глаза, нос, рот и ухо. Это было крайне неприятно.

Сделав усилие, могучий дух Эска вобрал в себя личность нового тела, включая все навыки и память, восстановил повреждения и на клеточном уровне исправил дефекты организма.

А потом он, пошатываясь, встал и оглядел свой новый мир.

У края лужи стояли какие-то чумазые подростки с изумлённо вытянувшимися лицами. Один из них — Эск-Лука понял, что это Карим, — выпучив глаза, заорал:

— Калека, ты что, научился ходить?

Память Луки Децисиму, четырнадцатилетнего сына погибшего гладиатора Севера, мальчика-овоща окончательно осела и структурировалась в разуме Эск'Онегута. Личность калеки была наполнена столь сильной яростью, что Эск, если можно так сказать, попятился, отступая перед первородным гневом беспомощного изгоя. Ему стало неуютно.

Черт! Да и устал он жить, ведь жизнь — это не только удовольствия, но и грусть, печаль, боль, голод, потеря близких, необходимость трудиться и что-то делать... Столетия, да что там, тысячелетия непрерывной жизни утомили странника.

И он, мысленно шепнув: 'Черт с тобой, живи. Я побуду зрителем', — передал бразды правления телом, системой Тсоуи и разумом бывшему калеке.

Лука, недоверчиво похлопав себя по бокам, по рукам и ногам, ощутил, что абсолютно здоров.

Он поднял голову и недобро взглянул на Карима.

Глава 3

— Карим вылечил калеку! — вдруг закричал Толстый Пит. — Волшебный бросок!

Шутку не поддержали. После последнего попадания Лука свалился с коляски и неподвижно лежал довольно долгое время. Они решили было, что тот умер, и собирались разбежаться, пока не появилась стража — маловероятно, но все же. Но калека встал!

Не веря своим глазам, подростки продолжали пялиться на Луку. Тот же не терял времени. Мнимым было выздоровление или нет, но неизвестно, когда это может закончиться. Мальчик, обтерев рукавом лицо, выбрался из лужи, подобрал пару булыжников, лежавших ближе всего и, неумело замахнувшись, бросил.

Камень пролетел метр и, поднимая кучу брызг, плюхнулся в лужу. Хулиганы удивились, а потом разразились хохотом.

Не медля, Лука бросил ещё один, и тот воткнулся в грязь рядом. Злясь на себя, Лука стал подбирать и бросать булыжники в тех, кто продолжал издеваться над ним даже сейчас, когда он владел телом, но не мог докинуть даже до середины лужи, на другой стороне которой умирали от смеха хулиганы.

Карим аж всхлипывал, держась за живот, а вместе с ним хохотали и остальные ребята. Громче всех надрывался Толстый Пит, правая рука Карима. Он подобострастно поддерживал вожака в любом начинании, ведь сын хозяина харчевни щедро делился с ним и другими ребятами недоеденными остатками с тарелок посетителей, а в этом районе столицы еда была самым ценным ресурсом.

Сколько раз Лука мечтал, что сможет поднять и вернуть брошенный в него камень! И вот... Будучи всю жизнь прикованным к постели, как и когда он мог бы научиться швырять булыжники? Был бы рядом отец... Да хотя бы Кора, вот уж кто легко и непринуждённо смог бы его научить, но сестрёнка находилась в застенках тюрьмы городской стражи, пока мама собирала деньги на выкуп.